Джек очень, чертовски, безумно надеялся, что Саманте Монро тоже понравился этот поцелуй… хотя зачем ему это нужно, если речь шла всего лишь о политике, черт бы ее побрал?
Глава 3
– А ну заткнулись все, быстро! – Монти порядком притомилась за время поездки в переполненной детьми машине. – Господи, да это место не просто огромно, а очень огромно!
Лили первой выпрыгнула из машины и теперь стояла, уперев руки в бедра, и с открытым ртом разглядывала возвышавшийся перед ней особняк. Грег выбрался с заднего сиденья и присоединился к сестре. Из его уст вырвалось восторженное:
– Черт, какой домина! Наверняка там внутри есть бассейн и зимний сад.
– Старик, этот дом больше, чем наша городская тюрьма. – Саймон обнял друга за плечи и с готовностью разделил его восторг.
– А мы, часом, адрес не перепутали? – Монти вышла из машины и остановилась сразу за детьми. На ее лице застыло изумление. Покрутив головой, она заявила: – Этот дом похож на Букингемский дворец. Смотрите-ка, девочки, даже башенки есть!
– Не думаю, что мы ошиблись адресом. Ведь ключ подошел к воротам! – Сэм пока не видела дома, лишь слышала восторженные "ахи" и "охи" детей и подруги. Сама она пыталась извлечь из машины упиравшегося Дакоту, который по какой-то известной только ему причине отчаянно цеплялся за детское кресло. Кроме того, за недолгий в общем-то путь, малыш успел хорошенько облиться соком, и вся кофточка спереди была мокрая. Дейл крутился рядом, и теперь Дакота был покрыт клочками шерсти, прилипшей к мокрой одежде.
Сэм вздохнула. Не то чтобы ее так уж сильно заботило, какое впечатление произведут ее дети на Джека Толливера, но все же ей хотелось, чтобы ее малыши выглядели милыми и чистенькими. Кроме того, ее ведь наняли, чтобы исправить образ Джека в глазах общества. И платить собирались более чем щедро. Но видно, сегодня просто не самый удачный день для создания образа идеальной семьи, а так как прессы пока не ожидается, пусть ее дети будут такими, какие уж они есть.
Дейл пробрался мимо хозяйки, спрыгнул из машины и побежал к дому. В ту же минуту Дакота перестал сопротивляться, и порядком замученная Сэм смогла наконец поставить малыша на дорожку. Дакота мгновенно потопал вслед за собакой, а Саманта получила возможность окинуть взглядом свое новое жилище.
– Боже!.. – Саманта Монро зажала рот рукой и, вытаращив глаза, принялась разглядывать дом. Конечно, Денни говорила, что дом большой и что он производит впечатление, но Сэм и представить себе не могла, что он окажется настолько большим и настолько впечатляющим! Ей и в голову не могло прийти, что нормальные люди – не члены королевской семьи и не поп-звезды – могут жить в таком доме. Ну, с другой стороны, Толливеров явно нельзя назвать совсем нормальными людьми, раз они ненормально богаты!
Саманта часто проезжала по этой улице, но ей ни разу и в голову не пришло, что за высокими заборами, деревьями и кустами может скрываться подобная роскошь. Улица насчитывала десяток дорогих особняков, но этот превосходил по роскоши все остальные. И никто из владельцев не собирался хвастаться своей собственностью. Наоборот, улочка была так удачно расположена, что, не снабди ее Денни точными инструкциями, Сэм и на этот раз проехала бы мимо.
– Мам, а мам, давайте пойдем внутрь!
Сэм с удивлением взглянула на дочь. Лили буквально подпрыгивала от нетерпения, от напускного подросткового равнодушия не осталось и следа. Последний раз она так искренне проявляла свои чувства… Когда же это было? – Сэм покачала головой – давно. До того как начался переходный возраст.
Саманта сделала несколько шагов к дому и уже нашарила в кармане ключ, когда двери красного дерева распахнулись, и на пороге предстал сам хозяин. Саманта смотрела на улыбающееся лицо Толливера и изо всех сил старалась отогнать воспоминания о том поцелуе на тротуаре возле ресторанчика. Поцелуй оказался столь впечатляющим, что Сэм готова была наброситься на Джека Толливера прямо на улице.
Саманта вернулась к реальности и заметила, что улыбка Джека становится все более напряженной по мере того, как он разглядывает людей, собравшихся у порога. Наверное, стоило предупредить хозяина особняка, что Монти и Саймон тоже приедут – они изъявили желание помочь Саманте устроиться. "Да какого черта!" – подумала Сэм в сердцах. Неужели теперь ей нужно будет спрашивать разрешение на каждую мелочь?
Но мистер Толливер на удивление быстро оправился от шока и, улыбаясь, спустился навстречу гостям. Он был в отутюженных брюках цвета хаки и белоснежной рубашке с закатанными рукавами. На плечах накинут темно-синий свитер с бордовым узором. Идеальный мужчина и его роскошный дом смотрелись как реклама Ральфа Лорена в каком-нибудь модном журнале. Впрочем, впечатление несколько портила порядком побитая и далеко не новая "тойота" на подъездной аллее.
Но Джек, словно не замечая этого диссонанса, шел к гостям. Вот он уже совсем рядом с Лили, Грегом и Саймоном. Вот он улыбается и протягивает руку. Какой-то шум раздался с другой стороны. Джек обернулся.
– Господи помилуй, – пробормотала Монти.
Джек выставил на стол семь чашек и сделал семь порций какао. Он старался мило поддерживать светскую беседу, умело вовлекая в нее всех семерых присутствующих. И все это время в его мозгу билась одна мысль: "Стюарт ведь очень хороший юрист, и я плачу ему очень хорошие деньги. Господи, сделай так, чтобы он догадался спрятать где-нибудь в договоре маленький пунктик… оговорку, которая позволит после всего аннулировать это безумное соглашение и дать задний ход. Ведь и дураку ясно, что ничего хорошего из этой авантюры не выйдет!"
Эта мысль прочно обосновалась в голове Джека сразу, как только он увидел на своей лужайке малыша в одной курточке. Штанишки, или что там у него было, он нес в руке, и они волочились за ним по земле. А так парнишка был абсолютно голый. И это в декабре месяце! Курточка же его почему-то вся была покрыта собачьей шерстью.
Впрочем, источник собачьей шерсти быстро отыскался – пес Саманты чувствовал себя абсолютно счастливым и бодро копал ямки на идеально ухоженной и ровной лужайке перед домом Джека.
Когда все наконец зашли в дом, Толливер заметил троих подростков – они озирались вокруг с диким видом и, кажется, боялись даже дышать. Мальчишка, которого звали Грег, очень сильно заикался. Девочка, Лили, выглядела болезненно бледной, ужасно худой, а глаза ее были так сильно накрашены, что издалека макияж можно было перепутать с двумя синяками, которые кто-то ей поставил. Мальчик афро-американской наружности по имени Саймон сидел как индейский божок – скрестив руки на груди и плотно сжав губы. А его мамаша, подружка Саманты, с любопытством осматривала дом и, когда находила нечто особенно понравившееся, издавала странные жужжащие звуки. Например, на нее – судя по шмелиному жужжанию – произвела огромное впечатление комната для дам рядом с холлом. В этой комнате гостьи могли привести себя в порядок и припудрить носики, дабы явиться обществу во всем блеске. Потом Джек наблюдал, как Монти жужжала на центральной лестнице и в комнате, где одну стену занимали экраны телевизоров, а вдоль других выстроились все мыслимые средства современной электроники и связи. Жужжание обрело веселенький мотивчик в бассейне и обогатилось присвистами при виде огромного холодильника.
Но потом случилось самое странное: Джек почувствовал себя не в своей тарелке, когда тот же любопытный и оценивающий взгляд заскользил по его персоне, сверху вниз, не пропуская ничего, и при этом дама продолжала жизнерадостно жужжать.
Саманта явно была смущена поведением своего младшего сынишки. Она изловила непослушного Дакоту, надела на него штаны и принялась извиняться, все время повторяя, что никак не может приучить парня к горшку. Джек был смущен не меньше Саманты. "Зачем выносить эту тему на всеобщее осуждение?" – думал он. Зачем ему такие подробности? Они не нужны ему сейчас и никогда не понадобятся в будущем.
Саманта сидела, не спуская малыша с колен, будто боялась, что он убежит, разобьет что-нибудь или опять снимет штаны. А мелкий, но шумный пес лаял и скребся у входа. Не услышать эти звуки было просто невозможно.
Джек вдруг вспомнил, что Кара, говоря о семействе Монро, употребила слово "идеальный". О чем, черт возьми, думала эта женщина? Какие голоса может принести ему такая компания?
– Раз я смогу взять отпуск и некоторое время не работать, то буду сидеть дома и больше времени проводить с детьми. Думаю, скоро все у нас наладится, – говорила Саманта.
Джек кивал, стараясь поддерживать вполне содержательную и светскую беседу. Они говорили не только о детях, но и о ценах на рынке недвижимости, о том, как именно будет оформлен перевод Лили и Грега в частную школу. Кто и когда будет приходить убирать дом и поддерживать порядок на участке.
И все это время Джек старался убедить себя, что не любуется Самантой и что его совершенно не волнуют ее потертые старенькие джинсы, так здорово обтягивающие аппетитную попку, и ее непритязательный свитерок. Джек злился на себя за слабость, но ничего не мог поделать. Ему все время вспоминался их мимолетный поцелуй, и его так и разбирало провести повторные испытания.
Господи, сделай так, чтобы в контракте нашлась зацепка и Стюарт смог бы повернуть все назад! Только тогда он вернет себе свой дом и душевное равновесие!
Дети в молчании пили какао, а Джек, пользуясь тишиной, прикидывал, сколько понадобится времени, чтобы выдворить отсюда всю команду и вернуть их туда, откуда они явились.
Вспомнив то количество барахла, которое с сегодняшнего утра разместилось в его доме, Толливер вздохнул.
"Шесть месяцев, – сказал он себе. – Шесть долгих месяцев".
– Я хотела бы увидеть свою комнату и разобрать вещи, – раздался невыразительный голос Лили.
Джек взглянул на девочку. У нее были синие глаза, как у матери, а вот губы, тонкие и блеклые, скорее всего, достались ей от отца, – ничего общего с красивым и выразительным ртом Сэм.
Толливер напомнил себе, что Лили сейчас несладко, мало того, что она переехала жить в чужой дом, в понедельник ей предстоит пойти в совершенно незнакомую школу. Джек уже договорился, Лили будет посещать частное заведение "Парк Тюдор", а оно сильно отличается от муниципальной школы, куда ходила девочка. Такие перемены непросто дались бы и взрослому, а уж Лили наверняка нервничает ужасно.
Джек ободряюще улыбнулся и сказал:
– Конечно. Давайте-ка я устрою вам экскурсию и покажу, где чья комната. Они все в одном крыле.
Повисло напряженное молчание. Потом Сэм неуверенно кашлянула и сказала:
– Надо же, как интересно. Честно сказать, прежде мне никогда не приходилось жить в доме, у которого есть крылья. Вот Грег может подтвердить, что пределом моих мечтаний всегда был гараж. – Она улыбнулась, надеясь хоть немного развеселить подавленно молчавших подростков.
– А я так вообще всю жизнь имела дело только с куриными крыльями, – подала голос Монти, и женщины засмеялись.
Дети тоже захихикали. Даже Саймон позволил себе сдержанную улыбку. Джек присоединился к общему веселью и дал себе слово, что как только вырвется отсюда – сразу же позвонит Стюарту. Черт, только бы в договоре нашлась хоть какая-то лазейка!
Сэм откинулась на пуховые подушки и попыталась успокоиться и отдышаться. Что за странное существо – человек. Вот, казалось бы, произошло настоящее чудо: ее проблемы будут решены, жизнь ее… хотя последние три года вообще трудно было назвать жизнью, скорее борьба за выживание. Так вот, жизнь ее наконец налаживается. Но глупое сердце выбрало именно сегодняшний день, чтобы тяжело стучать в груди и замирать по любому поводу и без. Может, это потому, что она просто устала? А может, сердцу так тревожно, оттого что наконец-то у нее появилось время, чтобы вздохнуть свободно? Время подумать. Время прислушаться к своим чувствам.
К несчастью, чувства эти внушали Саманте большую тревогу.
Пытаясь обрести хоть какое-то подобие душевного равновесия, Саманта взглянула на Дакоту, который лежал в ее кровати. Малыш спал счастливым младенческим сном: дыхание его было ровным, ротик чуть приоткрылся, щечки цвели румянцем. На нежной коже лежала тень от длинных ресниц. Малыш продержался в своей новой спальне ровно пять минут, а потом ему стало страшно, и он прибежал к маме. Саманта подумала, как, должно быть, счастлив Грег, получивший настоящую спальню в единоличное пользование.
Она устроила Дакоту на подушках, накрыла пуховым одеялом, и через две минуты он уже тихонько сопел и, наверное, видел счастливые сны. Свет в комнате был погашен, но Саманта оставила включенной лампу в ванной комнате, примыкавшей к ее спальне, и теперь могла в полумраке любоваться ангельским личиком сына.
Саманта покачала головой: он просто копия отца. Единственное, что Дакота унаследовал от нее, – это красивые рыже-золотые локоны.
Саманта погладила головку сына и вздохнула. Иногда сходство Дакоты с Митчел причиняло ей боль. Как можно забыть человека, если по дому бегает его портрет? Все три года она мучилась мыслями о своей несостоятельности. Должно быть, она оказалась совершенно никудышной женщиной и плохой женой, если муж вдруг решил, что он гомосексуалист, и подал на развод… и все это в то время как она была беременна. Но больше всего убивал Саманту тот факт, что Митч испарился сразу после рождения Дакоты. Просто исчез, бросив ее и детей. И с тех пор его никто не видел. Неизвестно даже, жив ли он. Душа болела, и Сэм знала, что ничто не залечит эту рану. Нужно просто привыкнуть, превозмочь боль и жить дальше. Когда деревья ломают корнями асфальт, им, наверное, тоже больно. Но они выживают. "Выживу и я, – в который раз повторила себе Сэм. – Шоу должно продолжаться".
Саманта лежала, прикрыв глаза, и вслушивалась в звуки большого незнакомого дома. Размеренно тикали часы в холле… Постепенно на молодую женщину снизошло желанное умиротворение. Пульс ее пришел в норму, и дыхание выровнялось.
Самое главное, что все они вместе и все здоровы. Остальное можно пережить. А через полгода, когда закончится срок контракта, все будет совсем здорово. Они подыщут небольшой уютный дом. Сама она вернется на работу в салон, а Дакоте найдет милую няню. Лили съездит во Францию… или еще куда-нибудь – куда захочет. А Грег будет посещать самого лучшего логопеда в Индианаполисе. И самого неболтливого. И в новой школе дети смогут выбрать себе предметы по душе, будут следовать своим интересам и пристрастиям. Они поступят в колледж, ибо деньги на обучение оговорены в контракте.
Это и есть ее цель. Чтобы дети были свободны и счастливы. Только поэтому Саманта согласилась на столь безумную затею. Только ради них она согласилась переехать в этот огромный незнакомый дом.
Сон все не шел, и Саманта открыла глаза. Даже в полумраке комната выглядела роскошно. Пожалуй, такие интерьеры она видела только в старых фильмах: с Одри Хепберн или Диком Трейси. Высокие окна драпировались ярдами и ярдами изящных штор, которые свисали с кованых карнизов и водопадами струились вниз, а потом щедро падали на ковер, образуя небрежные озерца ткани. Той же тканью были обиты два диванчика, стоящие у беломраморного камина. Стены покрыты дорогущими шелковистыми на ощупь обоями: узор из королевских лилий – кремовое на кремовом – изящество и роскошь. Мебель была явно сделана из натурального дерева и выглядела как антиквариат. Возможно, это даже и есть настоящий французский антиквариат, сказала себе Сэм. Впрочем, она не очень разбиралась в подобных вещах, а потому не была в этом уверена. На низком столике у камина стояла большая хрустальная ваза, полная цветов. Наверное, их поставила туда миссис Дайсон, решила Сэм. Интересно, каково это – иметь прислугу?
Саманта перевела взгляд на приоткрытую дверь ванной комнаты, из-за которой пробивался свет. Эта ванная комната была больше, чем гостиная в ее старом доме. Белый мрамор, сверкающие зеркала и металл без единого пятнышка ржавчины или известкового налета. А в душе шесть разных режимов. И сама душевая кабина такая большая… такая большая, что… Пожалуй, сейчас не время предаваться подобным раздумьям. Но как-нибудь в другой раз – непременно. Тем более что в том же помещении находятся здоровенная джакузи, подогреваемый пол и целый склад пушистых махровых полотенец всех размеров и неизменно кипенной белизны.
Но самым потрясающим предметом в отведенных ей комнатах Саманта сочла кровать, на которой они с Дакотой возлежали в данный момент. Огромное ложе с четырьмя витыми столбиками по углам. Вверху парил полупрозрачный полог. Матрас был обтянут кремовым сатином в нежно-розовую полоску, а по всему периметру его украшали оборки и белые кисточки. Венчалось же все это грандиозное сооружение немыслимым числом подушек и подушечек разных форм и размеров. Простыни ласкали кожу, и все вместе создавало впечатление греховной роскоши. Саманта не могла не вспомнить ту простую двуспальную кровать, на которой она спала всю свою замужнюю – и разведенную – жизнь в доме на Арсенал-стрит.
Сэм лежала и улыбалась, вспоминая свой последний разговор с домовладельцем – мистером Скитером Уэстеркампом. Да, они прерывают аренду и съезжают. Да, она помнит договор и согласна на потерю залога. Да, она желает ему счастливо оставаться… в этом гадюшнике, который только такой засранец, как мистер Уэстеркамп, мог не ремонтировать годами и драть за него такую плату!
А потом они сели в машину и многое осталось позади: сломанный мусоропровод, треснувшая ванна, разбитое стекло в комнате мальчиков и кособокая дешевая мебель. Ехали они, ехали – и наконец приехали. На Сансет-лейн, в дом Джека Толливера!
Хорошо, что она не поддалась на уговоры Монти прихватить с собой кухонные стулья.
Саманта взглянула в темный угол. Там, во встроенном шкафу, стояли у стены ее картины. Может быть, теперь она найдет время не только дышать, думать и чувствовать, но и рисовать. Саманте хотелось надеяться, что она еще не позабыла, как это делается. А главное – что в душе ее осталось нечто, достойное того, чтобы выразить себя в красках.
Саманта свернулась калачиком, вновь подивившись роскоши и удобству кровати, и почему-то подумала о Джеке. И сразу же, как по команде, тело отреагировало волной тепла и тянущим чувством где-то внутри, то ли в душе, то ли внизу живота, в средоточии женской сущности. Во всем виноват тот поцелуй у ресторанчика, решила Сэм. Это было нечестно – целовать ее вот так… так, что она до сих пор не может выбросить из головы эти краткие, но весьма приятные и волнующие ощущения. Саманта уже сто раз повторяла себе, что все это – работа, часть контракта, но почему-то эти отрезвляющие мысли не помогали. Словно Джек Толливер открыл ящик Пандоры… Нет, это слишком громко и мрачно. При чем тут Пандора? Джек открыл ларец, куда Саманта прятала свое одиночество.
Ой, что-то не то с системой образов! Ларец – эта такая милая шкатулка, которую можно открыть и закрыть. А закрыть обратно ее чувства вряд ли будет просто.
Саманта зажмурилась. Ага – банка с содовой. Если ее потрясти, а потом открыть – то струя ударит так, что все вокруг получат свою порцию. И обратно не закрыть и не усмирить. Так же и ее тоска, одиночество и ощущение собственной ненужности. Три года все это бродило и взбалтывалось – и теперь Джек сорвал крышку.