Видно, так оно и было, потому что однажды она подозвала меня и, пригласив присесть рядом с ней на палубе, заговорила:
- Надеюсь, вы не принимаете капитана всерьез. Сами знаете, он любитель женщин. Любезничает со всеми подряд.
Опешив, я пробормотала нечто невнятное насчет того, что вышло недоразумение.
- Точно так же было и во время нашего плавания в Англию. На судне оказалась одна молодая особа. Кстати, чем-то напоминала вас. Тихая и - как это говорят? - уютная. Это в его вкусе. У него всегда поднимается настроение после того, как любезничает с теми, кто падок на его добродетели.
- Смею вас уверить, - с достоинством сказала я, - что очень ему благодарна, в особенности за то, что не имела случая убедиться в знаках его внимания.
Она засмеялась. Шантель рассказала мне потом, что, по ее словам, я ей понравилась. Ее позабавил мой странный способ выражаться. Теперь ей понятно, почему капитан избрал меня предметом ухаживаний на этот рейс.
- Послушай меня, не переживай из-за этих пересудов, - сказала Шантель. - Моник это тебе не обычная англичанка. Сомневаюсь, чтобы нравы Коралла сколько-нибудь напоминали те, что приняты в викторианских гостиных. Она только потому и злится, что страстно любит своего капитана, а его безразличие доводит ее до белого каления. Но при всем при том ей нравится, когда им восхищаются другие.
- Мне это непонятно.
- Это оттого, что ты все воспринимаешь чересчур серьезно.
- Серьезные предметы требуют серьезного отношения.
- А вот и нет. Как раз наоборот.
- Шантель, осталось немного времени. Все вдруг так внезапно переменилось. Я чувствую какую-то обреченность. Это ощущение не оставляет меня с того вечера, когда унесли из каюты Эдварда.
- Вот еще скажешь: обреченности, - вскрикнула она.
- У меня не идет из головы тот случай. То и дело вспоминаю, что кто-то покушался на него.
- Наверняка имеется другое объяснение.
- Капитан думает, что мальчик нашел снотворное матери и, приняв за конфеты, съел.
- Очень вероятно. Он юноша любознательный - всегда суется, куда не просят. "Что то? Что это?" А комната мамы для него все равно что пещера Аладдина.
- Получается, что они с Джонни пробрались на палубу поглазеть из какого-нибудь укромного уголка за танцами, и он вдруг уснул, а Джонни выдумал своего Гулли-Гулли…
- Вот именно. Чем не объяснение? Все сходится. Если подумать, только это и возможно.
- Если бы я была уверена…
- Лично я не сомневаюсь. Хватит с меня твоей обреченности. Ты меня удивляешь, Анна. Всегда такая практичная, разумная!
- Как бы там ни было, я намерена ни на минуту не спускать глаз с мальчика, когда он под моим присмотром. На ночь буду запирать дверь каюты.
- А сейчас где он?
- Под присмотром миссис Блейки, вместе с Джонни. Она того же мнения, сказала, что больше не выпустит Джонни. Теперь, уложив их спать, мы запираем двери кают.
- Это положит конец их ночным вылазкам. Однако скоро мы распрощаемся с Джонни и его мамой и тетей.
Я тотчас пригляделась к ней. "И с Рексом", - подумала я. Он в самом деле ей безразличен? Порой мне казалось, что она что-то от меня скрывала. Как она могла с таким равнодушным видом рассуждать о том, как навсегда лишится его после Сиднея? Там его встретят Деринхемы, он закружится в водовороте деловой и светской жизни. Бедняжка Шантель, ее положение было таким же беспросветным, как и мое. Впрочем, не совсем. Счастье было бы возможно, если бы Рекс ослушался мать, если бы попросил руки Шантели. Ведь он был свободен.
Но я чувствовала в нем слабую натуру. Внешне привлекателен, ничего не скажешь: был в нем этот легкий, ни к чему не обязывающий флер, которым еще в большей степени был наделен Ред. В моих глазах Рекс был лишь бледной копией брата.
Впрочем, однажды уже не подчинился матери, когда все ждали, что он сделает предложение Хелене Деринхем. Интересно бы знать, насколько далеко способна зайти его строптивость. Жаль, что Шантель не делилась со мной своими чувствами к нему. Впрочем, и я не поверяла ей свои чувства. Объяснение этому было простое: я отказывалась их принимать. Как я могла признать даже перед собой, что отчаянно люблю мужчину, женатого на другой женщине? Я не смела этого сделать.
Мы были вынуждены держать свои секреты в тайне даже друг от дружки.
В Бомбее нас встретила жуткая жара. Моник было трудно дышать, и Шантели пришлось даже отменить поездку на берег. У капитана были дела на берегу: его принимал агент компании, и он взял с собой Эдварда.
Миссис Маллой передала мне, что старший помощник и казначей пригласили нас с ней на экскурсию в город. Миссис Блейки, на попечении которой оставался Джонни, отправлялась на берег в компании Гринеллов и мисс Рандл.
Я приняла приглашение, и мы отправились в открытой коляске. Мы с миссис Маллой укрывались от жаркого солнца под зонтами и широкополыми шляпами.
Странное чувство охватило меня: мысли возвращали в те далекие дни, когда я жила здесь с родителями. Видя женщин, прямо в реке стиравших белье, разглядывая резьбу по слоновой кости и медную чеканку, ковры и шелка на базарах, я словно вернулась в детство. Проезжая мимо кладбища на горе Малабар, я искала глазами страшных стервятников.
Когда я поделилась своими воспоминаниями с Диком Каллумом, он живо заинтересовался. Миссис Маллой и старший помощник слушали вполуха, только из вежливости: их больше интересовало собственное общество.
Мы сошли с коляски у чайной и далее гуляли по отдельности: миссис Маллой и старший помощник и я с Диком Каллумом. Перед входом в чайную уличные торговцы разложили свой товар: красивые шелковые шали, кружевные скатерти и салфетки, ослепительно белых резных слоников с острыми бивнями. Они наперебой зазывали нас что-нибудь купить, и мы остановились. Я приобрела скатерть, которую решила послать домой для Элен, и слоника для миссис Баккл. Я похвалила шелковую шаль с серебристо-голубым шитьем. Дик Каллум купил ее.
- Прямо неловко их разочаровывать, - пояснил он свой поступок.
В чайной было прохладно. К нашему столу тотчас подошел иссохший старик продавец с павлиньим веером. Дик купил мне веер в подарок. Пока мы пили освежающий чай, он спросил:
- Что будет после нашего прибытия на Коралл?
- До этого еще далеко.
- Недели через две после Сиднея.
- Сначала надо доплыть до Сиднея.
- Вы там останетесь?
- Это еще не решено. Леди Кредитон с самого начала ясно обрисовала мое положение. Если я придусь не ко двору или мне самой захочется вернуться, то меня возвращают за счет компании. То же касается и сестры Ломан.
- Я заметил, вы близкие подруги.
- Не представляю, как бы я жила без нее, хотя совсем недавно даже не подозревала о ее существовании. Мы сблизились словно сестры, иногда мне кажется, будто знаю ее всю жизнь.
- Очень эффектная особа.
- Я не встречала никого красивее ее.
- А я встречал, - сказал он, серьезно глядя на меня.
- Не верю, - возразила я шутливым тоном.
- Хотите знать кого?
- Едва ли - все равно вам не поверю.
- Но если я в этом уверен…
- Значит, вы заблуждаетесь.
- Не представляю, что станет с "Невозмутимой леди" после того, как вы сойдете на берег. Моряки привязчивый народ, многие имеют друзей на берегу.
- Тогда и мы подружимся.
- Хоть одно утешение. Хочу вас кое о чем попросить. Выйдете за меня замуж?
Мои руки вцепились в веер: вдруг стало снова жарко.
- Вы… вы это серьезно?
- Естественно.
- Но вы меня почти не знаете.
- Знаю вас с самого отплытия из Англии.
- Это совсем недолго.
- На судне быстро узнаешь людей. Это все равно что жить в одном доме. Не то что на берегу. Наконец, разве это имеет значение?
- Да, и большое. Нужно досконально знать человека, с которым вступаешь в брак.
- Возможно ли досконально узнать другого? Во всяком случае, вас я узнал достаточно, чтобы понять, чего хочу.
- В таком случае вы… поспешили.
- Я никогда ничего не делаю сгоряча. Я все обдумал и решил: Анна создана для меня. Красива, умна, добродетельна. Одним словом, надежна. Это качество я ценю превыше всего остального.
В первый раз в жизни мне делали предложение, хоть мне уже минуло двадцать восемь. Как это расходилось с моими давними представлениями, еще из той поры, когда я мечтала, что кто-нибудь сделает мне предложение. Бесстрастный, сухой реестр моих достоинств, главным из которых признавалась надежность.
- Слишком рано я завел об этом разговор, - вдруг сник он.
- Вероятно, вам вообще не следовало об этом заговаривать.
- То есть, вы хотите сказать, ответ будет "нет"?
- Только таким он и может быть, - сказала я.
- Так и быть, пока что принимаю. Он еще может измениться.
- Вы мне по душе, - сказала я. - Вы были очень ко мне добры. Я уверена, вы такой же надежный, какой считаете меня, но я не думаю, что это достаточное основание для вступления в брак.
- Есть и другие причины. Я вас люблю, разумеется. Я не умею красиво выражаться, как некоторые. Не то что наш галантный капитан, который, уж я-то знаю, разразился бы пылкой речью… и действовал бы соответственно - при том что в действительности не думал бы и половины того, что наговорил.
Я пристально глянула ему в глаза.
- Почему вы его так не любите? - требовательно спросила я.
- Возможно, потому, что чувствую вашу к нему симпатию. Анна, выбросьте его из головы. Не давайте играть вами, как это было с другими.
- Другими?
- Господи, неужели вы думаете, что вы первая? Гляньте на его жену. Как он с ней обращается.
- Довольно-таки обходительно.
- Обходительно! Да он родился обходительным. Это у него орудие, средство обольщения. Шарм! Вот что дало ему место в Замке, пост в компании. Да, шарма у него не отнимешь - как и у его матери. Этим и прельстила сэра Эдварда. Поэтому наш капитан волен идти своим беззаботным путем - может быть замешан в скандал, который погубил бы любого другого, но выручает шарм, его вечное оружие.
- Не понимаю, о чем вы.
- Вы ведь слышали о "Роковой женщине"? Если нет, то пора услышать. На корабле было состояние. Говорят, сто тысяч фунтов - все в бриллиантах. И что с ним случилось? Что сталось с торговцем? Он умер на борту и, как водится, был погребен в море. Сам видел, как гроб уходил в воду. Службу отправлял капитан. Бедняга Джон Филлимор, так скоропостижно умереть! А его бриллианты? Куда они делись? Никто так и не узнал. А корабль был взорван в заливе Коралл.
Я поднялась.
- Не хочу слушать.
- Садитесь, - сказал он, и я повиновалась. Меня занимала вдруг происшедшая с ним перемена: пылкая ненависть к капитану выдавала, что он в самом деле верил, будто Редверс убил Джона Филлимора и похитил его бриллианты.
- Я должен с вами говорить, Анна, - продолжал он, - потому что люблю вас. Я обязан вас спасти. Вы в опасности.
- В опасности?
- Мне известны все ее признаки. Я плавал с ним и раньше. Не стану отрицать, у него есть подход к женщинам, который мне недоступен. Он вас обманет, как до этого обманул свою бедную жену, хоть и не смог выйти сухим из воды. Истинный пират, если хотите знать. Двести лет назад туда была бы ему прямая дорога, непременно плавал бы под Веселым Роджером. К сожалению для него, сейчас не поживишься на больших морских дорогах, но, если можно завладеть состоянием в сотню тысяч фунтов, он своего не упустит.
- Вы отдаете отчет, что говорите о собственном капитане?
- На судне я беспрекословно выполняю его команды, но сейчас я не на борту. Я разговариваю с женщиной, на которой хочу жениться, и намерен донести до нее всю правду. Так где бриллианты? Ясно, где - и не одному мне, - но, понятное дело, ничего не докажешь. Спрятаны в надежном укрытии где-нибудь в иностранном порту. Дожидаются в кубышке своего часа. Сами знаете, бриллианты так просто не сбудешь. Их можно узнать, поэтому и вынужден действовать с оглядкой. А сокровище подождет. Главное, раздобыл - теперь он не хуже других.
- Дикая логика.
- Могу подкрепить доказательствами.
- Почему бы вам не выложить их самому капитану?
- Анна, дорогая, вы не знаете капитана. У него на все найдется ответ. За словом в карман не лезет. Разве не он так ловко избавился от судна - места преступления? Капитан, потерявший корабль! Много ли найдется таких? Другого бы выгнали взашей - спрятался бы на заброшенном островке вроде Коралла и носу не казал людям. Впрочем, он там не пропал бы с его сокровищами, жил бы себе богачом.
- Вы меня поражаете второй раз за день, - заявила я. - Сначала объяснением в любви ко мне, а потом - в ненависти к капитану. И, должна отмстить, у вас больше пыла в выражении ненависти, чем в любви.
Он наклонился ко мне: лицо густо побагровело от гнева, даже в белках глаз появились красные прожилки.
- Неужели не понимаете, - спросил он, - что то и другое едины? Я его так ненавижу, потому что люблю вас. Слишком уж явно он вами интересуется, а вы им.
- Вы меня не понимаете, - возразила я, - а еще утверждаете, что хорошо меня знаете.
- Я знаю, что вы никогда бы не поступили… нечестно.
- Еще одно мое достоинство вдобавок к надежности.
- Анна, простите меня. Я дал волю своим чувствам.
- Пойдемте. Нам уже пора.
- И это все! Неужели вам нечего мне сказать?
- Не хочу больше слушать ваши бездоказательные обвинения.
- Я добуду доказательства. Богом клянусь, что добуду. - Я поднялась. - Вы передумаете, вот увидите. Поймете, что я был прав, и тогда я снова обращусь к вам. Но хотя бы обещайте, что дадите мне такую возможность.
- Мне бы не хотелось терять вашу дружбу, - сказала я.
- Какой я глупец! Мне не следовало заводить этот разговор. Ничего, все останется как было. Я не из тех, кто так просто отступается.
- Уверена, что нет.
- Если вам понадобится помощь, можете рассчитывать на меня в любое время. Явлюсь по первому зову.
- Приятно слышать.
- Но вы меня не возненавидели?
- Не думаю, чтобы женщина была способна возненавидеть мужчину за то, что он признался ей в своей любви.
- Анна, как бы я хотел излить вам все, что у меня накипело.
- Вы и так немало излили для начала, - напомнила я.
Мы медленно гуляли вдоль ряда уличных торговцев, сидевших на корточках у своих товаров. Пара наших спутников уже сидела в коляске.
- Мы было решили, что вы потерялись, - сказала миссис Маллой.
Когда доехали до порта и поднялись по трапу на борт. Дик втиснул мне в руку шелковую шаль.
- Я купил ее для вас, - сказал он.
- А я подумала, что вы выбирали ее для кого-то другого.
- Для кого?
- Ну, может быть, для матери.
Его лицо омрачилось.
- Моя мать умерла, - сказал он.
Тотчас я пожалела о своих словах, увидев, что напоминание о ней причинило ему боль. Мне вдруг открылось, что я почти ничего не знаю о нем. Только то, что любил меня и ненавидел капитана. Какие еще страсти были в его жизни?
Когда судно выходило из порта, в мою каюту ворвалась Шантель.
- Подумать только! Я сделалась домоседкой.
- Как твоя больная?
- Немного лучше. Это на нее так удушающе действует жара. Только мы выйдем в море, ей опять полегчает.
- Шантель, до Австралии уже осталось немного.
- Да, я начинаю задумываться, как нас встретит остров. Только вообрази! Или не способна? Мне представляются пальмы, коралловые рифы и Робинзон Крузо. Хотела бы я знать, что мы будем делать, когда отчалит корабль, оставив нас на берегу.
- Ждать осталось не так уж долго. Скоро увидим.
Она пригляделась ко мне.
- Сегодня что-то случилось.
- Что?! - вскричала я.
- С тобой - не со мной. Ты, кажется, выезжала с Диком Каллумом?
- Да, и с миссис Маллой и старшим помощником.
- Ну и..?
Я заколебалась.
- Он просил выйти за него замуж.
Она широко раскрыла глаза. Наконец, быстро спросила:
- А что ты сказала? "Сэр, это так неожиданно?"
- Вроде того.
Мне показалось, она вздохнула свободнее.
- По-моему, он мне не очень нравится, - добавила я.
- Не мое, конечно, дело, но, Анна, он тебе не подходит.
- Неужели? Не подходит мне!
- Ты, как всегда, недооцениваешь себя. Итак, ты отказала, а он принял отказ как подобает джентльмену и попросил твоего соизволения повторить предложение позднее.
- Откуда ты знаешь?
- Предписано правилами. Мистер Каллум не из тех, кто их нарушает. Он не для тебя, Анна.
Почему-то мне вдруг захотелось стать на его защиту.
- Но почему?
- Силы небесные, уж не боится ли она остаться с носом?
- Едва ли я дождусь другого предложения, а многие полагают, что лучше выйти замуж за того, которого не любишь, чем не выйти вообще.
- Слишком легко ты сдаешься. Пророчу тебе, что в один прекрасный день ты выйдешь за мужчину, которого выберешь сама.
Она сощурила глаза и со смыслом посмотрела на меня: я поняла, что она имела в виду.
- Как бы там ни было, я отказала, но мы остались добрыми приятелями. Вот что он мне подарил.
Я развернула шаль. Она выхватила ее и накинула себе на плечи. Шаль ей шла изумительно - впрочем, редкая вещь ей не подходила.
- Так и запишем. Не имея возможности принять его предложение, ты приняла шаль.
- Отказаться было бы некрасиво.
- Дай срок - он еще повторит предложение, - уже серьезно сказала она. - Но ты его не примешь, Анна. Неумно соглашаться на второй сорт… - Вдруг она заметила веер, и ее глаза широко раскрылись, будто от ужаса. - Веер… из павлиньих перьев. Где ты его взяла?
- Купила у горы Малабар.
- Он несет несчастье, - вскричала она. - Неужели не знаешь? Павлиньи перья - знак проклятия.
- Шантель, что за суеверия!
- Все равно не хочу. Зачем искушать судьбу?
И, схватив веер, выбежала. Я кинулась следом, но настигла ее только у поручня, после того как она уже выбросила веер за борт.
15
Жара преследовала нас и днем и ночью, пока мы пересекали Индийский океан. Мы все настолько обмякли, что только и делали что лежали в шезлонгах вдоль правого борта судна. Одни мальчики, кажется, сохранили жизненные силы. Время от времени мне попадался на глаза Редверс: после той сцены в его каюте он несколько дней как будто избегал меня, но потом перестал сторониться. Пока длился переход тихими тропиками, у него стало больше досуга, и, так как Эдвард рвался к нему при первой возможности, это означало, что и я часто виделась с ним. Начиналось обычно с того, что Эдвард принимался клянчить:
- Вставайте, пойдемте на мостик. Капитан разрешил.
- Так и быть, отведу тебя и оставлю, - уступала я.
- Сам знаю дорогу, - дерзил Эдвард. - Только капитан приказал привести вас.
Мы останавливались где-нибудь среди навигационных приборов и в промежутках, когда Эдвард бывал настолько поглощен каким-нибудь инструментом, что переставал донимать нескончаемыми вопросами, перебрасывались словом-другим.
- Извините за ту выходку, - сказал Ред в первую после инцидента встречу. - Представляю, как вам было неприятно.
- Вам тоже, - отвечала я.