Зазвонил телефон, и Мэри глубоко вздохнула. Она и так уже кипела гневом и не хотела больше слышать ни от кого ничего неприятного. Во всяком случае, до тех пор, пока не изольет свой гнев на голову этого горе-писаки.
- Это твоя мать, - сказала Энни, держа трубку с таким отвращением, будто это была дохлая мышь, и скорчив брезгливую гримасу. - Она уже видела статью.
Мэри кивнула, покорившись своей судьбе и поняв, что ей не так скоро удастся утолить жажду мщения.
Получасом позже разгневанная владелица ресторана сидела на пресловутом зелено-оранжевом диване в гостиной родителей, окруженная членами своей семьи, столь же разгневанными статьей, как и они с Энни. Этот журналист разворошил осиное гнездо, и теперь все жужжали и шипели, никто и не думал о послеобеденном сне.
- Я собираюсь позвонить твоему дядюшке и рассказать об этом. Альфредо уж знает, как прищучить этого Дэниела Галлахера. - Губы Софии были сжаты в ниточку и выражали глубочайшее презрение. Она не переставая ходила по комнате и махала руками, как ветряная мельница. - Ирландец! Что взять с ирландца? У ирландцев нет вкуса. Они едят только вареный картофель и мясо. Mama mia! Как человек, питающийся таким образом, имеет наглость писать подобные статьи?
София никогда не питала особо нежной любви к ирландцам и не скрывала этого. Они слишком много пили, ели безвкусную пищу и, по ее мнению, слишком много внимания уделяли Дню святого Патрика. У итальянцев был свой святой День Колумба, но ему не придавалось такого значения.
Несмотря на нелюбовь ее матери к ирландцам, Мэри не ожидала, что София столь яро примет ее сторону в борьбе с пасквилянтом, хотя в значительной степени он выразил собственное мнение Софии насчет кухни Мэри.
- Ты должна была бы позлорадствовать, мама. Этот обозреватель считает, что мое меню составлено без должного вдохновения, а мои шоколадные вафли нетрадиционны для итальянской кухни. - Это было болезненно для Мэри. Она долгие часы провела, совершенствуя и улучшая рецепт вафель, и знала, что они удавались ей на славу, получались просто до неправдоподобия удачно! Чтобы доказать это, она была готова набрать фунты и фунты лишнего веса. - Я так понимаю, что Дэниел Галлахер полностью согласен с тобой.
- Я ведь пыталась убедить тебя не включать в меню пиццу. Она привлекает синие воротнички, простолюдинов, у которых пиво льется из ушей и ноздрей. Но разве ты послушала меня? Правда и то, что у меня были сомнения насчет вафель. Мы должны поддерживать традиции нашей итальянской кухни. Именно они и делают нас тем, что мы есть. Зачем портить хорошее?
- Так, значит, ты согласна с этим обозревателем и считаешь мою еду плохой?
Мать Мэри возвела очи к потолку, ища поддержки у Всевышнего. Когда оной не последовало, она только покачала головой.
- Нет. Еда очень хороша. Но тебе все-таки следовало прислушаться к совету матери.
- Если бы я слушала тебя, то никогда не открыла бы ресторан.
"И не выехала бы из этой квартиры". Но Мэри не собиралась вновь касаться этого больного вопроса. Ее мать расценивала ее переселение на новую квартиру как дезертирство и приняла ее поступок как личное оскорбление.
- Мэри права, - вмешалась Конни, подойдя к сестре и обвивая ее плечи рукой, украшенной браслетом с бриллиантами, тем самым выказывая ей свою поддержку. - А ты с самого начала была против. Поэтому теперь не имеешь права высказываться.
- Ах, твоя мать не имеет права на собственное мнение?
Фрэнк Руссо откинул голову назад и расхохотался. При этом двадцать пять фунтов его лишнего веса мерно заколыхались.
- Это прекрасно! А ну-ка попробуй заткнуть ее. Я потратил на это сорок три года, да так и не преуспел. Так что забудь об этом!
Следы бруклинского акцента иногда проявлялись в его речи, как и способствующая красноречию манера жестикулировать, что делало его похожим на дирижера симфонического оркестра. По правде говоря, почти все члены семьи Руссо изъяснялись таким же образом. Бытовало широко распространенное мнение, что если бы во время беседы итальянцев заставили сидеть, подложив под себя руки, они стали бы немыми.
- Тебе бы следовало побеспокоиться о манерах своей матери, а не о моих, - заметила София мужу, и взгляд ее таил обещание расправы.
Было весьма сомнительно, что она шантажировала мужа, грозя отказать ему в близости. Мэри была почти уверена, что супружеские отношения между ее родителями давно прекратились. Но независимо от этого она старалась не представлять их исполняющими мамбо, предназначенное для продолжения рода.
София всегда проявляла сдержанность, когда речь заходила о птицах и пчелах, очевидно опасаясь, что этот разговор наведет на опасную тему.
Мэри узнала о том, что у девочек бывают месячные, от подруг по школе, да и то только после того, как однажды испугалась, что истечет кровью.
А когда она отважилась спросить мать о сущности полового акта, ей было сказано, что жена должна выполнять свой долг и покоряться мужу. В завуалированной форме мать принялась разъяснять ей назначение "вишенок" и "шариков", и только значительно позже Мэри узнала, что это были иносказательные обозначения некоторых мужских и женских половых органов.
После такого невразумительного объяснения Мэри уже никогда больше не заговаривала с матерью на эту тему.
- Где твоя мать? - спросила София мужа. - Я не должна спускать глаз с этой безумной старухи. Клянусь Господом, из-за нее я поседею прежде времени.
- Мама задремала, - сообщил Фрэнк жене. - В глазах его плясали смешинки. - А что касается твоих волос, моя любимая, то они уже и так седые. И чтобы скрыть седину, ты пользуешься этой дикой рыжей краской.
София красила волосы хной с тех пор, как Люсиль Болл начала ее рекламировать в 50-е годы, хотя бывали случаи, что она от этой краски становилась похожей на маску клоуна, а не на Люсиль Болл.
"И все же для женщины, которой перевалило за шестьдесят, - подумала Мэри, глядя на мать, - София выглядит и держится очень хорошо". И это внушало Мэри надежду на будущее.
Испепелив взглядом улыбающегося мужа, София сказала:
- У тебя разве нет никаких дел в подвале, Фрэнк?
По ее негодующему виду можно было заключить, что она хотела бы избавиться от него.
Поняв этот более чем тонкий намек, Фрэнк подмигнул дочерям и поднялся.
- Я знаю, когда мое общество находят нежелательным. Пойду-ка я в парк, погоняю шары и немного выпью. Увидимся позже, девочки.
Он послал им воздушный поцелуй и исчез за дверью.
- Ваш отец сведет меня в могилу. Я не переживу того, что он отошел от дел! - воскликнула София. - Сначала все эти безумства, которыми он отличался всегда, а теперь вот шары. Этот человек одержим игрой, Вы знаете, что он держит шары на полке в чулане в коробке, обитой бархатом, рядом с портретом Эдди Фишера, на котором есть его автограф?
Она сморщилась, и лицо ее выразило безмерное отвращение.
Жалобы их матери по поводу привычек отца были знакомы сестрам слишком хорошо. Мэри и Конни обменялись понимающими взглядами.
Потом Мэри сказала:
- Ты слишком сурова с папой. Тебе повезло, что он у тебя есть. Он безумно любит тебя.
- Ах вот как? Точно так же мне может быть предана и моя собака. А я не желаю слышать насмешек и оскорблений по поводу состояния моих волос.
Все три женщины сидели за длинным кухонным столом, застланным желто-белой клеенкой под цвет стен, желтых, как яичный желток. Солнечный свет лился сквозь двустворчатые окна. Его яркость смягчали только сильно накрахмаленные занавески того же желтого цвета. Свет падал на черно-белые квадраты линолеума, столь безупречно чистого, что с него впору было есть.
София была скрупулезно чистоплотна, чтобы не сказать одержима манией чистоты и порядка в доме. Вы бы ни за что не нашли ни одного пятна жира в ее духовке, а ее ванная комната произвела бы впечатление на кого угодно.
Мэри же ненавидела уборку и питала отвращение к любой домашней работе, и в этом отношении она ничуть не походила на мать.
Собственно говоря, теперь, когда она жила одна, Мэри намеренно оставляла в кухонной раковине горы грязных тарелок просто потому, что могла себе это позволить.
Мэри считала свою ванную чистой, но никому бы не посоветовала есть там с полу. Да впрочем, едва ли кто-нибудь и выразил бы такое желание.
Пока София наливала в фарфоровые чашки с узором из роз кофе, настолько крепкий, что оставленная в нем ложка так и продолжала стоять стоймя, она бранила Мэри за то, что ее кофе был слабым и якобы пах мочой. Конни тем временем передавала по кругу блюдо с бисквитами, купленными утром в булочной-кондитерской Фьорелли.
- Ну и в каком состоянии нынче заднепроходные дела? - поддразнила Мэри сестру между двумя кусочками бисквита, стараясь скрыть озорную улыбку. - Удалось ли Эдди в последнее время набрести на какую-нибудь по-настоящему интересную задницу?
- Мэри, такие темы за столом! Да еще когда мы едим!
Однако Конни предпочла пропустить мимо ушей протест матери и ответила:
- Я не имею права разглашать медицинские тайны. Это вопрос этики. - Но разумеется, такая мелочь, как врачебная этика, не могла ее остановить. Конни питалась сплетнями и расцветала от них. - Но миссис Сантини приходила недавно для ежемесячного обследования. И думаю, скоро она прекратит свои визиты, потому что Эдди говорит, что у нее все в порядке. Он утверждает, что ее толстая кишка настолько чистая, что могла бы вместить еду, предназначенную для нескольких празднеств.
- Ха! Да эта женщина уже многие годы переполнена дерьмом! - заявила мать. - Хотя со стороны Лу очень мило, что он продает мне телятину со скидкой, я сомневаюсь, что его мамаша знает об этом. Она дешевка, эта особа.
Неприязнь Софии к Нине Сантини имела глубокие корни. Это началось с того, что много лет назад жена мясника завысила цену на шесть отбивных из ягненка и вынудила Софию заплатить на пятьдесят восемь центов больше.
С тех пор София имела на нее зуб, то есть пребывала в том состоянии, которое по-другому называется вендеттой. Иметь что-то против кого-нибудь очень по-итальянски, и мало бы нашлось людей, способных годами питать ненависть лучше, чем это делала София.
- У тебя ведь с ним свидание, да? - спросила она, ткнув пальцем в Мэри.
- Боже тебя упаси, мама, платить за телятину полную цену!
- Так ты встречаешься с Лу Сантини?
Темные глаза Конни стали огромными. Потом она по-девчоночьи захихикала. Кого-нибудь это детское хихиканье могло бы неприятно поразить, но сестра Мэри походила на совершенную фарфоровую куколку. Она была прелестна и добра. Эти два слова полностью определяли сущность Конни. Когда речь шла о ней, невозможно было сказать о Конни ничего другого. И Мэри не могла испытывать к Конни ничего, кроме обожания. Правда, любимицей матери Конни была главным образом потому, что удачно вышла замуж и подарила Софии троих внуков, по которым та сходила с ума. Если у Конни и был недостаток, так это ее волосы. "Мятежные волосы" - называла их Мэри. Они не поддавались гребню, выбивались из любой прически и образовывали нечто вроде вороньего гнезда. Одним словом, они жили сами по себе, своей собственной жизнью. Однако Эдди нравилось, что они стояли над головой Конни облачком. Он считал, что это прибавляет ей роста, и не разрешал остричь их.
- Надеюсь, ты не будешь и дальше попрекать и дразнить меня профессией Эдди, - обратилась сестра к Мэри. - Особенно если сама собираешься замуж за сына мясника.
- Лу - славный малый. - Произнося это, София глазами подала сигнал младшей дочери, пытаясь заставить ее замолчать. - Мэри могла наделать гораздо больше глупостей и найти жениха похуже.
- Мы только собираемся куда-нибудь пойти вместе, мама. Поэтому не спеши договариваться в церкви о венчании.
По понедельникам ресторан Мэри был закрыт, и она договорилась о свидании с Лу в следующий понедельник. В течение двух недель она уже откладывала встречу, ссылаясь на занятость в связи с открытием ресторана, но теперь, как сказала бы Энни, пора было сбавить обороты. Мэри не имела намерения обменяться с Лу Сантини "соками тела", хотя подруга настоятельно советовала ей это.
Обрадованная этой новостью и на некоторое время умиротворенная, София ворчливо выразила свое одобрение.
- Это хорошо. Так что ты будешь делать с этим газетчиком? Напишешь протест и отправишь письмо в его газету? А лучше будет, если ты позволишь мне намылить ему шею.
Видеть Софию в роли Немезиды было для Мэри чересчур. Одна мысль об этом вызывала у нее крапивницу.
Покачав головой, она отодвинула свой стул от стола.
- Я сама отправлюсь туда. Но сначала мне надо немного остыть. Сейчас я слишком взбудоражена. Я навещу мистера Галлахера и скажу ему все, что думаю о его статейке.
"А на прощание, - решила Мэри, - я вручу ему визитную карточку Эдди".
- Я могу позвонить дяде Альфредо. Он… - Последовала многозначительная пауза, и Мэри расхохоталась бы, если бы ее мать не выглядела такой серьезной. - Ты же знаешь, у него связи
Я.не хочу перекладывать свои проблемы на других, мама. Не забывай что я итальянка. Я не стану беситься и метать громы и молнии. Я поведу себя достойно.
ПИЦЦА ДЯДИ ЛУИДЖИ
ТЕСТО ДЛЯ ПИЦЦЫ
2, 5 стакана муки, ] чайная ложка дрожжей, 1 чайная ложка сахарного песка, 0, 75 стакана теплой воды,
1 столовая ложка оливкового масла, 1 чайная ложка соли.
ТОМАТНЫЙ СОУС
2 фунта консервированного томатного пюре, 2 фунта
консервированного томатного соуса, 2 фунта
консервированной томатной пасты, чеснок и мелко
порубленный лук по вкусу, базилик, орегано, соль и перец
по вкусу.
Растворить дрожжи и сахар в теплой воде, добавить оливковое масло и соль, затем муку. Как следует размешать. Затем тщательно вымесить. Вымешенное тесто прикрыть чистой салфеткой и дать подойти. Приготовить соус. Потушить в оливковом масле чеснок и лук, добавить томатный соус, пасту, пюре. Приправить базиликом, орегано, солью и перцем по вкусу. Тушить на слабом огне 4-6 часов.
После того как тесто увеличилось в объеме вдвое, выложить его на доску, посыпанную мукой, и вымесить снова. Руками или скалкой раскатать тесто до размера дна большой сковороды для пиццы, чтобы оно покрыло ее полностью.
Большой ложкой налить сверху соус, добавить несколько видов сыра и любые овощи или копчености по вашему вкусу.
Выпекать при температуре 200 градусов в течение 15-20 минут, пока сыр не расплавится и на пицце не образуется коричневая корочка. Рассчитано на 8 порций.
Глава 4
Дэн смотрел в окно своего офиса на кипящую жизнью и движением улицу далеко внизу. В это время дня было много транспорта и часто возникали пробки. Гудели клаксоны автомобилей, кричали раздраженные пассажиры, пешеходы спешили перейти улицы на перекрестках и увернуться от чересчур нетерпеливых водителей грузовиков, стремившихся поскорее доставить свой груз к месту назначения. Но Дэн сейчас был далек от этой суматохи. Все его мысли и чувства были взбудоражены сценой, произошедшей утром между ним и его сыном.
Мэт возненавидел свою новую школу, питал отвращение к жизни в многоквартирном доме, и Дэн опасался, что в ближайшем будущем парень возненавидит и его.
- Почему маме понадобилось уехать? - добивался ответа Мэт. - Она меня больше не любит?
В эту минуту Дэн ненавидел Шэрон так сильно, что у него разболелось сердце. Неужели эта женщина не понимала, какой урон она нанесла их сыну своим дезертирством? Неужели ей было на все наплевать?
- Почему ты не можешь жить в обычном доме, вместо того чтобы ютиться в этой замшелой квартире? Флаффи здесь не нравится.
Свернувшись клубочком на обитой дорогой кожей цвета виски софе Дэна, возлежала Флаффи, кошка Мэта. Она равнодушно взирала на маленькое закрытое, вымощенное кирпичом патио с участком величиной с почтовую марку, заросшим травой, побуревшей и почти высохшей, потому что Дэн постоянно забывал ее поливать, а также с единственным деревом - дикой яблоней, которая цвела по собственному усмотрению, когда ей заблагорассудится, что случалось, надо признать, не слишком часто, потому что об удобрениях тоже часто забывали.
Флаффи на это было наплевать - она гадила в пластиковый мусорный ящик, жрала дорогую кошачью еду и спала большую часть дня, почти не принимая участия в жизни Галлахера и его сына и, уж во всяком случае, ничем не стараясь помочь им. По крайней мере так казалось Дэну.
Вот собаки все-таки заслуживают свое право на еду. Они очень верные друзья. Они отдают хозяевам свою любовь без всяких условий и только иногда просят ласки - любят, например, чтобы их потрепали по голове. Однако когда Дэн попытался обратить внимание сына на этот факт и даже предложил купить ему собаку, какую тот пожелает, это предложение было встречено холодным неприятием и возгласом:
- От собак воняет!
Очень часто Дэн не знал, что ответить сыну. Хотя ребенок и был травмирован дезертирством матери, нельзя же было каждый раз пасовать, видя слезы сына. И Дэн не знал, кого Мэт ненавидел больше: мать - за то, что она бросила его, или отца - за то, что тот взял его к себе в дом, который ему не нравился.
- Твоя мама любит тебя, Мэт. Не знаю, почему она сбежала с этим инструктором по аэробике.
Хотя на самом-то деле у Дэна было на этот счет одно соображение, и вполне правдоподобное. Парень был на добрых десять лет моложе Шэрон, и у него были такие мускулы, о каких Дэн и мечтать не мог. Дэн не слишком изнурял себя физическими упражнениями, если не считать единичных случаев, когда ему приходило в голову пробежаться трусцой. К счастью, у него был хороший обмен веществ, и ему не приходилось опасаться того, что он наберет лишний вес.
- Я думаю, она влюбилась в него. Это иногда случается. Но это вовсе не значит, что она разлюбила тебя. Я знаю, что она тебя любит так же, как и я.
- В таком случае почему же она сбежала? Мамы не должны бросать своих детей. Все должно быть наоборот.
У его восьмилетнего сына были дар дедукции и безупречная логика. К несчастью, Дэн не мог дать ему убедительного объяснения.
- На этот вопрос может ответить только она сама. Но я рад, что теперь ты постоянно живешь со мной. Я скучал по тебе. Мне тебя не хватало. А теперь мы снова вместе и можем все делать то, чего не могли прежде, потому что не имели такой возможности.
Его работа спортивного журналиста вынуждала его все время перемещаться в пространстве, часто уезжать из дома, что в значительной степени поспособствовало их с Шэрон разводу, не считая многих других вещей.