- Оказавшись в раю, дети забывают о доме. На первый раз, думаю, особого вреда не будет, - согласилась она. - Боюсь, что по одежде я тебе сегодня не пара… Кажется, я не додумалась захватить ничего длинного.
- У тебя и чемоданов-то немного. No importa (Не имеет значения (исп.) - отмахнулся он. - Купишь здесь.
Ей показалось, что в нем произошли какие-то изменения с их последней встречи. Но стоило только ему посмотреть на Бена, как он опять стал прежним - видимо, он еще не привык к просто принимает желаемое за действительное. Рафаэль не скрывает, что без ума от близнецов, которых он тоже явно очаровал. Как настоящий мужчина, он откровенен в своих чувствах с детьми.
Когда они начали спускаться по мраморной винтовой лестнице, он вдруг взял ее за руку и спросил:
- А где твое обручальное кольцо?
- У меня его больше нет.
Рафаэль недоверчиво уставился на нее сверху вниз.
- Куда ты его дела?
- Я его заложила. Подходящий случай, тебе не кажется?
- Ты его заложила? - переспросил он громоподобно. - Какая женщина заложит свое обручальное кольцо?
- Та, которая не придает ему особого значения, - с вызовом заверила его Сара и пошла вниз по ступенькам.
Он сжал зубы.
- Я куплю тебе другое, и ты будешь носить его постоянно.
Сара откинула назад голову.
- Если для тебя это так важно, то ради Бога, но, пожалуйста, не вводи меня в краску и не покупай ничего сверхъестественного. Может, ты и забыл об этом, но я должна тебе напомнить, Рафаэль, что вот уже без малого пять лет, как мы находимся в процессе развода. Я уже очень давно перестала чувствовать себя замужней женщиной.
В его золотистых глазах засверкала злость.
- В этом смысле я тоже могу кое-что сделать.
В зале их поджидал тщедушный молодой человек с красивым лицом. Увидев их, он презрительно усмехнулся и высоко поднял бокал.
- Позвольте мне поднять этот бокал в честь смущенной невесты. - Он говорил с явным американским акцентом.
- Сара вот уже почти семь лет как моя жена, - ответил Рафаэль ледяным голосом, даже не пытаясь скрыть неудовольствие. - Познакомься, Сара, это мой двоюродный брат Эрнандо Сантовена-и-Альварес.
- Bienvenido (Добро пожаловать (исп.), Сара, - насмешливо протянул Эрнавдо. - Рафаэль неправильно меня понял. Я просто хотел сказать, что для нашей семьи вы все еще невеста. О вашем существовании мы узнали только на прошлой неделе. В отношении слабого пола у Рафаэля вообще очень короткая память. Вот хотя бы на прошлой неделе…
- Bastante! - резко оборвал его Рафаэль. - Ты пьян. И переступаешь рамки приличия.
Эрнандо протестующе замахал рукой и осушил свой бокал.
- Ладно, ладно. Успокойся, я не остаюсь. - Театральная насмешка слетела с его лица. Теперь он смотрел на Рафаэля с явным презрением. - У меня нет сил на торжественный ужин, приготовленный Консузло. Чего мне праздновать?
Рафаэль едва не рассмеялся, глядя вслед уда - С одним покончено, осталось еще двое, - колко заметил Рафаэль. Что будешь пить, gatita?
- Джин с горьким лимонадом. - Она нахмурилась. - О чем, собственно, речь?
Он злорадно усмехнулся.
- Все очень просто. Если бы я так нежданно не появился на свет, отец Эрнандо наследовал бы от Фелипе все. Поэтому Эрнандо всю жизнь смотрит на меня как на узурпатора и самозванца. А сообщение о том, что у меня еще есть и сын, то есть прямой наследник, оказалось для него последней каплей, - сообщил он с жестокой иронией. - Теперь ни у Эрнандо, ни у его отца нет ни малейшей надежды заполучить то, что они уже считали своим.
- Своим? - переспросила Сара. - Но ведь ты появился здесь еще ребенком.
Он хмуро усмехнулся.
- Я сын цыганки. Фелипе расценивал само мое существование как оскорбление семейного имени. Он так никогда меня и не признал. Более десяти лет он бился над тем, чтобы доказать, что я незаконнорожденный. И его настойчивые попытки отлучить меня от семьи и лишить наследства дали Эрнандо и его отцу необоснованные надежды.
Сара была поражена.
- Но ведь ты же был ребенком.
Рафаэль передал ей хрустальный бокал.
- Не забывай, что ставки были слишком высоки. Если бы Фелипе удалась его афера, мне бы не пришлось рассчитывать на многое. Семья Сантовена очень богата и очень консервативна. Они чрезвычайно гордятся чистотой своей крови и верят в наследственность. - Он улыбнулся. - Как, ты думаешь, чувствовал себя Фелипе, когда ему на голову свалился такой подарочек, как я?
- Но ведь, несмотря ни на что, ты его внук!
- Он поставил на моем отце крест еще до моего рождения, - сухо сказал Рафаэль. - Мой отец был тем самым уродом в семье, о котором столько говорят. Он любил выпить, был игроком и не пропускал ни одной юбки - не считая других, менее привлекательных черт его характера.
- Какое это имеет значение? Ведь твой отец умер!
Боже, у него было ужасное детство! Сначала он был отвергнут собственной матерью, затем - семьей своего отца, настолько богатой и настолько аристократичной, что найти оправдание их поведению было почти невозможно. На глаза у нее навернулись непрошеные слезы, и она забыла о прелести окружения - в этом роскошном доме Рафаэль когда-то страдал.
Рафаэль нежно стер сверкающую слезинку.
- У тебя такое отзывчивое сердце, amada. Ты меня удивляешь. Где же оно было, когда я тебе отдал свое?
Она судорожно вздохнула, но ничего не сказала, боясь выдать себя.
Он опустил руку.
- Я был таким романтиком. Я влюбился в тебя в ту же секунду, как увидел. Но чтобы забыть тебя, мне понадобилось значительно больше времени. - Он насмешливо смотрел в ее полные боли аметистовые глаза. - Слава Богу, все позади. Сегодня мне нужно свободное сердце. И если ты об этом будешь помнить, то наш брак будет самым цивилизованным в мире. И совершенно бескровным. Я уже больше не тешу себя надеждой присутствовать во всех твоих помыслах. Так, я думаю, тебе будет легче.
Сара побледнела как смерть.
- Уж чего-чего, а легче мне от этого не станет. Это рецепт несчастья.
Я здесь ради детей…
- Не строй из себя мученицу, gatita. На мучеников у меня нет времени, - предупредил Рафаэль. - Я считаю, что осуществились твои самые смелые мечтания и драгоценный камень нашел свою оправу. Я думаю, что теперь даже твои мама с папой позволят себя уговорить, отбросят предрассудки и соизволят посетить нас. Так что не надо о несчастье. Ты ведь приобретаешь все, к чему стремилась, плюс благословение семьи, разве не так? Рафаэль мог быть жестоким, очень жестоким. И в настроении его действительно произошли изменения после их последней встречи. От этих мыслей ее отвлекли голоса, послышавшиеся из-за двери.
- Сара, позволь представить тебе родственников Эрнандо, моих тетю и дядю, - растягивая слова, представил Рафаэль. - Рамон и Люсия.
Люсия была высокой и очень худой блондинкой с холодными и колючими, как блестевшие у нее на шее алмазы, голубыми глазами. Рамон был приземистым и широкоплечим, с грубыми чертами лица и простецкими манерами. Люсия приветствовала Сару с минимумом почтения. Рамон же попытался сгладить неловкость какими-то бессвязными замечаниями. Рафаэль не предпринимал ни малейших попыток наладить беседу. В воздухе повеяло холодом. Когда Консуэло объявила о начале ужина, Сара вздохнула с облегчением.
Стол был накрыт в удивительно пропорциональной комнате, выдержанной в роскошных, пурпурных с золотом, тонах. Длинный стол был накрыт как на банкет. Тяжелые серебряные подсвечники и старинная хрустальная посуда соперничали с непревзойденным обслуживанием.
- Странно, а почему нет Катарины? - неожиданно поинтересовалась Люсия.
- Она по двадцать четыре часа в сутки работает над своей следующей коллекцией, - ровным голосом объяснил Рафаэль. - Карьера модельера - тяжелый хлеб. Abuela ее понимает.
- Я ее мать, но я почему-то этого не понимаю. - Люсия бросила на Рафаэля ядовитый взгляд. - Катарина стала нам совершенно посторонним человеком, и виноват в этом только ты.
- Я не думаю, что… - вмешался Рамон с едва заметной улыбкой, но что именно он не думает, так и осталось загадкой, Люсия просто не дала ему договорить.
- Именно ты разрушил ее брак. Именно ты помог ей разойтись с Джерри, - обвиняла Люсия загробным голосом. - И сейчас у Катарины есть все, что ей заблагорассудится, es verdad?
- Мне кажется, что для нее это действительно в новинку, - язвительно заметил Рафаэль.
- Почему-то эта щедрость не распространяется на моего бедного Эрнандо. - Люсия злилась все больше и больше.
- Я не хочу, чтобы правление обвинило меня в непотизме, - сказал Рафаэль, обращаясь к Рамону и давая тем самым понять, что тема, поднятая Люсией, закрыта.
Но не тут-то было.
- Завтра мы возвращаемся в Нью-Йорк.
- Abuela будет расстроена, - безучастно ответил Рафаэль.
- Что для нее вредно, так это перевозбуждение, а не разочарование. - Люсия холодно улыбнулась Саре. - Ваш приезд едва не убил ее. Как вы думаете, почему?
- Люсия, - тяжело дыша, сказал Рафаэль, - ты можешь оскорблять меня, но не мою жену.
- Рог que? Ты проклянешь меня, если я не подчинюсь? - Люсия рассматривала Сару с нескрываемым злорадством и презрением. - Будьте осторожны. Рафаэль больше цыган, чем Сантовена. До недавнего времени он даже зажигал свечку перед посадкой в самолет. Цыгане очень суеверны, очень темны. Они живут обманом и хитростью. Воспитывать таких людей - как вы видите это на примере сидящего перед вами Рафаэля - все равно что метать бисер перед свиньями.
- На вас, видимо, бисера потратили не меньше, - пробормотала Сара прежде, чем успела прикусить язык.
Неожиданно для нее Рафаэль, откинувшись на спинку стула, от души рассмеялся.
- Осторожно, Люсия. Моя жена не такая уж тихоня, как это может показаться на первый взгляд.
На костлявом лице Люсии проступили отвратительные пятна.
- Вам следовало бы благодарить нас за то, что мы сделали для Рафаэля, - сказала она, обращаясь к Саре. - Когда мы приехали в Алькасар, он был маленьким грязным зверенышем. Он воровал продукты и припрятывал их, как дикарь. Он был жесток и даже пригрозил мне ножом…
- Потому что ты избила меня, - едва слышно пробормотал Рафаэль.
Лицо его тетки превратилось в ничего не выражающую маску. Рафаэль поднял бокал с вином.
- Полагаю, мы уже наслышались достаточно рассказов о приобщении маленького звереныша к цивилизации. Прибереги это для твоих благотворительных бесед, Люсия.
Тетка резко встала. Произнеся что-то оскорбительное на своем языке, она с вызовом бросила на стол салфетку и деревянной походкой вышла вон из комнаты. Наступила тишина. Через несколько секунд Рамон тоже встал лицо у него было багровым, а губы плотно сжаты.
- Я чувствую себя обязанным принести вам обоим свои извинения. Болезнь madre (Мама (исп.) очень сильно сказалась на Люсии, - пробормотал он без особой уверенности. - Perdonme (Извините меня (исп.), но я должен быть с ней. Buenas noches (Спокойной ночи (исп.).
- Buenas noches, - только и смогла выдавить из себя Сара, заметив почти молящий взгляд грустных, как у спаниеля, глаз Рамона, направленных на Рафаэля.
- Buenas noches, Рамон, - с легкой иронией в голосе попрощался Рафаэль.
Эта сцена произвела сильное впечатление на Сару. Она наконец сообразила, что Рамон и Люсия и были теми дядькой с теткой, которым однажды поручили воспитывать Рафаэля, и у нее болезненно засосало под ложечкой. И слабый Рамон был весь во власти Люсии. А в ее глазах Сара разглядела нечто большее, чем просто злую зависть, - там была холодная ненависть. Сара даже съежилась, представив себя на месте озлобленной Люсии, когда ей против воли навязали роль второй матери Рафаэля. Для Сары это было откровением, и она испытующе взглянула на Рафаэля. Лениво откинувшись на резную спинку стула, Рафаэль походил на дремлющего после хорошей кормежки тигра.
- С Рамоном ты мог бы быть и поласковее, - сказала она, не узнавая своего голоса.
- С какой стати, если он даже не может прибрать к рукам ни жену, ни сына? Зачем было тащить сюда Люсию? - возразил ей Рафаэль. - Вся его терпимость - чистая показуха. Рамон точно такой же, как Люсия.
Сара в замешательстве закусила нижнюю губу.
- По всей видимости, твоя кузина Катарина - единственный член семьи, выбивающийся из общей схемы.
- Si. Мы с Катариной очень дружны. - Темные глаза Рафаэля без всякого выражения смотрели на Сару. - Ты ее непременно увидишь еще до конца лета.
Неожиданное подозрение заставило ее сжаться, как стальная пружинка. Но ей тут же стало стыдно за себя и за свои мысли, и она постаралась обмануть проницательного Рафаэля.
- Уже поздно. День был очень тяжелым. Пожалуй, пойду-ка я спать.
Рафаэль улыбнулся ей ленивой улыбкой, в которой было что-то такое, от чего кровь быстрее побежала у нее в жилах. Не дав ей подняться со стула, он пробормотал:
- Momento, Сара. Мне вдруг очень захотелось узнать побольше о Гордоне. Не убегай.
- О Гордоне? - удивилась она, раздраженная тем, что ей опять приходится обороняться. Когда же до нее, как до жирафа, вошедшего в поговорку, дошел смысл того, что он сказал, она залилась краской. - Насколько я понимаю, Джилли уже что-то тебе наболтала.
- В ту ночь ты с ним спала? - с самым непринужденным видом спросил он.
- Не понимаю, как это ты не допросил Джилли "с пристрастием"?
- Cristo, за кого ты меня принимаешь? - воскликнул он с отвращением.
- Я вообще ее ни о чем не расспрашивал. Это она меня спрашивала. Она была расстроена тем, что увидела, и чем бы ты ни занималась в ту ночь, следовало было подумать о ребенке.
Разговор принял неожиданный для Сары оборот.
- Я бы ей все объяснила, если бы знала, что ее это интересует. Но когда он ушел, Джилли уже спала и больше ни разу про него не спросила! А у меня за последние два дня был полон рот хлопот.
- Виепо, но я жду ответа на свой вопрос, - нетерпеливо напомнил ей Рафаэль. - Я понимаю, насколько тебе трудно ответить прямо. Такая уж ты от природы, Сара. В вашей среде правду принято замалчивать или делать вид, что она не существует. Но, поверь, наш брак будет другим.
Сара была уязвлена и сбита с толку.
- А ты как думаешь?
Он не стал притворяться, что не понял ее ответа.
- Ты могла. Злость - не самый лучший советник женщины. А ты была на меня очень сердита, а если он уже был твоим любовником, то я бы не стал зарекаться, что это невозможно.
Сара вся кипела.
- Благодарю за доверие! Но, вообще-то, у меня нет привычки использовать свое тело как оружие мести. К тому же Гордон никогда не был и никогда не будет моим любовником.
- Muchas gracias, gatita, - пробормотал он мягко. - Но почему в твоем голосе столько горечи? Esta bien (Ладно (исп.). С Гордоном мы разобрались. К счастью. Он не настолько уж и интересен.
Сара насторожилась.
- Он хочет на мне жениться.
Рафаэль громко рассмеялся, чем вновь сбил ее с толку.
- Из всех возможных претендентов он меньше всего подходит на эту роль.
- Не вижу ничего смешного, - кисло заметила Сара, едва сдерживаясь от более колкого замечания. - Я отправляюсь в постель.
При свете свечи черные ресницы отбрасывали длинную тень на его твердые скулы.
- Неужели я похож на человека, который может этому воспротивиться? насмешливо спросил он.
Сара медленно поднималась по роскошной лестнице, все еще удивляясь способности Рафаэля мгновенно переходить от холодной задумчивости к безграничному веселью. Она вдруг вновь вспомнила о Катарине и опять на себя разозлилась. Ну и что из того, что он был дружен со своей кузиной? Хоть один друг в целом доме…
Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, она решила воспользоваться примыкавшей к спальне декадентской ванной. После дневного сна спать ей еще не хотелось. Когда, чуть позже, она залезла в теплую ласковую воду, мысли ее понеслись галопом.
Люсия ненавидела Рафаэля. Неужели же только из-за денег? По логике вещей Рамон и Люсия должны быть очень богаты сами по себе. Действительно ли Рафаэль разбил брак ее дочери или Люсия преувеличивала? А может, у Рафаэля и Катарины роман? А может, она сама становится параноиком? Очень даже может быть, подумала она, испытывая отвращение к себе. Ну, взять хотя бы весь тот шум, что она подняла из-за Сюзанны! А оказалось, что ее муж был тут же, радом с ней. Какое она имеет право задавать Рафаэлю такие интимные вопросы? Разве не она сама требовала от него развода?
К сожалению, разум и чувства очень редко являются союзниками, начинала понимать она. Мысль о том, что Рафаэль мог жить с другой женщиной, приносила ей нестерпимую боль. Вся ее жизнь была отмечена любовью к Рафаэлю, но, пока он был где-то там, далеко, эта любовь ничем ей не угрожала и ничего от нее не требовала, и потому боль была какой-то притупленной. Но сейчас все стало по-другому. Чувства вновь взяли верх, и если она будет не очень осторожна, то вновь выдаст себя с головой, как это уже случилось в Лондоне. К тому же сегодня она чувствовала себя особенно беззащитной.
Теперь она знает, почему Рафаэль с таким пренебрежением относится к своей семье и не понимает ее преданности семейным узам, от которой она и сама устала. Он вошел в этот дом, когда ему было семь лет от роду, и был вынужден бороться за выживание в стане врага. Сантовены всегда представляли для него угрозу, и только угрозу, и неудивительно, что он и не думал искать благосклонности ее родителей. У него на них просто не было времени, и именно его полное безразличие так разъярило ее отца.
К тому же Чарльз Сауткотт был слишком мелкой сошкой для человека, выросшего в таком окружении, признала она с раздражением. Как бы то ни было, Рафаэль потешил-таки свое самолюбие, доказав, что совершенно не годится на роль мужа.
- Ты еще не в постели?
Она не слышала, как дверь с легким щелчком открылась, и от неожиданности глаза у нее расширились. Одним махом она вскочила на ноги, лихорадочно прикрываясь полотенцем.
- Убирайся вон!
Его горячий золотистый взгляд медленно и совершенно бесстыдно заскользил по влажным изгибам ее тела, выступавшим из-под узенького полотенца.
- Сара… - хрипло пробормотал он тоном, какого ей еще ни разу не приходилось от него слышать. - Не двигайся, - приказал он, закрывая за собой дверь.
Она выкарабкалась из ванны.
- Открой дверь!
Не слушая ее, Рафаэль выскользнул из смокинга, ничуть не заботясь о том, что он упал прямо к его ногам на пол, и стал торопливо развязывать бабочку, не сводя с нее недвусмысленного взгляда.
- Я мечтал о тебе в ванне…
- Предупреждаю тебя, Рафаэль.
- О чем? - Он бросил на пол бабочку и с жестокой неумолимостью переключился на запонки белоснежной шелковой рубашки. - Лучше удиви меня. - Я люблю сюрпризы, - пробормотал он.
- Может, перестанешь раздеваться? - Сара, не в силах дольше сохранять ледяное достоинство, была уже готова завизжать, увидев в раскрытом треугольнике рубашки бронзовую, покрытую черными вьющимися волосами грудь.
- Ты предпочитаешь, чтобы я залез в ванну одетым?
- Если бы я была мужчиной, я бы швырнула тебя прямо в эту ванну! раздраженно крикнула Сара.
С запонками было покончено.
- Зачем меня швырять? Я и сам иду… по собственному желанию, - заявил он.
- Я не собираюсь делить с тобой эту ванну!