– Еще раз благодарю. Отец знал, кого выбирать в визири для нашего Селима. Простите, все никак не привыкну называть брата Повелителем. Думаю, мне не место в гареме, да и в Стамбуле тоже.
– Почему?
Чуть не сказала, что опасно, но снова выдавила из себя улыбку, на сей раз грустную.
– Я принадлежу прежнему миру, вокруг совсем не осталось тех, кому я помогала и с кем вместе росла. Пожалуй, мне пора в имение, доживать там.
– У вас есть дом в Стамбуле.
– Там одиноко. Но я подумаю. Благодарю вас за заботу об отце и брате. Вы были хорошим помощником султану Сулейману, будьте таковым и у Селима. У вас прекрасная жена Эсмельхан-султан, передавайте ей от меня привет и пожелания счастья, прежде всего материнского, остальное будет.
– Благодарю.
И все равно в глазах осталось легкое недоверие, Мехмед-паша был слегка напряжен. Нет дыма без огня, не бывает меда без пчел, значит, в чем-то замешан – решила Михримах, но желания снова раскапывать прошлое уже не осталось. Она знала одно: жаловаться и просить покарать убийц своего мужа ни султана, ни великого визиря, ни кого бы то ни было другого не будет, справится сама. Главное – она знает, кто виноват, а желающих за звонкую монету привести ее приговор в исполнение найдется немало.
Конечно, заказчики останутся безнаказанными, но Михримах и не надеялась покарать их.
Прошло не так много времени, и однажды утром два человека в разных районах огромного Стамбула были найдены с перерезанным горлом. Мало того, у обоих на груди приколоты записки: "Знаешь за что".
Почерк у записок одинаков – с одной буквой чуть больше остальных и немного смещенной в сторону точкой. Этот почерк совпадал с почерком одного из убитых.
Секретарь, доложивший великому визирю об убитых, не мог не обратить внимания на то, как побледнел Мехмед-паша. Оба убитых были венецианцами, с чего бы бледнеть паше? Неужели имел с ними какие-то дела?
Но когда через неделю пришло известие еще об одном венецианце, убитом в Кютахье, на груди которого нашли залитую кровью точно такую же записку, Мехмед-паша бросился к сестре султана.
Михримах-султан встретила нежданного гостя тревожно:
– Что случилось, Мехмед-паша?! Что-то с Повелителем?
– Нет, Михримах-султан, султан, хвала Аллаху, здоров. Мне нужно поговорить с вами о ваших делах.
– Если вы о гареме, то им будет управлять прекрасная Нурбану-султан. Я лишь занимаюсь делами Фонда своей матери.
– Фонд ни при чем, отпустите служанок, говорить будем наедине.
Михримах приподняла бровь, старательно изображая удивление. Слишком старательно, не стоило бы так. Это не укрылось от проницательного визиря.
– Михримах-султан, вам знакома эта фраза: "Знаешь за что"?
– Конечно, знакома.
Кажется, визирь такого не ожидал, на мгновение замер. А Михримах стоило усилий не выдать своего удовлетворения его замешательством.
– Как она звучит по-арабски?
Михримах произнесла, пожав плечами.
– Разве вы не знаете арабский? У вас нет переводчика?
Мехмед-паша уже взял себя в руки.
– Вы написали те записки?
– Какие записки, паша, говорите прямо, вы задаете слишком странные вопросы.
Его глаза сузились, как у хищника перед броском, но Михримах выдержала взгляд. Мехмед-паша не стал дольше разговаривать, он лишь склонил голову, прощаясь (все же перед ним принцесса), и шагнул к двери. Шагнул и замер, потому что его догнал тихий, спокойный голос Михримах:
– Паша, я наказала убийц своего мужа. Больше никого наказывать не стану, это не мое дело. Смерти не боюсь, но если что-то случится со мной, моей дочерью или внуками, очень многие узнают и о вине тех, о ком мы молчим.
И снова паша только кивнул. О чем здесь говорить?
Шел от принцессы и думал о том, что Михримах была бы куда лучшим султаном, чем тот, что сидит на троне, и та, что надеется управлять гаремом. Но этой удивительной женщине Аллах не позволил стать Повелителем, женщины не правят миром с трона, сидеть на нем дозволялось только Хуррем Султан.
Великий визирь вдруг представил, что будет в гареме, когда власть в нем возьмет Нурбану-султан. На мгновение остановился и вдруг круто повернул в сторону султанских покоев Топкапы.
Султан мучился похмельем. Топкапы не его дворец в Манисе или Кютахье, там множество понимающих состояние хозяина слуг, готовых вместо шербета подать вино, но так, чтобы никто не догадался. Здесь не догадываются, целый день приходится ждать, чтобы вечером выпить, а потом с утра мучиться снова.
Селиму было плохо и от похмелья, и от тяжелых мыслей о собственной ответственности, и от отсутствия рядом женщин гарема. Повелитель называется, некому позаботиться, пока Нурбану не переехала, а та не торопится, видно, чтобы понял, как без нее плохо.
Что за вредная женщина, всегда умела им командовать!
Но Селиму и впрямь было плохо, не самому же распоряжаться всеми этими поварами, служанками, напоминать, чтобы принесли шербет или вино, приготовили хамам! В Кютахье это делала Нурбану, в Топкапы Михримах. Но Нурбану пока не приехала, а сестра удалилась в свой дом и от дел тоже. А тут еще этот великий визирь…
Селим поморщился от одного вида Мехмеда-паши, решать какие бы то ни было вопросы не хотелось. Доверил же все великому визирю, к чему спрашивать? Сразу махнул рукой:
– Решай сам. Как решишь, так и будет!
Соколлу откровенно изумился:
– Повелитель, я по поводу гарема…
Закончить фразу не успел, султан буквально замахал руками:
– Вот это уж сам! Без меня, без меня!
Не хватало ему с головной болью из-за похмелья мучиться еще и мигренью из-за гарема.
Мехмед-паша склонил голову.
– Как прикажете, Повелитель.
– Скажи, чтобы… вина принесли.
– Как прикажете…
Михримах очень удивилась второму за утро визиту великого визиря:
– Нашли настоящих виновников или решили препроводить меня в тюрьму, чтобы не сказала лишнего?
Не обращая внимания на ее колкость, Мехмед-паша сообщил:
– Повелитель желает, чтобы вы управляли гаремом.
На мгновение повисла тишина, два взгляда снова схлестнулись.
– Повелитель или вы?
– И я.
Михримах усмехнулась:
– Хотите держать меня на глазах?
Великий визирь остался спокоен:
– Хочу, чтобы в гареме был порядок и не пришлось заниматься еще и этим.
И снова повисло молчание.
– А… Нурбану-султан?
– У вас получится лучше.
– Хорошо…
– Михримах-султан, но если вы когда-нибудь…
Она не дала договорить, чем избавила визиря от нескольких неприятных мгновений.
– Мы же договорились.
Они ни о чем не договаривались, но бывает все понятно без слов.
Уже через час султану сообщили, что его покои в гаремной части дворца будут готовы к вечеру, а хамам вот-вот.
– Кто это приказал?
Евнух удивленно покосился на Повелителя:
– Михримах-султан, она же распоряжается в гареме.
Хорошо, что в отсутствие Нурбану Михримах взяла заботы о нем на себя, как и положено сестре. Могла бы и раньше.
Расслабленному и умиротворенному после хамама и опохмелки Селиму Мехмед-паша сообщил словно между прочим:
– Я передал ваш приказ Михримах-султан, чтобы приняла управление гаремом на себя.
Приняла управление… это, конечно, слишком, но ведь Нурбану пока нет… Ладно, пусть пока так… пока… а там посмотрим…
Селим очень не любил утруждать себя решением трудных вопросов. Приедет Нурбану, и женщины сами разберутся…
Михримах-султан управляла гаремом все восемь лет, которые ее брат Селим был султаном, и только после его смерти, когда в 1574 году двенадцатым султаном Османской империи стал Мурад, Нурбану, наконец, получила вожделенную власть валиде.
Мехмед-паша Соколлу был великим визирем и при Мураде до самой своей смерти в 1579 году. Он на полгода пережил Михримах, и за все это время у них не было споров, и они ни разу не вспомнили тот самый разговор о мести. Михримах прекрасно понимала, что убедить Селима в виновности его любимой жены Нурбану (султан женился на наложнице в 1571 году) не получится, а наказанием для венецианки стала ее собственная невестка – наложница Мурада Сафийе.
А еще Нурбану из-за откровенно провенецианской политики ненавидели генуэзцы, которыми та и была отравлена через девять лет после того, как исполнила свою мечту стать валиде.
Каждому свое…
И мало кто знал и даже задумывался над тем, каково было одиннадцатому султану.
Почти двадцать лет он был третьим в очереди, а значит, его жизнь могла длиться, только пока жив отец султан Сулейман. Любой из старших братьев – Мустафа или Мехмед, пришедший к власти, должен бы уничтожить и самого Селима, и его сыновей.
Потом десять лет был наследником второй очереди следом за Мустафой, это после смерти шехзаде Мехмеда.
Потом после казни Мустафы еще семь лет просто ждал уже в качестве старшего наследника. И всего лишь раз показал, чего стоит, когда младший брат Баязид вдруг решил, что он достойней. Селим сумел сразить брата, заставив того бежать к персам.
А потом…
Это было его болью и извечным страданием, хотя Селим никогда и никому не признавался. Султан Сулейман сумел выкупить Баязида и его сыновей и сторонников у шаха Тахмаспа. Опального принца должны привезти в Стамбул. Селим впервые в жизни осознал, что трон может попросту уплыть. Помогла осознать Нурбану, она так встряхнула мужа, что тот, наконец, проснулся.
Проснулся и понял, что если Баязид доберется до Стамбула, то зеленый шелковый шнур в качестве удавки будет ждать его самого: Баязид победы над собой не простит. Селим опередил, воспользовался своим положением: Баязида и его отпрысков задушили в Казвине, не стали везти в Стамбул.
Понял ли отец, что двигало сыном? Конечно, Сулейман понимал все. Испугался? Наверное, во всяком случае, шехзаде Селима старался держать подальше от Топкапы. Власть способна перессорить кого угодно, а если эта власть еще и замешена на крови и грозит потерей жизни, тем более.
Селим остался один, как когда-то остался один у султана Селима его сын Сулейман. Но Сулейману не пришлось убивать ни братьев, ни племянников, за него это сделал отец. Не пришлось в начале своего пути правления, пришлось в конце. И хотя то сделал не Сулейман, а Селим, тень легла на отца, сын действовал по его приказу и с его согласия.
Каково было Селиму? Никто не узнал, шехзаде, казнив брата и племянников, с большим рвением принялся заливать свои проблемы вином.
Знал ли он, что творит за его спиной Нурбану-султан? Наверняка, Селим вовсе не был глуп. Удивительно, но Нурбану, которая в 1571 году стала законной женой Селима, после этого не предприняла попытку отправить его на тот свет, чтобы не мешал, султан умер сам, умер нелепо – будучи в подпитии, поскользнулся в хамаме, ударился головой и скончался от кровоизлияния в мозг.
Нурбану правила вместе с сыном еще пять лет, а вот наложница внука Сафийе ее от дел отстранила: не только двум клинкам не бывать в одних ножнах, но и двум валиде в одном гареме. В Османской империи начался настоящий "женский султанат".
Почему Селим ничего не предпринимал даже против уже немолодой Нурбану (в год его восшествия на престол красавице было минимум сорок лет)? Неужели все это время они действовали вместе? Неужели Селим и Нурбану, прикидываясь беспомощными и глупыми, расчетливо и уверенно убирали с пути одного за другим, расчищая дорогу к трону?
Но об этом рассказ в следующий раз…