Глава 10
Моя соседка, Нелл Новотноу, верит, что книги спасают от всех бед.
Она живет в мансарде, которую шесть лет назад покинул сын Стивен. Ему было только тридцать пять лет. Теперь изможденное лицо Нелл смотрит с больших плакатов, расклеенных по всему городу. Она - представитель организации по борьбе со СПИДом "Одеяло надежды", собирает деньги на проведение исследований.
А еще она библиотекарь - тридцать лет работает в библиотеке Института механики на Пост-стрит и каждый понедельник приносит какую-нибудь книгу. Благодаря Нелл я познакомилась с Джоном Фэнтом и Джозефом Скворески, Халдором Лакснесом и Ларсом Густавсоном, дневниками Роберта Мюзиля и очерками Эдмунда Вильсона. Назовите любого автора - и Нелл немедленно вспомнит заглавие книги. Назовите любую дату - тут же вспомнит лауреатов крупнейших литературных премий того года.
Прошло шесть дней, как исчезла Эмма. Я стучусь к Нелл. В ее квартире тепло, пахнет домашними макаронами с сыром. Всю эту неделю она оставляла у моей двери пироги, относила белье в прачечную и помогала как только могла. Теперь усаживает меня за кухонный стол и наливает кофе.
- Рассказывай, - говорит Нелл, отводя с лица густую черную прядь. - Я умею слушать.
- По-прежнему пытаюсь понять, что упустила в тот день. - Что-то видела и слышала, но не могу припомнить, что именно. То, что показалось мне в ту минуту неважным, на самом деле могло бы повести в нужном направлении. Такое ощущение, что у меня есть ключ к разгадке, но он похоронен где-то под тоннами мусора, никак не получается его найти.
- Знаешь, что сказал святой Августин? "Велика сила памяти, чрезвычайно велика… Память подобна огромному залу".
Добрая самаритянка встает, снимает макароны с плиты, наполняет две тарелки и протягивает вилку.
- Ешь.
Умом понимаю, что это вкусно - те же самые макароны с сыром, за которые всего неделю назад я бы отдала бессмертную душу, - но сегодня они как будто не имеют вкуса. Глотаю через силу.
- Ты похудела, - замечает Нелл, подкладывая еще макарон и в без того полную тарелку. - Конечно, меньше всего сейчас думается о еде, но все-таки нельзя бегать на пустой желудок.
Она оборачивается к полкам с книгами.
- Память - это целая наука, - перебирает корешки. - Об этом написаны сотни книг.
Через несколько минут кухонный стол завален книгами и папками. Здесь сочинения о том, каким образом в мозгу хранится информация, ксерокопии статей, посвященных восстановлению памяти, труды по мнемонике. Аристотель, Раймонд Лалл, Роберт Фладц…
- И все это хранится у вас дома?!
Нелл жмет плечами:
- Библиотекарь - это образ жизни. - Она листает книги, делает несколько закладок, показывает мне изображение мозга: элегантный изгиб гиппокампа, височная доля. - Вот здесь, - касается моей головы, - здесь ты найдешь ответ. Всем известно, что травма или пережитый эмоциональный стресс могут перетряхнуть память, так что извлечь информацию из мозга становится очень нелегко. Но она никуда не девается. Просто нужно понять, как до нее добраться.
Поздно вечером, в одиночестве, с карандашом и блокнотом под рукой, я зарываюсь в книги. В недавно опубликованной монографии под названием "Эта странная память" натыкаюсь на историю некоего Шеревского, который не умел забывать. Перри ссылается на классический труд "Маленькая книжка о большой памяти" русского нейропсихолога Александра Лурия, где исследователь обозначает своего пациента одной лишь буквой "Ш". Мне вдруг кажется очень странным, что человек с уникальной памятью может быть сведен к одной букве.
Что помнил Ш.? Каждое слово всех слышанных им разговоров, начиная с самого детства. Все, что ел, слышал, черты лиц, когда-либо виденных, даже мельком. Больные амнезией лишены возможности вспомнить, тогда как Ш. страдал от невозможности забыть. Любой текст, любой разговор становились для него минным полем; простое слово могло вызвать лавину воспоминаний, и ход мысли оказался бы погребен.
Вообразите себе городскую улицу. Вообразите, что прогулка по этой улице вызывает множество устойчивых воспоминаний. Для вас не существует таких вещей, как время и забвение. Запоминается каждая вывеска, каждый человек по ту сторону витрины. Предположим, что на этой улице находится книжный магазин. Проходя мимо, запоминаете не только названия, но и обложки книг, их порядок на полке, женщину, стоящую в очереди, угол наклона ее головы, когда она оборачивается и смотрит на вас. Запоминаете цвет губной помады, длинные и стройные ноги, черные сандалии, так и норовящие соскочить. Запоминаете мужчину за кассой, его стрижку и золотые часы. Спешите вперед, прекрасно понимая, что за эти несколько секунд ваша память обогатилась тысячами впечатлений, которые не исчезнут никогда. Размышляя об этом на ходу, ушибаете большой палец, опускаете глаза и видите небольшую выбоину на асфальте. И это тоже запечатлеется в памяти - неровность тротуара, вспышка боли в ноге, мельчайшие детали собственного ботинка. А еще не сможете забыть того, что однажды, в такой-то день такого-то года, в таком-то месте, вновь размышляли о своем проклятии - как вынуждены вести жизнь, полную воспоминаний.
Что такое поиск, если не череда надежды и отчаяния? Надежда делает поиск возможным, отчаяние - бессмысленным. Мне очень хочется верить - где-то в глубине моего серого вещества, под многочисленными складками коры головного мозга, где-то между гиппокампом и височной долей, таится единственная подробность, обрывок знания, самая главная деталь, которая поможет найти пропавшего ребенка.
Совсем как герой известного рассказа Борхеса, Ш. больше всего мечтал просто забыть. А я наоборот - очень хочу вспомнить, с пронзительной ясностью перебрать события того дня на пляже. С радостью приму на себя бремя воспоминаний - все дни рождения и рождественские утра, первые свидания и восхитительные каникулы, любимые книги и красивые лица - ради одного-единственного, того самого, что приведет меня к Эмме.
Глава 11
Поисковый штаб расположен в районе Кастро - в необитаемом сооружении, пожертвованном каким-то сочувствующим. Прохожих провожают глаза Эммы, глядящие с десятков фотографий на окнах. Все, кто здесь работает, носят одинаковые белые футболки: спереди - изображение девочки и надпись "Вы не видели Эмму?", а на спине большими черными буквами напечатаны адрес интернет-сайта: www.findemma.com - и номер "горячей линии".
Большинство волонтеров - ученики Джейка. Также здесь его коллеги, друзья и просто неравнодушные люди.
Прошла неделя с тех пор, как наше сокровище пропало. В то время как я обыскивала улицы, мечась во все стороны, Джейк сколачивал поисковые отряды. Его подход куда более методичен, рационален и организован - как и все, что он делает.
Большую часть стены занимает карта Сан-Франциско, утыканная разноцветными булавками. Звонят телефоны, доносятся голоса. Какой-то прыщавый, с прилизанными волосами подросток дает наставления группе товарищей:
- Расклейте объявления всюду, где только можно, вот в этом районе. В супермаркетах, кафе, книжных магазинах.
Он пускает по кругу обувную коробку, полную значков с портретом Эммы.
- Наденьте. И возьмите каждый по нескольку штук, чтобы раздать. Пусть все запомнят ее лицо.
Подростки разбегаются; мальчик подходит ко мне и протягивает руку.
- Эбби Мейсон, - представляюсь.
- Знаю. Меня зовут Брайан. - У него чрезвычайно самоуверенный, но в то же время обаятельный вид школьного старосты или председателя Общества молодых демократов. - Хотите помочь? Или ищете мистера Болфаура?
- И то и другое.
Брайан дает мне пачку листовок и карту.
- Наш человек, который должен был поехать в Кольму, не пришел. Можете заменить. - Он отмечает оранжевым фломастером крошечный сектор на карте. Каждый квадратный сантиметр - это десять километров. Обширное пространство, заполненное магазинами и домами. Траншеи, свалки, машины, кусты…
Джейк замечает меня и подходит.
- Есть что-нибудь?
- Пока нет. - Он неразговорчив.
В последний раз мы общались полчаса назад. Мобильников из рук просто не выпускаем, постоянно звоним, обмениваемся информацией, подбадриваем друг друга. Зацепок десятки, но полиция не знает, за какую хвататься. Какой-то парень сообщил, что видел Эмму в китайском ресторанчике в Пескадеро - в то же самое время, когда ее заметили собачник в Окленде, продавец в Йосемите и почтальон в Сан-Диего. Лизбет, бывшую жену Джейка, также пока не нашли.
- Надеюсь, они вместе. Никогда не думал, что скажу это, но, видит Бог, пусть лучше Эмма окажется у Лизбет. По крайней мере…
Он не договорил, но я поняла, о чем речь. Если за этим стоит его бывшая жена, то Эмма по крайней мере жива.
Вспоминаю слова Шербурна касательно Лизбет: "Не так-то просто найти человека, который не желает, чтобы его нашли".
Маленькая разбойница смотрит на меня с футболки Джейка. Для меня это Эмма - с ее низким, протяжным смехом, способная за мгновение перейти от восторга к унынию, обожающая арахисовое масло, медовые сандвичи и тосты, - но для посторонних она, должно быть, всего лишь черноволосая зеленоглазая девочка с ямочками на щеках. Приведут ли следы к ней или, наоборот, уведут еще дальше? Наша кроха может оказаться в Пескадеро, в Окленде, в Йосемите - или всего в двадцати метрах отсюда, запертая в чужой квартире, одурманенная наркотиками и ошеломленная. В объявлении говорится: "Черные волосы, зеленые глаза, рост четыре фута. На девочке был красный свитер, синие брюки и синие матерчатые туфельки, с вышитым словом "Эмма"". Но похитителю ничего не стоит переодеть ее, остричь, покрасить волосы. Девчушка может находиться у Лизбет, испуганная, но относительно невредимая, а может - в руках какого-нибудь маньяка, что гораздо хуже.
Джейк оглядывает комнату, потом садится на край стола и прижимает ладони к глазам. Наверное, жалеет, что встретил меня. Хочу обнять его и сказать, что мне очень жаль, а ребенок обязательно отыщется, но вокруг слишком шумно и чересчур много людей. Сообразно тому, как идет время, по мере того как расширяется район поисков, мы с Джейком отдаляемся все больше друг от друга.
При первой встрече нас просто поразило количество совпадений, и речь шла о чем-то большем, нежели обоюдная любовь к бейсболу и способность цитировать фразы из фильмов Вуди Аллена. Наши матери умерли от рака, отцов тоже лишились рано, хотя и по разным причинам: отец Джейка пал жертвой алкоголизма, а мой ушел к другой женщине и его всепоглощающее желание начать жизнь сначала привело к безобразному разводу.
На четвертом свидании, после посещения выставки Уильяма Эгглстона и ужина в клубе "Тайная вечеря", основательно поговорили о наших семьях. "Когда вырастаешь, просто смиряешься с тем, что родителей больше нет, но мне всегда было нелегко. Возраст не мешает человеку чувствовать себя сиротой. Я уже давным-давно решил, что главным для меня станет семья, а когда Лизбет ушла, мне показалось, будто небо обрушилось на землю. В одночасье стал одиноким отцом с трехлеткой на руках, и долгое время не удавалось избавиться от мыслей о собственной вине".
Оглядываясь назад, думаю, что в тот вечер впервые позволила себе мысленно произнести слово "любовь"; впервые осознала, насколько глубоки мои чувства к Джейку. Потом события буквально понеслись - внезапно заговорили о свадьбе, и это показалось самым естественным в мире решением.
Несколько недель до трагического события я думала только о торжестве. Теперь, конечно, это уже не важно. Вчера мы с Джейком впервые посоветовались и согласились, что с этим нужно повременить. Так и не произнесли вслух того, что наше бракосочетание откладывается на неопределенный срок. Все помыслы сосредоточились на неком неведомом часе в будущем, на точке "X" невидимой оси времени, когда Эмма найдется. В первые минуты после ее исчезновения я была уверена, что эта точка совсем близко. По мере того как день шел на убыль, сделала необходимую поправку на часы. На следующее утро уже приготовилась к паре суток отчаянных поисков и неизвестности. А теперь, когда дни шли и не было ни Эммы, ни ключа к разгадке, предстояло признать тот факт, что этот ужас может длиться неделями.
В штабе по радио играет песня - привязчивый мотивчик, никак не получается выбросить из головы. Мелодия, которая последние две недели звучит буквально отовсюду. Машинально ее напевая, до сих пор я не обращала внимания на слова.
- Каждая песня - это возвращение, - поет солист, а хор повторяет снова и снова, назойливо и тяжеловесно. Смотрю на часы и подсчитываю в уме - пи-эр квадрат. В мозгу полыхают целые ряды цифр.
Не бывала в Кольме уже целую вечность, и на то имелись причины. Там нет ничего, кроме скверных торговых центров и ресторанов. Четырехполосные шоссе, и никаких тротуаров. Расклеиваю объявления в кафе и "Макдоналдсах", в обувных магазинах и магазинах женской одежды. Служащие по большей части настроены дружелюбно и понимающе. В одном из магазинов беременная женщина просит несколько листовок и обещает отвезти их в Уэстлейк. "Бедные родители, - говорит она, проводя рукой по необъятному животу. - Даже не представляю…"
Около полуночи, показав фотографию Эммы всем, кто только желал на нее взглянуть, шагаю в "Таргет". Это единственное место в Кольме, открытое допоздна. В магазине сияет ослепительный свет. В дверях девушка протягивает мне корзину, взамен даю ей объявление. Она вытаскивает из кармана очки, рассматривает фотографию и говорит:
- Красивый ребенок. Воображаю, каково это. Что, уже целая неделя? Ну, она уже наверняка где-нибудь в канаве.
Я бреду по широким проходам, раздавая листовки десяткам праздношатающихся. В какой-то момент понимаю, что вижу перед собой игрушечный набор "Спокойной ночи, Барби", где мечта всех девчонок предстает в теплой пижаме и пушистых шлепанцах, с прозрачной сумочкой на локте. В сумочке лежат расческа, шампунь и крошечная сеточка для волос. Кладу Барби в корзину. Внезапно эти яркие цвета, что еще на прошлой неделе казались мне грубыми, становятся невероятно притягательными. Бросаю в корзину красный мячик, фиолетовую скакалку, настольную игру под названием "Финансист" и собачку на батарейках, которая ходит, лает и перекатывается через спину. Даже игрушки "специально для девочек", всегда мною ненавидимые, кажутся вдруг заманчивыми - кухонная плита, кукольный домик "Барби-Малибу", микрофон в стиле "Спайс герлс".
Несу все к кассе, когда внимание привлекает экран телевизора в отделе электротоваров. Справа от Лесли Грей, в маленьком окошечке, появляется изображение Эммы.
- Мартин Руз, бывший учитель английского и коллега Джейка Болфаура, был доставлен в полицию для допроса. В феврале прошлого года Руза отправили на излечение в психиатрическую клинику, откуда его вскоре выписали.
Я знаю Руза - после развода он пытался покончить с собой, из-за чего и попал под наблюдение врачей. Джейк пару раз приглашал беднягу на ужин. Мартин поразил меня: этот глубоко подавленный человек пытался скрыть печаль, отчаянно шутил и немедленно мне понравился - так же как и Эмме, для которой после десерта выстроил на полу гостиной внушительный карточный домик. Готова поклясться, что он никак не связан с ее исчезновением - ничто в нем не показалось мне странным или недостойным доверия, - но затем понимаю, что уже не могу быть уверена ни в чем. Не сомневалась, что Эмма в безопасности со мной; не сомневалась, что, когда Джейк вернется из Юрики, мы станем счастливой семьей. Все, что я знала, превратилось в бессмыслицу.
Подросток лет шестнадцати, в красной футболке, - консультант из отдела мобильных телефонов - смотрит на экран. Судя по бейджику, его зовут Пит.
- Что-то ищете?
- Нет, спасибо.
Пит снова переводит взгляд на телевизор.
- Моя мама говорит, шоу затеял отец девочки. Слишком уж все удачно сходится - он уехал из города именно в тот день, когда ребенок пропал. А спорим, что виноват чокнутый учитель английского. Как думаете?
Мир начинает вращаться, и я опираюсь о прилавок.
- Вы в порядке? - Пит готов поддержать меня.
Ставлю корзинку и пробираюсь к выходу.
- Эй, - окликает парнишка, - эй, вы будете все это покупать или нет?
Парковка почти пуста. Неоновая реклама отбрасывает зловещие блики на мокрый асфальт. К двери направляется женщина, толкая перед собой вереницу магазинных тележек. Их, должно быть, штук двадцать - длинная красная змея, дребезжащая на ходу. Машина, битком набитая подростками, несется к выезду с парковки и резко поворачивает, чудом избежав столкновения с тележками. Женщина грозит кулаком и чертыхается, водитель кричит в ответ что-то нецензурное, и сквозь опущенные стекла машины доносится обрывок мелодии. Снова та же песенка.
Глава 12
Несколько лет назад мне случилось поехать в Нью-Йорк с подругой, в честь ее тридцатилетия. Там жил человек, которого я знала со времен колледжа и когда-то отчаянно любила. Мы не общались уже давным-давно, у меня не было ни его адреса, ни телефона, и все-таки это не мешало высматривать его повсюду - в кафе, в зрительном зале Линкольн-центра, в парке, в вагоне метро.
Дважды казалось, что вижу его, но когда подходила ближе, выяснялось, что это кто-то другой. Я начала сомневаться, что вообще способна узнать его после десяти лет неведения. Что, если он растолстел, коротко подстригся или воспылал любовью к строгим костюмам? Не обманываю ли я себя, думая, что способна узнать свою бывшую привязанность по изгибу бровей или характерному жесту? Кого ищу - воспоминание десятилетней давности или реального человека? Что, если мы уже разминулись, не узнав друг друга, - может быть, сидели рядом в ресторане или столкнулись на улице.
Теперь повсюду Эмма - каждый раз, когда сворачиваю за угол; каждый раз, когда открываю дверь квартиры; каждый раз, когда выхожу на набережную. Обыскиваю парки и детские площадки, рестораны и кинотеатры. Грязные мотели Тендерлойна, четырехзвездочные гостиницы на Юнион-сквер, хаос Чайнатауна и стильные кафе Норт-Бич. От моего взгляда не ускользает ни одна девочка, хотя бы отдаленно похожая на Эмму. Брожу по холмам Ной-Вэлли, заглядывая в глаза детей на велосипедах, обхожу городские больницы и рассматриваю хмурые личики в залитых ярким светом приемных, рыскаю по Окленду.