У тебя депрессия, и сама по себе она не исчезнет.
Губы чувствовали прохладный гладкий фильтр.
Не депрессия, а абсолютное умопомешательство!
Табачный дух проник в нутро легких.
Пачка сигарет – и прощай жирная задница.
–И как, помогают? – Прозвучавший невпопад вопрос вернул меня в действительность.
Кассир вертел в пальцах-сосисках мои таблетки для похудения. Я невольно огляделась. Смотрите все: девственница впервые в жизни покупает презервативы.
Впрочем, зрителей не нашлось, зал давно опустел. Я выдавила товарищескую улыбку:
– Если поможет, непременно поделюсь опытом.
Бесцеремонный урод наконец сунул флакон в пакет. Я снова посмотрела на сигареты, задыхаясь от нехватки никотина. Хлипкий пакет разорвался по шву прямо в руках кассира, тот чертыхнулся с одышливым присвистом, высыпал мое барахло на прилавок и зашуршал новым пакетом.
Мои ладони вдруг заледенели и покрылись омерзительно липким потом. Неправдоподобно яркие картинки-воспоминания замелькали на фоне аптечных полок и витрин.
В четырнадцать лет мы с Сарой-Джейн запирались в ванной и украдкой дымили, деля на двоих сигарету, стянутую из бабушкиной пачки "Кента". Потом откочевали в страну ковбоев "Мальборо", а став респектабельными дамами, перешли на более элегантные "Салем" и "Мор". В конце концов я остановилась на ментоловых "Бенсон и Хеджис". Сара-Джейн предпочитала покрепче, а эти и за сигареты не признавала. Игрушка для сосунков, мол. Но ведь помогали же...
Начну с пачки "Кэмел". Двадцать замечательных, крепких сигарет в упаковке с верблюдом. Это и будет настоящая тризна по Саре-Джейн. Она ведь не приняла бы от меня такой жертвы. Что за наваждение на меня нашло? Пусть курение станет для меня священным ритуалом, и дым душистыми кольцами возносится прямо к ней.
Мне бы только до дома домчать! Запрусь в спальне и разом наверстаю упущенное. Устрою настоящий никотиновый марафон – стану прикуривать одну сигарету от другой, а то и по две сразу! Забью окурками огромную супницу, а заодно и бездонную дыру, что высасывает остатки моего рассудка.
– Так что, скажете про таблетки?
Кассир подвинул ко мне пакет, хрипло отдышался и нашарил под прилавком пачку "Мальборо". И этот метит в ковбои. Защелкала дрянная зажигалка. Прикурив, он выпустил в меня плотную струю дыма:
– Вот, подумываю сбросить килограмм-другой.
Я молча заглатывала никотиновый смрад. Уже на третьей затяжке курильщик разразился клокочущим кашлем и осел на табурет. Верный претендент на кислородную подушку...
Господи, а вдруг я снова начну курить, но так и не перестану есть? Отвратительнее жирной тетки может быть только жирная тетка, смолящая пачку за пачкой. Да, я все равно любила Сару-Джейн. Но меня-то кто полюбит? Уж точно не Фрэнклин. Свинцовой тучей наползло воспоминание – муж, летящий на деловое заседание в "особом" пиджаке.
Моя запланированная прогулка продлилась ровно три шага, от дверей аптеки до автобусной остановки. В тот же миг, как по заказу, подъехал пустой вечерний автобус и прямо передо мной с шипением раздвинулись двери. Редкий маршрут – обычно его пускают только в Дни Гая Фокса, и то через сутки. Я побренчала сдачей. Как раз на билет. Очевидно, это перст судьбы. Только идиоты противятся прямым указаниям свыше.
Не беда, вряд ли я заметно поправлюсь до утренней прогулки с Кэтлин. Спорт спортом, но нездоровый фанатизм – та же крайность. И потом, в автобусе я успею внимательно изучить инструкцию к волшебным таблеткам.
Мне случается бывать на редкость убедительной в спорах с самой собой.
Всю дорогу я вчитывалась в аннотацию к чудо-таблеткам и не понимала в ней ни слова. К реальности меня вернул голос водителя, объявивший мою остановку. В автобусе я оказалась совершенно одна, да и за окнами не было никого и ничего. Вообще ничего – так низко и плотно лежал наползший с озера туман. Водитель пожелал мне не переломать ноги, и я неохотно шагнула из безопасного салона в мутное марево.
Чугунные фонари с изогнутыми под старину шеями были едва различимы, и размытые круги их приглушенного туманом света плавали в белесой пелене. Еще недавно я сравнила бы их с акварельными размывами на влажной рыхлой бумаге, теперь же в голову лез только один образ – "густой как студень". Мне казалось, я угодила в громадную миску какого-то дрожащего темного варева, а в самой толще смутно маячили половинки яиц с бледными желтками.
Пока автобус неторопливо отчаливал от остановки, я стояла, осваиваясь во мгле, и вдыхала острый перечный аромат. Готова спорить на что угодно – это молотый черный перец и жгучий соус из помидоров и чили! Ну, все ясно. Мой дом всего в полутора кварталах и как раз с подветренной стороны от такое – мексиканских лепешек, что жарит у нас на кухне София. Безобразие, только я за порог...
Я облизнулась. Шоколадные пирамидки слегка заморили поселившегося во мне ненасытного червяка, но в желудке хватило бы места еще для чего-нибудь. А потом еще для чего-нибудь, и еще... Прежде я беспрестанно жевала только раз в месяц, когда смягчала предменструальный синдром. Но теперь, похоже, умудрилась отделить симптомы от первопричины.
Если плестись нога за ногу, то, пока доберусь, лепешки благополучно канут в Лету. И я не спеша двинулась к благоухающему пряностями дому, смутно белевшему в мягкой влажной мгле. Неторопливая прогулка способствовала размышлениям. Определенно, я сумею справиться с этим пищевым безумием. Просто обязана. Ведь сейчас уже не могу надеть свои любимые тряпки. С такой комплекцией и на милю не рискну подойти к тому элегантному загородному клубу, где привыкла коротать жаркие летние дни. Так и слышу шепоток у бассейна: "Видели Барбару?", "Что с ней стряслось?", "Просто не верится, что можно так себя запустить!"
В былые годы я и сама любила поиронизировать подобным образом. Устраивалась в шезлонге, вытягивала стройные ноги и полеживала, пуская клубы дыма. Пых-пых. И от всей души изумлялась, как же иная особа может до такой степени себя запустить. Причем изумлялась вслух. О, разумеется, из самых добрых побуждений! Пых-пых. На случай, если располневшая неудачница каким-то чудом исхитрилась не заметить, что расползлась. Так пусть видит – я сочувствую ей и искренне надеюсь, что она скоро придет в норму. И так далее, попыхивая сигаретой.
Рядом лежала под зонтом Сара-Джейн, окутанная облаком многослойных фантазийных одеяний, в сногсшибательной широкополой шляпе. Она тоже осуждала толстух, кивала и поддакивала так покровительственно, словно сама была стройной, как топ-модель. Ее ниспадающие пышными волнами балахоны не были пустой прихотью – Саре-Джейн хватало ума скрывать от мира свое бесформенное тело. В отличие, кстати, от Рамоны Салтер. Та словно нарочно выставляет свою тушу напоказ. Так и выпирает из куцых юбчонок и глубоких декольте, будто тесто из квашни. Не зря ведь она тратилась на билет во Францию – страну 90-килограммовых матрон, резвящихся с баскетбольным мячом на золотистых песках Ривьеры. Причем в одних только трусах.
Неожиданно в тумане передо мной неясно обозначились какие-то тени, и я резко остановилась. Двое мужчин двигались в том же направлении, что и я. Один сильно шатался, хотя и держался за другого. Пьяные? Или наркоманы? До меня отчетливо доносилось хриплое, натужное дыхание, клокочущее, как воздух в акваланге. А впереди еще целый квартал. Много чего может случиться за квартал от дома.
Держась друг за друга, подозрительные личности преодолевали темный промежуток между двумя фонарями. Я вскинула голову и прибавила шагу. Ладно, господа громилы, отнимайте, если хотите, мою сумку, косметичку и дамские журналы, но клянусь папой, только протяните грязные клешни к чудодейственным таблеткам, и вы – трупы! Будущие трупы рывками двигались вперед и в клубящейся тьме казались единым фантастическим существом – пьяным и к тому же с кандалами на всех четырех лапах.
Жуткое зрелище, но, черт возьми, отец недаром учил меня никогда не трусить. Призвав на подмогу раннее издание самой себя – пробивную нью-йоркскую нахалку, преспокойно лавирующую между бесчувственными телами алкашей по дороге в школу, я устремилась вперед, словно вся улица принадлежала мне. Плевать на эту парочку – Джека-потрошителя и Бостонского Мясника, бредущих под траурной пеленой тумана.
– Хватит, – хрипло прорычало четырехлапое чудовище.
Вторая голова забубнила что-то увещевательное, но слов было не разобрать. Первая снова раздраженно засипела:
– Еще две минуты, еще два часа! Какая, к черту, разница? Сказал – хватит, значит, хватит! Все, иду домой, а ты как хочешь!
Я как раз проходила мимо, когда маньяки затеяли забаву "тяни-толкай".
– Добрый вечер, – прорычал тот, что рвался домой.
Я вздрогнула от неожиданности и пролепетала, невольно цепенея:
– Добрый вечер...
Вперед, Барбара, только не останавливайся. И не вздумай пялиться на них. Краем глаза я уловила, что согбенный убийца виснет на каких-то деревянных подпорках. Костыли? Дешевый трюк – мерзавцы рассчитывают усыпить мою бдительность. Я уже почти миновала преступников, теперь они оказались сзади. Дряблые мышцы на моем ожиревшем загривке напряглись сами собой в ожидании удара костылем.
И в этот драматический момент меня вдруг окликнул знакомый голос:
– Барбара, ты?
Господи, какое облегчение! Я шумно выдохнула и опустила ноющие от напряжения плечи.
– Кэмерон! – И я расхохоталась преглупым счастливым смехом. – Никогда в жизни так не радовалась тебе, как сейчас! А все этот проклятый туман – из-за него какая только чушь не лезет в голову!
Я повернулась к его спутнику, и банальные приветствия застряли в горле, а светская улыбка закоченела на губах, словно на бездарных фотоснимках, где люди идиотски скалятся в объектив.
Лоб согнувшегося едва ли не пополам незнакомца пересекала глубокая рана, стянутая черными стежками швов. Грубый свежий шрам вспарывал бровь, нырял под пиратскую повязку, закрывавшую глаз, и змеился вниз по щеке. Острое лицо, перекошенное гримасой боли, выглядывало из массы иссиня-черных курчавых волос, жестких, как стальная стружка.
Кто он такой – индус, итальянец? И сколько ему лет? Не то тридцать пять, не то сорок пять – не разберешь. И что приключилось с ним? Что скрутило его в дугу, превратило в полумертвую развалину, всю жизнь которой, казалось, сосредоточил в себе единственный уцелевший глаз? Бледно-голубой, прозрачный и такой же призрачный, как туман, в котором он мерцал, этот глаз притягивал меня, гипнотизировал и тревожил. Я старалась отвести от него взгляд и не могла.
– Знакомься, Барбара, это мой добрый друг, Мак Паркер.
Голос Кэмерона, такой привычный и обыденный, отвлек меня. Я перестала бесцеремонно разглядывать калеку и смогла наконец нормально вздохнуть и вполне непринужденно протянуть ему руку:
– Рада познакомиться.
Человек грузно навалился всем телом на один костыль, высвобождая руку для приветствия. Узкая ладонь скользнула к моей, он ухватил мои окоченевшие пальцы и стремительно поднес к губам.
– Очень приятно. – Он поцеловал мне руку, прежде чем я успела отнять ее, и вопросительно добавил: – А вы?..
– Барбара Аверс, – вмешался Кэмерон и со значением прибавил: – Миссис Барбара Аверс. Счастливая жена и мать двоих очаровательных подростков.
Глаз Мака в упор разглядывал меня:
– Очень рад за вас.
Трезвомыслящий Кэмерон решительно взял дело в свои руки:
– Эй, Мак, не увлекайся. Пойдем, Барби, я провожу тебя.
– Но ты ведь не один, – растерянно возразила я.
– Вот именно, – поддержал Мак, – между прочим, не один.
– Мак только что жаловался на усталость. – Кэмерон ухватил меня за локоть и повлек в туман. – Он слишком измотан. Ничего, сейчас отдышится и вернется ко мне домой. Надеюсь, не заблудится.
Я не знала, что и думать. Ведь Кэмерон вообще-то невероятно отзывчивый человек и к тому же воплощенная вежливость. В полной растерянности я принялась шепотом уверять его, что прекрасно доберусь и одна. Но Кэмерон мягко сжал мою руку:
– Поверь, Барбара, я знаю, что делаю.
Сзади раздался хриплый голос Мака:
– И далеко вы живете, миссис Счастливая Жена?
– Достаточно далеко, – отозвался Кэмерон. – Тебе не дойти.
Костыли торопливо застучали по каменным плитам дорожки.
– И все-таки?
– И все-таки далеко! Тебе не дойти, так что отправляйся домой, а я провожу Барбару.
Отповедь явно не пришлась Маку по вкусу, и он проворчал:
– Ну, мне вроде полегчало. Дойду, пожалуй...
Мы остановились, поджидая его. Мак заспешил судорожными рывками, выбрасывая вперед костыли и с усилием подволакивая ноги. Видеть это было больно, я постаралась незаметно отвести взгляд.
– Только не спрашивай его ни о чем, – едва слышно предупредил Кэмерон. – И не пытайся помочь. А самое главное – ради бога, никаких знаков сочувствия!
– Э-э, – я поискала безопасную тему, – как насчет "Чикагских медведей"?
Кэмерон ухмыльнулся:
– Хорошая идея. Жаль только, футбольный сезон еще не начался.
– Ладно. Как поживает Мирна? И где, черт побери, потрепало твоего друга с таким сексуальным взглядом?
–Трудится. Отчетные заседания и официальные ужины. Ты же знаешь мою жену, командует целой кучей комитетов и обществ, и все они разом закрываются на лето.
– Как только она управляется со своими бесчисленными обязанностями? – Я прислушалась к шарканью Мака. – Похоже, ее сутки куда длиннее моих.
– Она с чем угодно справится.
Кэмерон был без ума от своей жены. Сара-Джейн отказывалась верить в такую неугасимую страсть. Год за годом она ожидала, что вот-вот скрытый нарыв прорвется скандальным разводом. Интересно, а как обо мне говорит Фрэнклин?.. С гордостью? С нежностью? И говорит ли он обо мне вообще хоть как-нибудь?!
Мак наконец доковылял до нас. Я невольно подавила в себе желание пригладить его влажные космы.
– Ну что? – прохрипел он.
– Осталось всего полквартала, – ответила я. Железные пальцы Кэмерона стиснули мой локоть и бесцеремонно поволокли меня вперед.
– Всего-навсего, – донесся сзади хрип Мака. – Забавная леди эта миссис Аверс!
Но в следующее мгновение снова сердито зацокали костыли.
– Неужто я похожа на морковку, за которой из последних сил тянется рысак?
– Рысак? Уж скорее мул. Такой же упертый. И кстати, от него лучше держаться подальше. Кусается. – Кэмерон втянул в себя воздух: – М-м-м... Чем это пахнет?
– Лепешками Софии. – В его глазах я уловила нескрываемый голод. Это чувство было мне знакомо. Слишком знакомо. – Так вы не ужинали?
Кэмерон смущенно развел руками:
– У нас с Маком сегодня холостяцкий вечер. Думали заказать пиццу.
– Тогда заглянем к нам и посмотрим, осталось ли что-нибудь на кухне. Кроме того, твоему другу явно не мешает передохнуть.
Мы уже подошли к дому. София не подвела. Даже армия кубинских революционеров не сумела бы прикончить такую гору еды. Все четыре конфорки полыхали адским пламенем. В чаду и брызгах раскаленного масла София парила над сковородами, превращая лепешки в шкворчащие хрусткие раковины. Рикки и ее подружка Сарна щедро наполняли их обжаренным со специями фаршем и передавали Джейсону, а тот со своим приятелем в четыре руки подкладывали нарезанные кубиками помидоры и нашинкованный салат.
– Посторонитесь-ка, – рявкнула я, изо всей силы грохнув дверью.
Рикки вскинула виноватые глаза:
– О, привет, мам. Здравствуйте, мистер Брэйди!
– Привет, ребята. – Кэмерон по-свойски расположился верхом на стуле во главе длинного стола, восторженно обозревая все это великолепие.
Я молча гремела тарелками и вилками, расставляя приборы для гостей и испепеляя Софию худшим из своих взглядов. Та упорно отворачивалась, не отлипая от плиты, – только упрямо задрала плечи в безмолвной укоризне. И впрямь, что она могла поделать? Рикки и Джейсон ей как родные. Надо же накормить несчастных изголодавшихся детей.
Моя новая религия казалась ей полной бессмыслицей. Как только иные обходятся без сахара, сдобы и жареного? И что заставляет их отказывать себе в таких безобидных продуктах? София была просто физически неспособна приготовить ту преснятину, какую заказывала я, так что мне пришлось самой взяться за стряпню. И с тех самых пор София с молчаливой покорностью наблюдала, как легкие и питательные блюда из репертуара "Заслона" ("Попробуйте, их полюбит вся ваша семья!") нетронутыми перекочевывали с обеденного стола в холодильник, потом в самый дальний его угол, а оттуда – покрытые веселенькими крапинками плесени – в мусорное ведро.
Перемещаясь между буфетом и столом, я не утерпела и словно невзначай ткнула Рикки локтем. Смущенная дочь тут же начала оправдываться:
– Мама, мы решили помочь Софии...
– Подробности меня не интересуют! – отрезала я. – Джейсон, думаю, ты уже покончил с ужином. Будь добр, передай блюдо с лепешками мистеру Брэйди. А ты, Рикки, отклейся от стола и принеси из дальнего холодильника пару бутылок пива похолоднее.
Дочь выстрелила в меня взглядом и с неохотой отправилась в подвал. У стеклянной входной двери Рикки вдруг замерла как вкопанная.
Мак! Я так ослепла от бешенства, что совершенно забыла о нем.
Исполненная раскаяния, я бросилась навстречу гостю. Его лицо было мрачнее тучи. Не сомневаюсь, сегодня он впервые демонстрировал свои шрамы и костыли столь многочисленному обществу. Кэмерон успел предупредить меня, что необходима деликатность, а мне и в голову не пришло сделать внушение своим отпрыскам. Рикки испуганно выглядывала из-за моего плеча.
Я распахнула дверь пошире:
– Могу чем-нибудь помочь вам, сэр?
Его лицо слегка смягчилось:
– Да, благодарю вас. Я только что пересек из конца в конец пустыню Сахара. Могу надеяться на лепешку-другую?
– Конечно. – Я отступила, пропуская его. Рикки во все глаза смотрела на скрюченного ночного визитера, по-крабьи вползающего в нашу мирную кухню.
– Прекрати пялиться, – прошипела я на ухо дочери, подталкивая ее в сторону подвала. – Принеси-ка лучше три бутылки.
Джейсон с приятелем в возбуждении ерзали на своих табуретах, пихая друг друга локтями (посмотри-ка, кореш, вот это чучело!).Шрам через все лицо и бандитская черная повязка явно произвели впечатление. Рикки с небывалой скоростью слетала в подвал – обычно ее туда как за смертью посылать.
Втискиваясь в кресло и располагаясь поудобнее, Мак чуть слышно крякнул от боли, и это был единственный звук на фоне всеобщего молчания, нарушаемого только шкворчанием лепешек на плите.
Я вынула ледяные бутылки из рук оцепеневшей Рикки.
– Если мне не изменяет память, ты была прямо-таки перегружена домашними заданиями?
– Да, решили подготовиться к тесту вместе с Сарной, – заискивающе пролепетала она.
– Для возни с лепешками ты время нашла. Так почему было не погулять с матерью?
Это из-за тебя я уничтожила коробку шоколадных пирамидок. Жертва я, жертва! А если б ты пошла со мной, я не села бы в автобус. Так что твоя вина, твоя, твоя!