Мара встретила его холодный взгляд и припомнила о своей решимости стать Тому и отцом и матерью. Матери нянчат, а отцы защищают. Возможно, Джордан прав.
- Но я не умею стрелять.
- Тогда я вас научу. Это не трудно. Сержант Паркер не всегда будет здесь дежурить, а меня может не оказаться рядом в трудную минуту.
- Вы правда думаете, что я смогу научиться?
- Если неграмотные двенадцатилетние дети крестьян стреляют из мушкета, вы тоже сможете, любовь моя. Возможно, вам даже понравится.
Маре трудно было представить себя с мушкетом в руках.
- Знаете, что мне действительно понравилось вчера? Ваша беззаветная храбрость.
Джордан рассмеялся.
- Но это правда! - продолжала Мара. - Вы действительно заслужили сенсационный заголовок. Только представьте: "Граф в одиночку разгоняет взбесившуюся толпу!" Жаль, что газеты упустили такую новость.
- Благодарю вас, дорогая. В чем дело? - добавил он, заметив, как пристально она его рассматривает.
- Вчера я наблюдала, как вы дрались, - осторожно начала Мара, - и вдруг поняла, что вам, похоже, и прежде доводилось попадать в значительно более опасные ситуации.
- Но ведь тогда кругом воевали.
- Вы видели настоящие бои?
Джордан промолчал.
- Вот почему вы так сочувственно отнеслись к тому майору у Дилайлы. - Мара положила ладонь ему на рукав. - Если бы я это знала, то безумно бы волновалась. У вас были раны?
- Так, царапины, ссадины. Не на что жаловаться. А ваш брак? Вы были счастливы?
Джордан умело сменил тему, но Мара все равно насторожилась и убрала руку. Опустив глаза, она пыталась придумать ответ.
- Значит, молчание, - тихим голосом прокомментировал Джордан. - Это что, вдовья скорбь? Или у вас была своя война?
Мара подняла на него взгляд, и он прочел в нем страдание.
- Вам досталось сполна, так? - прошептал он.
Пряча лицо, Мара склонила голову. Не скоро она собралась с духом, чтобы ответить:
- Виконт Пирсон подарил мне Томаса. А потому… я не могу говорить о нем плохо.
- Он с вами дурно обращался? - жестко спросил Джордан, не сводя с нее напряженного взгляда.
- Сейчас это не имеет значения. Он умер. - Мара прямо посмотрела ему в лицо. И Джордан понял, что она не желает обсуждать эту тему.
- Умер, - повторил Джордан, стараясь совладать с неожиданным приступом гнева. - Мара, вот что я подумал… - успокоившись, продолжил он.
- Да?
Джордан положил ладонь на ее руку.
- Я хочу вернуться в вашу жизнь… в любом качестве.
Словно онемев, Мара взглянула на Джордана.
- Вы говорили, что вам не нужен любовник. Я с уважением отношусь к вашей позиции. Но… но вы представить себе не можете, как я тосковал о вас, как много писем я вам написал!
- Писем? - Глаза женщины распахнулись.
Джордан скорбно покачал головой:
- И ни одного не отправил.
- Но почему?
- Любовные письма молодого дипломата не та почта, ради которой будет рисковать курьер, пробираясь через линию фронта.
Мара потрясенно смотрела на собеседника.
- Вы их сохранили?
Он покачал головой.
- Я сжег их, когда узнал, что вы вышли замуж за лорда Пирсона.
Она жадно вглядывалась в его лицо.
- Что в них было?
- Не помню. Вероятно, дифирамбы вашим глазкам. И тому подобные глупости. В основном я писал, как тоскую по вас. Вы не можете себе вообразить, как я жалел тогда, что в тот вечер пытался вести себя зрело и ответственно. Помните, как вы сделали мне предложение?
Мара опустила взгляд, но успела заметить в его глазах теплый свет.
- О, джентльмен не стал бы напоминать мне об этом.
- Вы вели себя поразительно. В вас было столько веры, столько страсти…
- Вспоминаете, как я вас поцеловала?
Джордан улыбнулся, поймал ее взгляд - и не отводил глаз, пока от их синевы у нее не закружилась голова.
- Я всегда помнил этот поцелуй.
- Я тоже, - прошептала она.
Джордан наклонился и прикоснулся губами к ее губам. Мара затрепетала, но когда его поцелуй стал горячее, отстранилась и постаралась унять стук сердца.
- Я не могу. Я не выдержу нового удара. Ради сына я должна беречь свои силы.
- Простите. - Джордан откинулся на спинку стула. - Не стоило этого делать.
- Не нужно извиняться. Я же не говорила, что мне не понравилось.
Джордан недоуменно посмотрел на нее, но в этот моменту дверь постучала миссис Басби.
- Миледи, вы просили сказать, когда мастер Томас будет ложиться.
Мара повернула горящее лицо к двери гостиной.
- Благодарю вас, миссис Басби. Сейчас иду, - торопливо проговорила она и взглянула на Джордана.
Тот ответил язвительной, почти сардонической улыбкой:
- Тогда позвольте откланяться, леди Пирсон. Примите мои самые добрые пожелания. - Джордан поднялся из-за стола. - Благодарю вас за сандвич и эль.
- Не стоит, - пробормотала Мара. "Скажи же что-нибудь!" - лихорадочно подумала она, с усилием сглотнула и наконец собралась с духом: - Так что с вашим планом… распространения нового слуха? - выпалила она, когда Джордан уже направился к двери.
- Да-да, - с интересом обернулся Джордан. - Так что же с нашим планом?
Мара покраснела еще сильнее.
- Вы не отказываетесь от своего предложения?
- От какого? Притвориться вашим возлюбленным? - Он пожал плечами. - Разумеется, нет. Мне нравится быть рядом с вами. Все получится.
- Конечно, - с бьющимся сердцем едва выговорила она. - Завтра у вас есть свободное время?
- В любом случае я его найду. Что вы имеете в виду?
- Ммм… Не знаю. Проехаться по магазинам?
- Э-э-э… - с сомнением протянул Джордан.
- Днем Бонд-стрит - любимое место всех светских сплетниц. Если там нас увидят вместе, это послужит хорошим началом для нового слуха.
- Отлично. В какое время за вами заехать? - спросил Джордан, и его глаза блеснули ледяным синим огнем.
Мара пожала плечами и закусила губу, пытаясь скрыть радостную улыбку.
- После полудня будет прилично, милорд.
- Хорошо, я буду в два часа. И, прошу вас, берегите себя до той поры.
Джордан шагнул к ней, взял за руку и долго смотрел в глаза.
- Да что с вами? - спросила Мара.
- Вы были очаровательной девушкой, а стали восхитительной женщиной.
- Благодарю вас.
Джордан поцеловал ей руку.
- Доброй ночи, миледи.
- Доброй ночи, милорд.
Мара с дрожью ощутила, как, прощаясь, он провел ладонью по ее руке.
Джордан взял шляпу, перчатки и вышел, а Мара еще долго чувствовала, как горит кожа там, где он к ней прикоснулся.
И к лучшему, что он ушел, думала Мара. Ей надо успокоиться, справиться с чувствами, которых она не испытывала с самой юности. Останься Джордан еще ненадолго, она могла бы совершить что-нибудь абсолютно недопустимое - например, пригласить его наверх. И не для того, чтобы помочь уложить сына.
Глава 8
Все попытки сбежать потерпели крах, но за прошедшие дни Дрейк уже понял, что эти люди не собираются его убивать. Кем бы они ни были, они не собирались ни пытать его, ни причинять какой-либо другой вред. Похоже, они на самом деле верили, что являются его друзьями.
Дрейк прекратил с ними спорить, ибо споры ни к чему не привели. Только-только он начал обретать хрупкое чувство безопасности под защитой своего пожилого благодетеля Джеймса Фолкерка, как его снова выдернули из привычной уже обстановки. Дрейк чувствовал, что стоит у края бездны.
Как мог Джеймс так поступить с ним, предать его? Ведь он же спас старику жизнь! Может быть, он чем-то разгневал своего благодетеля, и тот отдал его в руки этих чужаков?
Но страх за Фолкерка мучил его сильнее, чем обида, неопределенность и гнев. Внутренний голос просто кричал ему, что Джеймс попал в беду, а он, Дрейк, ничем не может ему помочь.
Вот теперь эти люди увозят его из Лондона, где находится Джеймс. С каждой милей его возбуждение становилось все сильнее.
- Вот мы и на месте.
Коляска, в которой они несколько часов назад выехали из Лондона, остановилась. Лорд Ротерстоун бросил на него лукавый взгляд. Глаза Макса смотрели пристально и оценивающе, голос звучал ободряюще.
Маркиз настаивал, чтобы Дрейк называл его "Макс", под тем предлогом, что они якобы с детства были друзьями.
- Взгляни-ка!
Дрейк настороженно выглянул из окна кареты. Они остановились на гравийной подъездной дорожке напротив большого загородного дома в центре поместья.
- Узнаешь это место?
- А я должен узнать?
- Это Уэствуд-Мэнор. Твое поместье. Оно кажется тебе знакомым?
Дрейк смущенно поерзал на подушках сиденья.
- Я… я не уверен. - Ему сообщили, что он граф Уэствуд. Но разве человек может забыть такие вещи, если не окончательно рехнулся?
- Пошли. Посмотришь поближе.
Они выбрались из коляски. Дрейк постоял рядом, разглядывая дом - предположительно свой. Возможно, здесь действительно его родной дом, но сердце никак этого не подтверждало.
Солидный дом, в обычном стиле. Очень впечатляет. Портлендский камень. Массивные колонны поддерживают классический портик. Ряд окон с белыми рамами. На каждом этаже окна слегка отличаются друг от друга по размеру и стилю. Деревья с искусно выстриженными голыми кронами растут по обе стороны дорожки к парадному входу. Между ними уже появились нарциссы. Серый март уступал место зеленому апрелю.
Дрейк окинул взглядом цепочку деревьев в том месте, где зеленый парк и выгон для лошадей сливались с лесными просторами.
Лазурное небо просвечивало сквозь обнаженные ветки, они трещали от ветра. На некоторых кустах уже набухли яркие почки.
- Ну и как? - жадно спросил Макс, заглядывая ему в глаза.
- Красиво, - пробормотал Дрейк и пожал плечами.
- Это твой дом, - настойчиво проговорил маркиз. - Дом твоих предков. Твое наследство. Ты здесь родился, Дрейк. И рос тоже здесь. Пока тебя не призвали служить ордену.
- Вот как… - Дрейк искоса посмотрел на маркиза.
Макс сардонически усмехнулся:
- Пошли. Тебя ждут. И всегда ждали. И молились о том, чтобы еще раз увидеть.
- Кто ждет?
- Увидишь.
И Макс пошел к дому. Дрейк двинулся следом. Под ногами скрипел гравий. Он вдруг ощутил просыпающееся беспокойство и проглотил комок в горле. В голове замелькали призрачные обрывки воспоминаний, недоступные, как уносимые ветром чайки.
По широким плоским ступеням он поднялся к портику. Сердце как молот бухало в груди. Ноги стали тяжелыми - казалось, они не хотели подниматься по этой лестнице.
На мгновение Дрейк усомнился: что лучше - остаться чистым листом, каким он ощущал себя сейчас, или вспомнить прежнюю жизнь и себя настоящего? Может быть, лучше не знать? Может быть, есть вещи, которые стоит забыть?
Он был уже наверху, когда парадная дверь распахнулась. Перед ним стояла худая, старая, хрупкая леди. Она опиралась на трость. На ней была шелковая накидка, а на щеках - яркие пятна румян, но лицо под гримом вдруг стало мертвенно-бледным.
- Леди Уэствуд. - Макс приветствовал ее почтительным поклоном, но она не обратила на него внимания. Глаза старой дамы впились в лицо Дрейка.
Казалось, она потеряла дар речи, но по щекам вдруг покатились слезы. Дрейк неуверенно посмотрел на Макса. Маркиз ободряюще кивнул на старую леди, но та уже спешила ему навстречу, насколько ей позволяла хромота. Ветер раздувал ее накидку. Дрейк наблюдал за ней с удивлением и любопытством, изо всех сил стараясь вспомнить, кто она такая. Дама казалась ему знакомой.
Вдруг она бросилась вперед, вскрикнула и обняла его. Дрейк пришел в замешательство. Дама была так взволнована, что он, желая утешить, обнял ее в ответ.
- О Дрейк! Слава Богу! Мой сын жив! Мой храбрый воин! Ты жив! Я всегда в это верила. Мальчик, милый мой мальчик, что они с тобой сделали? Нельзя было отпускать тебя!
Она вцепилась ему в руку. Дрейк недоуменно смотрел на Макса. Тот кивком подтвердил, что эта женщина действительно его мать. Дрейк пришел в отчаяние. Если он не может вспомнить собственную мать, то разве у него есть надежда? Лучше бы немцы убили его! Это уже слишком! Он много страдал и не желает ничего помнить!
Тем не менее, обнимая леди Уэствуд в ответ, Дрейк вдруг ощутил слабый запах ее духов. Ароматы лаванды и розы коснулись его ноздрей и заставили сердце болезненно сжаться. Где-то в самой глубине сознания возникло какое-то беспокойство, но, прежде чем Дрейк успел разобраться в природе этого ощущения, женщина, продолжая держать его за руку, отступила.
- Входи, входи же скорее! Дорогой мой сынок, наконец-то ты дома. Теперь мама будет за тобой ухаживать!
Дрейк подчинился. Следом за ним вошел Макс, потом непреклонный сержант Паркер, готовый в любую минуту пустить в ход пистолет, который он прятал под плащом, если Дрейк сделает хоть один неверный шаг.
Внутри их ждала толпа молчаливых слуг. Люди стояли и смотрели на него во все глаза. И снова в ноздри ему ударил знакомый запах. Полировочный воск и слабый аромат лимона…
Его провели в гостиную, где Дрейк с удивлением обнаружил собственный портрет над каминной полкой.
Когда все сели, только Паркер остался стоять в дверном проеме, не сводя глаз с Дрейка. Макс попытался объяснить леди Уэствуд его состояние:
- Мы надеемся, что пребывание здесь запустит процесс воспоминаний о прежней жизни.
- Да-да. Я очень рада ему и вам тоже, милорд. Дома ему будет лучше всего. Здесь его место.
Вдруг где-то хлопнула дверь. По вестибюлю простучали чьи-то шаги.
Сержант Паркер резко обернулся, готовый лицом к лицу встретить любую опасность.
- Стой, кто идет? Кто вы? - воскликнул он.
В дверях стремительно возник силуэт девушки с длинными каштановыми волосами. Паркер схватил ее за руку, не пуская в комнату. Даже не взглянув на сержанта, она попробовала его оттолкнуть и застыла на месте, когда ее взгляд встретился с глазами Дрейка.
- О Боже, так это правда! - выдохнула она. - Ты жив!
- Вы настоящая? - потрясенно выговорил тот.
- Ты ее знаешь, Дрейк? - быстро спросил Макс.
Дрейк смотрел во все глаза.
- Я думал, вы сон, - прошептал он.
Она одна была рядом с ним в самые страшные часы, когда он сидел в баварской пыточной камере и впереди был только ад. Молчаливое нежное создание, склонявшееся над ним с сочувствием, ангел, порожденный его воспаленным разумом. Это прекрасное видение всегда было с ним, пока он не решил, что это плод его воображения. И вот теперь она стоит перед ним наяву. Девушка с фиалковыми глазами.
За неделю Джордан понял, что очень трудно обращаться с женщиной как с королевой, если столько от нее скрываешь. Тем не менее он решил последовать совету Макса в том, что касается Мары.
Жизнь редко дает человеку второй шанс. На сей раз он его не упустит, а там - будь что будет.
Прошло совсем не много времени, а в свете почти перестали болтать о связи Мары с регентом. Теперь всех занимал другой вопрос: почему лорда Фальконриджа так часто видят в обществе леди Пирсон?
Они вместе гуляли по магазинам на Бонд-стрит, водили Томаса посмотреть на пони в цирк Эстли, а Мара за городом училась стрелять. В субботу вечером они вместе были в опере, где Фальконридж представил Мару Дафне, леди Ротерстоун, и ее светловолосой спутнице, мисс Клариссе Портленд. В тот вечер обеих леди сопровождал Бошан, так как Макс уехал на север с Дрейком.
Бошан оглядел Мару и послал Джордану одобрительный взгляд. Тем временем Дафна и Кларисса набросились на бедную женщину с расспросами, но Джордан сжалился над ней и увел Мару. Эти дамы считают его своей собственностью, с улыбкой объяснил он Маре, а потому относятся к нему как сестры.
Вскоре стало известно, что регент вернулся из Брайтона. Последовало официальное сообщение о помолвке принцессы Шарлотты и принца Леопольда.
Теперь, когда счастливая новость стала общеизвестной, Маре хотелось как можно скорее подарить гордому отцу невесты своего Герарда, пока Карлтон-Хаус не заполонили толпы поздравляющих. Она настояла, чтобы Джордан ее сопровождал и помог ей нести драгоценное произведение. Нельзя же лакею доверить шедевр - так Мара утверждала, кокетливо хлопая ресницами.
Джордан заставил совесть умолкнуть и заявил, что с радостью ей поможет. У него возникло ощущение, что Маре хочется похвастаться им перед своим августейшим другом. Возможно, ей не терпелось узнать, что о нем думает "Джордж".
И вот следующим утром Джордан вышагивал рядом с Марой по причудливым залам Карлтон-Хауса. Впереди шествовал преисполненный собственного достоинства дворецкий до странности маленького роста. В руках Джордан держал картину Герарда Доу, роскошно упакованную в ярко-синий шелк и перевязанную белой бархатной лентой. Джордан немного опасался, что картина - настоящее сокровище - затеряется среди роскоши Карлтон-Хауса.
Сам он рассматривал интерьеры дворца несколько циничным взглядом.
Разумеется, Джордан всеми силами пытался скрыть свое истинное отношение к королевским причудам, но даже такому опытному лжецу, как он, было сложно изобразить восхищение изощренным декором королевского дома.
Одно только слово "пышность" не могло охарактеризовать столь кричащее великолепие. Здесь не было ни одной ровной поверхности - завитушки наползали на арабески, позолоту, резные фризы. Коринфские колонны из мрамора всех оттенков. Цветов хватило бы на несколько похорон. Расписные потолки. Узорчатые ковры. Стены увешаны шедеврами живописи. Китайский стиль сражался с готическим, и оба хаотично перемешивались с греко-римским. Одно было ясно: его королевское высочество совсем не склонен к классической сдержанности.
- Неудивительно, что у него подагра, - шепнул Джордан Маре. - Я бы тоже разболелся в таком интерьере.
Мара поджала губы, потом ткнула Джордана локтем в бок.
- Нельзя, чтобы он услышал. - Она указала на маленького дворецкого. Но Джордану хотелось ее подразнить, ведь среди этих мраморных стен любой смешок метался бы бесконечным эхом.
- Жаль, я не захватил припасов, - едва слышно продолжил он. - Вы не предупредили, что нам предстоит суточный марш-бросок.
- Ведите себя прилично, - таким же шепотом ответила Мара. Дворецкий как раз вводил их в крыло с личными покоями, где принц жил и принимал друзей.
Отчасти Джордан был прав. Любой потерял бы счет гостиным и парадным лестницам. Мара и ее спутник прошли сквозь залы всех размеров и форм. Простые квадраты и прямоугольники не удовлетворяли артистичную натуру принца. Здесь был огромный зал восьмиугольной формы, несколько круглых помещений, две библиотеки, пять столовых, включая знаменитую Готическую оранжерею, в которой могло поместиться две сотни гостей.
- Честно говоря, у меня уже закружилась голова. Вы прихватили нюхательные соли? Вдруг я упаду в обморок?..
- Не беспокойтесь. Если это произойдет, я приведу вас в чувство, - с насмешкой ответила Мара. И тут же добавила: - Не уроните картину, Джордан!
Он ответил широкой улыбкой.
- Не уроню, дорогая.
И он пристроил раму на позолоченный столик. В этот момент дворецкий поднял руку в белой перчатке, сделал им знак подождать, исчез за следующей дверью, но через мгновение вернулся и широко распахнул дверь: