Наконец Вера поднялась на ноги, попятилась от края. Судороги сотрясали тело. Она едва не захлебнулась собственной слюной. "Возьми себя в руки! - приказала она себе. - Все кончено. Теперь надо выбраться отсюда". Она утерла рукой глаза, потом рот. Вытерла руку о джинсы. Сделала глубокий вдох, повернулась и пошла обратно по пирсу, стараясь не сорваться на бег. Дошла до цепочной ограды, нашла дырку, пролезла, дошла до шоссе, поймала такси. Оказавшись наконец в своей безопасной квартире, вынула из сумки револьвер, положила обратно в ящик. Слава Богу, что не пришлось им воспользоваться!
Ее опять начала бить дрожь, из глаз снова полились слезы. Но ведь она собиралась им воспользоваться, она готова была пойти на убийство, чтобы защитить Мишу. Из груди вырвались тяжелые рыдания. Что же она за человек?! Что за чудовище такое?!
Глава 29
Свадьбу праздновали в синагоге на Пятой авеню. Все присутствовавшие сошлись во мнении, что это самое грандиозное и экстравагантное событие даже в кругу наиболее богатых и влиятельных людей, выдающихся музыкантов и прочих представителей мира искусства, получивших американское гражданство.
Да, здесь сегодня собрались все, думала Вера. Весь цвет американского общества. По меньшей мере два члена президентского кабинета, два сенатора, губернатор, мэр, финансисты со всех концов света, несколько титулованных особ из Европы, представители королевских фамилий из Нью-Йорка и, конечно, известнейшие дирижеры, композиторы, музыканты, художники и артисты.
Соня и Дмитрий наблюдали свадебную церемонию со слезами на глазах. Наконец-то их сын образумился. Даже Иван и Татьяна Буним, никогда не одобрявшие романтического увлечения дочери Мишей Левиным, дали свое благословение на брак.
Они часто обсуждали между собой нежелание Веры знакомиться с подходящими, на их взгляд, молодыми людьми, которые ею интересовались. Разумеется, они знали причину. Знали они и то, какой упрямой и непреклонной может быть их дочь. Лелея надежду породниться с какой-нибудь из легендарных и богатейших еврейских семей, они тем не менее понимали, что Михаил Левин - желанная партия для любой девушки.
Красота Веры, появившейся в освещенной множеством свечей синагоге, заставила присутствовавших замереть от восхищения. Платье от Кэтрин Уолкер, знаменитого лондонского модельера, автора многих туалетов принцессы Уэльской, поражало сложным узором из венецианского жемчуга по всему корсажу. Сзади на пол спадал длинный шелковый шлейф. Вуаль тончайшего шелка поддерживала на голове диадема из бриллиантов, изумрудов и рубинов. Эту же диадему надевала ее мать в день своей свадьбы. Бриллиантовые сережки и ожерелье - подарок Миши - искрились в пламени свечей. В руке невеста держала небольшой букет роз.
Рядом с Верой в роскошном платье из бледно-розового шифона шла ее подружка - друг детства Присцилла Кавано, которая когда-то пускала их с Мишей в свою квартиру на верхнем этаже заниматься любовью.
Миша проследовал в сопровождении отца. Оба изумительно смотрелись во фраках и белых галстуках, так же как и Иван Буним.
После традиционной брачной церемонии в синагоге состоялся прием в квартире Бунимов на Пятой авеню. Специально для этой цели из Парижа вызвали Жака Рэйвенала, известного во всем мире специалиста по организации приемов и торжественных вечеров. Если брачная церемония показалась гостям неповторимо прекрасной, то прием в апартаментах Бунимов не мог сравниться ни с чем. На одни только цветы, прибывшие, как и гости, со всех концов света, ушли тысячи и тысячи долларов. У входа в переднюю галерею играл струнный квартет, а позже, когда начались танцы, в главном бальном зале, оформленном в венецианском стиле, грянул большой оркестр. Обед подавали в бальном зале, на столах под венецианскими скатертями, украшенными массивным канделябром в центре и огромными букетами пионов. Вина подвозили на столиках с колесами. Сверкали приборы из антикварного российского серебра, императорского фарфора, тончайшего хрусталя. Официанты в бабочках и белых перчатках наполняли бокалы лучшим шампанским. Что касается самого обеда, то Вера по праву могла им гордиться: она сама составляла меню. Свадебный торт представлял собой десятислойное сооружение высотой шесть футов, украшенное узорами из кремовых розочек, которые выглядели точь-в-точь как настоящие. Его подали на десерт с лавандовым шербетом.
Гости, включая сенатора, губернатора и члена царской семьи Романовых, без конца поднимали тосты за молодых. После всего этого веселья, смеха, шуток, еды и питья Вера и Миша почувствовали, что совсем выдохлись, несмотря на радостное возбуждение. Стоило им оторваться от родителей, от Манни с Сашей, Присциллы или толпы доброжелателей, как они моментально попадали в другую толпу таких же доброжелателей. Новые объятия, поздравления, пожелания.
Поздно вечером Миша в танце отвел Веру в дальний конец бального зала.
- Почему бы нам не сбежать отсюда, миссис Левин?
- Прекрасная мысль, мистер Левин. Самая лучшая за весь сегодняшний вечер.
Они быстро выскользнули через потайную дверь, скрытую за одной из грандиозных настенных фресок, и громко смеясь, побежали по коридору к лифту. Поднялись наверх. У дверей Вериной спальни Миша поднял ее на руки, страстно поцеловал. Она ответила с такой же страстью, но потом отстранилась:
- Если не поторопимся, никуда не убежим. Его глаза сверкнули озорством.
- Даю вам десять минут на сборы, миссис Левин. Иначе уеду без вас.
- Только попробуйте, мистер Левин.
Она пошла в свою старую спальню переодеваться. Миша прошел в комнату для гостей, чуть дальше по коридору. Меньше чем через пятнадцать минут, переодетый, он постучал в дверь комнаты Веры и вошел. Вера стояла перед зеркалом в белом костюме от Шанель с голубой отделкой. Точно под цвет ее глаз, заметил Миша.
- Я почти готова. - Она промокнула губы, обернулась к нему. - Какой ты красивый!
- Спасибо. А ты выглядишь просто потрясающе. - Он привлек ее к себе, поцеловал. - Пошли скорее.
- Подожди. Мне надо еще бросить букет.
Она взяла с кровати букет роз, и они направились к лифту, держась за руки.
В бальном зале их встретили громкими аплодисментами. Все заметили, что новобрачные переоделись для отъезда. Вера с Мишей поднялись на подмостки, где находился оркестр. Все зааплодировали еще громче. Дирижер остановил музыкантов. Вера подбросила букет в воздух. Цветы упали прямо в руки Манни Цигельмана. В первый момент тот смотрел на них с молчаливым изумлением. Потом засмеялся и захлопал вместе с остальными.
Миша указал на него пальцем:
- Ты следующий, Манни. А кто она?
- Понятия не имею, старина.
Манни повернулся и галантно вручил букет Присцилле, стоявшей рядом. Саша наблюдал за этой сценой с хитроватой улыбкой.
Вера взяла Мишу под руку. Они обменялись с гостями последними прощальными словами и направились к выходу. Родители уже ждали у лифта со слезами на глазах. Снова последовали поцелуи, объятия, и наконец молодые вышли из дома. У подъезда ждала машина, которая отвезет их в аэропорт. Оттуда на чартерном "Гольфстрим V" они полетят без остановок туда, где проведут свой медовый месяц.
Дом, расположенный на вершине холма, недалеко от Убада, в центре Бали, выходил окнами на живописную гряду вулканических гор Аянг-Ривер-Гордж и поднимавшиеся террасами рисовые поля. Он казался естественной частью тропического леса, из пород которого и был построен. Некоторые комнаты открыты всем ветрам, другие защищены от непогоды лишь стеклянными французскими дверями, открывая в то же время изумительные виды, от которых дух захватывало. Ветер разносил стрекотание цикад, кваканье лягушек, сладкий аромат цветущих растений.
Именно здесь, в этом доме, на огромной кровати из тикового дерева, под снежно-белой сеткой от москитов, Вера зачала своего первенца. Ночь за ночью, день за днем они с Мишей занимались любовью на этой гигантской кровати. Запах секса смешивался с ароматом цветущих деревьев, доводя их до безумия. Такого секса, такой страсти Вера еще не знала. Они словно изголодались друг по другу так, что этот голод невозможно было утолить. Для Веры любовь с Мишей всегда казалась чудесным подарком, но сейчас она как бы обрела другие пропорции, стала настоящим чувственным наваждением.
Переполненные пляжи с отелями, полными туристов, располагались далеко отсюда, как они и хотели. Здесь они проводили медовый месяц в полном одиночестве, если не считать исполнительных и ненавязчивых слуг. Читали, слушали музыку, бродили по округе, не думая и не заботясь абсолютно ни о чем.
Так прошли несколько дней, в еде, сне, прогулках, любви. Однажды утром Вера лежала в постели рядом со спящим Мишей и размышляла об этом чуде, их любви. Тело у нее ныло и болело в буквальном смысле, чего раньше никогда не бывало. Она ощущала необыкновенную наполненность, завершенность, чего раньше тоже не знала и не думала, что такое возможно. Она уже поверила в то, что Миша действительно ее любит, но никогда не думала, что он находит ее такой возбуждающей и желанной. Ни одну женщину, наверное, не любили так, как ее. Чем же она заслужила такое счастье? Достойна ли она этого?
Нахлынули непрошеные воспоминания о том ужасном вечере. Словно ядовитая змея прокралась в сознание и свернулась там, высунув раздвоенный язычок. Вера уже сотни раз говорила себе, что на самом деле никого не убила. То, что она тогда собиралась сделать, оказалось ненужным. Однако чувство вины не уходило. Намерения тоже имеют значение, говорил осуждающий голос. Намерения могут быть убийственными. Да, она шла к нему с твердым намерением убить, если понадобится. Значит, на самом деле она убийца… монстр! Она закрыла лицо руками, словно отгоняя видения. Вот Саймон сползает вниз, хватаясь руками за воздух. Потом тяжелый стук - он ударился о гигантский болт - и всплеск воды. Она смотрела туда, вниз, на темную воду, и ей казалось, будто она видит зловещий взгляд Саймона, его презрительно изогнутые губы. Он обвинял ее в убийстве.
Руки ее задрожали, она почувствовала, что задыхается. Непроизвольно застонала. Зарылась лицом в подушку, пытаясь унять боль. Никогда она не расскажет Мише о том, что произошло. Никогда в жизни не омрачит ту совершенную, идеальную любовь, которую они чувствуют друг к другу.
Дыхание ее постепенно успокоилось. Возможно, со временем эти ужасные видения и грызущее чувство вины исчезнут. Может быть, она перестанет ненавидеть себя. В конце концов, это Саймон собирался убить ее.
- О чем ты думаешь? - услышала она сонный голос Миши.
Вера заставила себя улыбнуться. Это оказалось совсем легко, если видеть перед собой его красивое лицо со спутанными иссиня-черными волосами.
- О нас, - спокойно произнесла она. - О том, как здорово будет оказаться в твоей квартире. И какой у нас потрясающий медовый месяц.
Он притянул ее к себе. Игриво укусил в мочку уха.
- Ты в самом деле так думаешь?
Мрачные мысли исчезли без следа.
- Да, я в самом деле так думаю.
- Давай-ка сделаем его еще лучше.
Он провел рукой по ее груди, чуть сжал пальцами сосок. Потом наклонил голову, почти благоговейно, подумалось ей, и начал ласкать грудь губами и языком. У нее дыхание перехватило. Она сжала рукой его член, наслаждаясь его мощью, его способностью дарить удовольствие и новую жизнь.
Они снова, в очередной раз, любили друг друга. Вера заснула, насытившаяся, удовлетворенная и - об этом они еще не знали - беременная своим первым ребенком.
Через несколько дней они улетели в Нью-Йорк, посвежевшие, чувствуя себя на вершине счастья. Теперь они не просто добрые друзья, экспериментирующие с сексуальными удовольствиями, как до женитьбы. Теперь они стали настоящими любовниками.
"Пусть так будет всегда, - молилась Вера. - Пусть мы всегда будем любить друг друга так, как эти последние недели. Боже, всемогущий Боже, только бы это не изменилось!"
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЗАВТРА
Манхэттен-Бич. Бруклин
Дом выглядит дорогим. Невероятно дорогим. И чудовищно безобразным. Так думал молодой человек, подъехавший на своем автомобиле, также невероятно дорогом и роскошном, но отнюдь не безобразном. Несколько минут он сидел неподвижно, разглядывая отвратительное сооружение. Он никогда еще не видел, чтобы столько денег выбрасывали на ветер так бездарно. Беспорядочное смешение стилей, различных строительных материалов, всего, что только возможно. Похоже, что владелец и архитектор трудились над этим гигантским монстром совместно, стараясь не упустить ни одного исторического периода и ни одной дорогостоящей породы дерева.
Расстояние между Брайтон-Бич и Манхэттен-Бич совсем небольшое, но кажется, будто между ними пролегли десятки световых лет. Брайтон-Бич - это установившееся, обжитое сообщество обыкновенных эмигрантов из России, между тем как Манхэттен-Бич быстро превращается в дорогой анклав российских эмигрантов, добившихся большого успеха в бизнесе. И у многих из этих людей, так же как и у того, к кому он сейчас направляется, бизнес находится буквально за углом, на Брайтон-Бич.
Молодой человек выключил мотор. Сделал глубокий вдох. Он давно ждал встречи со старым неандертальцем из России с ужасающими манерами. Да, они прекрасно сочетаются с этим чудовищно безобразным домом, который он построил для себя и жены, такой же безобразной и вульгарной.
Молодой человек вышел из машины, подошел к дверям. Над входом висела видеокамера, так же как и в клубе. Он нажал на кнопку звонка и стал ждать. Через несколько секунд дверь распахнулась.
На пороге стояла жена неандертальца, крашеная блондинка с толстым слоем неаккуратно наложенной косметики, в плотно облегающем свитере и таких же плотно облегающих брючках, с сигаретой в зубах. Оглядела молодого человека с головы до ног, выпустила облако дыма прямо ему в лицо. Она держалась с демонстративной величавостью, над которой ему хотелось смеяться.
- Входите, - произнесла с сильным акцентом.
- Благодарю.
- Он у себя в кабинете. Идите за мной.
Высокие каблуки застучали по мраморному полу.
Молодой человек огляделся. Внутренняя отделка блестит и сверкает дешевой позолотой, серебром, яркими оттенками красного. Но по крайней мере здесь в отличие от клуба безукоризненная чистота. Слава Богу. У них тут, наверное, работает целая армия новоиспеченных эмигрантов, и, конечно, за гроши. Он презрительно смотрел на множество букетов из искусственных цветов.
Они прошли вниз по лестнице, покрытой белым ковром, потом по коридору. Остановились у закрытой двери. Женщина открыла ее, заглянула внутрь.
- Сюда.
- Благодарю.
Молодой человек вошел в комнату. Дверь за ним закрылась.
В кабинете стояли черные кожаные кресла, такой же диван, огромный письменный стол из черного дерева и стекла. На полу - черное ковровое покрытие. Уголком глаза молодой человек заметил знакомого громилу, растянувшегося на диване. Другой сидел в кресле, положив огромные кулаки на подлокотники. На стене над ним висела картина, изображавшая обнаженную женщину в возбуждающей позе - палец одной руки во рту, в пухлых красных губах, другая - меж бедер.
Молодой человек приблизился к столу, за которым сидел неандерталец с неизменным мобильным телефоном, прижатым к уху. Остановил взгляд на молодом человеке, продолжая говорить в трубку.
Снова эти игры на измор! Здесь даже нет стула, чтобы сесть и подождать, пока они натешатся. Это тоже входит в их тактику: тебя не просто заставляют ждать. Тебя заставляют ждать стоя.
Наконец тот закончил говорить - молодому человеку это время показалось бесконечностью, - отключил телефон, бережно положил на стол. Упершись мясистыми ладонями в столешницу, смотрел на молодого человека, медленно качая головой.
- Ты меня разочаровываешь. Очень разочаровываешь.
Он постучал пальцем по столу, не спуская с молодого человека волчьего взгляда. Тот стоял молча, глядя хозяину прямо в глаза, помня, что ничто не раздражает его больше, чем безразличное молчание. Ну что ж, поиграем в эту игру.
Неандерталец наконец взорвался, брызгая слюной:
- Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание?! Лицо его побагровело, на шее вздулись жилы.
- Ничего, - спокойно произнес молодой человек. - Он отказывается слушать мои уговоры. И вы это отлично знаете.
- Ах вот как! Отказывается слушать! Тебе нечего сказать! Да ты знаешь, что тебя ждет? Тебя найдут в большой дорожной сумке. А тебе, видите ли, нечего сказать!
Молодого человека все эти крики нисколько не тронули. Он знал, что старик прекрасно представляет себе характер Михаила Левина. К тому даже просто приблизиться трудно, не говоря уже о том, чтобы войти в доверие, а уж тем более - уговорить подписать бумагу, по которой Левин, сам того не зная, станет частью их преступной империи. А он сам, как этим болванам прекрасно известно, их единственный шанс добиться этой цели. И ради такого стоит потерпеть.
Старик достал из заднего кармана брюк носовой платок и начал утирать пот с лица и шеи, шумно и хрипло дыша. Поднял глаза на молодого человека. Снова покачал головой.
- Даю тебе времени до конца года. Если до этого срока ты не заставишь его подписать, вам обоим крышка. Усек?
Молодой человек кивнул:
- Я понял.
Старик начал царапать что-то в блокноте. Вырвал листок, подал гостю. Тот взглянул и едва сдержал улыбку. Да, старик ничего не жалеет, все готов отдать, только бы Миша Левин подписал контракт с его фирмой.
- Это последнее предложение. Постарайся, чтобы до него это дошло. Но никаких угроз. - Он кинул взгляд на громил, которые молча следили за происходящим. - Сделаем все, что потребуется, когда потребуется. Если потребуется.
Те едва заметно улыбались, словно уже предвкушая момент, когда смогут размять мускулы.
Старик снова перевел взгляд на молодого человека.
- Нам нужно его добровольное сотрудничество, если это вообще возможно. И это твоя задача. Остальное оставь нам.
На губах молодого человека появилась зловещая улыбка.
- Мне доставит невыразимое удовольствие уговорить Мишу Левина подписать с вами контракт. Думаю, что смогу это сделать. Я дружен с его женой, ребенком… со всеми. И я умею… убеждать.
Старик буравил его острым взглядом. Он знал, что парень - прекрасный манипулятор, но до сих пор ему не приходило в голову, что тот способен на какие-либо открытые физические действия. Теперь он почувствовал в нем родственную душу. На все пойдет, чтобы добиться своего.
- Пока действуй, как договорились. Когда придет время - если это вообще понадобится, - я решу, что надо делать, чтобы убедить Левина в необходимости сотрудничать с нами.
Молодой человек кивнул.
- Только не забывай, что время поджимает. В России каждый день происходят политические и экономические перемены. Тот снова кивнул.
- Можешь идти. И не пропускай субботние звонки.