- Он много работает, и, кажется, его ценят боссы, но ему явно далеко до быстрого продвижения. Мистер Фортескью говорил, что вскоре представится случай для партнерства, но для этого надо иметь деньги, а их нет у Эдварда, и этот пост уйдет к другому.
- Мистер Фортескью?
- Он партнер в фирме "Фортескью и Браун". Их офис в центре Ломбард-стрит, очень престижная адвокатская контора. И Эдвард говорит, что их клиенты все из высшего общества.
"Фортескью и Браун". Это была контора, приславшая письмо маме, которое сейчас лежало в ридикюле Клариссы. И Эдвард на них работал. У нее появилась идея. Что, если попросить его осторожно разузнать, кто тот человек, которому должна мать?
- Амалия, ты можешь передать записку своему Эдварду от меня?
Амалия посмотрела на сестру с подозрением. После последних признаний она уже не доверяла ей и не знала, на что еще способна ее сестрица.
- Зачем?
Разумеется, было рискованно привлекать почти незнакомого человека к их семейному делу. Он может побояться себя скомпрометировать, но он любит Амалию и может пойти навстречу.
- Мне нужен совет по одному делу, это касается мамы. Тебе не стоит беспокоиться. Ты сделаешь это для меня?
- Наверное, смогу. Я его увижу сегодня вечером. Хотя мы вчера поссорились, и он, может быть, уже разлюбил меня. - Губы у нее задрожали. - О, Клэрри, я так его люблю, я должна выйти за него и не хочу выходить ни за кого другого. Но ты мне все испортила. Если бы ты не уехала с лордом Рейзенби, я могла бы уже принять его карт-бланш и вскоре бы стала миссис Эдвард Бромптон. Ты все разрушила, и Я тебя ненавижу.
- Не глупи. Я уверена, что все еще может наладиться. Надо только запастись терпением.
- И какое отношение к этому имеет терпение? - Амалия даже топнула ногой. - Мне нужны деньги! У Кита Рейзенби их полно, и все знают, как он щедр к своим пассиям. Особенно при расставании. Теперь придется искать кого-то другого, кто уже не будет так богат и так щедр. И так красив. Мне придется ждать дольше, и Эдвард может потерять терпение. О, зачем ты влезла в это дело и помешала мне?
И снова Кларисса промолчала. Потому что, с точки зрения Амалии, она действительно ей помешала. Ее идеи, что Амалия и Эдвард, вступив в семейную жизнь без средств к существованию и тем более с привычками к роскоши у Амалии, просто фантазия. И теперь будущее представлялось следующим образом: мама в тюрьме, Амалия на панели. И она сама, безнадежно старая дева, учит чужих детей. Значит, у нее никогда не будет собственного ребенка.
- Ты что-то притихла, Клэрри. О чем ты думаешь? - Амалия успела обдумать историю Клариссы и уже обнаружила зияющие пустоты в рассказе. Сама отъявленная лгунья, она имела нюх на такие дела. Концы с концами явно не сходились. - Напомни мне, сестра, как вы расстались с Китом Рейзенби. И о чем вы договорились.
- Я уже говорила, он сказал, что не имеет намерений жениться, что он знал о твоей хитрости, вернее, догадывался. Он согласился не предлагать тебе карт-бланш, раз ты влюблена в другого. - Это было близко к правде и все, что надо было знать Амалии.
- И как же тебе удалось убедить его? Тебе для этого понадобились целых три дня.
- Я уже объяснила тебе. Он сначала был недоволен моим вмешательством и настоял, чтобы я сопровождала его во Францию. А когда мы оказались на борту "Морского волка", у нас было мало времени для обсуждений.
- Значит, ты убедила его в последнюю ночь, которую вы провели в Торнвуд-Манор.
- Я окончательно поговорила с ним за ужином, и он увидел, что я права. - Понимая, что тема скользкая и слишком опасная, она пыталась поменять ее. - Я устала и не хочу повторяться. Давай оставим все разговоры до утра.
- Нет, милая сестра, мы обсудим все сейчас, пока события свежи в твоей памяти. Значит, ты подтверждаешь, что провела наедине с Китом Рейзенби три дня и две ночи.
- Не совсем наедине. Слуги и эмигранты на борту…
- Но именно в последнюю ночь, когда вы остались одни, он вдруг сдался и пошел на все твои требования и ничего не потребовал взамен? Никакой платы?
Кларисса, услышав слова о плате, вспыхнула, и Амалия рассмеялась:
- А! Я так и думала. Зная Кита Рейзенби, трудно поверить в его бескорыстие, и я знаю точно, что он потребовал. Ты ведь недурна собой, даже довольно красива, Клэрри. Хотя, конечно, тебе далеко до меня… Он целовал тебя?
Все, что могла в ответ Кларисса, лишь отрицательно покачать головой.
- Так он целовал тебя, так, Клэрри. И скажи, тебе понравилось?
Кларисса стала пунцовой.
- Амалия… Прошу тебя!
Но та безжалостно продолжала:
- Ведь то, о чем ты его просила, было действительно большим одолжением. Ты заставила его отказаться от меня, когда он уже намеревался предложить мне карт-бланш, и поцелуями ты не отделалась. И что еще ты отдала взамен, чтобы спасти меня, свою легкомысленную сестру? О, я уверена, это было больше, гораздо больше, чем поцелуй.
- Не спрашивай, Амалия. Все, что случилось там, не было виной Кита.
- Не было виной Кита! Ты что несешь, Клэрри… О бог мой! - У нее молнией мелькнула догадка, а Кларисса, как будто подтверждая ее, закрыла лицо руками и зарыдала. Несколько мгновений Амалия была так потрясена видом рыдающей сестры, что не сразу опомнилась. - Он затащил тебя в постель! Не могу в это поверить. Моя примерная, такая правильная сестра отдала свою невинность самому скандальному и порочному мужчине Лондона! Ну и ну!
Она смотрела на Клариссу, широко открыв глаза, и видела ее По-новому. Тысяча вопросов крутилась у нее в голове, и, невольно восхищаясь смелостью сестры, она переживала тот факт, что Кларисса первая испытала близость с мужчиной, тогда как она сама к этому только готовилась. С хитрой улыбкой она подвинулась ближе:
- Ну же, Клэрри, ты должна мне рассказать все. Это действительно так хорошо, как рассказывают? Он доставил тебе наслаждение? Он был нежен? Было больно? Ему понравилось?
- Амалия, я не собираюсь обсуждать это с тобой, так что прекрати сейчас же свои расспросы. Это личное дело - мое и Кита.
Склонив голову набок, Амалия смотрела с любопытством на румяное лицо сестры. Конечно, та испытывала чувство вины и стыда. Но было еще кое-что. Она стала другой. Несмотря на усталость, она выглядела красивей, чем раньше. Более того, она просто сияла красотой! Понимая, что ничего не добьется от Клариссы настойчивостью и запугиванием, она переменила тактику:
- Клэрри, если ты не хочешь об этом говорить, не надо, но скажи, по крайней мере, учитывая, что я собираюсь замуж, это приятно?
- О, это было замечательно! - вырвалось у нее.
Амалия снова испытала потрясение, увидев выражение счастья на лице сестры и услышав восхищение в ее голосе.
- Ты любишь его, и это единственное объяснение. Бедная Клэрри, влюбиться в негодяя, волокиту! Так это правда? - Молчание было красноречивым ответом. - Так я и знала. Думаю, что ты была влюблена в него с первого взгляда. Ты просто придумала оправдание, что хочешь меня спасти, а сама хотела его для себя с самого начала. Ну, говори, я права?!
- Нет, нет, - поспешно стала опровергать Кларисса, - у меня не было такой цели, поверь мне. Я хотела спасти тебя. У меня была единственная цель - дать тебе время подумать, я верила, что ты осознаешь всю глубину твоего истинного чувства к Эдварду. Других мыслей не было.
- Бред. Я тебе не верю. В любом случае теперь ты влюблена, так?
- Я… Я… Но какое это имеет значение, все равно из этого ничего не выйдет. Он уже забыл обо мне, а я теперь вынуждена жить с этим всю жизнь. Единственное, что меня радует, - он прекратит свои домогательства в отношении тебя, значит, я добилась своего. И мы выдадим тебя за Эдварда, если ты запасешься терпением. Кит Рейзенби в любом случае не для нас. И больше я не хочу говорить ни о нем, ни о том, что случилось, и у меня ужасно болит голова. Прошу тебя, уйди, мне надо побыть одной.
Она решительно встала и бесцеремонно выставила Амалию из своей комнаты, напомнив, что она дала слово молчать. Заперев дверь, она бросилась на постель, и плечи ее затряслись в рыданиях, так долго сдерживаемых. Ее сердце было окончательно разбито.
Ужин в доме Уоррингтонов прошел в угрюмом молчании, каждая думала о своем. Леди Мария о своих карточных долгах. Кларисса пыталась, но безуспешно, не думать о Ките. Как он отнесся к ее внезапному уходу, где он сейчас, что делает и о чем думает. И с кем он. Последняя мысль вызвала острый укол ревности, сердце заныло от дурного предчувствия.
Если бы она смогла его увидеть в этот момент, она перестала бы так волноваться. Потому что Кит сидел дома за таким же унылым ужином с сестрой и ее мужем, погруженный в собственные мысли.
А Амалия… Если бы Кларисса могла прочитать замысел, созревший в голове сестры, она бы в ужасе всплеснула руками.
После ужина Кларисса написала короткое письмо Эдварду, прося его ради Амалии узнать имя маминого кредитора, если он может это сделать без того, чтобы себя скомпрометировать. Запечатав, отдала Амалии, строго приказав не открывать письмо и не читать. Но можно было не сомневаться, что это только пробудило любопытство Амалии, и она прочитала письмо при первой же возможности.
Когда Кларисса вновь оказалась в своей спальне, она не могла поверить, что со дня расставания с Китом прошел всего один день. Все казалось прекрасным сном - рискованный рейс во Францию, их ночь в Торнвуд-Манор, казалось, это было давно, и не верилось, что еще только сегодня утром она лежала объятиях Кита, прижавшись к его сильному телу. Она вспоминала его прикосновения, его запах и, наконец, когда запас физических и душевных сил окончательно иссяк, в полном изнеможении, отчаявшаяся, одинокая и несчастная, погрузилась в беспокойный сон.
Она долго спала следующим утром, а леди Мария и Амалия сидели в материнской спальне, обсуждая последний план Амалии, как разрешить все семейные проблемы. Прочитав письмо Клариссы Эдварду, она узнала, что ее мать по уши в долгах и сумма долга очень большая. И поскольку никогда не расставалась с мыслью запустить коготки в чужое состояние, план у нее созрел быстро.
Решив, что долги мамы и их положение гораздо серьезнее, чем тайна, доверенная ей Клариссой, она решила поговорить с ней:
- Мама, сейчас ты услышишь кое-что, и заранее предупреждаю, что это тебя потрясет, поэтому держи себя в руках, - и коротко изложила историю Клариссы.
Леди Мария была шокирована и не могла поверить.
- Ты хочешь сказать, что твоя сестра, твоя дорогая сестра и моя дочь, наша Клэрри, была скомпрометирована лордом Рейзенби? - спросила она потрясенно.
Амалия нетерпеливо протянула матери нюхательную соль, которую предусмотрительно держала в руке.
- Да, мама, но прошу тебя, только не падай в обморок, мне нужно твое полное внимание.
Понюхав соли, леди Мария заморгала растерянно:
- Нет, нет, Амалия, ты ошибаешься, твоя сестра была с Констанцией.
- Мама! В последний раз повторяю. Он ее похитил, и они плавали во Францию на его яхте. Потом привез к себе в имение и соблазнил ее.
Понадобились жженые перья и капли, чтобы привести леди Марию в чувство, потом Амалия повторила всю историю.
- Видишь ли, мама, он ее соблазнил, и теперь она влюбилась в него. Не кажется ли тебе, что он должен заплатить за это?
- Заплатить? Какие деньги могут компенсировать потерю невинности моей бедной дочери? Это чудовище! В нем просто нет ничего святого. Я бедная вдова, и меня некому защитить и постоять за честь моей дочери, иначе он не посмел бы так поступить.
- Да, разумеется, мама, он очень плохой человек. Но пока не о нем, у меня есть идея. Он заплатит, но не своей кровью за оскорбление, а более для нас существенным. Деньгами.
- Конечно, дорогая, это было бы для нас лучше, но станет ли он платить?
- Мы его попробуем напугать. И потребовать компенсацию за невинность сестры. Тогда ты выплатишь свои карточные долги, а я выйду за Эдварда.
Откуда тебе известно о моих долгах? И кто такой Эдвард?
- Эдвард, я говорила тебе о нем. Я люблю его.
- Любишь Эдварда… - эхом отозвалась леди Мария, - но ты его едва знаешь. Не глупи, Амалия. Моя голова идет кругом.
Не важно, что ты скажешь, я все равно выйду за него. Только сначала мне нужно вытрясти из лорда нужную сумму. Мы напишем письмо Киту Рейзенби. Но об этом ни в коем случае нельзя говорить Клариссе, она попытается нас остановить.
- Нет, моя дорогая Клэрри знает, как быть с моим долгом. Вот только зачем она тебе сказала об этом? Я же просила ее тебя не волновать.
- Послушай, мама, она ничего не должна знать, иначе конец нашим планам - денег нет, ее честь потеряна, а ты будешь в тюрьме для бедных, и я не смогу выйти за Эдварда… Мама, обещай мне.
- Ну, даже не знаю, что сказать… Ты так это представила… - Она сомневалась, но, поскольку привыкла всегда поступать, руководствуясь чужой волей, не могла сопротивляться напору Амалии.
Письмо, под диктовку Амалии, было написано и отправлено. Когда Кларисса, наконец, вышла из своей спальни, одетая для прогулки, леди Мария и Амалия с невинным видом сидели рядышком в гостиной. Пожелав доброго утра, она ушла из дома и пошла в парк. Голова все еще болела.
Кит тоже решил пройтись, подышать свежим воздухом.
Он очень скучал по Клариссе и ругал себя за то, что не удержался и настоял на близости, хотя она просила и умоляла его о пощаде. Но тут же его настроение сменилось, и он поздравлял себя, что вовремя избавился от еще одной обманщицы. Потом решал сделать ее любовницей, вернее, попытаться просить ее об этом, если даже это ущемит его гордость. По крайней мере, у него будет время удовлетворить свое желание и погасить страсть, завладевшую всем его существом.
Но письмо от леди Марии положило конец сомнениям. Сначала он не мог понять ни строчки - ужасный почерк, рука незнакома и подпись тоже. Уже хотел скомкать и выбросить, как вдруг увидел имя Клариссы. Он прошел в громадную, обшитую дубовыми панелями библиотеку, сел в любимое кресло и стал читать. А прочитав, пришел в ярость, потому что получил полное доказательство ее двуличности и подлости. Значит, он с самого начала был прав. Она действительно была шантажисткой. Значит, не солгала в одном, когда написала в прощальной записке, что больше не станет с ним встречаться. И еще в том, что не станет его винить за то, что он лишил ее невинности. О нет, она не лгала, когда писала. Потому что вместо себя грязную работу переложила на свою мать! Это было за пределами всякого понимания. Он скатал письмо в маленький шарик и бросил в камин, но промахнулся и еще больше разозлился. Как он мог так обмануться? Ведь он почти поверил ей. И последние сутки провел, страдая, что обидел ее, боялся, что Кларисса оскорблена, расстроена и плачет где-нибудь в уголке одна, в ужасе от своего будущего. А эта лживая тварь все это время обдумывала, как нанести ему удар. И вдруг ему пришло в голову, что она не была невинна, наверное, подделала какими-то ухищрениями свою целомудренность, которой давно была лишена. От такой женщины, которая умела так блестяще разыгрывать невинность и способна была так провести его, можно всего ожидать. И подделать свою невинность не составит труда, если с самого начала таков был план. Она была ведьмой и околдовала его так, что он потерял голову. Сейчас, понимая, как его провели, он был так оскорблен и разгневан, что готов был задушить ее.
Кит застонал от бессилия и душившей его злости. Потом вознаградил себя понюшкой нюхательного табака, чтобы хоть немного успокоиться. А ведь он считал себя искушенным в вопросах женских интриг, казалось, каждый их фокус был ему известен. Но оказывается, среди них все-таки нашлась одна и все-таки поймала его на трюк, старый как мир. Крючок, наживка, поплавок - и готово, он клюнул!
Еще смешнее то, что он почти убедил себя, что влюбился. Он даже решил ее разыскать, чтобы предложить защиту и покровительство. Уже мелькали мысли о том, что, наконец, он по-настоящему увлекся. И даже… О боже, какой стыд, что, может быть, их ждет совместное будущее, основанное - проклятье! - на их обоюдном подлинном чувстве.
Почти убедил, но не совсем. Оставались сомнения, и они оправдались полной мерой. И уже конечно, теперь все кончено. Он отомстит, его ничто не остановит теперь, и он тоже тщательно продумает свой план. Надо сделать так, чтобы она страдала и еще чтобы он получил над ней полную власть. Власть над ее чудесным, таким нежным телом в любое время дня и ночи. Пока он не устанет от нее. А когда страсть утихнет, наступит пресыщение, он просто выставит ее вон.
Ему доставляло болезненное наслаждение плохо думать о Клариссе еще и потому, что последние сутки он думал плохо только о себе самом. И вот доказательство ее вины перед ним. Правда в проклятом письме открылась. Что она там писала в прощальной записке? "Я охотно сама отдалась тебе". И вероятно, с такой же охотой отдавалась до него многим другим. Но, представив Клариссу в объятиях другого, он испытал сильную боль. Постарался прогнать усилием воли от себя гнусные картинки, которые подсказывал разгоряченный разум. Раз она шлюха, то должна быть только его шлюхой, и ничьей больше.
Он с горечью вспоминал те моменты, которые они провели вместе, пытался подавить свой гнев, взывая к нежным чувствам, которые, несмотря на это грязное письмо, все-таки пробивались. Надо отдать должное - она красива, смела, умна, находчива и… Нет ли тут ошибки? Но, увы, его подозрения на обман были с самого начала, и теперь они нашли подтверждение в этом письме. И все равно, он желал ее.
"Ничего нельзя построить на обмане" - ее слова вспомнились вдруг, и он увидел перед собой ее лицо, эти выразительные, широко распахнутые зеленые глаза, лукавую усмешку на чувственных губах, соблазнительное тело, - она преследовала его воображение, захватила его мысли так, что он больше ни о чем не способен был думать. Его охватывало отчаяние от крушения тайных надежд, и глубина отчаяния измерялась силой предательства той, которую он почти полюбил.
Он взял скомканное письмо, расправил. Леди Мария писала о вознаграждении, приемлемом, разумеется, за потерю ее дочерью невинности. Но не была указана сумма, сколь она должна быть велика, хотя можно не сомневаться, что она будет значительной. После обвинений его в жестоком обращении с ее чистой и невинной девочкой эта дама бесстыдно перечислила достоинства Клариссы - внешнюю привлекательность (у Амалии не поднялась рука написать, красоту), она умна и хорошая хозяйка, начитана и знает все на свете, если бы не он, она могла осчастливить в браке любого джентльмена. Кит вдруг засомневался, что Кларисса могла о себе самой написать такими словами, дать такую глупую характеристику. Хотел бы он видеть ее лицо, когда она писала это. Или диктовала. Но это не возможно. Все это розыгрыш, чья-то глупая шутка. Он представил, как она сидит рядом, перечитывает эти строчки, весело смеется, при этом ее нижняя губка кривится насмешливо, глаза искрятся, а потом, иронически приподняв бровь, кокетливо спрашивает, находит ли он ее привлекательной, зная, что на самом деле он считает ее самой красивой женщиной на свете. Разве он не говорил ей это в ту ночь любви? Разве она не видела, с каким обожанием он ласкает ее тело? Он сказал бы это, и она бы улыбнулась, довольная ответом.