- Если тебя не станет, нашему народу надеяться не на что. А без власти, которую дает твой титул, ты всего лишь солдат, мечтающий о троне.
- Этот титул должен принадлежать ему одному.
Придет время, и он будет принадлежать ему. Но не сейчас. Когда он родился, злые люди стремились погубить его.
- Если его происхождение станет известно, греки направят дюжину армий, чтобы уничтожить его. - Оксиарт презрительно усмехнулся. - Я мог бы назвать тебе многих наших воителей которые убили бы его только за то, кем был его отец, не говоря уже об их собственных расчетах.
- У него есть вы…
- Я стар, Кайан. Нет! - Он поднял ладонь в знак протеста. - Мы всегда были честны друг перед другом. Годы мои сочтены. Я, конечно, не собираюсь сойти в могилу завтра или послезавтра. У серого волка еще остались кое-какие штучки в запасе. Но лучше, чтобы люди знали тебя как моего преемника. Ты не дитя, которое можно задушить во время сна или утопить в реке. Ты - щит, который защитит его, пока он подрастает.
Кайан отбросил прядь волос со лба.
- Мое сердце разрывается при мысли о том, что вы отдали мне то, что по праву принадлежит ей. Она, хотя и женщина, должна была быть правительницей Двух Царств. Она должна была быть вашей преемницей.
- Она умерла, Кайан. И если бы она смогла преодолеть пропасть между этим миром и потусторонним, она велела бы тебе занять и удерживать мой трон до его прихода.
- Все, что вы говорите, истинно, дядя. Но почему я себя чувствую подобно вору в ночи?
- Ты никогда не добивался короны.
- Да. Все, что мне было нужно, это быть воином. Я боец, а не политик.
- Это еще одна из причин, по которой именно ты должен стать верховным принцем. Когда придет время, если он оправдает наши надежды, ты с радостью передашь ему трон.
- Вы слишком доверяете мне.
Оксиарт усмехнулся.
- Я знаю тебя со дня твоего рождения. Я знаю твою силу и слабости. Твой отец был моим кровным братом, благородным человеком, прожившим и умершим достойно. Его имя было олицетворением чести и мужества. Он мог бы гордиться тобой.
- Да будет так! - Кайан склонил голову и скрестил на груди руки в знак повиновения. - Но я не стану отсиживаться здесь, в крепости, когда греки, египтяне и скифы вторгаются на наши территории, а военачальники затевают мятежи.
Оксиарт кивнул.
- Я и не думал, что ты собираешься сидеть сложа руки.
- Я хочу создать армию, какой еще не видывали в Двух Царствах. Я хочу объединить силы Бактрии и Согдианы, а также племен, живущих в степях и горах, чтобы создать войско, которое победит греков и египтян. Птолемей покинул ее, когда она в нем так нуждалась, и он заплатит за это жизнью. Кассандр тоже умрет.
- И Олимпиада.
- Она погибнет от моей руки.
- Ты убьешь женщину?
- Не женщину, а демона. Она приговорила к смерти собственного внука. Она не заслуживает жалости.
- Это все мечты, - ответил Оксиарт. - Пустые разговоры. Как ты намерен сравняться численностью с армией фараона, если Кассандр и греческие военачальники придут ему на помощь?
- У них есть пехота, несколько конных отрядов, но им не сравниться с огромной армией Александра. Кассандр нанимает своих воинов.
- Однако, - возразил Оксиарт, - это десятки тысяч профессиональных солдат, которые опустошат нашу страну.
- Не смогут, если я нападу первым, с конницей. В Индии я видел воинов, сидевших на полотняных седлах, набитых травой. - Он вынул горящую ветку из огня, затушил пламя и обгоревшим концом нарисовал на мраморном столе лошадь. - Седла обтянуты полосками кожи или веревками, к ним крепятся петли, сделанные из дерева или бронзы, и в эти петли помещаются ноги седока. Эти петли называются стременами.
- И что же? - спросил Оксиарт. - Ноги наездника не запутываются в стременах?
- Я приказал сделать такие седла для двадцати своих лучших наездников. Послезавтра вы сможете посмотреть их бой. Я ставлю их против ваших двадцати воинов. - Кайан усмехнулся. - Чтобы привыкнуть, требуется время, но когда мои ноги в стременах, то я устойчив, как скала.
- Военачальники Александра видели это чудо в Индии. Почему же тогда никто больше не…
Кайан пожал плечами.
- А почему наши мечи отличаются от греческих? Почему наши луки короче? Каждая культура имеет свои сильные стороны, вырабатывавшиеся тысячи лет, и воины не любят перемен. Мы позаимствовали эту мысль на дальних берегах Инда и сделаем ее своей. Мои мастера натянули скифское кожаное седло на деревянный каркас и подняли его спереди. Задняя часть тоже сделана выше, так что наездник сидит не сверху, а в седле. А если добавить к этому кожаные ремни и стремена, ездока почти невозможно будет выбить из седла.
- Я приду и посмотрю на это чудо. Если все так, как ты говоришь, у Двух Царств появится новое оружие. - Он задумчиво посмотрел на рисунок Кайана. - Но тебе придется убедить скифов прекратить набеги на соседей и примкнуть к нам. Дастся ли?
- Я сделаю это.
Оксиарт тяжело опустился на обитый мягкими подушками трон.
- Ты стремишься не только защитить Бактрию и Согдиану. Ты жаждешь мести.
- И я отомщу.
- Это не вернет ее.
Голос Кайана стал хриплым от волнения.
- Нет, не вернет. Но ее враги стократ заплатят за каждую каплю ее крови.
- Ты намерен стать следующим завоевателем? Горькая улыбка раздвинула его губы.
- Македонцы лучше других поймут меня.
Глава 2
- Откройте глаза.
Издалека она слышала голос.
- Вы должны проснуться.
Она поняла, что человек, говоривший с ней, привык подчинять. Но сделать то, что он просил, было невозможно. Она чувствовала огромную слабость и не испытывала боли, погружаясь в серую мглу. Луг исчез, она больше не видела золотоволосого мужчину на вороном коне, не слышала пения птиц… Лишь ритмичные удары волн об обшивку корабля.
- Лихорадка отступила. Вы должны открыть глаза.
Она пыталась сделать это, но чернота окутывала ее, погружая в вихрь воспоминаний. Она видит серебряный кубок… пробует горькое вино… а потом… пустота.
Время шло. Она чувствовала это, но сама не понимала как. Она вдыхала аромат ладана и ощущала блаженную прохладу влаги на иссушенных губах. Сильные руки подняли ее. Она глотала, захлебывалась и глотала снова.
- Вы слышите меня. Я знаю это. Теперь вы в безопасности.
В безопасности? Прохладный бриз ласкал горячую кожу, откуда-то доносились нежные звуки пятиструнной арфы. Она подумала, что уже умерла.
- Безнадежно, ваше величество. Если она сама не захочет жить, то…
Не захочет жить? Ее охватил гнев. Она открыла глаза и посмотрела на говорившего.
- Я… я знаю вас?
Ее губы беззвучно зашевелились, пытаясь произнести слова. Мысль о том, что он был греком и, стало быть, врагом, бросала ее в дрожь, но она израсходовала остаток сил и теперь лежала, пытаясь сделать вдох.
- Боги, благодарю вас! - Он поднес ее руку к губам и поцеловал. - Меня зовут Птолемей. Вам нужно…
Ее веки сомкнулись. Она попыталась вспомнить это имя и узкое аристократическое лицо. Этот грек был высоким; уже не молодым, но еще не старым; лицо его, окаймленное светло-каштановыми волосами, было чисто выбрито, нос прямой, подбородок острый. В углах его чувственного рта залегли морщины, а кожа была загорелой и обветренной, что делало его похожим на воина.
Его лицо казалось ей знакомым… И все же… Может, это враг? От усилий вспомнить этого человека боль вернулась, и она вздрогнула.
- Оставайтесь здесь! - приказал он властно, но в то же время в его голосе слышалась нежность.
- Где… где я? - удалось ей хрипло прошептать. Она не могла вспомнить просторное помещение с колоннами, в центре которого лежала. Простыни были чистыми и свежими, матрас мягким. Прозрачные занавеси, свисавшие с потолка, окружали широкое высокое ложе, создавая иллюзию уединения.
Это не было похоже на тюрьму. Она слышала журчание воды в фонтане, открытые окна выходили в роскошный сад. В воздухе витал аромат кедра и корицы.
- Это Александрия. Дворец голубого лотоса. - Птолемей улыбнулся ей. - Вы здесь в безопасности.
Она пыталась вспомнить, что же пугало ее, но туман, обволакивающий память, был слишком густым. Ей захотелось пить.
- Пожалуйста, - сказала она, - воды.
Он поднес кубок к ее губам. Вода имела приятный вкус. Ободок голубого стакана был гладким, а украшенные кольцами пальцы, державшие кубок, тонкими и сильными. Она прищурилась, чтобы лучше рассмотреть лицо Птолемея. Только сейчас она заметила на его голове венец из лавровых листьев, искусно сделанный из чеканного золота.
- Вы не узнаете меня?
Она тихо вздохнула и покачала головой.
- Отдыхайте, я приду, когда вам станет лучше. - Птолемей жестом подозвал женщину, сидевшую у дальнего края задрапированного ложа. - Геспер!
- Да, ваше величество.
- Ухаживай за ней. Не оставляй ее ни на минуту.
- Да, мой господин.
- Если опять начнется лихорадка, немедленно сообщите мне.
- Да, господин.
Он снова взял ее за руку и склонился к ее лицу.
- Государственные дела требуют моего внимания, но когда я освобожусь, то навещу вас. А сейчас поспите.
Когда она проснулась, то первое, что увидела, было прекрасное лицо женщины с оливковым цветом кожи.
- Геспер… - прошептала она, и снова услышала запах ладана и негромкую музыку. На этот раз она смогла отличить звуки флейты и цитры.
Женщина кивнула.
- Да, госпожа. Я здесь, чтобы служить вам. Вам больно?
- Нет.
Она попыталась улыбнуться. Геспер с сочувствием смотрела на нее. Она никогда не встречала Геспер раньше, она это знала твердо. Женщина была одета в пеплос и белоснежный хитон такой тонкой работы, что они были почти прозрачными, а такие одежды не годились для служанки. Ee густые черные волосы были искусно заплетены в узел, схваченный льняной лентой, расшитой серебряными лотосами. В ушах - длинные серьги из серебра и фаянса. Геспер улыбнулась.
- Вы голодны?
Она кивнула.
- Да. А еще я очень хочу пить, выпила бы весь Тигр.
- Хорошо. - Геспер хлопнула в ладоши, и две обнаженные девушки внесли подносы с едой. - Здесь вино и бульон, виноград, жареный гусь, хлеб и мед. - Она улыбнулась. - Я не заставляю вас съесть все до последней крошки, просто отведайте пару кусочков. Я не знаю, что вы любите, поэтому я…
- Бульон, пожалуйста.
Бульон был превосходный, мед тоже. Она не смогла заставить себя попробовать вино, но съела почти полчашки бульона. После каждой ложки Геспер Осторожно вытирала ей рот, как маленькому ребенку. Насытившись, она поблагодарила кивком головы.
Геспер отослала девушек.
- Вы выглядите намного лучше, госпожа, - сказала она. - Мы так волновались за вас. Жрецы предрекали вашу смерть. - Она расправила простыни. - Вы слишком похудели. Мы должны подкормить вас.
Геспер налила из баночки на ладонь ароматического масла и начала втирать его в руки больной.
Проводя языком по пересохшим губам, лежащая в постели женщина осматривала просторные покои с высокими потолками и ярко раскрашенными колоннами, разглядывала побеленные стены, расписанные фруктовыми деревьями, птицами и изящными камышами.
- Я в Египте, в Александрии? - спросила она.
Геспер улыбнулась и кивнула.
- Я во Дворце голубого лотоса. А тот человек… тот, кто был здесь… его имя Птолемей?
- Это царь Птолемей, правитель Египта, Финикии, Кипра, Палестины и Сирии. - Геспер улыбнулась, подбадривая ее, как робкого ребенка.
- Но вы не служанка. Вы его…
Геспер рассмеялась.
- Нет, моя госпожа. Мой муж Арго служит военачальником у его величества и одновременно является его другом.
Она задумалась.
- А кто же тогда я?
Птолемей пристально, с недоверием смотрел на египетского врачевателя.
- Разве такое может быть, Дьедхор? Она не похожа на умалишенную. Как это она не помнит своего имени?
- Это случается, о великий повелитель. Я не встречался с такими случаями, но много лет назад мой учитель рассказывал о человеке, своими глазами увидевшем, как крокодил съел его беременную жену. Этот несчастный помнил все навыки горшечного ремесла, но не мог припомнить ни своего имени, ни своего сына, ни своих родителей, сестер и братьев. Он прожил еще пятнадцать лет и вырастил сына, но так и не вспомнил ничего, что было до того, как случилась трагедия.
- Я видел, как воины теряли рассудок после ранений в голову, но они либо полностью выздоравливали, либо оставались немощными.
- Эта женщина перенесла сильную лихорадку, это могло вызвать серьезные последствия…
Мысль об этом была ужасна. Он не позволит снова одурачить себя!
- Нет, я отказываюсь этому верить. Должно быть другое объяснение. Может, она обманывает нас, изображая потерю памяти?
Эта женщина была умна, что делало ее еще желаннее для него.
Дьедхор побледнел.
- Нет, ваше величество, не думаю, что она пытается обмануть вас. Я тщательно осмотрел ее и думаю, что она ведет себя естественно. Я вызвал финикийского врачевателя, чтобы расспросить его о ее состоянии, но тот исчез.
- И не дождался оплаты. - Птолемей отвел взгляд в сторону. - Жаль…
Едва сдерживая дрожь, Дьедхор склонил голову и скрестил руки на груди.
- Возможно, другой врачеватель, искусный в лечении женщин или в трепанации черепа, мог бы излечить ее. Я намазал ее лечебными бальзамами, призвал жрецов, чтобы они произнесли молитвы, и повесил над ее ложем защитный священный амулет. Возможно, злой дух…
- Не рассказывай мне этой суеверной чепухи. Вернется к ней память или нет?
Египтянин забормотал:
- Только боги могут дать ответ. Все в руках богов. Хотите, я вызову других врачевателей для…
- Нет. Ты уверен, что она вне опасности?
Дьедхор склонил голову еще ниже.
- Ее кровь и моча в порядке. Лихорадка прошла. Она ест и разговаривает. Кто из смертных может поручиться, что будет со следующим рассветом?
- Скажи откровенно, как ты считаешь?
- Эта женщина будет жить, о великий повелитель, и к ней вернутся здоровье и силы. Но не могу сказать, вспомнит ли она свое прошлое. Даже если от этого будет зависеть моя жизнь…
"Твоя жизнь очень даже зависит от этого", - подумал Птолемей.
Она сидела, держа в руке стакан фруктового сока, когда царь вошел в покои. Он жестом приказал Геспер удалиться, и та, отослав музыкантов, почтительно поклонилась и вышла. Он приблизился к ней, и она улыбнулась ему.
- Как вы себя чувствуете?
- Уже лучше, спасибо.
- Думаю, вы хотите о чем-то спросить меня.
- Да, мне нужно о многом спросить.
- Я постараюсь ответить на все ваши вопросы. - Он сел на край ложа и взял ее руки в свои. - Мы так волновались за вас! Вы помните что-нибудь до своей болезни?
Она покачала головой.
- Нет, помню только, как проснулась и увидела вас. Я спросила Геспер, но она…
Он кивнул.
- Это я виноват. Вы столько перенесли, что я опасался за вас. - Он пожал ее руку. - Вас зовут Майет. Вы были женой моего друга Филиппа.
- Была?
- Вы теперь вдова. Когда он плыл домой в Александрию из Афин, его унесло волнами за борт. Это случилось почти два года назад.
Она покачала головой.
- Значит, это был мой муж? Я ничего не помню…
- Филипп и я дружили с детства, когда жили в Македонии. Я знал вас с того времени, как вы с ним поженились. Это было пять лет назад.
- Но я не понимаю, как могу не помнить ни своего мужа, ни своей жизни?
- У вас была очень сильная лихорадка. Врачи говорят, что после такой болезни почти никому не удавалось выжить. - Он снова взял ее руку и поцеловал. - Это еще не все, госпожа Майет. Вы уверены, что чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы услышать…
- Да, пожалуйста. - Она приподнялась. - Я должна знать.
- Лихорадка унесла жизнь вашего сына Лина.
- У меня был сын?
Она удивилась, как такое могло быть. Как она могла потерять сына и даже не догадываться об этом?
- Мне так жаль вас, Майет. Узнав о поразившей вас беде, я приказал привезти вас сюда из владений Филиппа. Маленького Лина мы не смогли спасти, но, по крайней мере, ваша жизнь в безопасности.
- Сколько ему было лет?
- Три года. - Он смотрел ей в глаза. - Это был чудный мальчик, достойный сын Филиппа.
Она что-то пробормотала и откинулась на подушки.
- Благодарю вас за то, что рассказали мне об этом. А что касается… - Она что-то чувствовала, но знакомая серая мгла по-прежнему обволакивала ее память. - Я благодарна за все, что вы сделали для меня… Когда я поправлюсь, то смогу отплатить вам за вашу…
- Майет, Майет! Между нами не должно быть никаких разговоров про оплату. Ваш муж был моим лучшим другом. Мы были скорее братьями, чем друзьями. Нет ничего, чего бы я не сделал ради вас… не сделаю ради вас. - Он прикоснулся к ее руке и нагнулся, чтобы поцеловать в лоб. - Выздоравливайте! Это все, о чем я прошу. Позвольте мне навещать вас и говорить с вами, чтобы мы могли возобновить нашу дружбу.
- Это честь для меня, ваше величество.
Он рассмеялся.
- Нет, моя дорогая Майет! Когда мы наедине, между нами не должно быть формальностей. Будем называть друг друга просто Птолемей и Майет, ведь мы старые знакомые, любящие общество друг друга.
- Хорошо, - ответила она. - Если вам так угодно. Но я не могу оставаться здесь бесконечно. Вы говорите, что у меня… у Филиппа остались владения. Я, конечно, смогу вернуться туда?
- Вы можете считать этот дворец своим домом и жить здесь сколько захотите. Ведь может же правитель доставить себе удовольствие? Обещайте, что останетесь! По крайней мере, до полного выздоровления.
Она попыталась придумать причину, по которой не могла принять его приглашение.
- У меня должны быть родственники, - начала она. - Родители, братья или сестры…
- Насколько мне известно, у вас нет больше родни, - сказал Птолемей. - Филипп рассказывал мне, что вы родились в Нубии и были единственной дочерью богатого египетского аристократа и его жены-чужестранки. Он говорил, что ваша мать умерла при родах. Я припоминаю, что через несколько месяцев после вашей свадьбы скончался и ваш отец. Вы и Филипп не знали друг друга до дня свадьбы, которая состоялась здесь, в Александрии.
- Мы были счастливы?
- Я думаю, да, хотя Филипп иногда мог вести себя как дикарь. Я думаю, он был очень доволен вами. Он любил вас больше всего в жизни.
- Если бы только я могла вспомнить…
- А может, это к лучшему. Ваши печали позади, и теперь вас ожидают лишь радости.
- Вы говорите так, будто уверены в моем будущем…
- Но я на самом деле уверен в вашем будущем!
Берениса дожидалась возвращения Птолемея с церемонии награждения величайших поэтов Александрии. Было уже поздно, и он устал слушать хвалебные оды своей мудрости и мужеству. Он переел и неважно себя чувствовал. Все, чего ему хотелось, - это улечься спать. Однако его жена, гречанка Берениса, была навеселе и намеревалась устроить скандал.