– Если бы я и без того уже не убедился, что жизнь порой дает крепкий пинок под зад, ты бы доказал мне это сию минуту. – Рафферти сжал посильнее, а затем ослабил хватку, позволяя преподобному выскользнуть из его рук. Затем разгладил замятины на ветхом фраке и заговорил ровным мягким голосом: – Ты будешь держать свои поганые мысли при себе, а хайло закрытым, и если хотя бы попробуешь каким-то образом ее уязвить, я убью тебя.
Рот Джека Маккуина пренебрежительно скривился.
– Ах, какое представление, дорогой мальчик. Да только весь шум и натиск понапрасну. Ты же не думаешь, что я поверю, будто ты убьешь свою плоть и кровь. Ты жесток, но не настолько.
Рафферти выдержал один удар сердца, которого хватило, чтобы в лице отца появилась неуверенность. Хватило, чтобы под черной повязкой на глазу нервно задергались мышцы. А затем улыбнулся своей самой подлой ухмылочкой.
– Скажи это тому, кто выколол твой глаз.
ГЛАВА 16
Усы Гаса Маккуина загнулись кверху вокруг широко улыбающегося рта, на лету ловя хлопья снега, как метёлка из перьев для смахивания пыли.
– Эта вьюга недолго будет мести, – сказал он. – Ведь прежде чем зима действительно вступит в свои права, ещё может настать бабье лето.
– Но мне нравится снег. – Клементина запрокинула голову, чтобы позволить снежинкам опуститься на ее лицо, в открытый рот. Хлопья, похожие на кружева, падали с неба, как если бы крошились облака.
– Клементина… – Гас провел ладонью по ее животу. Будто отвечая на прикосновение отца, ребенок толкнулся. – В отъезде я буду беспокоиться о тебе, малышка.
– И совсем понапрасну. Ханна говорит, что я здорова как бык.
– И все-таки, когда будем проезжать Олений Приют, я прихвачу доктора с собой и непременно привезу его, – не отступал Гас, – даже если для этого мне придется наставить на него пистолет.
– Да, мистер Маккуин. Спасибо. – Клементина предпочла бы, чтобы доктор присутствовал при родах, которые случатся не раньше чем через месяц, хотя она уже сейчас чувствовала себя громадной, будто целиком проглотила дюжину арбузов. Клементина никому, даже Ханне, не рассказывала, как ее пугало то, что скоро должно свершиться.
– И ты знаешь, что нужно делать, если возникнут проблемы? – в который раз спросил Гас.
– Да, мистер Маккуин, знаю.
Клементина превозмогла желание поежиться. Гас установил на крыше нового дома старый пожарный колокол. Тот издавал ужасный лязг и дребезг, когда звонил. И Рафферти, в одиночку живущий сейчас в лачуге охотника на буйволов, наверняка услышал бы этот сигнал. Ей достаточно потянуть за веревку, и он придет. Это заставляло Клементину чувствовать себя в безопасности и опасности одновременно. Она верила, что Зак Рафферти защитит ее от индейцев, волков и медведей-гризли, но кто защитит ее от него? Кто защитит ее от нее самой?
В прошлые разы, когда Гас отправлялся в Бьют-Кэмп по вопросам разработки шахты, она ездила с ним, но сейчас стала слишком огромной из-за ребенка. Потребовалось шесть месяцев и четыре поездки, прежде чем Гас наконец сколотил консорциум вкладчиков, чтобы вести добычу в "Четырех вальтах". Последние документы подпишут на этой неделе, а горные и дробильные работы начнутсяпо весне.
Инвесторы, называющие себя "Консорциум Четырех вальтов", взяли внаем шахту у Поджи и Нэша, согласившись платить им половину прибыли от всей добытой и очищенной руды, что давало, по крайней мере, двадцать пять процентов чистого серебра. А Гас в свою очередь получит свои двадцать процентов от доли двух пожилых старателей.
Однако Маккуины не надеялись разбогатеть в ближайшее время. Гас привел Клементине известную поговорку, что нужно владеть золотой жилой, чтобы поддерживать на плаву серебряный рудник.
– Я научился не доверять тебе, жена, когда ты отвечаешь "да, мистер Маккуин". – Лицо его посерьезнело. – Я знаю, что вы двое ладите друг с другом как пара хорьков в мешке, но обещай, что позовешь Зака, если тебе потребуется помощь.
– Да, да, позову. Я обещаю, – солгала Клементина. Чтобы она взяла да позвонила в проклятый колокол, в её комнату, по меньшей мере, должен ворваться Железный Нос, размахивая ножами для скальпирования и полудюжиной томагавков.
Гас прищурился на летящие хлопья снега.
– Думаю, у этой вьюги одна хорошая сторона точно есть – преподобный Джек заползет в какую-нибудь берлогу, чтобы присосаться к бутылке на всю зиму, и мы будем избавлены от его позорных проповедей перед нашими друзьями и соседями, криводушных проповедей, направленных лишь на вымогание у людей кровью и потом заработанных денег.
Клементина стряхнула с плеч мужа наметенные снежинки.
– Полагаю, мистер Рафферти прав насчет твоего отца. Лучший способ бороться с ним – не обращать на него внимания.
– Хмм. По крайней мере, хоть в чем-то вам удалось прийти к согласию. – Улыбнувшись, Гас привлек Клементину к себе, чтобы последний раз поцеловать. – Я привезу тебе кое-какой неожиданный подарок из Бьютта.
– Какой? – нетерпеливо спросила она. – Что ты мне привезешь?
Его смех пронесся по припорошенной снегом долине.
– Если я скажу тебе сейчас, малышка, тогда гостинец уже не будет сюрпризом.
Клементина смотрела вслед Гасу, пока его не поглотил снег. С неба посыпало гуще. Крупные хлопья кружились возле ее головы, тая на лице и волосах. Она поплотнее укуталась в шаль. Воздух был сырым и зябким, да и в доме её ждала дюжина дел, тем не менее Клементина осталась стоять.
Внезапно она почувствовала, что живот странно сжался и ребенок снова толкнулся. До вчерашнего дня женщине казалось, будто живот доставал ей почти до подбородка, но сегодня утром она заметила, что он вроде как опустился. Сейчас ребенок представлялся ей чем-то чуждым, словно отдельным существом.
Клементина услышала скребущий звук дерева, катящегося по корке льда и замерзшей траве, и, прежде чем повернуться, почувствовала удушающий приступ паники.
Длинные ноги Рафферти торили дорожку к ее порогу через сенокосный луг. Деверь тянул на красных санях связку дров. Щурясь от яркого зимнего света, она наблюдала, как он подходит.
Через плечо Зака была перекинула уздечка – уздечка из гладкой хорошо смазанной кожи с гравированными серебряными удилами с боковыми щечками.Рафферти снял ее и протянул Клементине.
Уздечка свисала с его руки, казавшейся темной и странно голой в холодном белом свете. Клементина не приняла подношения.
– Что это? – спросила она, хотя узнала уздечку Моисея.
– Сегодня первый снегопад, а ты по-прежнему здесь.
– У меня таких много, еще одна без надобности.
Зак бросилупряжь на связку дров.
– Я не отдаю тебе уздечку. То есть, отдаю, но вкачестве приложения к коню, который теперь принадлежит тебе.
– Мне не нужен этот конь. Он огромный, уродливый и кусается.
– Моисей не кусается. – Зак переступил с ноги на ногу. Сапоги скрипели на свежем снегу. – Ты жестока к мужчине, Бостон. Жестока к мужской гордости. Было время, я играл нечестно, но в этом пари намерен сдержать свои обязательства.
Клементина не видела глаз Зака, но чувствовала их жар, будто ласкающий ее лицо.
– Ты по-прежнему хочешь, чтобы я уехала?
– Да. – Слово вырвалось из его напряженного рта вместе с клубами белого пара.
– Почему?
Мгновение он стоял, не шевелясь, не говоря ни слова. Но вдруг его грудь резко выпятилась, а голос дрогнул на словах:
– Ты знаешь, почему, Бостон. И будь ты за это проклята и низвергнута в самое пекло.
Клементина вскинула голову и кончиками пальцев приподняла шляпу Зака, чтобы видеть его глаза.
– Я не возьму вашего коня, мистер Рафферти.
– Ты возьмешь его, черт тебя подери.
Клементина сделала шаг назад, затем еще один. Потом остановилась, зачерпнула горстку снега и слепила снежок.
– Я не возьму Моисея, черт меня подери, – произнесла она со своим манерным бостонским выговором и запустила снежком в голову Зака.
Клементина наклонилась, чтобы набрать еще снега, а выпрямляясь, получила таким же комком в лицо.
– Возьмешь, – выдохнул он, слегка задыхаясь.
Она выплюнула снег и стряхнула хлопья с ресниц и волос.
– Нетушки, – снежок угодил Рафферти в подбородок.
Зак шагнул в ее сторону, и Клементина повернулась, чтобы бежать. Но она была грузной и неуклюжей, поэтому он поймал ее в два счета. Мужчина опустил руки ей на плечи и развернул так, что они оказались лицом к лицу. Ее раздувшийся живот удерживал их на расстоянии, но на недостаточном расстоянии. Клементина облизала губы, ощутив вкус льда и жар воспоминаний.
– Возьмешь, – повторил он.
– Нет. – Ее веки опустились, а губы расслабились, и она ждала, ждала и ждала…
Клементина услышала, как Зак тяжело вдохнул. Но когда, наконец, открыла глаза, он уже ушел.
* * * * *
Клементина набросила на ветки последнюю нитку, унизанную воздушной кукурузой, и отошла назад, чтобы полюбоваться своей работой. Это была красивая елка, такая высокая, что доставала до потолка. Мохнатые ветви были украшены свечами, серпантином, лентами и кружевами. Пряный запах хвои наполнял комнату.
Но вид нарядной елки не принес Клементине никакого удовольствия, и она отвернулась к окну с морозным узором. День был окрашен свинцовой краской, тихий и холодный. Тучи, плотные и тяжелые, обещали еще больше снега. Она прижала ладони к пояснице, морщась от боли. А затем через плечо посмотрела на часы с календарем, висящие рядом с камином – почти три часа. Скоро стемнеет.
Вздыхая, прислонилась лбом к холодному стеклу. Гас задерживался уже дольше, чем на неделю. Клементина беспокоилась о муже, к тому же чувствовала себя сиротливо. Одиночество просачивалось в нее как холод от стекла. На дворе канун Рождества и день ее рождения, а она превратилась в неповоротливую громадину. Стала огромной, раздувшейся и раздражительной из-за приближающихся родов. Никто не должен оставаться один в такой день.
Клементина беспокойно перешла от окна к огню. Протянула руки к мерцающим языкам пламени, но тепло не принесло успокоения. На каминной полке красовалась ваза из матового стекла, наполненная сосновыми шишками и ягодами шиповника. Запах шишек напомнил ей о прошлых празднованиях Рождествах.
Внезапно мышцы поясницы и нижней части живота сократились в очередном спазме, и Клементина шагнула от огня. Взгляд метнулся к часам. С последней схватки прошло семь минут.
Женщина глубоко вдохнула, пытаясь уменьшить боль и страх. Закусила губу, взглянув на висящую у входной двери веревку, прикрепленную к пожарному колоколу на крыше. Но не пошла к ней. Лучше подождать еще немного. Возможно, это лишь ложные схватки. Возможно, Гас уже сейчас въезжает во двор с доктором. Клементина неуклюжей походкой направилась назад к окну. Коновязь за крыльцом была едва различима, потому что снова повалил снег.
Семь минут спустя ее огромный живот опять сдавило и свело в спазме. Она сжала кулаки, чтобы не закричать. Не от боли, а от разочарования. Клементина чувствовала, что собственное тело предало ее, унизило, решив произвести ребенка на свет раньше времени, не дожидаясь отца или доктора. Клементина вновь бросила взгляд на веревку. Был только Зак, и он…
Он навещал ее по три или четыре раза в день, чтобы убедиться, что она в порядке. В большинстве случаев даже не заходил, а просто стоял на крыльце, держа язык на привязи и тщательно скрывая глаза под шляпой.
Из-за Клементины деверь покидал строения ранчо только на короткое время, достаточное для того, чтобы обиходить скот. Но Рафферти не сидел без дела. Она знала это, поскольку подглядывала за ним из-за занавесок на окнах гостиной. Зак наколол столько дров, что поленницы у обоих домов доставали до крыш. Укрепил шаткие столбы загона. Провел много часов в сарае, должно быть, ремонтируя инвентарь и изготавливая в кузнице подковы и всякие инструменты. В свободное от работы время он скрывался в своей лачуге, и Клементина наблюдала, как дым поднимается из трубы в зимнее небо. А ночью в соседнем окошке мерцал свет от лампы. Иногда Клементина замечала в окне силуэт Зака. А однажды увидела, как он облокотился о коновязь у входной двери, держа за горлышко бутылку виски.
Казалось, что-то лопнуло в его груди от удара боли и тоски, поэтому, услышав влажный всплеск, он на какой-то тоскливый миг решил, что его сердце разорвалось.
Клементина испуганно шагнула назад и посмотрела вниз. Лужа бледно-желтой жидкости растекалась по дощатому полу; перед серой шерстяной юбки сделался темным от влаги.
Ее взгляд, больше удивленный, нежели смущенный, метнулся вверх к его глазам.
Однако Рафферти из всего спектра эмоций выбрал священный ужас.
– Святые угодники! – воскликнул он.
Она начала что-то говорить, но вдруг ее тело содрогнулось и скрючилось в спазме, а сквозь стиснутые зубы прорвался низкий стон. Зак своими глазами видел, как дергается ее живот.
– Святые угодники! – уже мягче повторил он.
Клементина пару раз коротко судорожно вздохнула. Зак слышал, как его собственное дыхание становится учащенным и неровным, и вместе они дышали словно ветер, шелестящий в тополях.
– Как видишь, – совершенно спокойно произнесла Клементина, – я рожаю.
– Боже правый!
Зак сделал шаг назад, затем еще и еще, пока не наткнулся на верстак, служивший столом. Он снова помотал головой, пытаясь прогнать кровь, которая внезапно зашумела в ушах.
– Ты должна немедленно прекратить это, Бостон, – потребовал он. – Подожди, пока вернется Гас с доктором.
И тут Клементина имела невероятную наглость рассмеяться. Он обезумел от страха, а она смеялась ему в лицо.
– О, Рафферти… роды вряд ли получится остановить, если они уже начались.
Зак осторожно поставил бутылку виски. После чего пальцами убрал волосы с глаз.
– Но я не могу… но я не знаю… черт! Какого дьявола ты пришла ко мне?