И вот молодые леди прибыли. В них не было ни породы, ни моды. Их платья были ярковаты, а манеры простоваты. Но они обе так восторгались домом и мебелью, а их радость общения с отпрысками сэра Джона была такой искренней, что от заочного недовольства леди Миддлтон через час не осталось и следа. Хозяйка дома была очарована их обаянием. Она сочла их "самыми приятными девушками на свете", что для ее милости означало безоговорочное признание. Сэр Джон, окрыленный своей проницательностью и умением разбираться в людях, тотчас отправился в коттедж, сказать миссис Дэшвуд о приезде двух мисс Стилс, самых приятных девушек на свете. Для Элинор эти слова не значили ровным счетом ничего, так как, если верить сэру Джону, самые приятные девушки на свете встречаются в каждом уголке старой доброй Англии, и все так не похожи между собой. Однако сэр Джон настаивал, чтобы все родственники сразу же собрались все вместе у него. Милый филантроп! Он не мог в одиночестве общаться с двоюродными кузинами и хотел поделиться этой радостью со всем миром!
– Умоляю, приезжайте, – сказал он, – прошу вас! Нет, вы просто обязаны приехать! Я требую, чтобы вы приехали! Вы даже не можете себе представить, какие это чудесные барышни, они вам сразу понравятся! Люси чудовищно хороша! И так общительна и контактна! Дети так и повисли на ней, как будто знают ее сто лет. И они обе желали бы видеть вас! Приезжайте, ради всего святого! Они слышали еще в Экзетере, что вы самые прекрасные создания в мире. Я подтвердил эти слова, и даже более того! Вы будете очарованы ими, я уверен. Они привезли целую почтовую карету, полную всяких интересных вещей для детей. Ну? Как вы можете быть такими суровыми и не приехать! Почему? Они же ваши тоже дальние родственницы. Вы мои дальние родственники, а они по линии жены, так что вам надо обязательно познакомиться.
Да, от сэра Джона нелегко было отделаться. Он взял с Дэшвудов слово, что в ближайшие день или два они зайдут в Бартон-Парк. И затем отправился домой весь в сомнениях, не понимая, почему барышни не спешат завести себе новых подруг, и тщательно подбирая нужные слова, чтобы получше представить им мисс Дэшвуд, как только что во всей крае он представил их мисс Стилс.
Наконец, их обещанный визит в Бартон-Парк и знакомство с двумя молодыми леди состоялись. Дэшвуды не нашли во внешности старшей из сестер, блеклой особы лет под тридцать, ничего особенного, кроме чересчур простого незапоминающегося лица. Младшая мисс Стилс, наоборот, поразила их своей красотой. Она была значительно моложе сестры, на вид ей было не более двадцати двух – двадцати трех лет, у нее был живой острый взгляд и редкое природное очарование, которое хоть и не заменяло образования и хороших манер, но всегда привлекало окружающих. Обе мисс Стилс общались открыто и радушно. И Элинор не отказала им и в уме, заметив, как часто и к месту они соглашаются с хозяйкой дома – леди Миддлтон. С ее детьми они быстро нашли общий язык и так привязались к малышам, что играли с ними все дни напролет, всё время одобряя их мелкие шалости, чем заслужили благосклонность матери. Хвалебные отзывы о детях – самый короткий путь к материнскому сердцу, поэтому неудивительно, что леди Миддлтон сдалась без боя. С материнской гордостью она наблюдала за всеми шутками и уловками своих мальчиков, которые ежеминутно испытывали терпение ее дальних родственниц. Она видела, что их сумочки открытыми, а локоны растрепаны и закручены вокруг ушей, их корзинки для шитья перерытыми, все ножи и ножницы украдены и спрятаны, словом, всё это выглядело очень мило. Правда, леди была удивлена сдержанным поведение сестер Дэшвуд, которые не приняли участие в этой веселой возне.
– Джон сегодня в таком прекрасном настроении! – сказала леди Миддлтон, глядя, как он вытащил у одной из мисс Стилс карманный платок и выбросил его из окна, – Он полон обезьяньих проделок!
После проделки второго малыша, опять проколовшего тот же палец мисс Стилс, заметила:
– Как Виллиам всегда сам хорошо играет!
– А вот и моя конфетка – Анна-Мария, – сказала она, нежно беря маленькую девочку лет трех, которая тихо сидела последние две минуты, – И она всегда так нежна и тиха – никогда еще не была такой тихоней!!!
Но, к сожалению, в этот момент булавка из платья ее милости случайно царапнула ребенка по щеке. И ее хваленая тихоня разразилась таким пронзительным ревом, какой себе даже трудно представить! Леди остолбенела, но сестры Стилс не растерялись и принялись дружно утешать малышку. Три женщины так быстро успокоили кроху, что через минуту она уже молча сидела на коленях матери, кокетливо отворачивалась от ее поцелуев, в то время как одна из мисс Стилс ловко промывала ранку лавандовой водой, стоя перед ней на коленях, а другая запихивала в раскрытый от крика рот кусочек сливового сахара. Плач тут же прекратился, но напоследок трехлетняя рева как следует пихнула ногой брата, который попытался ущипнуть ее исподтишка. Тут леди Миддлтон вспомнила, что лучшего обезболивающего, чем персиковый мармелад, на свете нет, он прекрасно помог им на прошлой неделе. Поэтому она взяла хныкающую девочку на руки и понесла в другую комнату, а двое мальчиков последовали за ними, чтобы тоже немного подлечиться. Таким образом, все четыре гостьи оставались один на один в гостиной, где впервые за несколько часов наступила тишина.
– Бедняжка, – вздохнула мисс Стилс, как только леди с детьми вышла в другую комнату, – наверное, ей было очень больно.
– По-моему, ничего страшного, – воскликнула Марианна, – мне кажется, что мы зря суетились из-за такого пустяка.
– И всё-таки… Какая же удивительная женщина, эта леди Миддлтон!" – сказала Люси Стилс.
Марианна промолчала. Ей было трудно произнести то, что она в действительности не чувствовала. Элинор тоже промолчала, так как считала, что любые разговоры о чувствах, когда их нет, напрасны. Она делала все, что могла, говоря с самой большой теплотой о леди Миддлтон. Но она уступала в этом старшей из сестер Стилс – мисс Люси:
– И сэр Джон тоже под стать ей, какой восхитительный человек!!!
В этом случае оценки Элинор не отмалчивалась, а просто заметила, что он удивительно добродушен и дружелюбен.
– Ах, какая они восхитительная семья! Я никогда не видела таких хороших детей в своей жизни! Я заявляю, что я покорена ими и что я действительно очень люблю детей!!!
– Здесь я могу с вами поспорить, – сказала Элинор с улыбкой, – судя по тому, что вытворяли сегодня утром эти хорошие дети.
– У меня сложилось впечатление, – сказала Люси, – что маленького Миддлтона чересчур балуют. Но это так естественно для добродушной леди Миддлтон, впрочем, как и для меня. Я не выношу тихих и послушных детей, пусть лучше хулиганят и резвятся, на это всегда приятно посмотреть.
– Могу сказать лишь одно, – ответила Элинор, – за все время моего пребывания в Бартон-Парке я ни разу не встретила ни одного тихони.
Мисс Стилс промолчала в ответ, а потом вдруг неожиданно спросила:
– Ну, и как вы находите Девоншир, мисс Дэшвуд? Я думаю, что вы жалеете, что покинули Сассекс.
В некотором удивлении от фамильярности такого вопроса и от тона, каким он был задан, Элинор утвердительно кивнула.
– Норланд – удивительно красивое место. Не так ли? – добавила младшая мисс Стилс.
– Мы слышали, что сэру Джону там очень нравится, – уточнила Люси, которая почувствовала удивление Элинор.
– Я думаю, что Норланд полюбит каждый, кто хоть раз там побывал, – ответила Элинор, – хотя возможно, его своеобразная красота на всех производит разное впечатление.
– А много ли у вас там приятных ухажеров? Я думаю, что не очень много в той части страны. Что же касается нашей части, то их всегда предостаточно.
– Но почему ты думаешь, – спросила Люси, посмотрев с упреком на сестру, – что в Сассексе красавчиков меньше, чем в Девоншире?
– Что ты! Моя дорогая, я не говорила, что их там меньше, чем здесь. Точно могу сказать, что, например, в Экзетере предостаточно красивых молодых людей. Но этого я не могу сказать о Норланде, так как там никогда не была. Я только беспокоюсь, что мисс Дэшвуд трудно будет найти достойную партию в Бартоне, так как здесь выбирать-то не из кого, не то, что в Норланде. Но, возможно, вы, молодые леди, и не мечтаете о кавалерах, ведь прекрасно можно обойтись и без них. Что же касается меня? Я не притязательна, мне достаточно, чтобы джентльмен был прилично одет и хорошо воспитан. Но неряшливости и грубости я не прощаю. Вот, например, мистер Розе в Экзетере. Вполне приличный молодой человек, ухажер тоже ничего, это клерк миссис Симпсон, ну вы, наверно, о ней слышали. Но если бы вы повстречали его с утра пораньше, то не захотели бы встречаться дальше. Я думаю, что ваш братец был тот еще волокита, пока не женился. Он, правда, очень богат?
– Хотя я не настолько осведомлена о его личной жизни до свадьбы, – ответила Элинор, – но, по-моему, он был тот еще волокита до женитьбы, да он и остался таким, потому, что ничего другого ему не осталось.
– О Боже! Разве можно говорить о женатом человеке, как о потенциальном женихе? Они уже совсем другое дело…
– Господи! Анна! – воскликнула ее сестра. – Ты ни о чем не можешь другом говорить, кроме как о мужчинах. Теперь мисс Дэшвуд решит, что ты и не думаешь ни о чем другом! Вон, лучше посмотри, какой дивный гарнитур красного дерева стоит в этой гостиной.
Этого короткого разговора было вполне достаточно, чтоб понять обеих мисс Стилс, и Элинор больше не стремилась узнать их глубже и уже тем более думать или говорить о них.
Но мисс Анна и Люси были настроены иначе. Они привезли с собой из Экзетера такой запас комплиментов на все случаи жизни, что их хватило не только на долю сэра Джона Мидлтона, его супругу, детей и всех его домочадцев, но и для его прекрасных родственниц. По их словам, сестры Дэшвуд были так хороши собой, изящны, образованны и обворожительны, что сестры Стилс мечтали только об одном – стать их лучшими подругами. Увы, сопротивляться дружескому напору было бесполезно, так как неутомимый сэр Джон сразу принял сторону мисс Стилс, поэтому Элинор и Марианне оставалось только молча прибывать в их обществе по несколько часов день. Большего сэру Джону добиться не удалось. Однако сам он свято верил, что проводить время вместе и быть друзьями – это одно и то же, таким образом, собирая четырех барышень под своим кровом, он ничуть не сомневался, что их связала искренняя дружба. Лорд делал всё возможное, чтобы девицы лучше узнали друг друга, поэтому сообщал обеим сторонам самые сокровенные подробности всего того, что знал о родственницах. Благодаря его стараниям, мисс Стилс буквально на второй день знакомства поздравила Элинор с тем, что мисс Марианна так быстро нашла себе в Бартоне завидного жениха.
– Надо же, отхватил себе такую молоденькую, – вздохнула она, – говорят, что он тот еще волокита! И так хорош собой! Я надеюсь, что вы тоже долго не засидитесь и скоро найдете кавалера, а, может быть, у вас уже есть кто-то на примете…
Элинор уже и надеялась, что сэр Джон, сдавший с поличным Марианну, будет так любезен, что сохранит в тайне имя ее избранника. Вряд ли, судя по тому, что он постоянно подшучивал на этот счет и при случае поднимал бокал за здоровье молодых. Буква "ЭФ" не сходила с его уст и была признана Элинор, самой невыносимой буквой алфавита.
Две мисс Стил, что и следовало полагать, озадаченные этими шуточками, теперь сосредоточились на том, чтобы выяснить имя этого джентльмена, который скрывался под этой буквой и которого знала вся семья, кроме них. Но Сэр Джон долго не мучил их и с большим удовольствием назвал его. Они были счастливы.
"Его имя Феррарс, – сказал он очень громким шепотом, – но умоляю, не говорите ей об этом!"
– Феррарс? – переспросила младшая мисс Стил, – мистер Феррарс очень счастливый человек, не так ли? Это брат вашей невестки, мисс Дэшвуд, и он очень добропорядочный молодой человек, можете мне поверить. Я знаю его очень хорошо.
– Как ты можешь такое говорить, Анна, – воскликнула Люси, которая, изо всех сил старалась заставить сестру промолчать. – Ты видела его всего-то раза два у моего дяди, это не значит, что ты теперь знаешь его хорошо.
Элинор наблюдала за ними с удивлением и вниманием. А что это за дядя и где он живет? Как они познакомились? Она очень хотела бы получить ответы на эти вопросы и продолжить тему, хотя не могла спрашивать сама. Но ничего более интересного не было сказано, и первый раз в жизни она пожалела, что миссис Дженнингс не проявила своей любознательности, а ограничилась парой фраз. Манера, с которой мисс Стил говорила об Эдварде, разбудила в ней такое любопытство, которое едва не свело ее с ума. Но страстное желание узнать как можно больше или хотя бы что-нибудь о его жизни, не оправдалась, так как ни мисс Стил, ни сэр Джон больше не касались этой темы.
Глава 12
Марианна, которая терпеть не могла черствости, пошлости и глупости и не признавала никаких принципов, кроме собственных, сразу после знакомства с сестрицами Стилс погрузилась в тоску. Как только они пытались поближе сойтись с ней, она обдавала их таким леденящим холодом, что сестры вскоре совсем оставили ее в покое и полностью сосредоточили своё внимание на Элинор. Дружбы в первую очередь с ней искала Люси, которая не упускала ни одной возможности вмешаться в разговор и вызвать Элинор на откровенность.
Люси от природы была умна. Ее замечания часто были точны и удачны. Поэтому Элинор считала ее неплохой собеседницей на полчаса. Но, увы, задатки ума не были отшлифованы образованием. Она была невежественна и безграмотна, а ограниченность мышления и недостаток информации о самых общих вещах нельзя было скрыть, не смотря на постоянную попытку мисс Стил представить себя в выгодном свете. Элинор видела ничтожность ее возможностей при достаточно больших претензиях и также отметила, без всякого предвзятого мнения по отношению к себе, что ее собственные качества: прилежание, честность, прямота ума, усердие и ее комплименты не оценены в Бартон-Парке. И она всё больше тяготилась общением с Люси, которая зарекомендовала себя как двуличная особа, постоянно восторгавшаяся обитателями Бартон-парка, не знающая правил приличия и, о, ужас, беспечно перескакивавшая во время беседы с темы на тему…
– Могу ли я задать вам один неожиданный вопрос? – спросила Люси, когда они однажды вместе шли из Бартон-Парка в коттедж, – Скажите честно, вы уже лично были представлены матери вашей свояченицы, миссис Феррарс?
Элинор подумала, что этот вопрос, как раз, очень неожиданный, и она не скрывала своего удивления бестактностью Люси, когда честно ответила, что пока не имела такой чести.
– Естественно, – ответила Люси, – я сомневалась, что вы представлены друг другу, но подумала, может быть, вы встречались в Норланде? Тогда, может, вы расскажите мне то, что знаете о ней? Какая она?
– Нет, не просите, – сказала Элинор, отказываясь давать оценку матери Эдварда, к тому же, не совсем понимая цель таких расспросов, – Нет, я о ней ничего не знаю.
– Вас настораживает, что я с таким интересом расспрашиваю о ней? – спросила Люси. – Но, поверьте, у меня есть на это причина, и я могу вам ее назвать, если вы пообещаете, что не рассердитесь на меня?
Элинор вежливо согласилась, и они еще некоторое время шли молча, пока Люси, снова не вернулась к этому вопросу с некоторым сомнением.
– Я не могу смириться с мыслью, что вы считаете меня неприлично любопытной. Но я думаю, что могу доверять вам. Более того, мне был бы важен ваш совет, как поступить в такой неудобной ситуации, в которой я оказалась. Но все же, наверное, нет никакой необходимости волновать вас. Мне очень жаль, что вы не знакомы с миссис Феррарс.
– Я тоже очень жалею, что нет, – ответила Элинор с большим удивлением, – и не могу помочь вам своим знакомством с ней. Но право, я никак не пойму, что у вас общего с этой семьей, и даже удивлена, почему вы так пристрастно расспрашиваете о ее характере.
– Да, должно быть. И я могу вам сказать, что я тоже не очень интересуюсь. Но, если бы я рассказала вам все, то вы бы тоже очень удивились. Миссис Феррарс действительно ничего не значит для меня сейчас, но такое время может настать. Как быстро оно наступит и когда мы, возможно, станем более близкими, зависит только от нее…
При этих словах она опустила глаза, только один раз бросив на Элинор быстрый взгляд, чтобы удостовериться в ошеломляющем эффекте своих слов.
– Боже мой! – воскликнула Элинор, – что вы такое имеете в виду? Вы что, знакомы с мистером Робертом Феррарсом? Как это возможно? – выпалила она, с ужасом представив, что скоро она будет иметь такую родственницу со стороны мужа.
– Нет, – возразила Люси, – не с мистером Робертом Феррарсом. Я никогда его не видела. Но, – пристально посмотрев на Элинор, – с его старшим братом.
Что почувствовала Элинор в этот момент? Удивление!!! Оно было настолько же больно, насколько неверие в притязание, его вызвавшее. Молча повернувшись к Люси и пытаясь понять причину или объект такого заявления, она взяла себя в руки, чтобы не допустить истерики или обморока.
– Вы, можете быть, удивлены, – продолжала Люси, – уверена, что вы не имели ни малейшего понятия до сегодняшнего дня. Он никогда не обмолвился ни словечком об этом в вашей семье, потому что это большой секрет! Могу добавить, который также тщательно хранился и мной до этого часа. Никто из моих родственников тоже ничего не знает, кроме Анны. И я никогда не сказала бы вам об этом, если б не почувствовала себя втянутой и в ваши секреты. Я подумала, что мои вопросы о миссис Феррарс покажутся вам очень странными, что нужны объяснения. Не думаю, что мистер Феррарс был бы против. Я доверяю вам, как самой себе, потому что знаю, как высоко он ценит вашу семью и рассматривает вас и ваших сестер, как настоящих своих родных.
Она замолчала.
Элинор некоторое время не могла произнести ни слова. Ее потрясение от того, что она услышала, было слишком велико, чтобы найти слова. Но затянувшаяся пауза становилась неприличной, и она заговорила, с осторожностью и мягкостью, присущими заботливой слушательнице:
– Могу ли я спросить вас, как давно вы помолвлены? – спросила Элинор.
– Мы помолвлены уже четыре года, – ответила Люси.
– Четыре года?!
– Да.
Элинор почувствовала, как земля ускользает у нее из-под ног, она отказывалась верить тому, что только что услышала:
– Я даже не знала до сегодняшнего дня, что вы знакомы.
– Наше знакомство длится уже много лет, так как он был под присмотром моего дяди.
– Вашего дяди?
– Да, мистера Пратта. Разве он никогда не упоминал имени мистера Пратта?
– Ах, да. Я кажется, припоминаю, – ответила Элинор, едва контролируя себя.
– Он был четыре года с моим дядей, который живет в Лонгстепле, около Плимута. Там мы познакомились. Моя сестра и я часто останавливались у дяди. Там же наша помолвка и состоялась. Почти год после этого он вел себя как школьник, но всегда был при нас. Я была очень против… этого. Вы должны меня понять – без знакомства и знания его матери. Но я была так молода и слишком его любила, чтобы быть такой же рассудительной, какой я стала сейчас. Хотя вы не знаете Эдварда так, как я, но могли часто его видеть и прекрасно понимаете, что он способен по-настоящему увлечь женщину.