* * *
Поручик Корнеев развернул письмо Наташи и обомлел.
– Денис, друг мой, прочтите!
Корнет Краснопольский бегло прочитал:
– Константин! Если вы не вырвите меня из рук моего "жениха", я не вижу смысла жить дальше. В субботу свадьба, в пятницу меня отвезут к нему в Астафьево-Хлынское… И что здесь такого?
– Да то, мой друг, что это Астафьево-Хлынское недавно купил мой дядя, граф Астафьев! Черт побери, корнет! – поручик метался по комнате, словно разъяренный зверь.
– Позвольте, ничего не понимаю. Это что ваш – дядя? Он женится на Наташе!!! – наконец, понял корнет.
– Вот именно!!! Что делать? Единственный человек, на которого я рассчитывал, оказывается моим заклятым соперником! Господи, за что?
Корнет растерялся.
– Но, но… Подождите, поручик… Придумаем что-нибудь.
– Что, Денис?! Я – в бегах, Наташу выдают замуж в субботу, да еще и за кого – за моего дядю! Это конец! – поручик рухнул на стул, налил вина и осушил бокал до дна.
– Успокойтесь! А, если написать графу обо всем, признаться.
– Корнет, вы меня удивляете! В любви – каждый за себя! Хорошо, что я не называл имя своей возлюбленной в письме…
– Константин, но вы – единственный наследник графа, насколько я понимаю.
– Да. И что это меняет?
– Неужели он разобьет два любящих сердца, тем более своего же племянника?!
– Право, не знаю, что и сказать, Денис… Может действительно, украсть Наташу и обвенчаться в ближайшей церкви, а потом уже явиться к дяде?
– Возможно… – глубокомысленно изрек корнет, понимая всю сложность ситуации: кто знает, как отреагирует граф.
– А вдруг дядя откажет мне в помощи? И что тогда: я – без средств к существованию, да еще и неприятности с полицией. Что я дам Наташе?
– Тогда пусть она выходит за графа, – подытожил корнет.
– Нет, только не это. Она погубит себя!
– Значит, надо подумать, как лучше похитить "невесту" и обвенчаться с ней. Вряд ли родители проклянут ее, все же – единственная дочь.
– Маски на лицо, пистолеты и вперед, отобьем девушку в бою! – разгорячился поручик.
Корнет от души рассмеялся:
– Ну, любезный, вы – и разбойник! Нет, надо действовать хитростью, иначе вас подстрелят и – прощай Наташа
* * *
В ночь с понедельника на вторник Наташа спала плохо, постоянно ворочалась, не помогали даже успокоительные отвары пустырника и душицы. Мало того, что девушка заснула уже за полночь, ее одолевали сны, сменяя один другой.
Сначала ей приснился граф Астафьев, он поднял фату с ее лица, и поцеловал… Наташа чувствовала отвращение даже во сне и застонала. Глаша вскочила с кушетки:
– Наталья Дмитриевна, что с вами?
Девушка открыла глаза.
– Дурной сон, Глаша, поди спать.
Она перевернулась на другой бок и попыталась заснуть, сон навалился тяжело. Снилось, словно едет она в дрожках с маменькой. Неожиданно на них нападает отряд разбойников: все в черных масках и черных плащах, что развиваются по ветру. Некто хватает ее из дрожек и сажает перед собой на лошадь. Маменька кричит вслед, ее крик слабеет и совсем удаляется и затихает…
Похититель привозит девушку в замок, что на высокой скале. Наташа молит его:
– Отпустите меня, сударь!
Но тот лишь смеется, его смех зловещ и страшен…
Злодей хватает свою жертву и на руках несет в спальню, где их ожидает огромная постель. Он бросает на ложе невинную девушку и наваливается на нее…
– Господи, Наталья Дмитриевна! Проснитесь же! – Глаша трясла девушку, но та продолжала стонать. Наконец она очнулась.
– Что, что такое?
– Вы опять стонали и плакали во сне.
Наташа села на кровати, ее рубашка взмокла от холодного пота.
– Ужас-то какой, Глаша… Принеси мне рубашку свежую из комода… Ох, завтра ехать к графу…
Глаша переодела молодую барыню, накрыла одеялом, словно маленькую.
– Хотите, я посижу с вами, пока не заснете?
– Да, Глаша…
* * *
Наталья проснулась поздно, голова болела, словом настроение у юной барышни было отвратительное. Если бы ни предупредительная Глаша, которая уже подготовила кувшин с водой для умывания, она бы вообще не встала с постели.
– Наталья Дмитриевна, вот и славно! Проснуться изволили.
Молодая барыня потянулась, зевнула и потянула:
– А-а-а… Это ты. Голова разламывается… Не хочу вставать. Да и зачем?
– А затем, Наталья Дмитриевна, что сегодня его сиятельство пожалуют. Неужто не спуститесь к нему в залу? Чай барин-то расстроиться, и не дай Бог, опять расправы учинять станет.
– Да, Глаша, ты, пожалуй, права. Надо вставать.
– Вставайте, вставайте, я вас умою, причешу. Какое платье сегодня пожелаете надеть?
– Глаша, да какая разница? Любое…
– Нет, Наталья Дмитриевна, его сиятельство и батюшка ваш должны видеть вас прибранной, нарядной, свежей.
– Ох, и умна ты Глаша! Быть бы тебе экономкой!
– Чай буду еще…
Глаша поливала из кувшина Наталье а руки, та умылась и села перед зеркалом.
– Совсем я подурнела взаперти… А ты, Глаша, как считаешь?
Глаша взяла гребень и начала с кончиков расчесывать длинные волосы девушки.
– Побледнели вы малость. Так сколь переживаний с ентой свадьбой!
– Так, сегодня вторник, – рассуждала Наталья, – в субботу венчание и банкет в графском доме, – девушку передернуло от этой мысли. – Ты, помнится, говорила, что сумеешь передать письмо Константину.
– Точно так-с, Наталья Дмитриевна, снесу его в дупло дуба. Проберусь никто и не заметит.
После утреннего туалета Наталья села за секретер и бегло на одном дыхании написала:
"Константин, любовь моя!
В субботу я стану графиней Астафьевой, если в ход сих событий не вмешается провидение или… Словом, умоляю тебя, что-нибудь предпринять. Я готова к любому твоему решению, лишь бы только не выходить за постылого графа".
* * *
После обеда, в два часа по полудни, граф Астафьев приехал в Погремцовку навестить невесту и своих тестя и тещу.
Мужчины обнялись и расцеловались – какие могут быть церемонии между своими людьми, можно сказать, уже родственниками.
– Как Наталья Дмитриевна? – поинтересовался граф.
– Хорошо, сейчас она спуститься в гостиную.
Наталья расправила кружева, которые пышно ниспадали с декольте и рукавов, и по требованию папеньки, изволила направиться в гостиную.
– Ах, бонжур, Наталья Дмитриевна! – воскликнул граф при виде своей очаровательной невесты, что и говорить, она выглядела прекрасно в нежно-лиловом платье.
Девушка слегка поклонилась и невольно покраснела, что весьма понравилось жениху.
– Как ваше самочувствие, Павел Юрьевич?
– Прекрасно, жду с нетерпением субботы! – воскликнул граф.
У Наташи закружилась голова.
– Ах, ваше сиятельство, не желаете ли прогуляться по саду?
Граф и папенька просияли: вот, наконец-то, все и сладилось. Иначе и быть не могло!
* * *
Глаша незаметно выскользнула из дома через черный ход в кухне и направилась огородами к лесу. Она специально надела старый рваный сарафан, словно последняя дворовая девка, что сопли подолом утирает, взяла лукошко – если что, мол, идет по грибы и ягоды.
Она беспрепятственно достигла леса и пошла коротким путем, что должен был вывести прямо к главной проселочной дороге, на которой стоял "почтовый дуб". Горничная шла осторожно, не спеша, делая вид, что собирает ягоды. На самом же деле, она постоянно оглядывалась по сторонам: не наблюдает ли кто за ней?
Так она прошла с полверсты, все было спокойно. И вот появился дуб. Предусмотрительная Глаша прошлась вдоль полянки, на которой росло дерево, пытаясь увидеть признаки опасности, но ничего так и не заметив, направилась прямо к "почтовому ящику". Она достала из-за пазухи письмо и быстро бросила его в дупло, затем снова прошлась по полянке и побрела в лес, решив собрать немного ягод для правдоподобности своего похода.
* * *
Константин, снедаемый страстью и нетерпением, метался по комнате. Молодая вдова Елизавета, искренне сочувствующая молодому поручику, всячески старалась успокоить его и подбодрить.
– Ну, что вы Константин мечетесь, словно волк, обложенный охотниками со всех сторон? Чай не все еще потеряно? Всегда найдется выход.
– Послушай, Елизавета, что она пишет: в субботу я стану графиней Астафьевой, если в ход сих событий не вмешается провидение… А каково? И где же мне взять сие проведение? Говорил я корнету: надобно напасть и отбить ее, увезти в ближайшую церковь и обвенчаться!
– Так-то оно так, Константин, – женщина отложила вышивание и пристально посмотрела на поручика. – Денис прав: силой ничего не добьетесь. А если ее начнут защищать, да палить из пистолетов, да подстрелят вас али Дениса, да еще кого? Тогда вам будет не венец, а верная каторга.
– Эх! – поручик махнул рукой. – Денис обещал что-нибудь придумать, но…
Елизавета заговорчески улыбнулась:
– Ну, Денис может пока не придумал, а я…
Константин встрепенулся:
– Говорите, умоляю вас, Елизавета!
– Хорошо, слушайте. Мыслю я сделать так…
* * *
Его Сиятельство пробыл в доме Погремцовых почти до вечера, даже остался отужинать. Наташа старалась быть вежливой, натянуто улыбалась, в душе желая искусать до крови старого сластолюбца.
Дмитрий Федорович наглядеться не мог на дочь и своего будущего зятя: еще год назад он о такой выгодной партии и мечтать не мог! Да теперь многое изменится: предводитель уездного дворянства, этот кичливый Николай Васильевич, будет лично здороваться за руку: ведь графского тестя вниманием не обойдешь! А полицмейстер… А калужское общество… Да что они теперь! Надобно подумать о жизни в Петербурге или лучше сразу – в Италию на теплые воды?
Наконец его сиятельство откланялся, приложился к ручке невесты, не обошел вниманием и будущую тещу:
– До скорого свидания, Наталья Дмитриевна! Прощайте, Мария Ивановна! – С хозяином дома граф обнялся: – Должен вам признаться, дорогой друг, – сгораю от нетерпения…
Дмитрий Федорович понимающе хлопнул графа по плечу.
– Немого уж осталось. Все пройдет благополучно, я уверен.
Но Мария Ивановна не разделяла мужниного оптимизма: она томилась тревожным предчувствием.
Глава 10
Накануне свадьбы, в пятницу, семейство Погремцовых пробудилось рано утром. Дмитрий Федорович лично обошел усадьбу, не забыл заглянуть и с комнату любимой дочери: та еще спала.
Несмотря на это обстоятельство, что невеста не торопилась пробуждаться от сладостного сна, в котором видела своего возлюбленного, отнюдь не графа Астафьева, в доме началась суета.
Мария Ивановна приказала девкам упаковать вещи, которые понадобятся на церемонии, в особенности свадебное платье, оно было помещено в специальную коробку, в которой прибыло неделю назад из Москвы.
В спальню Натальи докатился шум, она проснулась, понимая, что настал тот самый день, когда… словом, когда ее беззаботная жизнь закончиться и начнется другая, полная тоски и безысходности, если, конечно, не случится то, чего она так страстно желала.
Наташа отбросила одеяло и села на кровати. Глаша, стоявшая на своем боевом посту, около туалетного столика, произнесла:
– Доброе утречко, Наталья Дмитриевна!
– Чего ты радуешься? – огрызнулась барышня. – Какое доброе утро? Хуже утра у меня в жизни еще не было!
– Это, Наталья Дмитриевна, как посмотреть! Идите умываться.
Наталья нехотя встала и поплелась к туалетному столику.
– Глаша, ты хоть понимаешь, что родители продают меня старику за богатство?
– Да… – поддакнула горничная, поливая из кувшина.
– Чего "да"? – переспросила Наташа, фыркая от холодной воды. – И отчего вода простыла?
– Вода… – растерялась Глаша, – не знаю… верно, вы почивали долго.
Дверь распахнулась, в комнату вошла Мария Ивановна. Она бегло осмотрелась на всякий случай: в последнее время ее не переставали томить дурные предчувствия, в душе она понимала, что предстоящий брак сделает дочь несчастной. Но, увы, отступать было поздно.
– Ты проснулась, душа моя? – обратилась Мария Ивановна к дочери.
– Как видите, маменька…
Родительница пристально взглянула на дочь, пытаясь постичь ее сокровенные мысли, но напрасно. Наташа и сама не знала, что ждало ее в ближайшие два часа. Девушка надула губки по обыкновению:
– Маменька, могу я одеться? Или вы намерены присутствовать?
– Ты, что же матери стесняешься?
– Ну, как хотите. Мне все равно, – подытожила юная прелестница. – Глаша достань мое любимое платье, что из бирюзового шелка.
– Ах, мон шер! – воскликнула Мария Ивановна. – Невеста должна быть скромной! Это платье уж слишком яркое.
Наташа передернула плечами.
– В прошлом году, на осеннем балу у губернатора оно вам таковым не казалось. Отчего же теперь сей наряд стал слишком ярким?
– Повторяю тебе: невеста должна быть скромной.
– А я не хочу! – отрезала Наташа.
Мария Ивановна поняла, что назревает скандал, как говорится, на "ровном месте", и уступила:
– Хорошо одевайся, как угодно. Только, будь любезна, пусть парикмахер, – он ожидает в гостиной, – потрудится над прической.
Наташа проигнорировала слова матери и, присев перед зеркалом, начала расчесывать волосы.
– Если ты вздумала разозлить меня – тебе не удастся! – воскликнула Мария Ивановна.
– Это не входило в мои планы. Впрочем, вы итак уже раздражены.
Мария Ивановна всплеснула руками.
– Почему ты постоянно перечишь?
– Потому, что замуж не желаю выходить! И имейте в виду: я доведу графа своими капризами до могилы…
Мария Ивановна издала приглушенный крик и, распахнув дверь, скрылась в полумраке коридора. Наташа, довольная собой, продолжила расчесываться.
– Наталья Дмитриевна, что ж вы сами-то? – Глаша принесла бирюзовое платье. – Отчего меня не позвали?
– Ничего сама справлюсь. Глаша, ведь ты знаешь, что папенька отдает тебя в Астафьево?
– Да, Наталья Дмитриевна… Я рада этому.
Наташа повернулась и с благодарностью взглянула на преданную горничную
– Жаль…
– Чего, тебе жаль, Глаша? – переспросила Наташа.
– Не бывать мне экономкой при вашей милости.
Наташа подскочила со стула:
– Вот! И ты уверена, что Константин забыл обо мне и смирился с обстоятельствами!!!
– Но, Наталья Дмитриевна… Ведь пролетку и дрожки уже заложили, скоро – в Астафьево.
– Я смирюсь со своей печальной судьбой только в одном случае: под венцом рядом с графом, когда пойму, что все окончательно потеряно.
* * *
Семейство Погремцовых выехало из усадьбы. В пролетке ехал сам барин, Дмитрий Федорович, рядом с ним сидели двое здоровенных мужиков из прислуги, – так на всякий случай. Дмитрий Федорович, как некогда человек военный, решил перестраховаться и прихватил с собой отменный пистолет тульской работы, засунув его во внутренний карман камзола. Барин ощущал холодный металл оружия, проникающий через батистовую рубашку, его присутствие придавало ему уверенности и чувство безопасности. Мужики, сидящие напротив, также были вооружены ружьями. Управлял пролеткой сам Пантелемон, верный и преданный хозяйский пес.
Наталья Дмитриевна, с унылым видом, рядом с ней маменька, а напротив – Глаша с коробками, – разместились в дрожках, которые неспешно следовали за пролеткой.
Замыкала процессию телега, груженная различной снедью, а также фейерверками, приобретенными барином по случаю в Калуге.
Процессия, поскрипывая рессорами, проследовала по землям Погремцовых, выехала на губернскую дорогу и, наконец, свернула во владения графа. Проследовав две версты, бдительный Пантелемон натянул поводья, слегка осадив лошадей:
– Барин, кажись впереди чагой-то случилося. Вона телега перевернулась, али кибитка… Не разгляжу отсюдова.
Дмитрий Федорович схватился за пистолет: "Ага, вот они – супостаты! Напасть задумали! Тогда отчего ж перевернулись?.."
Крепостные мужики, сопровождающие пролетку, переглянулись.
– Не извольте беспокоиться ваша милость. Сейчас мы поглядим чаго случилося. Чай стрелять еще с хранцузской войны не разучилися.
Они вылезли из пролетки и направились к месту происшествия. По мере продвижения, у них складывалось впечатление, что оказию потерпел бродячий театр или цыганский табор.
Откуда не возьмись, перед мужиками возникла юная прелестница. Она тряхнула черными, как смоль волосами, и ее нежные коралловые губы изрекли:
– Ох, господа хорошие! Как вы кстати! Не откажите в любезности – помогите актерам. Видите, – она кивнула вперед, – кибитка упала на бок: ось отвалилась. А в театре все больше женщины. Здесь сила нужна не дюжинная. Ну что поможете?
Мужики переглянулись: девушка была настолько хороша, что на супостата явно не походила.
– Могем и помочь, красавица, – сказал мужик, руки его так и тянулись к прелестям, выставленным обольстительницей почти напоказ.
Актриса засмеялась.
– Ах, как славно! Идемте!
Мужики приблизились к кибитке: она лежала на боку, торчала разорванная ось, рядом стояли еще три женщины, причем одна краше другой. Чуть поодаль стояла телега, запряженная лошадьми. К добровольным помощникам подошел пожилой актер уж очень похожий на цыгана:
– Люди добрые! Вы решили нам помочь!? Вот спасибо! Мои дочери – девки молодые, да хрупкие, не для тяжелой работы созданы.
Мужики еще раз огляделись по сторонам: кибитка лежала в аккурат поперек дороги – не проехать.
– Ну, делать нечего: пособим, – решили мужики.