- К примеру, вы с мистером Кредитоном наверняка взгрустнете при расставании.
- И вы тоже, - парировала Шантель.
- Мисс Рандл - наблюдательница человеческой натуры, - вставила я.
- Будем надеяться, что ей предстоит вращаться в обществе, не менее благодарном, чем то, которое так грустно распадается на наших глазах. - Мисс Рандл недоуменно заморгала, а Шантель продолжила: - Не следует забывать, что мы всего лишь "корабли, что расходятся в ночи". Как там дальше, Анна? Докончи за меня.
- "И, расходясь друг с другом, говорят - кто мельком фонаря, кто голосом во тьме…"
- Не правда ли, красиво? - спросила Шантель. - И до чего точно. "Корабли, что расходятся в ночи". А дальше как? Чтобы никогда не встретиться? Замечательно.
Мисс Рандл фыркнула. Ей явно претил такой поворот, и она оставила нас под благовидным предлогом.
- Следующий порт захода - Сидней, - напомнила я Шантели.
- Да, а потом Коралл.
- Шантель, как ты это воспримешь?
- Надо быть ясновидящей, чтобы ответить на твой вопрос.
- Я о прощании с Рексом Кредитоном. Что толку притворяться? У вас с ним особые отношения.
- Кто притворяется?
- Если ты любишь его, а он тебя, что мешает вам пожениться?
- Ты таким тоном задаешь вопрос, будто заранее знаешь ответ.
- Знаю, - ответила я. - Ничто. То есть, если ему хватит духу пойти наперекор матери.
- Дорогая Анна, - перебила она, - верю, ты очень любишь свою недостойную подругу. Но не беспокойся за нее. Она справится, как всегда справлялась. Все у нее будет в порядке. Разве я не сказала, что никогда не опаздываю на корабль?
В ее голосе звучала уверенность. "Должно быть, о чем-то договорились", - подумала я.
Похоже, все мы стали опрометчивей себя вести. Я редко видела Шантель. Ввиду предстоящей в скором времени разлуки, Моник, вдруг сделавшаяся ее наперсницей, вздумала дать ей как можно больше возможностей уединяться с Рексом. Видимо, у нее был свой интерес потворствовать этому роману. Чаще Шантель и Рекса видели в обществе Гленнингов, с которыми у них завязалась дружба. Либо те служили для них благовидным прикрытием для уединения. Во всяком случае они постоянно проводили время вчетвером.
Накануне прибытия в Сидней я встретила на опустевшей палубе Редверса. Был теплый безветренный вечер: не стихавший весь день свежий бриз с наступлением сумерек сменился штилем. Я желала встретиться с ним наедине и боялась этой встречи.
- Анна, - заговорил он, приблизившись. Подняв взгляд от темной воды, в которую смотрела, я увидела его. - Плывем на одном судне, а я почти вас не вижу.
- Скоро совсем не будете видеть: близится конец путешествия.
- Ну и как, довольны?
- Ничего подобного не было в моей жизни. Никогда не забуду.
- И я.
- У вас было столько рейсов.
- Но только во время одного на борту были вы.
- Куда вы поплывете, после того как оставите нас на Коралле?
- Пару месяцев будем перевозить грузы в местных водах, а после, перед возвращением домой, еще раз зайдем на остров.
- Значит, мы еще встретимся.
- Да. Обычно мы стоим на острове несколько суток. Я вот о чем подумал…
- Да?
- Интересно, как вам покажется остров?
- Даже не знаю, чего и ждать. Не сомневаюсь, что остров, который существует в моем воображении, совсем не похож на реальный.
- Он наполовину дикий, наполовину освоенный. Видимо, отсюда его странность. Цивилизация там чувствует себя довольно-таки стесненно. Я много думал, как вы там останетесь?
- Как я там останусь?
- Моник должна остаться. Это необходимо для ее здоровья. И, разумеется, с матерью останется Эдвард. Но меня беспокоите вы и, само собой, сестра Ломан. Мне кажется, когда я вернусь, вы запроситесь домой.
- На судне найдутся для нас каюты?
- Позабочусь, чтобы нашлись.
- Это утешает, и немало, - ответила я.
- Значит, не исключено еще одно совместное плавание? - Я вздрогнула. - Вам холодно?
- Разве может быть холодно в такой вечер?
- Раз так, то вы содрогнулись от недобрых предчувствий. Анна, чего вы опасаетесь?
- Не думаю, что то, что я чувствую, можно назвать страхом.
- Мне не следовало бы с вами так говорить. Но что толку притворяться тем, кем мы не являемся, отрицать очевидное?
- Вероятно, так все же лучше.
- Есть ли вообще смысл закрывать глаза на правду?
- Уверена, что есть - при определенных обстоятельствах.
- Лично я не склонен руководствоваться такой этикой. Анна, помните тот вечер в Доме Королевы?
- Отлично помню.
- В тот раз кое-что произошло. Этот дом… никогда его не забуду. Тиканье часов, тесно заставленная мебель - и мы за столом при свечах в подсвечниках…
- Смею заметить, очень ценных подсвечниках: китайское изделие прошлого века.
- И мы с вами… словно вдвоем во всем мире - и еще та девушка, что сновала туда-сюда, подавая на стол угощения. Все другое будто перестало существовать, лишилось всякого смысла. Вы это почувствовали? Уверен, что да. Иначе, мне не передалось бы это ощущение.
- Да, - призналась я, - и мне запомнился тот вечер.
- Все, что было прежде, как бы потеряло значение.
- Вы о своей женитьбе?
- Все потеряло значение. Только мы вдвоем да тикающие часы - все, что напоминало о времени. Глупо? В жизни не был счастливее, чем в тот вечер. Это окрыленное чувство, когда, кажется, имеешь все, чего хотел - взволнован и спокоен одновременно.
- А потом приключилась злосчастная история с "Роковой женщиной"?
- Еще большим несчастьем было то, что я был уже женат. О, да, буду с вами искренен. Я себя нисколько не оправдываю. Просто хочу, чтобы вы меня поняли. Когда я впервые увидел остров, он словно околдовал меня - как теперь отталкивает. Возможно, вы меня поймете, когда увидите сами. И Моник - она была частью острова. Меня принимала ее мать. Очень странное место, Анна. Я оставлю вас там с нелегким сердцем.
- Со мной будет Шантель.
- Это меня утешает. Одну бы я вас там не оставил.
- Так страшно?
- Вам там будет не по себе: все такое чужое, непонятное.
- И вы без колебаний оставляете Эдварда?
- Эдвард - другое дело. С ним ничего не станется. В конце концов, он часть их.
- Расскажите мне о них.
- Сами увидите. И мать, и старуху няньку, и прислугу. Возможно, это только мои фантазии. Меня с самого начала словно околдовали: Моник представилась мне красавицей с первого взгляда. Мне нужно было бежать. Должен был предвидеть, к чему все шло, но ничего не предпринимал, пока не стало слишком поздно. К этому времени брак стал неотвратим, а потом я уже был связан.
- Вы оставили Моник на острове, а сами отплыли в рейс?
- Это было плавание вроде нынешнего. В следующий раз я вышел уже на "Роковой женщине", а опять зашел на остров только для того, чтобы забрать Моник в Англию. И вот теперь оставлю там вас. - Немного помолчав, он продолжил: - Интересно, как будет на этот раз?
- Надеюсь, обойдется без катастроф. Одно утешительно: то, что вы согласны взять нас, если мы пожелаем вернуться. Так и передам Шантели.
- Я думаю, она там не задержится. При определенных обстоятельствах я могу вообразить там вас, Анна, но только не сестру Ломан.
- Что ж, по крайней мере, увидим остров.
- Он действительно красив. Роскошная растительность, разбивающаяся о песчаный берег волна, овеваемые легким бризом пальмы и ласкающее золотой песок море, то сапфирно-голубое, то изумрудно-зеленое.
- А что вы будете делать, когда вернетесь в Англию?
- Передохну пару деньков и опять уйду в плавание.
- По тому же маршруту?
- Это будет зависеть от груза. Но одно сделаю непременно: явлюсь к Дому Королевы и скажу: "Я пришел по поручению мисс Брет, хозяйки, которой хочется знать, как вы тут без нее". Постою в саду, как в тот сырой осенний вечер. Потом остановлюсь в холле и снова вспомню вечер, который перевернул всю мою жизнь и изменил меня самого.
- Неужели?
- Да, можете мне верить. После того случая мне вдруг захотелось чего-то совсем нового от жизни.
- А чего вам хотелось прежде?
- Приключений, перемен, риска, удовольствий! Но после того вечера я повзрослел. Вдруг захотелось постоянства. Раньше я думал, что никогда не смогу ужиться с одним человеком сколько-нибудь продолжительный срок. Все время искал острых ощущений. Постоянно нуждался в подстегивании, которое могла дать только новизна. И вдруг повзрослел в один вечер. Понял, что такое жизнь. Представил, как бы я жил в этом доме. Лужайку со столом под ярким тентом и женщину за этим столом, разливающую чай в голубые фарфоровые чашки. Еще, кажется, лежащую у ее ног собаку - рыжую гончую - и детей, погруженных в свои забавы. Впервые в жизни ясно увидел эту картину и сам себе поразился, потому что ничего подобного не хотел прежде. Мне не следовало об этом заговаривать, правда? Это, наверное, от сегодняшнего воздуха. Вот мы и подплываем к австралийскому берегу. Видите огни? Земля совсем близко. Сейчас здесь лето - есть что-то обезоруживающее в тропических ночах на море, поневоле начинаешь верить, что все возможно. Даже тот сад в Доме Королевы. Иногда говорю себе: не зря же был тот вечер, когда мне привиделся стол под тентом - все это когда-нибудь будет и со мной.
- Это невозможно, - запротестовала я. - Уже в тот ваш приход было поздно. Мне кажется, вы не должны это говорить, а я вас слушать.
- Однако же говорю - и вы слушаете.
- Лишнее доказательство нашей неправоты.
- Мы всего лишь люди, - сказал он.
- Но это нехорошо. Что толку говорить о том, что могло бы быть, когда произошло нечто, сделавшее все это невозможным.
- Анна…
Я поняла, что он хотел сказать: "Подожди. Как легко все может перевернуться". Страшная, опасная мысль. Мы были разлучены, и, пока жива Моник, его мечте - и моей - никогда не осуществиться. Мне хотелось втолковать ему, что мы не должны помышлять ни о чем подобном, потому что думать об этом - все равно что вожделеть греха. Я решила впредь не оставаться с ним наедине. Чувствовала, как в нем клокочет нерастраченная страсть. Он жил далеко не монашеской жизнью, и я боялась за него… и за себя.
Я должна ясно дать ему понять, что слишком поздно. Что над нами обоими нависла общая угроза: желать, чтобы перед нами очистился путь.
- Поздно, - сказала я. - Мне пора.
Пару минут он молчал, а когда заговорил, его голос был спокойным и ровным, как и мой.
- Завтра заходим в бухту. Поднимитесь на мостик, чтобы все увидеть. Сверху открывается изумительная панорама. Уверяю вас, ничего подобного вы еще не видели. Моник тоже поднимется, если будет здорова. Пусть приходит сестра Ломан. И разумеется, Эдвард.
- Спасибо. С удовольствием.
- Доброй ночи.
Когда я уже повернулась уходить, мне почудилось, будто он прибавил еще два слова: "Моя любимая".
16
Утро выдалось славное: мы входили в бухту под косыми лучами восходящего солнца. Грандиознее, замечательнее зрелища я в самом деле не видела. Где-то прочитанные строки: "лучшая гавань мира, в которой могут одновременно маневрировать без риска столкнуться до тысячи судов", - несомненно, соответствовали действительности. От открывшейся панорамы захватывало дух: бесчисленные заливы и бухты, величественные Ворота, сквозь которые нам предстояло войти в порт, деревья, цветы, птицы, обжигающе-голубое море.
Приумолк даже Эдвард: верно, представил, как сто лет назад сюда входил Первый флот - накануне я не упустила возможности дать предметный урок истории. Конечно, тогда все было другое: не было ни домов, ни города - только раскинувшаяся на мили нетронутая земля и птицы в ярком оперении над сверкающей гладью моря.
Рядом со мной стояла Шантель, тоже потрясенная великолепием разворачивавшегося зрелища - или ее подавленность объяснялась близким расставанием с Рексом? Редверса, стоявшего, как положено капитану, на вахте, мы не видели - только мы втроем находились на мостике.
Двумя часами позже мы причалили к Круглой пристани: началась обычная суматоха. Мы с Эдвардом спустились в нашу каюту, Шантель сошла к себе. Мои мысли были заняты Шантелью. "Наконец-то узнаю, что она на самом деле чувствует, - думала я, - если она его любит, то не сможет скрыть от меня своих чувств".
Моник немного полегчало. Возбуждение, вызванное прибытием в Сидней, пошло ей на пользу. Она нарядилась в лучшее платье и, как передала Шантель, была с капитаном. На судне ожидались гости, и супруга капитана должна была присутствовать на приеме.
К нам спустился стюард и попросил отвести Эдварда в капитанскую каюту. Когда мы поднялись и постучали, дверь открыл Рекс. Улыбнувшись мне, он сказал:
- А вот и Эдвард. Благодарю вас, мисс Брет.
Я успела рассмотреть Редверса и пожилого мужчину с девушкой лет двадцати пяти, как мне показалось. Когда я вернулась к себе, в моей каюте была Шантель, разглядывавшая в зеркало свое лицо.
- Посетители? - осведомилась она.
- Да. Мужчина в возрасте и девушка.
- Знаешь, кто они?
- Никогда не видела раньше.
- Сэр Генри и Хелена Деринхем.
- О!..
- Удивлена? Естественно, они должны были подняться на борт приветствовать "Невозмутимую леди" в Сиднее. Полагаю, Рекс тоже с ними?
- Да.
Она наблюдала за мной в зеркало, но оставалась по-прежнему невозмутима.
Мы простояли на причале Круглой пристани двое суток. Это дало мне возможность осмотреть Сидней. Гринеллы и мисс Рандл сошли на берег. Гленнинги тоже. Без них, в отсутствие привычного распорядка плавания, все разом переменилось. Команда была занята разгрузкой и погрузкой. Мы с Шантелью отправились по магазинам: она делала покупки для себя и Моник, я для себя и Эдварда. При Эдварде мы не могли говорить, о чем мне хотелось. Впрочем, я не была уверена, что Шантель разговорилась бы и наедине. Я от души сочувствовала ей, тем более что сама была в незавидном положении. Я негодовала на Рекса, так как их будущее целиком зависело от него, а он оказался настолько слабовольным, что явился на край света выправлять оплошность, которую допустил в Англии: делать предложение Хелене Деринхем. Одно утешало. Мог ли такой слабый мужчина быть достоин Шантели?
На другой день, где-то пополудни, я сидела с книгой на палубе. Утром я выезжала в город и немного устала. Эдвард был с родителями. Где находилась Шантель, я не знала. Вдруг ко мне подсел Дик Каллум.
- Могу я иметь удовольствие пригласить вас сегодня поужинать?
Я замялась.
- Только, пожалуйста, не отказывайте. Вы меня этим обидите.
У него была мягкая, обезоруживающая улыбка, к тому ж он не сделал мне ничего дурного, за исключением того что почтил своим поклонением и выказал открытую враждебность к Редверсу, которую многие признавали естественной в данных обстоятельствах.
Поэтому я уступила, и он сразу ушел, сославшись на занятость, как всегда во время стоянок, своими казначейскими обязанностями.
Вечером он пригласил меня в "Розовую бухту", замечательный ресторан, в котором каждый столик освещала голубая с позолотой свеча. Оркестр исполнял романтические мелодии, а скрипач подошел прямо к нашему столику и играл для меня. Надо отдать должное, Дик делал все возможное, чтобы доставить мне удовольствие. Он извинился за свою прошлую вспышку.
- Признаюсь, - сказал он, - я ревную вас к капитану.
- В таком случае, это первый шаг, чтобы справиться с чувством, которое…
- Да, согласен. Мне оно причиняет больше боли, чем ему.
- У меня слишком назидательный тон?
- Ничего, это мне даже нравится. К тому же это правда. Видимо, так проявляется мое преклонение перед ним. Он первоклассный капитан, что важнее всего. Капитан задает тон всему кораблю. Жаль… - Он заколебался, и я попросила его продолжать. - Не поймите меня так, будто я ворошу старое, но случай с "Роковой женщиной" достоин сожаления. Такое не забывается. В команде нет ни одного человека, кто бы не слышал об этой темной истории или сам чего-нибудь не присочинил.
- Значит, команда боится и не уважает капитана?
- Я бы не сказал это с такой определенностью, но, когда случается нечто в этом роде, когда капитан теряет корабль при загадочных обстоятельствах, ему не избежать клейма. Я уже говорил, если бы такое случилось с кем-либо, не связанным с Кредитонами, он лишился бы капитанского свидетельства. Но не будем об этом. Все, что надо было сказать, уже сказано. Как вам понравился Сидней?
- Интересное, красивое место. Превзошло все мои ожидания.
Он кивнул.
- А что думаете об острове?
- Могу ли я что-то о нем думать?
- Анна, мне не нравится, что вы там остаетесь.
- Очень любезно, что вы обо мне беспокоитесь. Но есть ли повод для тревоги?
- Вероятно, это из-за того происшествия. Корабль был взорван в тамошней бухте.
- По-моему, мы условились не возвращаться к этому инциденту.
- Я не собираюсь говорить о нем. Я о самом острове. Он какой-то… жуткий. Что если капитан был ни при чем? Если кто-то проклял корабль?
- Неужели вы в самом деле этому верите?
- При свете дня многие не верят в призраков. Но когда спускаются сумерки, тотчас меняют мнение. Много вы найдете насмешников, согласных провести ночь в доме, где, по слухам, завелся призрак? Я не верю ни в какие заговоры и проклятья в Сиднее, в этом уютном ресторане, когда напротив сидите вы, а скрипач играет "Песню без слов" Мендельсона. Но на острове все может повернуться по-другому, а мы уже совсем рядом.
- Кто мог проклясть корабль?
- Возможно, это началось давным-давно и вовсе не имеет отношения к островитянам. О том корабле ходит одна легенда. Его должны были назвать "Удачливой" или еще какой-нибудь "леди". Точно не знаю. Но леди Кредитон окрестила его неожиданно для всех. Можете себе представить, что она чувствовала, когда называла корабль. Она имела в виду ту женщину, мать капитана. Слышали, что она сказала? "Называю корабль "Роковой женщиной", и да будет милостив Господь к тем, кому суждено на нем плавать". Что если вместо "милостив" она сказала "проклят"? Может, это она прокляла корабль?
- Ваши слова впору какой-нибудь темной прорицательнице. А служите казначеем на "Невозмутимой леди".
- Анна, у всех бывают минуты суеверных заблуждений. Даже у вас появятся, если еще не было. Все еще впереди: подождите, пока окажетесь на острове, проникнетесь атмосферой того места. Но некоторое время спустя мы еще вернемся.
- Через пару месяцев, - уточнила я.
- И тогда, Анна, я опять попрошу вас о том, о чем однажды просил - кто знает, что может произойти за эти два месяца?
Потом мы заговорили о другом. Он поделился своей мечтой. Он хотел иметь в Англии свой дом, место, где останавливался бы между плаваниями. Он видел Дом Королевы, известный всему Лэнгмуту (я тотчас заподозрила, что этой известностью он был обязан загадочной смерти тети Шарлотты). Я догадалась, что, заговорив о доме, он имел в виду Дом Королевы и пытался нарисовать картину нашей совместной жизни в нем - жизни без тревог и волнений, может быть, даже счастливой. Я не стала его разубеждать. У меня не хватало духу сказать, что никогда не выйду за него замуж.