- Все правильно, - улыбнулся ей Альберт Карлович. - И вы, сударыня, сейчас просто находитесь в стадии несчастия, однако, предвосхищающей само счастие, его скорый приход. Надо лишь немного подождать, и все… Живот сильно болит? - неожиданно перевел разговор в иное русло Факс.
- Н-нет, - не сразу нашлась с ответом девушка.
- Так вы будете меня слушаться?
- Да, - улыбнулась Сумбуль.
- А как насчет новой попытки отравления?
- Я лучше попробую дождаться своего счастья, - ответила девушка.
- Вот и славно, - заключил Альберт Карлович. - Чуть позже я велю, чтобы вам приготовили свежие яичные белки, взбитые в молоке и сахарную воду. Все это вы будете пить, и чем больше, тем лучше. Договорились?
- Да.
- Хорошо. А теперь, сударыня, разрешите-ка пощупать ваш живот. Ежели где будет больно, вы тотчас мне скажите…
Дальнейшие свои действия Факс проделывал машинально, словно какая сомнамбула, продолжая думать о сделанном им открытии: он не может сказать, что не любит свою жену.
Выходит - любит?
14
Лежит, как черная скала,
И смертоносным ядом дышит,
Вокруг него и смрад, и мгла,
Как будто огнь из пасти пышет.Как острая стрела - язык,
Заметно яд с него как льется,
Как адский вой, Зилантов крик,
Змеиный хвост змеею вьется.Шумит, как лютая гроза,
И нет ему подобных в силе;
Во лбу пылают так глаза,
Как ядра огненны в горниле…
Серафима прекратила чтение и вопросительно посмотрела на Альберта:
- Ну, как? Эта моя стихотворная повесть будет называться "Основание Казани".
- Замечательно! - воскликнул он. - Это мне нравится много больше, нежели про садовника, который не в силах помешать расти траве и от этого страдает и не находит себе места.
- Правда? - из-за большого живота она осторожно присела на канапе рядом с мужем и благодарно посмотрела ему в глаза.
- Конечно, правда, - улыбнулся Факс и взял ее ладони в свои. - Твоя повесть будет самым лучшим историческим произведением, написанным о нашем городе.
- Спасибо тебе.
- Мне-то за что?
- За то, что ты есть…
Звонок в передней прозвучал нетерпеливо и совершенно неожиданно. На город опустился вечер, время визитов давно закончилось, и столь поздним гостем мог быть только очередной пациэнт.
- Как не кстати… - вырвалось у Серафимы.
Альберт Карлович вздохнул и отнял свои руки от ладоней жены. И тут в гостиную ворвался князь Мустафин.
- Что случилось? - с тревогой поднялся навстречу ему Факс. - Что-то с вашей женой?
- Да! - разъяренно произнес князь.
- Тошнота? Рези в животе? Неужели корчи? - скинул он с себя архалук и отыскивал взглядом сюртук.
- Нэт, нэ корчи, - вращая глазами, рыкнул Мустафин. - Она смэется.
- Смеется? - замер с сюртуком в руках Факс.
- Да, смэется, - повторил князь. - Надо мной смэется. Я эй уше дыва раза сыказал, што она не шена мне, а она только сымэется. Когда сыкажу тыретий раз, она сабсим перестанет быть маэй шеной.
- Значит, она чувствует себя неплохо? - начал успокаиваться Альберт Карлович.
- Она нэплохо, я плохо! - зло выдохнул Мустафин. - Ты ей шивут тругал?
- Трогал, - подтвердил Факс. - Чтобы выяснить, где болит и насколько сильно поражен ядом желудок.
- Ну, итэ латны, - прошипел князь. - Ты дуктыр, тибе мужнэ. Но защим ты ей сылова каварил?
- Успокаивал ее, - начал понемногу раздражаться, в свою очередь, Факс. - Чтобы она не повторила новой попытки отравления.
- А о щастьи ты каварил? - вкрадчиво спросил Мустафин.
- А на "ты" мы с вами давно перешли? - не ответил на вопрос князя Альберт Карлович.
- Каварил или нэ каварил? - не унимался Мустафин.
- Каварил, - выдохнул ему прямо в лицо Факс. - Говорил, что она еще будет счастлива в этой жизни.
- Знащит, со мыной она нэсщастнэ?
- Да! - глядя прямо в потемнелые глаза князя, сказал Альберт Карлович.
- А-а! - зарычал Мустафин и, выхватив из ножен кинжал, что висел у него на поясе, занес его над Факсом. И тут, бог его знает как - они оба, кажется, и не заметили, - между ними оказалась Серафима. Она встала как раз под занесенным кинжалом, прикрывая собой Альберта.
- Не сметь! - закричала она, глядя прямо в бешеные глаза князя. - Не сметь так разговаривать с моим мужем! Вы, - она стала наступать на князя своим животом, - врываетесь в наш дом, вы машете здесь своим ножом, а знаете ли вы, скольким людям помог мой муж? Что будь то утро, день или ночь, когда за ним приезжают или зовут к больному, он собирает свой саквояж и идет туда, где его ждут?
Серафима продолжала наступать, тесня Мустафина к дверям.
- Так вот, - продолжала она, - я требую, чтобы вы немедленно покинули наш дом, и никогда более, слышите, никогда…
Альберт Карлович, несколько мгновений стоящий истуканом, пришел наконец в себя и, не сводя странного взора с Серафимы, в котором ясно читалось восхищение и восторг, оттеснил ее в сторону.
- Вы слышали, что сказала моя жена? - зашипел он на князя, не обращая никакого внимания на кинжал в его руке. - Мы хотим, чтобы вы покинули наш дом. Немедленно.
Мустафин наконец перестал пятиться. Он встал как вкопанный, выпучив глаза и тяжело дыша. Затем, взревев зверем, резко повернулся и, пнув сапогом дверь, вылетел из комнаты. Какое-то время слышалось громыхание его сапог по ступеням, и наконец все стихло. Серафима облегченно вздохнула и села на канапе. Альберт сел рядом и взял ее ладони в свои.
- На чем мы остановились? - спросил он, с восхищением глядя на жену.
- Ты сказал, что тебе понравилась моя повесть в стихах, - не очень уверенно произнесла Серафима.
- Да, понравилась, - подтвердил Факс.
- Потом я поблагодарила тебя.
- А за что меня-то благодарить? - улыбнулся он.
- За то, что ты есть, - влюбленно глядя на мужа, сказала Серафима.
- Нет, это я благодарю тебя, - серьезно произнес Факс.
- За что? - посмотрела она ему в глаза.
- За то, что есть ты, - ответил Альберт и прижался губами к ее мягкой ладошке.
15
Дочку назвали Соней. Сие существо покуда только и делало, что ело, спало и благополучно справляло под себя разные естественные надобности. Правда, иногда Серафима замечала, что Соня молча лежит с открытыми глазами, и взгляд ее настолько осмыслен и глубок, что казалось, сейчас она раздумывает вовсе даже не о том, перекусить ей или вздремнуть, а решает некие проблемы бытия, которые лучшие мировые умы оставили неразрешенными специально для нее. В ней явно угадывалась будущая поэтическая и философская натура, задатки коей, несомненно, были получены от матери. Впрочем, сие глубокомысленное лежание Сони чаще всего означало, что дело сделано и пора менять пеленки. А за окном мрачно темнели тучи, из-за коих все никак не могло пробиться солнце.
Как-то днем, более похожим на поздний вечер, Серафиму позвала в переднюю горничная.
- Там гимназистик какой-то пришел с письмом, а отдавать его не хочет, - пожала плечами она. - Альберта Карловича требует.
Серафима спустилась в переднюю и увидела юношу в гимназическом мундире, совсем еще мальчика, стеснительно переминающегося с ноги на ногу.
- Здравствуйте, слушаю вас, - сказала Серафима Сергеевна.
- У меня письмо к доктору Факсу, - произнес гимназист, пытаясь вести себя естественно и по-взрослому, что еще больше подчеркивало юность и неловкость визитера.
- Его сейчас нет дома, - ответила Серафима. - Но я могу передать письмо мужу, как только он вернется.
- У меня поручение передать письмо лично ему в руки, - заявил гимназист, и на его лице выступил румянец.
- Что ж, тогда вам придется подождать Альберта Карловича или зайти позже, - спокойно произнесла Серафима.
- Хорошо, я зайду позже, - поклонился гимназист и направился было к дверям, однако остановился и резко обернулся: - Впрочем, я отдам вам письмо. Это даже к лучшему.
Он протянул Серафиме сложенный вчетверо лист бумаги и бегом выбежал из передней.
Письмо пахло французским о-де-колоном, и ежели бы не сие обстоятельство, возможно, Серафима Сергеевна и не прочла бы его. Однако от письма исходило такое благоухание, что не оставалось никаких сомнений, что его писала женщина. Серафиме, конечно, стало крайне любопытно содержание сего послания, а разве можно осуждать женщину за любопытство? И она развернула письмо и принялась читать…
"Любезный счастливец, пред которым преклоняюсь! Душа бесценная моя! Сорвавший страсть мою и бросивший ее в море страдания! Владеющий моею душою и сердцем! Ты, который пленил меня и утопил мои желания в океане мучения! Пошто, сердечный друг, ты оставил меня? Пошто не кажешь глаз своих в моих чертогах, где тебя ждут, как первый луч солнца после долгой зимы? Любовь к тебе истерзала мое бытие, все мое сердце в незаживающих ранах. Придет ли время еды, в горло ничего нейдет, придет ли время сна, очи мои не смыкаются; мои мысли ни на одну минуту не могут жить без тебя. Когда ты осчастливишь меня своим приходом? Явись, мой друг, направь на меня свой ласковый взор, явись и освети меня, солнце мое. Буду ждать тебя, ласковый мой и ненаглядный, вечером, пополудни в восемь часов.
Вся твоя А. П."
Первым желанием Серафимы было изорвать это письмо в мелкие-мелкие клочки. Опять за старое? Права была тетушка: горбатого только могила исправит. А ей казалось, что он изменился! Значит, тепло, которое исходило от него в последнее время, его восторженные взгляды, слова любви, говорившиеся так искренне и неподдельно, есть всего лишь маска лицемерия и великолепная игра?
Серафима бессильно опустилась в кресла.
Нет, она не порвет это письмо. Она отдаст его ему, и пусть он доиграет свою комедию до конца…
Альберт Карлович пришел домой в четвертом часу. Прошел в кабинет, оставил там свой докторский саквояж, переоделся. В столовую вышел в веселом расположении духа и сразу заметил неважное настроение супруги.
- Что с тобой?
- Да ничего, голова немного болит, - ответила Серафима, стараясь не встречаться с ним взглядом.
- После обеда обязательно выпей Альтоновских капель, - сказал Факс, с тревогой поглядывая на жену.
- Хорошо…
Как играет! Смотрит заботливо, даже с тревогой. А может, это письмо какая-то ошибка?
- Корреспонденция для меня есть?
Ну вот, начинается. Он, верно, ожидал этого письма. Ну что ж, дождался…
- Да, - постаралась как можно непринужденнее ответить Серафима. - На диванном столике.
Встал из-за стола, даже не доев сладкого. Ишь, как ему не терпится! Боже, за что ты так наказываешь меня?
- А это письмо кто принес?
Он держал в руках письмо от этой А. П. Так, начинается… Надо постараться не показать виду.
- Я не знаю. А что там?
- Да так, ничего.
Он складывает письмо. Прячет взгляд, в котором почему-то скачут искорки смеха. Он встает. Куда он пошел? Неужели к ней? Но ведь еще нет и пяти часов?
Серафима поднялась и тихонько последовала за мужем. В передней встала за приоткрытой створкой двери, прислушалась…
- Найдите мне, пожалуйста, Пашку.
Это его голос.
- Слушаюсь.
Это горничная.
А зачем ему дворовый мальчишка?
- Здравствуйте, барин.
- Здравствуй. У меня к тебе будет очень важное поручение.
Голос у мужа веселый. Чему он радуется?
- Слушаю, барин.
- Ты знаешь дом князя Мустафина?
- Знаю, барин.
- Вот тебе письмо, отнеси к нему и вручи в собственные его руки. Не отдавай никому, ни дворовым людям, ни камердинеру - только ему. Понял?
- Понял, барин.
- А ну, повтори.
- Отдать это письмо ни дворовым, ни камердинеру, а господину князю Мустафину только в собственные руки.
- Верно. А на словах передашь, дескать, от мадам Попрядухиной. Повтори.
- Письмо от мадам Попрядухиной.
- Молодец, ступай. Сделаешь все как надо - считай, целковый у тебя в кармане.
- Сделаю, барин, не сумневайтесь.
Хлопает входная дверь. Дура, какая же она дура. А Альберт. Ну и плут же он. Все же права тетушка про горбатого и могилу… Милый плут…
Серафима едва успела усесться за стол, как в столовую вернулся Альберт Карлович.
- Ну вот, теперь сияешь, как начищенный самовар, - произнес он, взглянув на жену. - Да что с тобой сегодня? Такая частая смена настроений не является…
- Мне кажется, сравнение родной супруги с самоваром несколько неуместно, господин Факс, - шутливо сдвинула она брови. - Это даже как-то оскорбительно, сударь.
- Прости, пожалуйста, - промолвил Альберт Карлович, слегка ошарашенный столь неожиданно игривым настроением жены.
- Да нет, это ты меня прости, - совершенно серьезно произнесла Серафима, опять поразив Факса очередной неожиданной сменой настроения. - Пойдем посмотрим на дочку?
Они прошли в детскую, где в люльке, деловито обозревая вычурную лепнину потолка, возлежала их дочь. Увидев их, Софья неистово засучила пухлыми ножками, в чем, несомненно, проявилась бойкая натура Альберта Карловича. А потом она улыбнулась, и им обоим показалось, что комната, наконец, осветилась лучами солнца, которого все так долго ждали.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Примечания
1
Всего наилучшего! (нем.).
2
Вы болван (нем.).
3
Инфляция (лат.).
4
Стой (нем.).
5
Что вы сказали? (нем.).
6
В чем дело? (нем.).
7
Что вы тут делаете? (нем.).
8
капитальная женщина (нем.).