Я живо вспомнила, как в детстве взбиралась на эти красные виниловые стулья. Отец всегда заказывал нам обеим любимый напиток моей сестры - газировку с ложкой пломбира - хотя я всегда предпочитала клубничное мороженое.
Я также отчетливо вспомнила владельца кафе. Его звали Макс. Он всегда носил синий полосатый фартук, а ещё у него были густые черные усы.
В эту секунду он появился из задней комнаты с коробкой в руках. Он тоже совсем не изменился. Он наклонился, чтобы поставить коробку на пол, а затем взял тряпку и протер стойку.
Я могла бы стоять там ещё долго, просто окунувшись в воспоминания, но я приехала сюда с определенной целью, и поэтому продолжила путь.
***
Немного погодя я дошла до дома, в котором выросла - белого особняка в викторианском стиле, стоящего на уходящем в море утесе. В глубине души заворошились непрошеные эмоции. Когда-то я была здесь счастлива. Когда мы все вместе были семьей, мой мир был полон радости и любви.
И снова на меня накатила ностальгия вроде той, что я испытала у дверей кафе-мороженого, и это удивило меня, поскольку я не ожидала, что буду чувствовать ещё что-то помимо обиды. Но каким-то образом счастливые воспоминания, которых было не так уж много, отодвинули на второй план случившееся позже. Мне сильно захотелось броситься вверх по лестнице и ворваться в свою старую комнату.
Я отчаянно пыталась не поддаваться эмоциям, и поэтому пошла вдоль обвитого плющом забора, остановившись лишь перед воротами, чтобы послушать грохот прибоя, разбивающегося о скалы внизу.
С тех пор, как я в последний раз стояла здесь, многое изменилось. То, что когда-то было широким зеленым газоном с выложенной камнем дорожкой к крыльцу, теперь превратилось в английский сад. По шпалере вились виноградные лозы, хотя листья ещё не проклюнулись. Стояла ранняя весна, и всё казалось безжизненным.
Большие прямоугольные клумбы, окруженные грубо обтесанными бревнами со снятой корой, казались пустыми. Вокруг не было ни единого пятнышка зелени, только темная влажная земля да редкие голые кусты, трепещущие в тумане.
Я никогда не любила садоводство. На это всегда уходит слишком много времени и сил, а если садом не заниматься, растения умирают или сад превращается в хаос. "Здесь тоже скоро начнется хаос", - подумала я.
По крайней мере, дом выглядел хорошо. Должно быть, мама недавно его покрасила.
"Чем она занята сейчас?" - гадала я.
Моя мама.
Что она скажет, когда я постучу в дверь? А что скажу я?
Потирая замерзшие руки, тем самым готовясь к предстоящей встрече, я открыла калитку. Петли заскрипели, когда я вошла во двор и направилась к крытой веранде.
Дойдя до двери, я постучала. Дверь открылась почти сразу, и на пороге я увидела свою мать, Кору, в старом знакомом розовом халате с маленькими помпонами на поясе. Я хорошо его помнила. Светлые волосы матери поседели, но глаза остались прежними.
- Софи. - Она на мгновение заколебалась, а затем положила руку на сердце.
Неужели она знала, что я приеду? Она не выглядела удивленной.
- Ты здесь. - Она вновь умолкла. - Рада тебя видеть. Я долго ждала.
Мне было сложно в это поверить. Волна гнева накатила на меня. Почему она бросила нас тогда, давно? Как она могла так с нами поступить?
И почему папа не боролся за то, чтобы она осталась? На короткий миг я захотела развернуться и уйти, прежде чем разражусь речью. Какой в этом смысл спустя столько лет? Неужели мне мало неурядиц в собственной жизни?
Но что-то держало меня в заложниках. Возможно, Меган. Она попросила меня прийти сюда, и я не могла её подвести.
Вдобавок мне было любопытно. Казалось, что моя пятилетняя дочь многое обо мне знала, когда плыла рядом в ледяной воде озера. Она казалась не по годам мудрой и вела себя по отношению ко мне не как дочь, а как мать.
Думаю, что умирая, она пережила что-то значимое - такое, чего я ни не! знала ни об этом свете, ни о том. Её не было уже год, а я побывала на той стороне лишь несколько минут.
- Почему? - дрожа, спросила я у матери, стоя на крыльце её дома. Я прошла долгий путь и теперь не могла не задать вопрос, мучавший меня всю жизнь. - Почему ты ушла от нас? Неужели ты не знала, как нам это навредит?
Её лицо потемнело от беспокойства, и она пристально посмотрела на меня.
- Почему? Это большой вопрос, Софи. Думаю, тебе лучше войти, и мы сможем об этом поговорить.
Отступив на шаг назад, она гостеприимно распахнула дверь.
Время пришло.
Глава 24
Пока мама закрывала за нами дверь, я беспокойно окинула взглядом знакомые обои в цветочек в прихожей, банкетку, вешалку с потускневшими крючками для пальто и резные перила широкой лестницы слева. Было почти больно смотреть на всю эту обстановку, потому что она вновь напомнила мне о счастливой жизни, которую я вела до того, как мой мир рухнул.
В доме было тихо. Не работали ни радио, ни телевизор. Из открытого окна гостиной доносился лишь шум прибоя.
Я задумалась, как мама может жить в этом огромном старом доме одна-одинешенька, но затем вспомнила, что она всегда предпочитала одиночество, иначе никогда бы не оставила нас.
- Проходи в кухню, - сказала она. - Я как раз собиралась заварить чай. Похоже, тебе не помешает чашечка.
Силясь вести себя воспитанно, я последовала за ней.
Стены кухни были выкрашены в солнечно-желтый цвет, шкафчики из вишневого дерева - отреставрированы, а стол украшала новая гранитная столешница. На окнах висели занавески в зеленую клетку. У задней двери располагался новый высокий встроенный книжный шкаф, в котором стояло мамино собрание кулинарных книг. Отличалось и кое-что ещё. Исчез стол пятидесятых годов с блестящей белой столешницей и сияющими хромированными ножками.
- Когда ты купила его? - спросила я, проводя рукой по заменившему его антикварному сосновому столу. - Очень красивый.
- Красивый, да? - ответила она. - Я всегда считала, что этому старинному дому недостает более традиционных вещей.
Она права. Дом выстроен в викторианском стиле, и алюминиевой мебели в нем не место.
- Присаживайся. - Мама повернула ручку плиты.
Я потерла руки и села, размышляя, долго ли ещё мы будем следовать светским ритуалам, прежде чем она ответит на мои вопросы и открыто поговорит со мной о прошлом.
Несколько минут я наблюдала, как она суетится у плиты. Она нашла чайные пакетики и ополоснула чайник.
- Возможно, тебя удивят мои слова, - произнесла она, - но я всегда знала, что происходит в твоей жизни. Твой отец держал меня в курсе всего, особенно во время болезни Меган.
Сердце дрогнуло от потрясения, вызванного такими новостями, не говоря уже об имени Меган в устах моей матери.
- Правда? Вы держали связь?
Он никогда об этом не упоминал.
- Да, - ответила она. - Я знаю, как сложно ему было это скрывать. Прости, Софи. Мне жаль, что я так и не повидалась с Меган, пока она была жива.
В горле образовался болезненный ком. Я не могла говорить. Говорить о Меган пока ещё было больно, а знание о том, что мать все эти годы отсутствовала, и даже не прислала открытку с соболезнованиями на похороны, будучи в курсе происходящего, никак не улучшало сложившегося положения. Я не чувствовала себя вправе снять с неё груз вины.
Она неодобрительно покосилась на меня.
- Я также знаю, что у тебя странные отношения с отцом. Что вы не близки, и ты никогда его не навещаешь.
Я закрыла глаза и потерла лоб.
- Не тебе говорить о нехватке встреч, мама. Пожалуйста, не говори со мной, как с дурно ведущим себя ребенком. Ты лишилась этого права, когда ушла от нас. Поэтому не твое дело, как мы с папой сейчас относимся друг к другу.
Хотя это было не совсем правдой. Я приехала сюда, чтобы разобраться в отношениях со всеми людьми в своей жизни. Хотела узнать, почему мама решила уйти. Почему ушли все: и она, и Майкл, и Меган. Мне нужно понять, что произошло между моими родителями.
Почему отец не любил меня так, как любил Джен?
Я беспокоилась о том, что мне уже известен ответ на этот вопрос. И был известен всегда.
Но правда ли я сейчас хочу его услышать?
Мама поставила на стол две чашки и посмотрела мне в глаза.
- Я не виню тебя за то, что ты злишься, но ты пришла искать ответы, поэтому, если хочешь узнать историю целиком, не говори, что это не мое дело, потому что только я знаю всю правду.
Я откинулась на спинку стула и посмотрела в окно. Снаружи шептал и ревел океан, а волны разбивались о скалы.
- Ты знала, что он никогда не одобрял моих действий? - спросила я. - Ненавидел моих друзей. Говорил, что я слишком своевольна, и никогда не воспринимал всерьез мои слова о том, что я хочу стать писателем. Хотел, чтобы я выбрала иную карьеру. "Что-то менее творческое". - Я покачала головой. - Он никогда не вел себя со мной так, как с Джен. Ей бы он простил даже убийство. Ради неё он бросился бы в огонь, но ради меня не сделал бы ничего подобного. - Я посмотрела ей в глаза. - Но ты… Ты вела себя совсем по-другому, поэтому я никогда не понимала, почему ты ушла. Винила в этом папу. Это должна была быть его вина. Не моя.
Мама села.
- Твой отец хороший человек, Софи. Я знаю, что между вами есть разногласия, но он любит тебя.
Я усмехнулась:
- Ты правда так думаешь?
А затем я вспомнила наш последний телефонный разговор, когда отец удивил меня, выразив сочувствие. Впервые в жизни он говорил со мной так.
Но после того случая он не звонил. И я не звонила.
- Если он такой хороший, - сказала я, - то почему вы не женаты до сих пор? Почему ты оставила нас и больше не вернулась?
В её голубых глазах промелькнуло участие, и она поколебалась, прежде чем ответить.
- Это было неизбежно. Попробуй понять меня. Очень важно, чтобы ты это сделала.
- Мне жаль, но я не понимаю.
Она побледнела.
- Сейчас налью тебе чашечку чая. - Она встала и подошла к плите. - Потому что разговор нам предстоит долгий.
Я откинулась на спинку стула и морально приготовилась, поскольку прошло уже много времени с тех пор, когда я была точно уверена, откуда взялась. Необходимо узнать правду о моем отце.
И говоря так, я не имею в виду человека, который меня вырастил.
История Коры
Глава 25
- Софи, я помню каждый драгоценный миг, проведенный с твоим отцом, словно это было вчера. Не уверена, с чего стоит начать. Мне столько нужно тебе рассказать. Наверное, я начну с лета 1960 года. Тогда мне едва исполнилось двенадцать, и с тех пор все вокруг стало постепенно меняться…
Глава 26
Шел последний день летних каникул, и именно тогда я впервые поняла, что начала относиться к твоему отцу немного по-другому.
Я закончила ужинать и встала из-за стола.
- Спасибо, мама, - сказала я. - Пойду к соседям.
Не обращая внимания на звон убираемой в раковину посуды, я схватила свитер и ринулась из дома. Солнце садилось, а ветерок приятно холодил щеки.
Я поспешила подняться на крыльцо дома Питера и постучала в дверь. Открыла его мама:
- О, привет, Кора.
- Питер пойдет гулять?
Она повернулась и крикнула, глядя наверх:
- Питер! Кора пришла!
Он сразу же торопливо спустился по лестнице, сорвал куртку с вешалки и распахнул москитную дверь, выходя. Та скрипнула, закрываясь за ним.
- Что у тебя было на ужин? - спросил он, закутываясь в куртку.
- Жаркое из свинины. А у тебя?
- Жареный цыпленок.
- Везет же!
Мы одновременно посмотрели в сторону дома Мэтта. Я подумала, закончил ли Мэтт уже ужинать. Отец всегда заставлял его мыть за собой посуду перед тем, как идти гулять.
- Хочешь гулять? - спросил Питер.
- Конечно!
Мы обежали дом, наперегонки стремясь к качелям из автомобильной покрышки, висевшим на старом дубе.
- Можешь покататься первой, - предложил Питер. - Я тебя подтолкну.
Я залезла в покрышку и крепко обхватила её руками. Старая веревка трещала, как и ветка, к которой были привязаны качели. Питер раскачивал качели, пока у меня не начала кружиться голова.
- Хватит! Перестань! - закричала я, смеясь и дергая ногами, зная, что через минуту после того, как спрыгну с качели, меня затошнит.
Питер ухватил меня за коленки.
- Вот и все. Видишь? Ты не двигаешься. - Он широко улыбнулся мне.
- Очень вовремя.
Я пыталась сосредоточиться на его лице. Голова кружилась, но я все равно видела золотистые искорки в его карих глазах. Он не убирал теплые ладони с моих коленей.
С Питером мне всегда было так хорошо.
В эту минуту я на что-то отвлеклась и посмотрела в сторону дома.
- Это Мэтт, - сказал Питер. В его голосе прозвучали нотки недовольства.
В моем животе, напротив, запорхали бабочки, хотя, возможно, это было лишь последствием катания на качелях. Я не была уверена. Знала лишь, что Мэтт пришёл, и сейчас мы здорово повеселимся.
Он побежал в нашу сторону, рассекая воздух, как самолет, и свистя, как торпеда.
Питер отошёл с дороги.
- Меня подстрелили! Я падаю! - Мэтт прижал ладонь к груди и рухнул на траву. Он несколько раз перекатился и замер, лежа навзничь, раскинув руки в стороны, прямо у моих ног. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами.
Питер тихо хихикнул и покачал головой, пока я смотрела на Мэтта и хохотала как сумасшедшая.
- Ты чокнутый.
Мэтт открыл глаза и улыбнулся мне. Его глаза не были похожи на глаза Питера. Они были глубокого синего цвета, совсем как октябрьское небо.
- Точно сойду с ума к завтрашнему вечеру, - согласился он. - Мистер Хьюберт доведет меня до безумия, я знаю.
Питер протянул ему руку и помог подняться.
- Ну, только не беси его. Просто делай, что он говорит.
- Ты же знаешь, я так не умею. - Мэтт убрал травинки со своей джинсовой куртки.
Ощутив внезапный прилив энергии, я вытянула ноги и отклонилась назад, пытаясь раскачаться. Мэтт слегка подтолкнул меня раз, потом ещё раз и ещё, до тех пор, пока я не начала взлетать очень высоко.
- Выше! - кричала я.
Мэтт начал толкать сильнее. Веревка скрипела по толстой ветке. Листья тряслись и дрожали.
- Спорим, я смогу раскачать тебя так, что ты достанешь до верхушки!
Питер окинул взглядом веревку.
- Лучше притормози, - предупредил он. - Ветка скоро сломается.
- Вовсе нет, - возразил Мэтт.
- Вовсе да.
Мэтт поймал покрышку и остановил меня.
- Тогда пойдем к озеру, - сказал он. Опустил глаза и заметил травяное пятно на колене. - Черт, отец меня убьет.
- Хочешь, принесу тряпку? - предложил Питер.
- Не-а. Всё равно. Как вы? Хотите пойти?
Питер ответил за нас обоих:
- Нам не разрешают ходить к озеру после ужина.
Туда нужно было идти десять минут через лес, и наши родители строго запрещали нам делать это вечером. Только днем.
- Да ладно, пойдем, - уговаривал Мэтт. - Родители Коры и мой папа знают, что мы здесь, а ты можешь сказать маме, что мы пойдем во двор к Коре. Они никогда не узнают, где мы были на самом деле.
Это было так. Наверное, они не узнали бы, и я очень хотела пойти. На улице было безветренно. Вода, должно быть, блестела как зеркало.
- Сегодня последний день каникул, - осторожно напомнила я.
Питер твердо заговорил:
- Нет. Это неправильно. Наживем себе неприятностей.
- Не наживем, если родители ни о чем не узнают, - возразил ему Мэтт.
- Но ведь могут и узнать, - ответил Питер.
Мэтт пожал плечами, а затем забросил ноги на ветку и повис вниз головой. Кончики его волнистых волос касались травы.
- Моему папе в любом случае все равно.
Я с ним не согласилась. Мы с Питером могли бы получить нагоняй, а Мэтту в такой ситуации точно быть битым.
Но об этом никто не говорил, потому что отец Мэтта воспитывал детей один. Он овдовел, когда Мэтту было семь. Мать Мэтта упала с лестницы и сломала шею. Об этом ходило много слухов. Говорили, что её лицо смотрело в обратную сторону.
Мой отец работал городским врачом, и именно ему пришлось осматривать её, когда скорая помощь привезла тело в больницу, но он об этом никогда не заговаривал. Долгие годы после той трагедии мне снились кошмары, потому что мать Мэтта была очень красивой, с длинными черными волосами, красной помадой и вечно улыбающимися огромными голубыми глазами, обрамленными длинными ресницами.
- Так мы идем или нет? - спросил Мэтт, все ещё цепляя волосами траву.
- Нет, - сказал Питер. - Завтра в школу.
Мэтт качнулся вперед и спрыгнул, встав на ноги.
- Жалко, потому что сегодня прекрасный вечер. Готов поспорить, что в озеро сейчас можно смотреть, как в зеркало.
***
- Вот так мы и жили, Софи. Мэтт и Питер были моими лучшими друзьями. Теперь я понимаю, что была связующим звеном нашего трио. Сомневаюсь, что без меня они бы дружили. Слишком разными людьми они были.