- Какое ужасное несчастье! Какая трагедия! - сердечно посочувствовал им осанистый батюшка, внешне больше похожий на профессора, чем на священнослужителя, и поднял глаза к небу. - Так, видно, Богу угодно - взять к себе эту чистую душу. Царствие небесное!
Похороны Юли назначили на вторник в полдень. Оплатив счет в конторе ритуальных услуг, Петр и Михаил Юрьевич отправились к безутешным Яневичам - надо вместе решить оставшиеся вопросы. К тяжелому горю Петра добавлялось еще неизъяснимое чувство стыда, - словно он виноват, что случайно остался жив… Разговаривать с родителями Юли, видеться с ними - особенно трудно.
Когда появились в квартире на Зубовской и заглянули в спальню. Раиса Васильевна при виде Петра вновь бурно зарыдала; небритый заплаканный Яневич сделал им знак рукой, - мол, выйдите пока. Мрачно потупившись, отец и сын удалились в гостиную; немного успокоив жену, к ним присоединился Лев Ефимович.
- Вы уж извините, - пробормотал он охрипшим голосом. - Происшедшее нас подкосило. Сам никак не могу взять себя в руки… Чего же ждать от несчастной, больной матери?
Ни Петр, ни Михаил Юрьевич не нашли слов утешения; Яневич сделал над собой усилие, спросил:
- С похоронами все устроено? На Ваганьковском? Когда? Нет, простите, не могу! - И не выдержал, зарыдал, безвольно опустив голову на руки.
Юсуповы молча ему сопереживали; овладев собой, Лев Ефимович благодарно сказал, утирая мокрым платком глаза:
- Спасибо, друзья! Не знаю, что бы мы сейчас делали без вас… Я совершенно разбит, уничтожен!..
- Понимаем, делаем все, что необходимо. Вам ни о чем не надо беспокоиться, - ласково промолвил Михаил Юрьевич. - Твоя задача, дорогой Лев Ефимович, - проявить стойкость самому и помочь выдержать этот ужасный удар судьбы жене.
- Я тоже убит наповал, до сих пор не могу поверить, что это не страшный сон… - прошептал Петр. - Уж слишком все жестоко, несправедливо… Меня должны хоронить, а не Юленьку!
- Не нужно лишних слов, сын! - строго посмотрел на него Михаил Юрьевич. - Юленьку не вернуть. Такова, видно, ее доля, не нам спорить с судьбой.
Повернулся к Яневичу, положил ему руку на плечо.
- Мужайся, дружище! Очень тяжело, но нужно выдержать. - И слегка встряхнул безутешного отца. - Тебе сейчас нужно позаботиться о жене.
Сделал знак сыну, поднялся, попрощался.
- Будьте готовы во вторник, к одиннадцати; оповестите всех родственников, кто будет участвовать в похоронах. За вами сюда заедет автобус. В полдень на кладбище отпевание.
- Родственников немного… Мы уже дали отбой. С Анфисой наберется человек восемь, - отозвался не поднимая головы Яневич.
- Ничего, мест в автобусе всем хватит. А для поминок Петя снял близлежащее кафе. Все как полагается.
Руководство "Цветмета" обедало в отдельном зале при заводской столовой. Петр уже заканчивал с едой, когда к нему подошел худощавый человек в мешковатом, дешевом костюме. Генеральный директор с трудом узнал следователя Лаврентьева - он вел дело об убийстве Юли: до этого видел его только в милицейской форме. Тот поздоровался, подсел к его столику.
- Мне сказали о вашем прибытии, - кивнул ему Петр. - Удалось что-нибудь выяснить?
- Версия мести конкурентов не подтверждается. Никому не известно, чтобы конкуренты что-то замышляли, - с кислым видом сообщил следователь. - Лещук утверждает, что пошел на убийство из личной ненависти. Но он лжет.
- Почему вы так думаете? Он уже нападал на меня раньше и ранил ножом.
- Да, он сам об этом говорил, и, конечно, личные мотивы у него присутствовали, - признал Лаврентьев. - Но мы обнаружили у него крупную сумму в валюте - это свидетельствует, что заказ был.
Петра это не убедило.
- Деньги он мог скопить от торговли наркотиками.
- Вряд ли мог что-то скопить, этот отпетый наркоман, - возразил следователь. - Я убежден, что заказчик был, и мы скоро его установим!
- Это каким же образом? Думаете, убийца признается?
- Вот именно! - строго взглянул на него Лаврентьев. - У Лещука уже началась ломка. А мы его избавим от этих мук, только когда скажет правду.
- Ну назовет он кого-то, чтобы получить свою наркоту. - Петр скептически сжал губы. - Надо же еще доказать, что это не оговор?
- На деньгах сохранились "пальчики", - усмехнулся следователь. - Они-то и помогут выяснить истину.
На этом разговор закончился и, попрощавшись, Лаврентьев отправился к себе на Петровку, убийцу содержали в камере предварительного заключения МУРа. Прибыв на место, следователь убедился, что не ошибся в расчетах: Альберт Лещук бьется в истерике, требует инъекции наркотика.
Когда в камеру к нему вошел Лаврентьев, он уже обессилел, - пуская изо рта пену, распластался на грязном полу. Завидев вошедшего, снова взвыл; тот сразу пресек новый приступ истерики, пнув его легонько ногой.
- А ну, вставай! Нечего тут концерты устраивать, не у мамки в гостях! Хочешь получить дозу - говори: кто тебе заплатил? Будешь запираться - подыхай как собака!
"Хрен тебе, хитрый мент! Знаю, что мне будет за групповой сговор. - Даже испытывая муки, Алик трезво соображал. - Уж лучше буду косить под личную вражду. Не выдержат - сжалятся!"
- Говорю - стрелял из ненависти! - истерично выкрикнул он. - Он мне жизнь поломал! Это из-за него я наркоманом стал… Помогите, не дайте умереть!
- К жалости взываешь? Да за то, что беременную женщину убил, казнить тебя мало! - Лаврентьев в сердцах пнул его снова, уже почувствительнее. - Хватит валяться! Показания давать все же придется.
Движимый нестерпимым желанием получить вожделенный укол, Лещук с трудом поднялся с пола, - он весь трясся.
- Вы же знаете - баба пострадала случайно, - пробормотал он. - Стрелял я в Петьку Юсупова.
- А откуда у тебя ствол и патроны? Заказчик дал? Кто он? - грозно подступил к нему следователь. - Отвечай! Тогда вызову медсестру!
- Я же говорил - на базаре купил, - отводя глаза, держался своего Алик.
- Ну, подыхай тогда! - резко проговорил Лаврентьев, поворачиваясь, чтобы уйти. - Нет тебе никакой помощи, раз лжешь! Мы уже знаем, чей это ствол.
- Погодите! - поверив ему, что уходит, в отчаянии крикнул Лещук. - Ладно, скажу, как все было…
"Все равно теперь узнают про Кирилла, раз обнаружили, что пистолет принадлежал его отцу…" Алик лихорадочно соображал, в какой мере имеет смысл открывать правду.
Сделав шаг в сторону двери, Лаврентьев с деланной неохотой остановился.
- Только не вздумай снова морочить мне голову! - строго предупредил он. - Уйду и сегодня уже не вернусь! И без тебя много дел.
"Придется выложить все начистоту… Теперь и сами докопаются, - мрачно думал Алик. - Нужно только договориться, чтоб кололи…"
- Скажу вам правду, хоть и тяжело мне выдавать друга, - с надрывом выдавил он и взмолился: - Только обещайте оказывать мне медицинскую помощь и срочно сделать укол!
- Будет тебе помощь! Но повторяю: только если выложишь все как есть. Говори, не тяни резину!
- Юсупова заказал мой друг Кирилл Слепнев. Дал мне деньги и пистолет своего отца, - коротко признался убийца. - У него с Петькой старые счеты. Но я сказал правду: не взялся бы его убивать, если б сам давно не мечтал об этом.
- Вот это уже кое-что! - не скрыл удовлетворения следователь, и повеселев добавил: - Если "пальчики" на долларах подтвердят твои слова, то скоро со своим другом Слепневым здесь встретишься.
Об убийстве беременной женщины в доме на Зубовской и о том, что преступник задержан, Кирилл узнал из последних известий и сразу впал в панику. У него не было иллюзий: убийца не будет молчать, не удастся выйти сухим из воды. Наркоман Алик заложит его при первой же ломке. Да и пистолет отца выведет милицию прямиком на него.
Угрызений совести от того, что по его вине погибла молодая беременная женщина, он не испытывал; приходил в отчаяние лишь от неудачи, от ужаса перед грядущей расплатой. Не зная, что делать, проведя бессонную ночь, он впал в апатию и весь следующий день провалялся в постели, мрачно размышляя о будущем. Однако инстинкт самосохранения взял верх - его изобретательный мозг стал искать пути спасения.
В лучшем случае у него в запасе еще дня два. Потом менты за ним придут - и все кончено. Спасти его может одно - смыться и перейти на нелегальное положение! Чем больше он думал, тем больше проникался этой идеей.
- Надо так и сделать! Ксиву раздобыть можно, - пробормотал он вслух, придя к окончательному решению, и тут же скис. - Но где же взять столько денег?
Неистощимый на гнусности, Кирилл и тут нашел выход - он решил ограбить собственную квартиру. За долгие годы материального благополучия в доме накоплено много ценных вещей - родители ими очень гордились: картины известных мастеров, редкие произведения прикладного искусства.
Раздумывая, что легче и быстрее реализовать, Кирилл остановился на коллекции фигурок знаменитого мейсенского фарфора. Одна лишь пара лохматых собачек стоит огромных денег. Раньше он не мог и помышлять о их продаже - мать немедленно обратится в милицию. Теперь терять ему нечего!
После скандала, что он учинил в ее спальне, Любовь Семеновна выходила оттуда, только чтобы пополнить запасы своего любимого джина, - судя по скопившимся пустым бутылкам, пила она его сутки напролет. Видно, совсем упала духом.
Вряд ли в таком состоянии она обратит внимание на пропажу. А если и заметит, где возьмет силы и энергию заявлять об этом ментам? - Кирилл воспрял духом, готовясь незамедлительно осуществить новое преступление. Если мать все-таки раскачается - его и след простыл.
Быстро оделся, привел себя в приличный вид; взял из кабинета и библиотеки собачек, еще несколько дорогих фигурок, обернул салфетками, чтобы по дороге не разбились, аккуратно уложил в чемодан-"стюардессу", на колесиках. Незаметно для матери вышел из дома и отправился в поход по антикварным магазинам.
Реализовал он эти редкие по красоте вещи на удивление легко и, с его точки зрения, удачно. В первом же крупном магазине сразу за наличный расчет взяли не торгуясь, за названную им цену, мейсенских собачек, откровенно признав - для них это большая удача. Наверно, взяли бы и остальное, но он, боясь продешевить, отправился в другой магазин, на Тверской; там так же охотно у него купили остальное.
Вернувшись домой, он достал самый большой отцовский чемодан, использовавшийся обычно для дальних путешествий, и уложил в него свою одежду и обувь. Подумав, взял еще несколько наиболее ценных вещей - реализует позднее. Напоследок создал в комнатах искусственный беспорядок - пусть думают, в доме побывали грабители. Все же он не выдержал - зашел к матери.
Любовь Семеновна полулежала на кровати, опираясь на высоко взбитые подушки, и испуганным взором смотрела в угол комнаты. При виде сына жалобным голосом попросила:
- Прогони ты этих чертей, Кирюша! Видишь, сколько их там копошится? Ну что они ко мне пристают? Даже на постель лезут, бесстыжие!
"Ну, все! Допилась до чертиков, алкоголичка! - брезгливо глядя на нее, подумал Кирилл, нисколько не жалея мать. - Ничего страшного, заберут в больницу и вылечат".
- Очнись на минуту! - грубо одернул он ее, подойдя к постели. - Никого там нет, тебе это мерещится спьяну!
Убедившись, что в глазах у нее появилось осмысленное выражение, объявил:
- Я зашел к тебе сказать кое-что. Во-первых, я уезжаю на время, так как меня могут арестовать за соучастие в убийстве.
Видя, что у нее от ужаса отвисла челюсть, презрительно продолжал:
- Вижу, до тебя дошло. Менты спросят - говори как есть: мол, ничего не знаешь, так как со мной в ссоре. Теперь о другом, - немного замявшись сначала, безжалостно заговорил он вновь: - Ты тут валяешься как свинья, а нас между тем ограбили!
- Как это… ограбили? - окончательно протрезвев, пролепетала Любовь Семеновна. - Когда?..
- Сегодня! - злобно выпалил Кирилл. - Взлома нет. Видно, кто-то из нас двоих забыл запереть дверь. Думаю, что ты, поскольку трезвой не бываешь.
- А что… украли? - убитым голосом спросила она.
- Какой-то мародер второпях шуранул. Боялся, что застукают, - взял немного, но с понятием. Выбрал ценное - кое-что из фарфоровых безделушек.
Сделал шаг к двери, но обернулся, предостерег: - Не вздумай к ментам обращаться! Не только не помогут, а разворуют последнее, что у тебя осталось!
Больше ничего не сказав матери на прощание, Кирилл покинул ее спальню, подхватил огромный чемоданище и покатил его к выходу.
Накануне своего отъезда в Германию, как положено, ровно на девятый день Яневичи устроили поминки по Юлии. За столом на квартире у Зубовской собрались вся семья Юсуповых, Степан Алексеевич с Верой Петровной и Анфиса Васильевна с мужем (он задержался в Москве, чтобы проводить ее за границу). Пригласили еще новых друзей Юли из Медицинского, но приехала только ее подружка из группы - остальные, очевидно, постеснялись.
Раиса Васильевна к этому времени уже выплакала все слезы и впала в состояние апатии. Реагировала на происходящее вяло, в беседе участия почти не принимала, целиком замкнувшись в своем безутешном горе. Все хозяйственные заботы и обязанности приняла на себя Светлана Ивановна.
- Юленька, хоть и не успели наши молодые обвенчаться, навсегда вошла в нашу семью, мы полюбили ее всем сердцем, - сказала она в своем поминальном слове. - Видит Бог, как мы хотели, чтобы она стала женой Пети, не сомневались - будет ему верной подругой жизни и подарит нам прекрасных внуков.
- Все-таки это ужасно… нелепо, когда гибнут молодые люди, такие замечательные, как Юля! - волнуясь, заговорила Тата, полненькая как пышечка, с милыми ямочками на щеках, несостоявшаяся подружка невесты на свадьбе. - Ну как после этого верить в Бога и высшую справедливость?
- Не богохульствуй! Не суди о том, что нам неведомо. - Строго посмотрела на нее Анфиса Васильевна. - Издавна Бог забирает к себе самых лучших, и, как знать, - может быть, наша Юлечка вместо земных радостей обретет вечное блаженство…
- И я все время думаю об этом, - неожиданно отозвалась несчастная мать. - Наша доченька слишком чиста для нынешней порочной, грязной жизни. Меня в моем горе утешает единственная надежда - что Юленька обрела царствие небесное и, быть может, скоро мы с ней там соединимся.
Глядя на измученное горем и болезнью, но все еще красивое лицо Раисы Васильевны и сердечно сочувствуя, профессор Розанов счел нужным подбодрить ее.
- Христианское учение обещает нам это, дорогая Раечка. Вы заслужили, чтобы исполнилась ваша мечта. Но у вас есть еще обязанности на грешной земле! Кто позаботится о вашем муже - ему не менее горько и тяжело.
Он помолчал немного и заключил:
- Вам необходимо мобилизовать все свои силы, чтобы выдержать трудную поездку в Германию и поправить здоровье. Нужно жить и до конца выполнить свой долг.
- Вот видишь, Раечка, и наука говорит то же самое, - благодарно на него посмотрев, оживился немного Лев Ефимович. - Как ни тяжело, как ни одиноко нам теперь без доченьки, но жизнь продолжается и тебе надо поскорее окончательно выздороветь!
- А когда ты, сестричка, поправишься, - подхватила Анфиса Васильевна, - то, чтобы не ощущать одиночества и пустоты после безвременной утраты Юлечки, вам с Левой, может быть, стоило бы взять на воспитание, а еще лучше удочерить девочку-подростка из детдома.
Перевела дыхание и убежденно добавила:
- Думаю, Юлечка, если сможет это видеть, не обидится, а, наоборот, будет рада.
- Но для того, чтобы это стало возможно, тебе нужно обязательно вылечиться, - заметив интерес в глазах жены, дополнил ее мысль Лев Ефимович. - А осуществить это несложно - я ведь постоянно помогаю детдому, из которого вышел сам.
Поминки и дальше проходили очень тепло, по-семейному; обычай этот явно сказался благотворно на моральном состоянии неутешных родителей. Особенно это заметно было по Раисе Васильевне: к концу, когда все расходились, она настолько оправилась, что смогла проводить гостей.
На следующий день Петр с отцом и матерью на Белорусском вокзале провожали Яневичей, отправлявшихся, вместе с Анфисой Васильевной, поездом до Берлина. Раиса Васильевна уже выглядела вполне сносно и держалась по-деловому. Только при прощании, когда все присели в купе "на дорожку", снова опечалилась.
- Наверно, если Бог даст, увидимся еще с вами в Москве - когда будем возвращаться. Но я уже твердо решила: столица не для меня, жить будем на родном Алтае. Слишком много она нам принесла горя.
С мольбой подняла на Петра такие же, как у Юли, яркие голубые глаза.
- Зная твою порядочность, надеюсь, ты обеспечишь должный уход за ее могилкой в наше отсутствие. А потом… я позабочусь об этом сама, - голос у нее дрогнул, - если мне суждено поправиться.
После признания сына, что он замешан в убийстве, и его бегства из дома Любовь Семеновна совсем упала духом и разуверилась в будущем. Продолжала топить свое горе в вине, и беспробудное пьянство пошатнуло ее психику - все представлялось ей в черном цвете.
- Какая ужасная, бездарная у меня судьба! - пьяно бормотала она, валяясь на смятой постели и проливая обильные слезы. - Молодость свою я погубила… Ну зачем вышла замуж за нелюбимою?! Альфонсы меня только использовали, никто не любил! Неужели я так провинилась перед тобой, Господи?
Перебрав свои любовные связи и не вспомнив ничего стоящего, совсем уж пожалела себя, запричитала:
- За что же ты так наказал меня, Боженька, дав мне сына - морального урода? Ведь с детства вел себя как подлец, а теперь дошел до убийства! Разве я его этому учила? - Подвывая, она глотала пьяные слезы. - Ну в кого он такой негодяй? У нас все родственники - честные люди!
Ощущая внутреннюю пустоту и разочарование в жизни, совсем отчаялась.
- Ну зачем мне такая никчемная жизнь?! Мужа убили, сына посадят в тюрьму… Деньги скоро кончатся. Никто меня не любит, никому я не нужна! Да еще черти преследуют…
Любовь Семеновна в страхе накрылась с головой одеялом - в таком состоянии у нее начинались галлюцинации. Не сразу она расслышала, что настойчиво звонят во входную дверь… Очнувшись, откинула одеяло, набросила халат, босиком пошла в прихожую; заглянула в глазок - человек в милицейской форме… "Ну вот, пришли за Кириллом!" - мелькнуло в ее затуманенном мозгу, и она не ошиблась.
- А его нет дома! - перепуганная, сообщила она не отпирая двери. - Мой сын, видно, ждал вас - взял чемодан и куда-то уехал.
Милиционер строго потребовал:
- Открывайте дверь! Мы это проверим и заодно с вами побеседуем.
Когда Любовь Семеновна трясущимися руками отперла все дверные замки, вслед за ним в квартиру ворвались еще двое в бронежилетах с автоматами в руках. Бесцеремонно обыскали всю квартиру и, убедившись, что хозяйка сказала правду, ушли; милицейский офицер в чине капитана (он предъявил документы) пригласил ее на кухню для беседы.
Чувствуя необходимость срочно подкрепиться, Любовь Семеновна поставила на стол бутылку джина, два стакана, налила себе и жестом предложила ему сделать то же самое. Капитан не удивился - видел в ее комнате батарею пустых бутылок; вежливо отказался: