Видя изумление секретаря, госпожа Деварен поняла, что предусмотренные ею неприятные предположения осуществились. Она дошла до зала, призывая громко Пьера. Садовая дверь отворилась, и она встретилась лицом к лицу с молодым человеком. При одном взгляде на лицо избранного ею сына испытываемое ею беспокойство увеличилось. Первым движением их было броситься друг к другу: госпожа Деварен открыла свои объятия, и он упал к ней на грудь.
Победив первое душевное волнение, госпожа Деварен вернула себе самообладание. Она хотела сначала узнать, что произошло в ее отсутствие, и обратилась к Пьеру с вопросом:
- Кем ты был встречен, когда приехал?
- Мишелиной.
- Вот этого-то я и боялась. Что сказала она тебе?
- Все!
Обменявшись между собою тремя фразами, эти два сильные характера ясно, с точностью определили дело. С минуту госпожа Деварен оставалась безмолвной, потом с внезапной нежностью и, как будто желая извиниться за измену дочери, проговорила:
- Дай я тебя поцелую, мой бедный мальчик. Не правда ли, ты огорчен? И я также. Я совсем не знаю, что и делать. Вот уже десять лет я лелеяла мысль видеть тебя женатым на Мишелине. Ты человек высоких достоинств, семьи у тебя нет, я верю, что ты меня любишь немного, а потому не отнял бы у меня дочери и охотно жил бы со мною. Устроив этот брак, я осуществила бы мечту всей жизни. У меня был бы не зять, а сын.
- Верьте, - сказал печально Пьер, - что не от меня зависело, чтобы этот проект осуществился.
- Это, мой мальчик, другой вопрос! - вскричала госпожа Деварен повышенным голосом, - Вот в этом-то мы и расходимся. По-моему, ты один виноват в том, что происходит. Я желаю, чтобы ты был решителен, понимаешь ли? О, я знаю, что ты мне скажешь на это: ты хотел принести в приданое Мишелине венец своей славы. Пустяки все это! Когда кончают вторым в Политехнической школе и имеют будущность такую, как у тебя, то незачем бежать в пустыни, чтобы понравиться молоденькой девушке. Сначала надо жениться, а знаменитость придет после, в одно время с детьми. Да и к чему тебе нужно было так стараться? Что же такое мы-то? Великие люди, что ли? Прежние булочники. Теперь миллионеры, это правда, но это не мешало бедному Деварену таскать хлеб и мне отдавать сдачу, когда у меня покупали на гроши. Но ты захотел сделаться странствующим рыцарем, а в это время красивый господин… Сказала тебе Мишелина его имя?
- Я встретился с ним лицом к лицу тотчас по приезде. Он был с нею в саду. Нас представили друг другу.
- Это очень хорошая манера, - сказала госпожа Деварен с иронией. - Этот плут настолько легко владеет собой, что даже в минуту самого сильного волнения не выдаст себя ни одним жестом. Ты знаешь, что он князь? Это-то и заманчиво для "Дома Деваренов"! Мы поставим его герб на фабричные марки. Это искатель приданого и только! Князь подумал про себя: "У булочницы деньги, дочь очень мила", и решился сделать аферу.
- Для него служит извинением пример большинства ему подобных. Ныне брак единственное ремесло дворянства.
- Дворянства? Наше дворянство - еще так и быть, но чужеземное!..
- Панины уроженцы Познани. Это всем известно. В газетах писалось о них раз двадцать.
- Почему он не на своей родине?
- Он изгнанник.
- Почему? Разве он совершил какое-нибудь преступление?
- Как и все его родные, он сражался за независимость.
- Значит, он революционер?
- Патриот.
- А вот что! Ты очень добр, сообщая мне все это.
- Я могу ненавидеть князя Панина, - сказал просто Пьер, - но почему же не отдать ему справедливости.
- Так и быть, это существо особенное, великий гражданин, герой, пускай будет по-твоему. Но это не доказывает, что он сделает дочь мою счастливой. Если ты хочешь следовать моим советам, мы пошлем его строить баррикады, где хочет, только бы его поскорее убрали отсюда.
Госпожа Деварен разгорячилась, она ходила по залу большими шагами. Мысль опять перейти к наступательным действиям доставляла радость ей, принужденной в течение месяца только защищаться.
Между тем госпожа Деварен находила, что Пьер умничает. Как деловая женщина, она не понимала, почему молодой человек не может придти к окончательному решению. Чувствуя необходимость придать ему смелости, она сказала:
- Как ты сам знаешь, право на твоей стороне. Князь мне не нравится…
- Мишелина любит его, - перебил Пьер.
- Она только воображает, - возразила живо госпожа Деварен. - Она вбила себе это в голову, но это пройдет. Ты хорошо понимаешь, что я вызвала тебя из Африки не за тем только, чтобы присутствовать на браке моей дочери. Если ты мужчина, то мы посмеемся. Мишелина твоя невеста. Тебе дано наше слово, а слово Деваренов стоит их подписи, Никогда не протестовали против нас. Откажись возвратить нам его. Выиграй время, ухаживай и отними мне мою дочь у этого щеголя.
Пьер несколько минут молчал. Он быстро сообразил, какую громадную ошибку сделал, объяснившись с Мишелиной, прежде чем повидался с госпожой Деварен. При помощи такой энергичной матери он мог бы бороться, между тем как, опираясь на свои собственные силы, он с первой стычки был побежден и принужден сложить оружие. Он не только сам потерпел поражение, но увлек за собой и своего союзника.
- Ваша помощь пришла слишком поздно, - сказал он, - Мишелина просила меня вернуть ей свое слово, и я это сделал.
- Ты был настолько слаб? - вскричала госпожа Деварен. - А она, совсем дитя, имела такую храбрость? Стало быть, она влюблена до безумия! Я подозревала подготовленный ею план и пошла навстречу, чтобы тебя предупредить. Но не все еще потеряно. Ты возвратил слово Мишелине, пусть будет так! Но я, я не возвратила тебе твоего слова. У тебя есть обязательство относительно меня. Я не желаю брака своей дочери, устроенного против моей воли. Помоги мне расторгнуть его! Черт возьми, ты найдешь легко другую женщину, которая будет стоить Мишелины. Но где же я найду такого зятя, который стоил бы тебя? Наше счастье совсем в опасности, спаси его!
- К чему же бороться? Я заранее побежден.
- Если ты думаешь меня оставить, что же я одна сделаю против Мишелины?
- Делайте так, как она хочет, по обыкновению. Вас удивляет, что я даю такой совет? До сих пор вы поддавались просьбам вашей дочери, и теперь, если она придет еще раз умолять вас со слезами, то вы, такая сильная, умеющая так хорошо говорить, при ее словах "Я хочу" станете слабой и не в состоянии будете отказать ее князю. Поверьте мне, следует согласиться. Кто знает, ваш зять, может быть, впоследствии отблагодарит вас за это.
Госпожа Деварен слушала Пьера с глубоким удивлением.
- В самом деле, ты необыкновенный человек, - сказала она. - Ты рассуждаешь обо всем так спокойно!.. Разве ты не огорчен?
- Так огорчен, - ответил Пьер глухим голосом, - что готов умереть.
- Ты хвастаешься! - вскричала запальчиво госпожа Деварен. - Ах, ученый, цифры ожесточили твое сердце!
- Нет, - возразил с грустью Пьер, - но работа уничтожила во мне все соблазны юности. Она сделала меня суровым и немного грустным. Я пугал Мишелину, вместо того, чтобы привлечь ее. Зло приходит оттого, что мы живем в лихорадочный век, когда наши способности бессильны сразу обхватить все, что предлагает наша жизнь: удовольствие и работу. Приходится поневоле выбирать, сберегать свое время и свои силы и заставлять действовать безраздельно мозг или сердце. Из этого выходит, что орган, оставленный в пренебрежении, сохнет. Люди, всю свою жизнь предающиеся удовольствиям, плохие работники, между тем как труженики проигрывают в делах любви. Одни жертвуют возвышенным в жизни, другие - ее удовольствиями. В решительные минуты, когда праздный человек захочет обратиться к своему уму, а труженик к своему сердцу, они с ужасом замечают, что один неспособен исполнить долг, а другой не умеет воспользоваться счастьем.
- Что же из этого, мой мальчик, тем хуже для женщин, которые не умеют ценить мужчин-тружеников, а увлекаются светскими болтунами. Я никогда не принадлежала к числу последних, и встреться ты со мной, такой серьезный, тридцать лет тому назад, я предпочла бы тебя всякому другому. Но так как ты хорошо сознаешь свой недостаток, почему же не исправишься? Средство в твоих руках.
- Какое?
- Твоя воля. Женись на Мишелине, я отвечаю за все.
- Она не любит меня.
- Женщина всегда кончит тем, что полюбит своего мужа.
- Я слишком люблю Мишелину, чтобы жениться на ней без ее любви.
Госпожа Деварен поняла, что она ничего не достигнет и что партия, несомненно, проиграна. Глубокая грусть овладела ею. Будущее представлялось ей очень мрачным, и у нее появилось предчувствие, что несчастье вошло в ее дом вместе с Сержем Паниным. Что могла она сделать? Противиться увлечению своей дочери? Она знала, что жизнь стала бы несносной для нее с тех пор, как Мишелина перестала бы смеяться и петь. Ее воля растаяла бы от слез дочери. Пьер ей верно говорил об этом. К чему решаться на борьбу, которая несомненно окончится поражением? Она чувствовала себя бессильной и с глубоким негодованием решила покориться.
- Итак, - сказала она, - я вижу ясно, что мне следует согласиться стать бабушкой маленьких князей. Не очень мне это нравится, потому что не по сердцу их будущий отец. Пусть Мишелина будет счастлива. Когда мой муж был жив, и тогда я была более матерью, чем женой, теперь же жизнь моя всецело принадлежит дочери. - Затем, подняв свои сильные руки, она сказала с зловещей энергией: - Видишь ли, если дочь моя станет страдать из-за мужа, я, кажется, буду способна убить его.
Эти слова были последними из разговора, которым решалась судьба Мишелины и князя, госпожи Деварен и Пьера. Она протянула руку и позвонила. Госпожа Деварен приказала вошедшему слуге попросить Марешаля сойти вниз. Она думала, что было бы лучше для Пьера излить свое горе перед близким другом. Мужчине ведь неловко плакать перед женщиной. Она верно угадала, что сердце молодого человека было полно слез. Марешаль был недалеко. Он тотчас же пришел и сразу бросился на шею Пьера. Видя двух товарищей в объятиях друг друга, госпожа Деварен сказала Марешалю:
- Я вас освобождаю до вечера. Уведите Пьера с собой. Мне он нужен будет после обеда.
Она направилась твердою поступью в комнату Мишелины, где та с трепетом ожидала результата переговоров.
VI
Отель на улице Св. Доминика, несомненно, один из самых красивых, какие только возможно встретить. Только владетельные особы имеют более роскошные дворцы. Огромная дубовая лестница с бронзовыми перилами. Подставки их изображали маленьких купидонов. Агатовые перила великолепной работы Гирляндажо были привезены из Флоренции Соммервьё, известным торговцем редкостями. Барон Ротшильд предлагал за них около 100 тысяч франков, госпожа Деварен дала дороже. Широкие стены лестницы были увешены удивительными гобеленами, изображавшими разные превращения Юпитера. На каждой площадке в углу панели возвышалась огромная ваза из японского фарфора, поддерживаемая треножником, с фантастическими изображениями из китайской бронзы. Высокие колонны из красного мрамора, поддерживая золоченые капители, отделяли на первом этаже лестницу от галереи, превращенной в оранжерею. Собранные сборками вишневые шелковые шторы падали перед окнами, украшенными превосходными готическими стеклами. В прихожей с обоями из кожи Корду с золотым фоном стоят носилки из глазури Мартена, украшенные живописью Фрагонара, как бы в ожидании какой-нибудь знатной дамы. Далее стоит один из тех огромных перламутровых ящиков, в которых восточные женщины прячут свои перевязи и драгоценности. Дивное венецианское зеркало в раме с мелкими украшениями, шириною в два метра и вышиною в четыре, занимает всю стену в прихожей. Портьеры из китайского атласа, отделанные накладными блестящими украшениями, собранные пышными складками, чудно драпируют двери зала и столовой. В салоне стоит мебель времен Людовика XIV из позолоченного дерева, отделанная мелкой вышивкой ручной работы, сохранившейся необыкновенно хорошо. Три люстры горного хрусталя висят одна за другой в анфиладе салона, сверкая гранеными подвесками. Обои, тканые из шелка с золотом, присланные в подарок Людовиком XIV господину Пиментелю, испанскому послу, в благодарность за принятое им участие в заключении договора о Пиренеях. Эти обои, единственные в своем роде, были привезены из Испании в 1814 году в фургонах армии Сульта и были проданы за 10 тысяч франков одному жителю Тулузы. Там и нашла их госпожа Деварен в 1864 году на чердаке, заброшенными в пренебрежении внуками приобретателя, не знавшими громадной стоимости этой бесподобной работы. Искусно исправленные, они составляют теперь гордость салона великой коммерсантки. На камине громадные часы, убранные золоченой бронзой, исполненные по моделям, присланным из Парижа в царствование короля-солнца, на сюжет бегства часов, преследуемых временем.
Возле большого салона находится будуар, обитый красно-серым шелковым дама с букетами цветов. Эту комнату особенно любила госпожа Деварен. С одной стороны комнаты стоит превосходный рояль Эрара, а с другой вырезная мебель черного дерева, украшенная бронзой Гутьера. На стенах только две картины: "Отъезд новобрачных", превосходный жанр искусной кисти Ланкре, и "Предсказание" - прекрасное творение знаменитого Ватто, купленное за безумную цену на аукционе в Пуртале. На камине миниатюрный портрет, сделанный Помейраком, изображающий Мишелину ребенком, драгоценность, на которую госпожа Деварен не может смотреть без слез. Дверь под обоями позволяет пройти на маленькую лестницу, ведущую прямо на двор.
Столовая в строгом стиле Ренессанс. На огромных подставках, вырезанных из грушевого дерева, стоят драгоценные кувшины фаянса Урбино и блюда Бернарда Палисси. Высокий камин украшен портретом Дианы де Пуатье с полумесяцем на лбу. Чугунная доска камина представляет рельефное изображение оружия адмирала Боннивета. Через большие разноцветные стекла в окнах проходит свет, окрашенный в их яркие краски. Сверху потолка, великолепно расписанного, спускается медная люстра, привязанная к когтю гордо парящего орла в синеющем небе между четырьмя сторонами мраморной балюстрады, на которой развевается пурпуровая драпировка.
Биллиардный зал в индийском стиле. Великолепны здесь щиты раджей, высеченные золотом широкие сабли Мюрат, каски афганских начальников в виде головных уборов со стальными петлями, оправленные чернью с золотом, и длинные копья, украшенные белыми лошадиными хвостами кабульских наездников. Стены расписаны по рисункам, привезенным из Лагора. Панно дверей украшено работой Жерома. Великий художник нарисовал баядерок, кружащихся с перевязами, и жонглеров, бросающих блестящие кинжалы. Низкие и широкие диваны, крытые восточной шероховатой блестящей материей, окружают биллиард. Газовая люстра совершенно оригинальной формы, точное воспроизведение из темного серебра бога Вишну, из пупка которого спускается изумрудный листок лотоса, а каждая из его четырех рук поддерживает лампу в виде индийской пагоды.
В этих знаменитых покоях госпожа Деварен находилась случайно в этот вечер. Марешаль и Пьер пришли и разговаривали между собой у камина, В нескольких шагах от них образовалась группа из Кейроля, госпожи Деварен и особы, до сих пор никогда не бывавшей в доме, несмотря на неотступные ходатайства банкира перед хозяйкой. По наружности этот человек был высок, худ, с бледным цветом лица, с кожей, натянутой на костях, с развитой нижней челюстью, как у настоящего хищника. Его глаза неопределенного цвета, часто меняющиеся, скрывались по-иезуитски за золотыми очками. Руки мягкие, лоснящиеся, с мокрыми ладонями и с коротко остриженными ногтями, казалось, брали тайком все, чего ни добивались. Волосы редкие, белокурого цвета, с пробором.
Этого человека, одетого в широкий сюртук, застегнутый на белом жилете, с разноцветной розеткой в петлице, звали Герман Герцог.
Смелый финансист, он прибыл из Люксембурга, предшествуемый громкой славой. В несколько месяцев он пустил в ход на парижской бирже целую серию таких значительных дел, что самые важные биржевые тузы не могли оставить его без внимания. Разнообразные слухи ходили на его счет. По словам одних, это был один из умнейших, деятельных и самых добросовестных людей, каких только возможно встретить. Если верить другим, то никакой негодяй не способен был настолько смело обходить законы, обирая честных людей, как он. Люди, отзывавшиеся дурно о нем, говорили, что он немецкой национальности и родом из Майнца. Лица, отвергавшие разные нелестные о нем легенды, называли его уроженцем Франкфурта.
Теперь он заканчивал работы по проведению значительной линии железной дороги, идущей из Марокко в центр алжирской колонии, и начинал крупное хлебное предприятие с Америкой. Много раз уже Кейроль всеми силами старался познакомить Герцога с госпожой Деварен.
У банкира был крупный интерес в спекуляциях зерном и мукой и он утверждал, что ничто не удастся до тех пор, пока госпожа Деварен не примет участия в этом деле.
Госпожа Деварен, недоверчивая ко всему чужеземному и хорошо знавшая, какие слухи ходили про Герцога, все уклонялась от знакомства с этим немцем. Но Кейроль так сильно настаивал и так часто возобновлял свою попытку, что, наконец, ей надоело, и она к тому же, расположенная к Кейролю за его благоразумные переговоры о браке Мишелины, кончила тем, что согласилась.
Герцог только что вошел. Он начал рассыпаться в любезностях перед госпожою Деварен, подчеркивая особенное удовольствие быть принятым ею. Он часто слышал, как превозносили ее высокие достоинства, почему у него составилось понятие о ней, однако же, очень далекое от действительности. Только теперь он понял, как велика честь для него познакомиться с ней. Герцог льстил с немецкой любезностью и с акцентом немецкого еврея, что напоминало о странствующем торговце, настойчиво предлагающем свой товар.
Госпожа Деварен сначала приняла его немного холодно, но любезности, расточаемые Герцогом, смягчили ее. Этот бес в образе человека, с его тихим, медленным разговором и со смущенным взглядом, производил впечатление змеи. Он внушал отвращение и в то же время притягивал к себе. Герцог тотчас завел речь о новой хлебной спекуляции; но тут он встретился лицом к лицу с настоящей госпожой Деварен, причем уже никакая учтивость не могла более обмануть безошибочное чутье коммерсантки. С первых же слов она поняла тонкие расчеты финансиста и ответила ему с такой ясностью, что он, видя свое дело падающим, подобно стенам Иерихонским при звуке труб евреев, отступил и счел за лучшее переменить разговор. Он предполагал, между прочим, организовать крупное кредитное общество, подобного которому нигде в мире не было, но об этом деле хотел переговорить с госпожой Деварен впоследствии, потому что необходимо было, чтобы она принимала участие в огромных барышах, которые сулило предприятие. Не требовалось рисковать ни одним сантимом, так как новизна предприятия, при участии самых солидных французских и иностранных банков, устраняла всякую конкуренцию и будто бы не возбуждала сомнения первейших воротил биржи. Это было очень заманчиво, и госпоже Деварен, без сомнения, очень хотелось бы узнать механизм нового кредитного общества, обещавшего сделаться самым значительным в мире, несмотря на чрезвычайную простоту его идеи.