Упав в кресло, она закрыла лицо руками. Панин с минуту молчал. Горе молодой девушки, которого он не мог не признать искренним, смущало его более, чем ему хотелось бы. Он любил мадемуазель Серней и теперь еще любит, но чувствовал, что минутная слабость с его стороны всецело отдала бы его в руки Жанны, и даже одно только признание, сорвавшееся с его уст в эту важную минуту, равнялось бы полному разрыву брака с Мишелиной. Он боролся с нахлынувшими чувствами и сказал с вкрадчивой лаской:
- Зачем вы говорите, что оставлены, когда честный человек, любящий вас и обладающий прекрасным состоянием, хочет жениться на вас?
Мадемуазель Серней быстро подняла голову:
- Так вы предлагаете мне выйти замуж за Кейроля? А не возмущаетесь вы при мысли, что я могу заставить себя последовать вашему совету? Значит, вы обманывали меня с той первой минуты, когда нашептывали мне слова любви? Значит, вы не любили меня ни одного дня, ни одного часа?
Серж засмеялся и заговорил опять своим ласкающим легкомысленным тоном:
- Дорогая Жанна, если бы у меня было сто тысяч франков ежегодного дохода, даю вам честное слово, я не женился бы на другой женщине, кроме вас, потому что вы были бы очаровательной княгиней.
Мадемуазель Серней сделала жест полного равнодушия.
- Что мне за дело до этого титула! - воскликнула она. - Я хочу только вас! Ничего, кроме вас!
- Вы не знаете, о чем просите. Я слишком люблю вас, чтобы связать вашу судьбу со своей. Если бы только вы знали эту позолоченную нужду во всем, эту нищету в белых перчатках, какая выпала на мою долю, вы испугались бы и поняли бы, что в моем решении отказаться от вас много любви и великодушия. Верите ли, как трудно покончить прежние отношения с такой прелестной женщиной, как вы? Между тем я безропотно покорился. Что я стал бы делать с моей прекрасной Жанной в маленькой квартире в три комнаты, какую я занимаю теперь? Разве хватило бы мне на хозяйственные расходы десять или двенадцать тысяч франков, которые я получаю от щедрых русских Паниных? Мне одному с трудом хватает. Я больше живу в клубе, где стол обходится дешево. Я езжу на лошадях моих друзей, никогда не берусь за карты, хотя я страстный игрок. Я часто бываю в обществе, где меня видят блестящим, гордым, а возвращаюсь домой пешком, чтобы не истратить лишней копейки на извозчика. Моя привратница убирает мою комнату и занимается приведением в порядок моего белья. Моя интимная жизнь печальна, мрачна и жалка. Она похожа на черную куколку блестящей бабочки, которую вы хорошо знаете. Вот каков князь Панин, моя дорогая Жанна! Дворянин, на вид гордый, величественный, блестящий, а живущий с бережливостью старой девы. Когда его встречают на гулянье изящным и веселым, все завидуют его роскоши, а эта роскошь так же обманчива, как подделанные под золото цепочки часов. Не правда ли, вы понимаете теперь, что я не могу серьезно предложить вам разделить подобное существование?
Рисуя картину своей жизни вполне верно, Панин думал этим оттолкнуть от себя молодую девушку, но ошибся. Он не принял в расчет экзальтации Жанны, которая могла так увлечь ее, что она согласилась бы на все жертвы ради любимого человека.
- Если бы вы были богаты, Серж, - сказала она, - я не старалась бы возвратить вас себе. Но вы бедны, а потому я имею право сказать вам, что вас люблю; жизнь моя вместе с вами была бы полна преданности и самоотвержения. Всякий перенесенный труд был бы доказательством любви, потому именно я и хочу страдать. Ваша жизнь со мной не была бы печальной и жалкой. Моя любовь сделала бы ее отрадной и лучезарно-радостной. Мы были бы так счастливы, что вы сказали бы: "Как я мог мечтать когда-нибудь о чем-нибудь другом?".
- Увы, Жанна, - ответил князь, - вы рисуете мне поэтическую и восхитительную идиллию. Не правда ли, мы убежали бы далеко от света? Мы удалились бы в неизвестный уголок завоевывать вновь потерянный рай? А долго ли продолжалось бы такое счастье? Увы, только весну нашей юности. Затем пришла бы осень, суровая и мрачная. Мечты улетели бы, как ласточки в романсах, и мы с ужасом заметили бы, что все, что мы принимали за вечное блаженство, была только мечта! Простите меня за мои слова, полные разочарования, - прибавил Серж, видя, что Жанна быстро поднялась, - но наша будущность решается в эту минуту. Только голосу рассудка мы должны подчиняться.
- А я умоляю вас, послушайтесь своего сердца! - вскричала мадемуазель Серней, схватив руки князя, которые сжала своими трепещущими ручками. - Вспомните, как вы любили меня! Скажите, что вы не переставали любить!
Жанна совсем близко подошла к Сержу. Ее горячее лицо почти касалось лица молодого человека. Ее лихорадочно блестящие глаза страстно умоляли о более нежном взгляде. Она была так увлекательно хороша, что Панин, всегда владеющий собой, потерял на минуту голову. Его руки обвились вокруг очаровательной просительницы, и его губы быстро утонули в темных прядях ее волос.
- Серж! - вскричала мадемуазель Серней, обнимая горячо любимого ею человека.
Но князь быстро опомнился от любовного опьянения, которому поддался. Он тихонько оттолкнул Жанну.
- Видите, - сказал он с улыбкой, - как мало благоразумия у нас с вами, и как легко мы сделали бы непоправимую глупость! Между тем наши средства не позволяют нам этого!
- Ради Бога, не отталкивайте меня от себя! - умоляла в отчаянии Жанна. - Вы любите меня, я это чувствую, все говорит об этом! Вы хотите покинуть меня только потому, что вы бедны и я не богата! Да разве беден человек, если у него две руки? Станем работать!
Эти слова Жанна проговорила с удивительной энергией. Чувствовалось, что в ней была сила страсти, способная преодолеть все препятствия. Серж трепетал. Он вторично чувствовал себя растроганным до глубины души этой необыкновенной девушкой, хотя отлично понимал, что не следует давать ей ни малейшей надежды, а постараться изгладить ее безумную страсть.
- Дорогая Жанна, - сказал с сердечной нежностью Серж, - вы говорите совершенный вздор. Для князя Панина, запомните это хорошенько, существуют только три возможные условия в жизни: быть богатым, солдатом или монахом. У меня теперь есть выбор. Решайте же!
Такое прямое объяснение разбило последние надежды Жанны. Она чувствовала, что все будет напрасно. Бросившись на диван, подавленная горестью, она прошептала:
- Ах, теперь все кончено, все потеряно!
Тогда Панин, вкрадчивый и изворотливый, подойдя к ней, как змий к первой женщине, прошептал ей на ухо, будто бы опасаясь, что слова его, распространяясь в воздухе, потеряют тонкий яд:
- Нет, не все потеряно. Напротив, вы спасены, если только захотите послушать и понять меня. Что мы такое с вами? Вы дитя, принятое на воспитание великодушной женщиной, а я разорившийся дворянин. Вы живете в роскоши, благодаря щедрости госпожи Деварен, а я держусь с трудом в свете, получая помощь от моей родни. Наше настоящее не прочно, будущее рискованно. И вдруг счастье стучится к нам в двери. Достаточно протянуть руку, и мы приобретаем независимость, могущество, которое дается богатством! Богатство! Это цель, к которой стремится все человечество! Понимаете ли вы? Мы, слабые и презренные, станем сильными и гордыми. Что же нужно для этого? Проблеск рассудка, минута благоразумия. Надо позабыть мечту и считаться с действительностью.
Жанна позволила ему до конца высказать свою мысль. Ее губы сложились в горькую улыбку. С этих пор она не могла более ничему верить. После того, что ей пришлось выслушать от Сержа, она уже не могла перенести спокойно.
- Итак, - сказала она, - мечта - это любовь, а действительность - денежный интерес! И это говорите вы! Вы, для которого я готова была пожертвовать всем! Вы, которому я готова была служить на коленях! И какие доказательства приводите вы для оправдания своего поведения? Деньги! Деньги - презренный металл! Ничего, кроме денег! Но это мерзко, бесчестно и подло!
Серж выслушал этот залп оскорблений, нисколько не смущаясь. Он равнодушно относился к презрению и был глух к оскорблениям. Жанна продолжала с возрастающей энергией.
- У Мишелины все: семья, богатство, друзья; и она же отнимает у меня мое единственное сокровище - вашу любовь. Скажите мне, что вы любите ее! Это будет слишком жестоко, но менее подло! Но нет, это невозможно! Вы поддались соблазну, видя ее такой богатой; у вас было только минутное увлечение ее богатством, но опомнитесь и действуйте, как честный человек. Знайте, что вы в моих глазах опорочили себя! Серж, отвечайте мне!
Она снова привлекла его к себе, стараясь увлечь его своим жаром, воспламенить его своей страстью. Но он был неподвижен, молчалив и холоден. Тогда она страшно возмутилась.
- Ну, хорошо, - сказала она, - женитесь на ней! - Печальная и суровая Жанна, казалось, забыла, Что она тут. Она о чем-то глубоко думала. Затем порывисто начала ходить по залу. - Вот с каким неумолимым законом мне приходится сталкиваться, и это закон света и общественный лозунг! Если бы я отказалась разделить общее безумие, я рисковала бы остаться одинокой со своей слабостью, но нужно быть сильной, чтобы внушать всем почтение, Хорошо! С этих пор я начну так действовать, чтобы не быть более ни дурой, ни жертвой! Впереди все для меня, и горе тому, кто встанет на моей дороге! Не правда ли, это мораль века? - Она начала нервно смеяться: - До чего я была глупа! Ах, князь, как вы меня проучили! Много благодарна вам за урок. Он был жесток, но принесет мне пользу.
Князь, ошеломленный такой внезапной переменой, слушал Жанну с изумлением. Он еще не понял ее хорошенько.
- Что вы задумали? - спросил он.
Жанна посмотрела на него с демоническим выражением. Глаза ее блестели, как звезды, зубы сверкали белизной.
- Я хочу, - ответила она, - положить начало своему могуществу и, следуя вашему совету, выхожу замуж за миллионера!
Она подбежала к окну и, наклонясь в сад, над которым уже спустилась ночная тень, крикнула:
- Кейроль!
Серж, удивленный и охваченный внезапной ревностью, бросился к ней, как будто желая остановить.
- Жанна! - сказал он, протягивая руки.
- Что такое? - сказала молодая девушка с уничтожающей надменностью. - Почему вы испугались? Ведь ваше дело увенчалось таким быстрым успехом? - Так как Серж ничего не ответил на эти слова, то она прибавила: - Успокойтесь, вы получите большое вознаграждение. Приданое Мишелины стоит того труда, который вы приняли на себя.
Послышались торопливые шаги Кейроля, поднимавшегося по лестнице. Остановившись на пороге зала, он сказал:
- Кажется, мадемуазель, вы были так любезны, что позвали меня? Неужели я так счастлив, что, наконец, снискал вашу благосклонность?
- Вот моя рука, - отвечала просто мадемуазель Серней, протягивая Кейролю белую, тонкую руку, которую он покрыл поцелуями.
Госпожа Деварен вошла вслед за банкиром. Она радостно воскликнула:
- Кейроль, вы женитесь на Жанне не только ради ее прекрасных глаз; я даю ей приданое.
Мишелина бросилась обнимать свою подругу. Начались поздравления, Но Жанна с серьезным видом отвела в сторону Кейроля.
- Я хочу поступить с вами честно, милостивый государь. Я уступаю только уговорам всех, но знайте, что мои чувства не могут скоро измениться. Теперь я даю вам только мою руку.
- Я не смею и думать, что вы меня любите, мадемуазель, - сказал кротко Кейроль. - Вы даете мне вашу руку, а от меня зависит приобрести ваше сердце. Я питаю твердую надежду, что мне удастся достигнуть этого. Верьте, что я глубоко счастлив, благодаря вам, и вся моя жизнь будет доказательством моей благодарности.
Жанна была растрогана. Она посмотрела на Кейроля и не нашла его более таким невзрачным, каким он ей казался всегда. Она дала себе слово сделать все, что будет зависеть от нее, чтобы привязаться к этому человеку.
Серж, прощаясь с госпожой Деварен, сказал ей:
- Взамен того счастья, которое вы мне даете, я могу предложить вам только мою жизнь. Возьмите ее и распоряжайтесь ею.
Госпожа Деварен пристально посмотрела на него и сказала с особенным оттенком:
- Я согласна. С сегодняшнего дня вы принадлежите мне.
Марешаль взял под руку Пьера и, уходя с ним, сказал:
- Князь произнес слова, напоминающие мне Антонио, говорящего жиду в "Венецианском купце": "Твое золото за фунт моего мяса". Госпожа Деварен любит свою дочь более страшной любовью, чем Шейлок любил золото. Князь сделает хорошо, если сдержит свое слово: будет аккуратен в платежах за доставшееся ему счастье.
VIII
На другой день после этого достопамятного вечера Пьер вновь отправился в Алжир, несмотря на просьбы госпожи Деварен, Желавшей подольше удержать его у себя, Он поехал закончить свои дела и обещал вернуться к свадьбе.
Решившись не роптать на свою судьбу, Пьер готов был выпить до дна чашу своих разочарований. Госпожа Деварен, желая чем-нибудь вознаградить его, предлагала ему управлять своими мельницами в Жуйи со значительным вознаграждением.
- Мое желание не исполнилось: ты не можешь быть моим сыном, - сказала она, - в таком случае будь, по крайней мере, моим компаньоном в торговом деле. Если я не оставлю тебе всего моего состояния после моей смерти, то могла бы тебя, по крайней мере, обогатить при своей жизни.
Пьер отказался. Он отнюдь не желал, чтобы могли подозревать его в намерении сделать спекуляцию посредством своей женитьбы на мадемуазель Деварен. Ему хотелось уйти с пустыми руками из этого дома, где он надеялся провести всю свою жизнь, чтобы никто не мог сомневаться в том, что он любил Мишелину, как женщину, но не как богатую наследницу. Ему предлагали теперь прекраснейшее место по управлению отделением копей Савойи. Такое место было бы выгодно для него с материальной стороны и в то же время могло принести ему известность, так как предстояли там очень интересные научные работы с целью улучшить разработку копей. Пьер решился всецело посвятить себя этой работе и с ней забыть свои горести.
В отеле по улице Св. Доминика время приближалось к браку и шли большие приготовления. С одной стороны князь, а с другой Кейроль торопили с необыкновенной горячностью приготовления к этому торжественному дню. Один потому, что видел исполнение в нем своих честолюбивых замыслов, а другой - из желания скорее удовлетворить свою безумную страсть. Серж, привлекательный, предупредительный, позволял обожать себя Мишелине, которая не могла наглядеться на любимого ею человека. Молодая девушка была как в бреду. Госпожа Деварен наблюдала с глубоким удивлением за изменением характера своей дочери. Апатичная и немного равнодушная Мишелина, отдаваясь жизни до сих пор с негой одалиски, лежавшей на шелковых подушках, переменилась теперь в резвую влюбленную и беспокойную девушку, с пламенным взглядом и оживленным личиком; казалось, от всего ее существа, веяло сильной, пылкой любовью. Как цветы, ласкаемые солнечным лучом, цветут и наполняют воздух благоуханием, так и Мишелина от взгляда Сержа воодушевлялась и становилась все лучше и лучше.
Матери очень горько было видеть в своей дочери такую перемену, о которой она отзывалась с насмешливым презрением. Она совсем не считала Мишелину серьезной. Ведь только кукла может влюбиться так безумно в человека ради одной его красоты, так как, по ее мнению, нравственно князь был поражающею посредственностью. Никакого ума у него не было: как только разговор становился более серьезным, он смолкал, умея говорить только о тряпках, как женщина, или о лошадях, как барышник. И такой-то человек буквально свел с ума Мишелину! Госпожа Деварен чувствовала себя оскорбленной. Она не могла ничего сказать своей дочери, но облегчала сердце беседами с Марешалем, скромность которого была ей известна. Хозяйка справедливо называла его могилой тайн. Марешаль терпеливо выслушивал дружеские сообщения госпожи Деварен и старался бороться с возрастающей враждой хозяйки к ее будущему зятю. Он действовал так не потому, что полюбил князя, - как сторонник Пьера, он не мог быть очень расположенным к Панину, - а повинуясь здравому смыслу: он понимал, что для госпожи Деварен лучше скрывать свои чувства. Когда хозяйка, такая грозная для всех, за исключением дочери, с гневом восклицала:
- Какова Мишелина! Я сейчас видела, как она прошла по саду, повиснув на руке этого верзилы, устремляя глаза на него, как жаворонок, притянутый наведенным на него зеркалом. Что такое случилось с ней?
Марешаль тихо прерывал ее:
- Все блондинки таковы, - утвердительно говорил он с веселой иронией, - Вы не можете понять этого: вы брюнетка.
Тогда госпожа Деварен сердилась:
- Оставьте меня в покое, - возражала она, - вы говорите глупости. Ее необходимо облить водой, вот и все! Она сумасшедшая!
Кейроль в это время был в таком восторге, как итальянец на коленях перед Мадонной, Никогда еще он не чувствовал большего удовлетворения. Глубокое волнение овладело им, он как бы согнулся под тяжестью своей радости. До сих пор он думал только о делах. Целью его жизни было разбогатеть, а теперь он создавал свое счастье. Все окружающее приводило его в восторг, так как он не был особенно избалован. Украшая квартиру, где он должен был жить с Жанной, Кейроль забавлялся, как ребенок. По его мнению, ничего не находилось особенно хорошего, ни слишком дорогого для храма его богини, как он выражался, громко смеясь, причем лицо его сияло. Когда же разговор касался его будущего гнездышка, он говорил со сладострастной дрожью:
- Очаровательно! Настоящий маленький рай! - При этом финансист все-таки сказывался в нем и он не мог не прибавить: - А я знаю, сколько стоит мне все это!
Но он не жалел денег. Он знал, что получит барыши. Только здоровье Жанны его очень беспокоило. Со дня их помолвки она сделалась еще более серьезной и более печальной. Она похудела, глаза ее впали, как будто тайком она плакала. Когда он высказал госпоже Деварен свою тревогу, она ответила:
- Все эти молодые девушки сумасшедшие. Брак делает их непонятными! Взгляните на мою дочь. Она болтает, как сорока, скачет, как коза. Глаза ее сверкают из-под бровей, как пара светляков! Что касается Жанны, тут другая песня: она сделалась меланхоличной, у нее угнетенный вид, как у молодой жертвы, предаваемой закланию! Не обращайте внимания, все пройдет. Признаюсь только, веселость одной так же меня раздражает, как и задумчивость другой!
Кейроль, немного успокоенный словами госпожи Деварен и соглашаясь с ней, что именно неизвестность в виду предстоящего брака смущает Жанну, не придавал более значения грусти своей невесты. Мишелина и Серж совершенно удалялись от общества. Они тотчас убегали в сад, если кто-нибудь приходил в зал мешать их разговору наедине. Если же и в саду им мешали, они уходили в оранжерею.