…Прошло еще полгода. За это время мы с ней несколько раз встречались. Обычно я приезжал в город М., и мы с ней либо гуляли по городу, либо сидели в гостиничном номере. А до того мы писали ДРУГ другу длинные письма, обменивались фотографиями и с нетерпением ждали новой встречи. Если раньше в этих местах соревнования проводились часто, то теперь их или вообще не было, или были всего один раз в году. Моей студенческой стипендии, естественно, не хватало, чтобы пересекать всю страну и видеться с ней. О том, чтобы она приехала ко мне, и речи быть не могло. Ее отец был категорически против наших встреч и считал, что ничего, кроме горя и разочарования, я ей не принесу. Я думал иначе.
Но вот получилось так, что мы с другом оказались недалеко от тех мест, и я уговорил его сделать достаточно большой крюк и поехать к ней. Я хотел сделать ей сюрприз. Но…
Это был один из самых паршивых дней моей жизни. Шел мелкий, противный снег. Город стал серым и невзрачным. Наши попытки устроиться в гостинице остались без успеха. Нигде мест не было. Сначала это меня мало волновало. Я думал, что если мы ничего не найдем, то поедем на электропоезде в город М. В их гостинице всегда были места. Но самый тяжелый удар был впереди. В междугородном переговорном пункте я заказываю разговор с городом М. Берет трубку ее отец. Я называю свое имя и прошу ее к телефону. В начале он молчит, а потом заявляет: "Ее нет, она уехала". Я теряю дар речи, темнеет перед глазами, с большим трудом я заставляю себя выговорить: "А куда… куда она уехала?" "К тетке, - говорит он, - отсюда ехать двести километров".
Я кладу трубку и иду к выходу. Меня догоняет друг и сильно трясет за плечо:
- Ты куда летишь как лунатик? Что-то случилось?
- Случилось, - говорю я, убитый горем, - она уехала, понимаешь, уехала. Все, берем билеты и улетаем из этого проклятого города!
- Не сходи с ума, - говорит он спокойно. - Я уже позвонил своей знакомой, мы сейчас встретимся с ней. Не думаю, что ситуация такая безнадежная. Ты хоть спросил, когда она вернется?
Возразить было нечего, хотя у меня пропало всякое желание куда-то идти, кого-то видеть, что-то делать.
Мы встречаемся с его подругой, и она нас приводит в какое-то общежитие. Незаметно для вахтера просачиваемся внутрь и оказываемся в небольшой уютной комнате. Мы достаем еду, бутылку коньяка. Коньяк делает свое дело. Я начинаю понимать, что не все в этой жизни так плохо: этот город, этот мелкий снег, ее отец…
- У меня к тебе большая, просто огромная просьба, - обращаюсь я к нашей спутнице. - Я тебе дам номер телефона моей девушки. Она живет в городе М. Сейчас она уехала к своей тетке. Позвони, пожалуйста, завтра и спроси, что это за тетя, где она живет. Я завтра поеду к ней в гости!
Друг смотрит на меня, как на сумасшедшего, девушка только улыбается.
Следующий день был противоположностью первого. С утра светило солнце и уже не было так холодно. В центральной гостинице города, где нам неоднократно уже отказывали, мы вдруг выясняем, что большинство номеров забронировано для спортсменов, и для подтверждения даже указывают на одного из них. У того мы выясняем, что в городе именно в этот день и именно по нашему виду спорта проводятся соревнования. Через пятнадцать минут мы уже были в оргкомитете соревнований, где нашли много знакомых, приятно удивленных нашим желанием участвовать в открытом первенстве их родного города. Через полчаса мы уже стояли перед вытаращенными от удивления глазами администратора с направлением для поселения в гостиницу. Нам достался великолепный, двухместный номер с высоким потолком, люстрами и зеркалами, с большой и красивой ванной комнатой. Но чудеса на этом не закончились, девушка моего друга приходит к нам и говорит, что дозвонилась до города М.
- Ну что сказал тебе ее отец? - мрачно интересуюсь я.
- С отцом я не говорила, трубку взяла твоя девушка. Оказывается, она никуда не уезжала.
- Что-о-о?! - ору я.
- Да-да, - смеется девушка. - Одним словом, завтра в двенадцать она тебя будет ждать около почтамта… Она сказала, что ты знаешь, где это.
Я не знаю, как справиться со свалившимся на меня с небес счастьем. Стоп!!! Завтра начинается открытое первенство города, и мы с другом должны на нем участвовать. Получается, что я должен выступать плохо и досрочно выбыть из соревнований, а вот он должен, наоборот, выступить хорошо. Он должен вернуться в гостиницу не раньше семи вечера.
Против этого плана он ничего не имеет, но жизнь в очередной раз вносит свои коррективы. Оказывается, что наши скитания по холодным улицам не прошли бесследно. Он простыл. Сначала у него появился насморк, вечером уже поднялась температура. Я в отчаянии. Если он серьезно заболеет, то будет все время лежать в номере… Это меня никак не устраивает. Я достаю для него крепкий чай, заставляю выпить остатки коньяка, и он засыпает.
Утром он просыпается помятым, слабым, но без температуры. Мы спешим на соревнования. Я, как и было задумано, выбываю из соревнований, а он, собрав все силы, пробивается дальше…
Ровно в двенадцать она уже стоит у почты. Она никогда не опаздывает… Мы не обнимаемся, не целуемся, как это делают при встрече наши ровесники. Я не говорю, как по ней скучал, как переживал, боялся, что больше ее не увижу. Она не говорит, что очень рада этой встрече. Она смотрит на меня с восхищением, ее глаза сияют.
- Что будем делать? - спрашивает она.
- Пойдем к нам в гостиницу, - говорю я, избегая ее взгляда.
- А там кто-нибудь есть?
- Кроме нас, никого…
По дороге мы заходим в небольшое кафе и пьем, по ее совету, очень вкусный напиток из вина и меда. В гостиницу мы приходим в хорошем настроении. Вначале мы сидим в номере и болтаем о всяких мелочах. Потом я беру ее за руку и смотрю в ее огромные, красивые глаза, в которых столько нежности, а сейчас и столько желания… Сердце бешено бьется в груди, руки дрожат. Я почему-то боюсь что-то испортить, что-то сломать. Мобилизовав всю свою смелость, я робко обнимаю ее и начинаю целовать. Она вспыхивает как огонь и от этого становится еще красивее. Я снимаю с нее свитер и запутываюсь во множестве пуговиц ее красной причудливой блузки. Руки еще сильнее дрожат. Тогда, на чердаке дома, я понимал, что есть определенная грань, дальше которой мне переступать нельзя, иначе ее потеряю. Теперь в этой красивой уютной комнате, где нам никто не мог помешать, я начинаю понимать, что она ждет от меня более смелых поступков. Может быть, поэтому я не могу смотреть ей в глаза, и голос мой стал каким-то хриплым, а слова, которые я произношу, почти лишены смысла? Проклятая блузка не сдается. Я еще больше запутываюсь.
- Чего ты хочешь? - спрашивает она едва слышным дрожащим голосом.
- Я хочу, чтобы ты разделась, - говорю я, снова избегая ее взгляда.
- Отвернись.
Я отворачиваюсь, и секунды тянутся, как вечность. Наконец сзади уже не слышны характерные звуки снимаемой одежды…
Я поворачиваюсь. Она сидит обнаженная на кровати. Невольно я оглядываю ее сверху вниз. Она неловко закрывается одеялом и краснеет, как красная гвоздика. Я подхожу к ней и глажу ее волосы, она обнимает меня. Я смотрю в ее глаза, прижимаю ее к себе, и все смешивается в безудержном порыве нежности, ласки, страсти…
Вечером приходит мой друг. Он выложил на этих соревнованиях все силы и выступил хорошо. Сейчас он выглядит, как выжатый лимон. У него снова поднялась температура. Единственное, чего он сейчас хочет, - лечь в постель и заснуть.
Мы с ней уходим из гостиницы. До отхода ее поезда еще достаточно времени. Я вижу, я чувствую, что что-то начинает ее тревожить. Что-то такое, чего раньше не было. Я не понимаю причину этого "чего-то", хотя я видел след крови на простынях и понял, что она в этот день стала женщиной. Однако ей не было больно, в этом я уверен. Потом, много лет спустя, я узнаю, что эти часы своей жизни женщина запоминает на всю жизнь и что очень часто этот день для нее в психологическом плане один из самых тяжелых…
Она молчит, молчу и я. Уже темно. Мы гуляем по спокойным заснеженным дворам и выходим на слабо освещенную спортивную площадку какой-то школы.
- Не уезжай, - говорит она и смотрит так, что у меня внутри все переворачивается.
- Это невозможно, - говорю я, пряча глаза. - Где я останусь? Что я буду здесь делать?
- Ты же умный, сильный. Ты ведь что-нибудь придумаешь…
- Я уже придумал. Понимаешь, я должен окончить университет, поступить в аспирантуру… Я должен…
- Оставайся, - говорит она и смотрит на меня так, что я понимаю, что уже готов сдаться.
Слушай, - говорю я ей, - давай поиграем в интересную игру - "ловитки" называется. Вот видишь, какая здесь маленькая площадка. Так вот, выйти за ее пределы я не имею права. Если ты сможешь меня поймать, значит, я остаюсь. Договорились?
- Хорошо, - смеется она, - я согласна. Можно начать?
- Да, - говорю я, совершенно уверенный, что поймать меня ей не удастся. Как-никак я спортсмен и нахожусь в прекрасной форме. Но я ошибся. Она делает мгновенный рывок и быстро меня догоняет.
- Нет-нет, это не считается, - протестую я, - дистанция между нами была слишком короткая. Давай снова.
Мы начинаем все снова. На этот раз я уже начеку. Я делаю быстрые рывки, обманные движения и постоянно ускользаю от ее рук. Если и было это игрой, то игрой очень жестокой. Скоро она останавливается и, тяжело дыша, выговаривает:
- Я больше не могу, не мо-гу…
После этого она долго приходит в себя. Я молчу. Мы снова идем по заснеженным темным дворам.
- А если я забеременею? - спрашивает она.
- Ну, тогда мы поженимся и все, - говорю я, почему-то абсолютно уверенный, что с ней этого не случится…
Через час мы уже стоим на вокзале и ждем электропоезда, который идет в город М. У нее настроение упало еще ниже. Я боюсь, что она заплачет, и тогда я тоже окончательно скисну.
- Ты знаешь, - говорит она мне, - вчера по радио передавали какую-то сказку. Я услышала только конец. Сказка такая необычная… грустная какая-то. Там мальчик жил на маленькой планете, и у него была роза. Потом он встретил лису и приручил ее. Она потом мальчику сказала: "Мы в ответе за тех, кого приручили"… Ты понимаешь… в ответе…
- Не правда, - почему-то сильно возмущаюсь я, - это не сказка, а это… рассказ Антуана де Сент-Экзюпери "Маленький принц".
- А какая разница? - удивляется она.
Сказать ей, что она нашла очень точную формулировку того, что я сам понимаю, но в чем не хочу признаться даже самому себе; признаться в том, что себя чувствую подлым, гадким, мерзким, я не могу.
Тут подходит электропоезд, и я начинаю понимать, что нам не избежать душераздирающей сцены прощания. Прощания, которое каждый раз обещает быть последним. Но на этот раз события развиваются по другому сценарию. Какой-то пьяный здоровяк проходит мимо и нарочно меня толкает. Я мгновенно вспыхиваю и говорю ему пару "ласковых" слов. Это ему явно не нравится, и он, ругаясь, идет на меня. Кажется, что драка неизбежна. Меня это полностью устраивает, появляется внезапная возможность на ком-то сорвать душащую меня злость, причина которой, наверное, неуважение к самому себе. Но тут она вскрикивает и, крепко обняв меня, тащит в сторону. Мой противник быстро оценивает ситуацию. "Жених и невеста!" - кричит он вслед и, криво улыбаясь, идет прочь.
Что касается меня, то от ее прикосновения у меня возникают совершенно другие желания… Но по радиосети звучит объявление, что электропоезд отправляется через две минуты. Он последний сегодня. Она отпускает меня и бежит к поезду.
- Напиши! - кричит она мне.
Двери закрываются, и электропоезд постепенно набирает ход. Я бегу за ее вагоном и кричу:
- Я вернусь! Вернусь! Верну-у-сь…
…Вернулся я через год. За этот год со мной произошли большие изменения. Я окончил университет и по распределению попал на работу в такое жуткое место, где мне ничего хорошего не светило. Как выяснилось, в этой новой для меня жизни шла жестокая борьба за выживание, и у меня не было ни соответствующих навыков, ни стремления их приобрести. Я уже не летал в облаках, но и не смирился с той серостью и убогостью, которые были уготованы мне, как я сначала думал, случаем, но потом оказалось - судьбой. С другой стороны, я возмужал, стал опытнее и спокойнее в отношениях с женщинами, и это сразу дало ощутимые результаты. Я уже твердо знал, что привлекателен для женщин, и успешно этим пользовался.
Мы с ней снова встретились у почты. Она тоже изменилась. Красивее выглядела, увереннее держалась. Мы гуляли по хорошо знакомым улицам, и я рассказывал о своих проблемах. Она молча слушала меня. О себе она ничего не рассказывала. Да я и не спрашивал.
Потом мы пошли в гостиницу. В ту самую гостиницу, где мы с ней были год назад. У меня в то время уже появились кое-какие деньги. Я заранее все устроил, и номер в гостинице был забронирован до моего приезда. Когда мы остались вдвоем, я понял, что она по-прежнему моя, что она хочет, чтобы я целовал ее, гладил ее восхитительные волосы…
Снова у нас все было очень и очень хорошо, хотя, конечно, не было того драматизма, что год назад… Потом мы с ней ели шоколадные конфеты. Провожая ее к брату домой, у входа в гостиницу я взял такси, и мы поехали по уже родным для меня улицам города. Она сидела в машине молча, крепко держа мою руку. Вечером мы должны были снова встретиться. Когда доехали, я вышел вместе с ней и проводил ее до подъезда. Она поцеловала меня и вошла в дом. Я вернулся в машину и сказал водителю:
- А теперь поедем обратно, откуда приехали. Водитель, грузный мужчина лет сорока, как-то странно посмотрел на меня, но, ничего не сказав, включил зажигание. Мы проехали полдороги, когда он решил заговорить:
- Ты эту девушку давно знаешь?
- Уже третий год.
- А ты на ней женишься? Ты останешься здесь? Никто не любит, когда посторонние люди суют свой нос в их дела. Однако этот вопрос уже три года мучил и меня и ее. Но мы никогда не говорили об этом.
- Нет!
На лице водителя появилось выражение полного презрения.
- Я не останусь здесь, но я заберу ее с собой, - сказал я, успокаивая не таксиста, которого я больше никогда не должен был увидеть, а самого себя. Кажется, он поверил, иначе он не сказал бы то, что сказал на прощание:
- У тебя такая красивая девушка, парень. И она тебя любит. Не теряй ее.
…Вечером мы с ней пошли в кафе, которое было на первом этаже нашей гостиницы. Это кафе у местной молодежи пользовалось большой популярностью, и свободных мест там никогда не было. Поэтому я заранее все устроил, и нам с ней достался столик в самом удобном месте. Мы взяли вино и всякие вкусные вещи. Играла тихая приятная музыка. Я снова ощущал себя умным, сильным, удачливым. "Ведь не случайно, - думал я, - эта красивая, чудесная девушка преодолела больше ста километров, чтобы вот так сидеть со мной рядом и улыбаться. Значит, мне должна улыбнуться удача и не один раз. Значит, еще все впереди". Как будто читая мои мысли, она начинает мягко и очень нежно поглаживать ногой мою ногу - Естественно, никто ничего не видит, но мне от этого не легче. Я краснею, как свекла, и умоляю ее:
- Не делай так, очень тебя прошу.
- Тебе плохо? - ее глаза смеются.
- Слишком хорошо, - говорю я со стоном. Вечер приближается к концу. Зал опустел.
Нам не хотелось уходить, но мы все-таки ушли, потому что все хорошее, в конце концов, кончается.
…На следующий день мы снова встретились и снова пошли в гостиницу. На сей раз мы уже не стеснялись, не было той скованности, которая сопутствовала нам в первый день встречи, и потому все было еще лучше.
…Мой самолет вылетал через несколько часов.
- Я хочу тебя проводить, - сказала она.
- Но ты же этого никогда раньше не делала, - удивился я.
- Да, я боялась, что заплачу, а это плохая примета. Надо всегда прощаться весело, иначе может быть…
- Ну вот, видишь, - говорю я ей, - мы все сделаем так, как делали раньше. Провожать буду я!
Мы идем по городу, держа друг друга за руки. Мы давно привыкли, что многие оглядываются нам вслед. "Какая красивая пара!" - раздается шепот сзади. Мы это знаем. Она почему-то останавливается около витрины какого-то маленького магазинчика, где продают сувениры.
- Давай зайдем, - говорю я.
- Зачем? - не понимает она.
- Пошли, - говорю я и тащу ее за собой внутрь. Там я покупаю кучу безделушек и дарю ей.
- Зачем ты это делаешь? - спрашивает она, и я чувствую, что она сейчас заплачет. - Ты думаешь, мы больше не встретимся?
- Что за глупости? - возмущаюсь я. - Просто у меня сейчас есть деньги, я хочу хоть что-нибудь тебе подарить, вот и все!
Мы снова идем, держась за руки, а стрелки часов неумолимо движутся к той роковой черте, после который мы будем ходить, улыбаться, жить, но все это будем делать отдельно друг от друга, и я не смогу вот так запросто гладить ее волосы и не увижу, как она смотрит на меня…
Каждое наше прощание - трагедия. Это потеря, которую можно восполнить только новой встречей. Но в этот день было что-то особенно тяжелое, трагичное…
…Мы стоим на платформе. До отъезда электропоезда остается лишь несколько минут. Как назло, людей на вокзале пруд пруди. Я не знаю почему, но мы с ней оказываемся в центре внимания. Люди, как в театре, окружили нас плотным кольцом, стоят и смотрят, как мы с ней прощаемся.
- Сначала, когда ты начал жаловаться на жизнь, ты так был не похож на себя, - говорит она.
- Да, - говорю я, - но это пройдет. Очень скоро пройдет. Ведь ты со мной…
- Да, - говорит она, - я знаю. Обними меня.
- Девушка, сейчас поезд пойдет, - подсказывает кто-то из толпы.
Я хочу ее поцеловать.
- Нет-нет, - умоляет она, - дай мне на тебя посмотреть… на прощание…
Слезы льются из ее огромных глаз ручьями. Она даже не вытирает их. Я что-то ей хочу сказать…
- Нет-нет, - умоляет она, - молчи…
Поезд начинает двигаться. Кто-то дергает стоп-кран.
- Прощай! - кричит она и входит в вагон. - Прощай! - двери тут же закрываются, и поезд мчится вперед с бешеной скоростью. Я поднимаю голову и вижу, что вокруг меня много-много людей, и они все с сочувствием смотрят на меня… Я вытираю кулаком слезы и ухожу прочь…
…Это была наша последняя встреча. Больше мы с ней никогда не встречались, потому что… Потому что через год я женился на другой, и моя жизнь потекла по совершенно другому руслу… Я не видел ее больше десяти лет - десять лет, почти целую вечность. Десять лет ее не было в моей жизни.
И вот теперь битый час мы с Тимуром, с которым мы едва знакомы, стоим в тамбуре вагона, и из меня, как из водопада, льются воспоминания. Я не в состоянии их остановить, не в состоянии молчать, не в состоянии с ними справиться, хотя чувствую - то, о чем я рассказываю, понятно и дорого только мне. Началось это со мной, когда я неожиданно узнал, что наш поезд проедет через город М. Обычная служебная поездка обернулась путешествием по до боли знакомым местам, и на меня, как снежная лавина, хлынули события минувших лет… Я вспоминал одну историю, а перед газами уже возникала другая, потом следующая. Поезд мчался по темным заснеженным полям, по маленьким населенным пунктам, едва освещенным одной-двумя электрическими лампами. Дальше, за этими фонарями, была зимняя ночь и неизвестность…
Поняв, что мой рассказ окончен, Тимур сказал:
- Поздно, пойду я спать…