Неделю занимались заливкой фундамента и бетонированием площадки под дизельную. Но, как только раствор, затвердев, превратился в основание для дизельной, над дивизионом загудел вертолёт. Он плыл над тундрой огромной птицей или стрекозой, кому как больше нравится, таская плиту за плитой на весу. Кружа над "Затоном" огромным чёрным вороном, он не давал никому покоя. Снижаясь до предела над площадкой, давая возможность отцепить плиту и освободившись, взмывал в небо, летя опять за новой ношей. А опущенный на землю груз, тут же подхватывала, обступив и поддерживая с двух сторон, сотня мужских рук. Подлаживая уже к укреплённой, стоящей прочно и надёжно соседке. Несколько дней не смолкал тот железный скрежет и гул. Мозговой дал трубы, уголок, крышу. Вертолёт, выполняя свою часть работы, как вьючная лошадка, возил всё это богатство на тросах. Поначалу бегавшие смотреть это чудо, срываясь на каждый гул, офицерские семьи, к концу перевозок, попривыкнув, не обращали на грохочущую над городком птицу никакого внимания. Дизельную собрали довольно-таки быстро. Прежде чем опустить крышу, поставили во внутрь подаренные дизеля, общими усилиями закатили туда же и свои спасённые. Радость играла у мужиков в глазах и раздариваемых по делу и авансом улыбках. Когда дизельную запустили все ликовали. "Затон" облегчённо перевёл дух, из этой проблемы удачно выпутались. Жизнь потекла в обычном ритме военного дивизиона и боевой готовности.
Тайна Лизы
"Наконец, он выспится и отдохнёт, - гладила плечо спящего мужа Лиза. - Надо как-то решиться и поговорить с ним". Впервые у неё от него появилась тайна. Она трепала сердце и не давала в полную грудь дышать. Но когда и как отважиться на этот нелёгкий для неё разговор, она не знала. Лизу не зря так взволновало всё, что касалось лагеря и сидящих здесь когда-то зеков. Илья не ведал о ней всей правды, да она и сама узнала об этом недавно. Родители, которых, она всегда считала своими и других не помнила никогда, оказались приёмными. После смерти отца, наступившей от инсульта, мама, вдруг усадив её за стол, достала старые метрики, выданные ей в детском доме, и рассказала всё:
- Что скрывать, дочка, жизнь уже прожита. Папа настаивал, на молчании, а сейчас нет и его. Все пути открыты. Я считаю, ты имеешь право знать, а там дальше поступай, как знаешь. Только одно советую, мужу пока не говори об этом. Ни к чему. Тем более он военный. Анкеты, особый отдел и всё такое. Да мужику и по статусу ни к чему много знать о жене, но это так отступление в бабью философию.
- Мама, что всё это значит? - напугалась, не веря ни одному её слову дочь.
- Лиза, на самом деле родилась ты под Норильском, в лагерях.
- Как в Норильске, в каких лагерях?
Лиза кроме пионерских ни про какие лагеря слыхом не слыхивала.
- Не перебивай, я и так, дочка, волнуюсь. Мужу дала слово, что никогда не открою тебе твоего прошлого, а, получается, наврала, слова не сдержала, вот видишь, говорю. И документы твои старые обещала уничтожить, а они перед тобой лежат. Кругом виновата перед ним, но считаю, так будет правильно. Поэтому прошу тебя, детка, послушай и не перебивай.
Лиза с трудом разлепила скованные страхом губы.
- Я постараюсь.
- Сталинские лагеря. И мама твоя не я, а Татьяна Петрова и отец Илья Дубов. Как я поняла, они сидели в одном лагере. Вот видишь её рукой написано, наверное, перед смертью старалась, чтоб ты не была ничейной. Там же она сердечная и умерла после родов, а тебя в приют сдали. Позже вас вывезли в Саратов. Мы с мужем и удочерили тебя там. Метрику переделали. Муж мой тоже на удачу Ильёй был, тогда имя было распространённое, вот отчество и осталось у тебя отцовское. Мы с ним летали в Норильск, заходили в приют, пытались узнать что-то о твоём отце.
- И что?
- Вроде сидели они на "Затоне", это лагерь в тундре среди болот. Татьяна умерла при родах, а Илья, скорее всего, сгинул, там смертники в основном были, тяжёлый лагерь, живых мало осталось. Мы и успокоились. А тут, вроде бы, мне покоя никакого не стало. Из-под земли она, мать твоя, просит, правду сказать. Значит, надо так, ей на небесах виднее.
Лиза помнит этот разговор слово в слово. И даже сейчас может повторить. - Скатившись по щекам из глаз слёзы, утонули в подушке. "Скорее всего, я родилась здесь на этом дивизионе. И мама, зная, там, на небе, о направлении сюда Ильи, заставила женщину, вырастившую меня, сказать правду. Ничего не случается просто так. У меня были чудесные родители, и хорошо, что их служебный путь остановился на Саратове, иначе бы я никогда не встретила своего Илью". Её отец преподавал в военном училище ПВО. Там в троллейбусе, курсирующем от училища, Лиза и встретила его. С отцом были очень тёплые отношения, он души не чаял в дочери, и Лиза отвечала ему тем же. Она была заворожена даже одним его именем. Услышав в троллейбусе это имя, она закрутила головой, а, увидев к имени ещё и приложение, влюбилась без памяти в него. И вот он лежит рядом, улыбаясь во сне, наверное, и там радуясь запуску дизельной. А, может, это он её увидел в каком-то невероятно красивом сне и так счастливо этому улыбается. Как ему сказать правду, как? А если не поймёт и обидится за молчание? Сто вопросов и ни одного даже завалящего ответа. Она с замиранием сердца летела сюда. Горела надеждой, что непременно должна узнать о них, о своих настоящих родителях, раз уж судьба забросила её сюда. А что это она Лиза не сомневалась. Не может же судьба, развернув её дорожку в тундру, обмануть. Вспомнила, как, впервые гуляя по цветочному ковру, стелющемуся под её ногами, с надеждой крутила головой вокруг. Так хотелось надеяться, что за тем или иным кустом проскользнёт её тайны разгадка. Просто не может быть по-другому. Шла и шла, пока под ногами не зачавкал мох. Только тогда, напугавшись, она остановилась и закрыла глаза, представив родителей тут рядом, молодыми, целующимися и жарко обнимающими друг друга, успокоилась. Почему-то ей казалось, что это была необыкновенной силы любовь, ей так было легче думать и понятнее. Всё-таки сильнее любви больше нет ничего на этом свете, ведь даже тут в лагере среди жестокости, грязи и далёкого от романтики способа жизни, люди любили. Постояла, прислушалась. Развернулась на шум воды и вышла к реке, по берегу вернулась на дивизион. Ей всё время кажется, что мать где-то рядом, смотрит на неё, Лизу, глазами цветов, ласкает её ноги травой, а может это совсем и не трава, а её Танины руки. Столько лет ждущие дочь, и вот сейчас тянущиеся её погладить. Лиза приседала в траву, водя ладонью по шёлку нежных листочков, заглядывала в глаза ярких цветов, но что могут они, разве, что пожалеть. Не в состоянии лежать, она встала и подошла к окну.
- Лиза, что с тобой? - подхватил на руки, напугавшуюся его голоса жену, Илья.
- Ты испугал меня. Знаешь, мне всё время кажется, что они тут, рядом с нами, смотрят на нас из прошлого и чего-то ждут. Здесь храм надо ставить, а мы ногами по ним ходим. Они просят покоя, а мы всё топчем и топчем их кости.
Она выглядела такой несчастной, а он озадаченным.
- Это невозможно, - сказал он не совсем уверенно.
Лиза развернулась к нему, сомкнула руки лебеди на шее, заглянула в беспокойные глаза.
- Я понимаю. Сейчас да. Но когда уйдут отсюда военные, что тут будет?
- База отдыха, кажется. Лиза, так нельзя. Хочешь, я отправлю тебя в Норильск.
- Не беспокойся.
Он выглядел таким удручённым.
- Как-то ты реагируешь на всё это не так, малыш. Ясно как божий день, что неспроста. Но в чём тут дело, я не пойму пока? Наверное, я не должен был потакать тебе. Я должен был отказать… запретить тебе говорить об этом.
- А как тут может нормальный человек реагировать, бродя по костям? - вспыхнула она. - Я не могу думать по-другому.
- Но прошлое изменить не в наших силах, - попробовал возразить он.
Она всё понимала, но и от него хотела понимания её точки зрения.
- Всё понятно, дорогой, только это ненормально и безнравственно. Отчего же нельзя помочь их душам? Ты должен понимать! И конечно, уж не должен запрещать делать мне это…
Он же отнёс это всё к её одиночеству. Он не мог уделять ей много времени.
- Скоро приедет мама, вдвоём вам веселее будет, полялякаете, потрещите, сороки.
- Ты не понимаешь! Ты решительно ничего не понимаешь. Но не будем об этом! - Лиза к его удивлению резко сменила тему и спросила:- Ты знаешь, что-то о своём отце?
Он растерялся и оттого с первых же слов рассказал всё что знал. Его самого это волновало, просто не смел спросить маму.
- Нет, мама никогда ничего о нём не говорила. Отчество я ношу деда и фамилию тоже его. А почему ты спросила сейчас об этом?
Лиза смутилась.
- Просто спросила. Ты маму никогда не спрашивал?
- Спрашивал, но она молчит. Кто знает, что там было. Но заверяет, что любили они с отцом друг друга и я очень на него похож.
- Значит, так оно и есть, - многозначительно заметила она.
Илье надоел весь этот непонятный разговор. Ночь говорили, утро с того же началось, к тому же время шло, и желудок требовал своего. Чмокнув её в раскрасневшиеся щёчки, предложил:
- Малыш, пойдём завтракать, я проголодался. Ты хоть сколько-то спала или около окна просидела всю ночь?
Но жена сияла счастьем.
- Я просмотрела её на тебя.
- Дурдом, - проворчал он. - Детка, давай съездим к врачу? - осторожно предложил он.
Сообразив, что напугала его, она, решив не открывать правды, свалила всё на полярные особенности.
- Со мной полный порядок, просто тяжело привыкаю к полярному дню.
Подозрительно посмотрев на неё, он всё-таки не стал углубляться в эту тему, а перешёл на тему желудка - завтрак.
- Что там у нас на завтрак? Отлично, - навалил он на тарелку подогретых фаршированных блинов, - Лиза, слышишь, обещал Тимофею Егоровичу уху организовать, как только закончим дизельную. Так, что я эту ночь на реке просижу, не жди меня, цыплёнок.
- Илюша, - подлетела к нему Лиза, - можно мне с ним поговорить.
- Ну, я не знаю… - растерялся он.
Она умоляла:
- Дорогой, пожалуйста. Я недолго. Не отказывай, прошу тебя.
- Лиза… - тянул Илья, не зная как отговориться.
- Илюша, родненький, - не отставала жена.
Наконец, он решил устроить допрос.
- Зачем тебе эта канитель. Неудобно. Как ты себе это представляешь… В мужских кругах не принято.
Лиза надеялась, что он не откажет ей, поэтому и прилагала все усилия.
- Я не могу согласиться… И потом, я чуть-чуть, - ныла она. - Признаю, мне самой не нравится это, но мне надо… Я должна так поступить. А ты не понимаешь. Я вижу, ты меня действительно не понимаешь.
- Детский сад какой-то. Там одни мужики будут, - растерялся Седлер, тяня время, и придумывая причину для оправданного отказа.
- Миленький, ну, соглашайся, это ж история, интересно знать, а здесь такой случай, такой необычный человек. - Сочиняла она, выкрутившись и придумав о чём врать, быстрее его. Не могла же она так запросто выложить всю правду. Хваталась сейчас за соломинку, лишь бы узнать о родителях. "Вдруг где-то, чего-то он, Мозговой, слышал о них. Мало ли случаев всяких в жизни бывает, а что если и ей повезёт? Читала статью не так давно, так там потерявшиеся в войну дети жили на одной улице, ходили каждый день по одним и тем же дорожкам, толкались в одних очередях и даже не подозревали о своём родстве".
- Уговорила, обещаю, - наконец сдался муж, уступая её настойчивым уговорам. - Пристрою тебя кашеваром, "поляну" накрывать.
- Илюшенька, золотко, - прыгала она вокруг него, пытаясь дотянуться до щёк и губ.
- Всё, всё, не подпрыгивай, обмусолишь меня всего, буду стоять на разводе в жёнушкиных поцелуйчиках.
- Я тебя на крыльцо провожу, - металась она радостная перед зеркалом, наспех водя расчёской по голове.
- Зачем?
- Мне так хочется, - схватилась она за его руку, обеспечив себе согласие.
А он, загнанный малявочкой женой в угол, бурчал:
- Я чувствую себя кроликом, Лиза. Ты опять целоваться полезешь, а там как на арене со всех щелей просматривается, а я всё-таки командир, солидности должность требует.
Она виновато покраснела, потому что подобная мысль, только что промелькнула в её голове. Придётся реабилитироваться.
- Я только за пальчики подержусь, - клятвенно обещала Лиза, всё-таки не удержавшись, чмокая его в щёку. "Господи, какими смешными ты поделал мужиков. Таких сильных, умных, и всё же беспомощных перед своей любовью к женщине, боящихся зависимости от женского тела, её тепла и любви. Разве не держится этот мир на ней и ни на чём другом? Только что котёнком мурлыкал в моих объятиях, а тут враз солидность понадобилась, может, надо было догнать его и, запрыгнув на руки, впиться в любимые губки, вот бы он покрутился". - Представив всё это, она тихонько засмеялась. Вернувшись домой хваталась за всё враз. Волнение от предстоящей встречи с Мозговым зашкаливало. "То, что он уступил, взяв меня на "поляну" уже подарок". - Радовалась она, убирая после завтрака посуду в раковину. Теперь бы только дожить до вечера, не умерев от нетерпения. Но ведь, может, случиться, что все пули уйдут в молоко и разговор кончится ничем, тогда придётся начинать всё с нуля опять. Нет, не может быть пустоты, какую-то ниточку этот разговор должен потянуть. Раз жизнь покатила клубок, он должен развертеться весь.
Мозговой открывает тайну её рождения
К вечерней встрече готовились с утра. Прапорщики Никитин с Мухиным набили дикой птицы, зайцев, наловили рыбы. Военторг, правда, завёз голландских кур, но потчевать гостя в тундре заморской курятиной посчитали извращением. На общем совете решили, угощение будет натуральное, своё. Мужики постарались, мало не показалось. Хватило на всё, пожарить, запечь и потушить. Пирог приготовили с пришедшими с первым овощным "бортом" ещё не зрелыми, южными абрикосами. Добавили в начинку привезённые с Украины из отпуска комбатом орехи, и порядок. Получилось красиво и вкусно. Пока гость осматривал новую, построенную с его помощью, дизельную, Лиза с Мухиным занималась ухой. Вернее рыбой занимался старый прапорщик, а она накрывала стол. Столом это назвать тоже нельзя - расстеленный на берегу, в протоке брезент. Подошедший с хозяевами "точки", Мозговой, поднял, брошенный на перевёрнутый вместо стула ящик, солдатский ватник.
- Надо ж почти такая же только зелёная, подари командир.
- Я вам чёрного цвета принесу, на складе есть, для служащих, как рабочую одежду получили.
- А кирзу можно?
- Без вопросов. Сейчас сбегаем и шапку захватим. Посидите пока у костра. Лиза вас развлечёт, - потянул Никитина за собой Илья.
- Начальник штаба ложкой уху мешать будет, не заскучаете, - поддакнул командиру и прапорщик.
Проводив задумчивым взглядом военных, Мозговой, посмотрев на смущённую девушку, спросил:
- Лиза, интересное имя. Кто ж дал тебе такое, красавица?
Лизе нравился Мозговой. Нравилось, что нисколько не бравировал своим положением иным образом жизни. И вот сейчас наверняка спросил об имени, чтоб ей проще было начать с ним разговор. И расхрабрившись, она ответила ему искренне:
- Родители.
- Это жена командира нашего, - поспешил прояснить ситуацию начальник штаба.
- Очень приятно быть знакомым девушки с таким именем. Тимофей Егорович, - представился Мозговой. - Много наслышан…
- У меня сын Тимофей, тоже редкое имя, свекровь назвала.
- Да, редкое… - Замолчал он, рассматривая костёр.
Разговора не получалось. Лиза нервничала не в силах придумать повод, выруливший бы ситуацию в нужное ей русло. "Драгоценные минуты убегают, скоро придёт Илья и меня отправит отсюда домой. Придётся идти в лоб и начинать с того, что я о нём знаю". Она в отчаянии посмотрела на Мозгового.
- Здесь ходят легенды о вашей любви Тимофей Егорович, - решилась, откашлявшись, она.
Он откликнулся не сразу, словно был где-то далеко.
- Надо же, поражён. Выходит, помнят не о страшных условиях жизни здесь, а о любви. Честно, удивлён. Так о чём ты девочка хотела спросить?
Лиза воодушевилась и расширила вопрос:
- Это легенда "Затона" или вы с другом, точно из-за одной девушки сюда попали? Ой, извините, я глупая не должна была об этом спрашивать? - напугалась она, встретившись с его чёрными от горя глазами.
- Ничего. Давно это было, ноет, но уже не смертельно. Действительно любили одну девушку. Никуда не отвертишся. Но она выбрала меня. Бедовый был, тот ещё ухарь. У нас с ней всё уже было. Мать её в ночную смену заступает, а я к ней шасть ну и ночка в звёздах. Друг поняв, отступил.
Воспользовавшись тем, что он заговорил и как раз о том, что ей подходит для её дела, Лиза, торопясь, всунула свой вопрос.
- Тимофей Егорович, а здесь женщины не сидели?
- Было немного. Стирали, готовили для охраны. Вот тут-то мой друг Илья и встретил свою долю. Влюбился среди этой грязи и мерзлоты. Только его любовь оказалась ещё страшнее моей.
- Потому что лагерь?
- И это не последняя ложка соли, но дело в другом. На девушку положил глаз охранник, а она выбрала Илью. Как не скрывались, засёк он их. Но поздно, она беременная была. Отрывался он за это на Илье, натравливая бандюков. Что только не придумывал, в болоте топили и кости ломали. Вспомнить страшно, что ему тут тот охранник уготовил. Выберет день, что полютее. Выведет на тот ещё мороз и, заставив разуться, ставит на лист железа голыми ступнями. Тот встанет и, естественно, прилипнет. А он его с хохотом толкает. Жуть. Вся кожа остаётся на железе, а Илья потом с окровавленными ступнями ходит. Девчонка молоденькая, за ерунду какую-то попала. Мать с огорода колхозного огурцы воровала, чтоб детей протянуть, отец от ран вскоре после войны умер, выгребались, как могли. Вот девчонка и пошла по зонам вместо неё, чтоб семью по детдомам не растащили. Где-то на этапе тоже приглянулась конвоиру, оказала сопротивление, её и отправили сюда на науку. Симпатичная была, беленькая, на тебя чем-то похожа. Тучи над ними уже сходились, а им всё нипочём. Помню, приползёт на карачках с работ, отлежится, и понырял к своей Танюшке.
- Господи, - прижала руки к груди Лиза. Стараясь не показать затуманенных слезами глаз. - Вы упоминали, про её беременность, что стало с ребёнком?
- Не знаю надо ли о таком рассказывать?
- Почему?
Он поковырял палкой в костре, тяжело вздохнул:
- Страшно то, что случилось дальше.
Лиза, боясь не услышать, дрожащим голосом настаивала:
- Это уже история, какая бы она ни была, её надо знать.
- Ну хорошо… Пьяный охранник устроил им публичное истязание. На что может, решиться пьяный мужик, тебе в жизни довелось слышать или наблюдать такое?
- Да, было у соседей. Такое светопреставление частенько, что просто ужас, - подтвердила Лиза.