Тот самый математик мне потом объяснил: из-за легкого торможения о воздух в нашей станции. И вот я повис на одном месте. Но это было ничуть не лучше.
- Ничуть не лучше, Джо?
- Во сто крат хуже, сэр! Послушайте и постарайтесь представить. Когда я остановился, усталый и избитый, я повис как раз над кроватью, как раз над моей Бетти, и не мог уже дотянуться ни до какой перегородки, чтобы оттолкнуться и сдвинуться с места… То есть мой центр тяжести, мой пупок оставался на месте. А все мои, как их, конечности могли шевелиться, сгибаться и разгибаться, как у паука на конце паутинки или у бабочки, пришпиленной к невидимой доске. И должен сказать, эти мои конечности дергались во все стороны, так я был взволнован. Голый, как червяк, если вы помните, я плавал пузом вниз, нет висел в этой дьявольской невесомости всего в метре с лишком над моей Бетти! Ну ладно. И что по-вашему дальше? А дальше, сэр, моя Бетти открывает глаза…
- Она открыла глаза, Джо?
- Ой господи! Если бы видели ее личико! До сих пор помню, какую рожицу она скорчила и как завопила! От ее визга я совсем потерял голову. Уверяю вас, она сразу снова зажмурилась, словно над ней повесили болванку раскаленного железа. Но мне от этого не стало легче.
- А ты думаешь, мне приятно было смотреть, как ты висишь и дрыгаешься надо мной? - возмущенно запротестовала Бетти. - Никогда бы не поверила, что такое страшилище может быть где-нибудь на Земле или даже в небесах! И похож ты был вовсе не на бабочку и не на паука, а на самого что ни на есть восьминога! И даже восьминог рядом с тобой показался бы мне человеком. Клянусь вам, сэр! Никогда ни одна девица в свою свадебную ночь… Вот уж не думала, сэр, что увижу такое кино!..
- Я, конечно, понимаю, для новобрачной это было похуже цирка. И мне было стыдно: ведь я хотел, чтобы все было по-хорошему. Но какой толк кричать "Караул"? И вот я поразмыслил и говорю ей:
- Послушай, беби. Главное сейчас: не теряй голову. Ты меня видела: вот он я. Может, не такой, как ты мечтала, но я тут не при чем. Когда я буду рядом с тобой, все уладится, вот увидишь. Это расстояние тебя обманывает и все путает, а виновата все она, проклятая невесомость. Я не могу сам никуда двинуться. Надо, чтоб ты мне помогла. Закрывай глаза, если хочешь, но делай, как я тебе скажу. Протяни руку - только потихоньку! - и схватись за край ночного столика. Он держится крепко. Когда схватишься - но не раньше! - подними вверх ногу, словно ты делаешь упражнение для живота. Поняла? И тогда я схвачусь за тебя и спущусь к тебе, и ты меня больше не увидишь, какой я сейчас.
Пришлось говорить с ней самым нежным голосом, сэр, иначе была бы истерика. Но помаленьку она успокоилась. Даже один глаз приоткрыла, только сразу снова зажмурилась. Но мне-то не этого было надо! Под конец она все же сделала, как я ее просил. Ухватилась за столик и подняла ногу вверх. Бетти у меня гибкая. Нога поднялась высоко. Я сумел ухватиться за большой палец. И вот я начал подтягиваться - или спускаться, это уж как вам угодно - вдоль ее ноги, и под конец очутился рядом с ней на постели.
Вы, может, думаете, этим все кончилось, и мы были счастливы? Как бы не так! Настоящее кино только начиналось. Прямо не знаю, сэр, как вам об этом рассказывать.
- Рассказывайте своими словами, Джо!
* * *
Я долго лежал с ней и старался не дышать. Я думал о ней. Такое представление могло испугать ее на всю жизнь, вы понимаете? Она тогда стала вся красная, а потом вся белая с головы до ног. Я ее успокаивал и ласкал потихоньку, о, совсем потихоньку, чтобы она опять разогрелась, и я ее чувствовал рядом, и под конец она осмелилась открыть глаза.
Ну что вам сказать, сэр? В эту минуту я снова потерял голову. Поймите меня. Она уже не боялась, и я решил - пора! И опять я ни о чем не подумал, себе на беду, я только это чувствовал. Не знаю, как вам еще объяснить.
- О, я прекрасно понимаю, Джо. Все очень просто.
- Просто оно, конечно, просто, да только я опять забыл про трижды проклятую невесомость, и тогда это превратилось в кошмар.
Вы, наверное, помните, как наш босс объяснял главный принцип? "Каждый толчок отбрасывает вас от препятствия в сторону противоположную направлению толчка, и ничто не может вас затормозить". Говоря по-человечески, когда вы делаете толчок вперед, вас откидывает назад. Теперь-то вы поняли? Вижу, что поняли, потому что хохочете. Только понимать это на Земле, где вас прижимает свой вес, одно дело, а когда вы проводите свадебную ночь в распроклятом сателлите, - совсем другое. На Земле оно, может быть, и смешно, но там, когда вас отбрасывает словно резиновый мяч, клянусь, в этом нет ничего смешного!
- Извините меня, Джо.
- Ладно, чего уж. Значит так оно со мной и было. С первой попытки я отлетел вверх и в сторону и ударился задницей об угол потолка, да еще как пребольно! А все потому, что рванулся к Бетти со всей страстью, и меня отбросило от нее с такой же силой. На этот раз я взбеленился. Да, сэр. Я не мог подумать и четверти секунды. Поставьте себя на мое место.
- Я стараюсь, Джо.
- Так вот, я ни о чем не думал. Я оттолкнулся задом и спикировал на нее, как бомбардировщик. Раз, и другой, и третий - и все повторялось сначала. Меня отбрасывало, как теннисный мяч. И чем больше я нервничал, чем больше суетился, сгорая от нетерпения, тем быстрее отлетал и сильнее стукался задом об потолок. Раз пятьдесят я пробовал, сэр, пока вся задница у меня не стала в синяках и шишках. Но все это ничего по сравнению с тем, что творилось у меня в душе. Я чувствовал, что вот-вот рехнусь.
- А думаешь, мне было приятно? - вмешалась Бетти. - Если ты чувствовал себя, как мячик, то мне казалось, что я теннисная ракетка или этот, как его, батут, на котором прыгают акробаты в цирке.
- Я сходил с ума из-за тебя, Бетти. Понимаете, сэр, она все время лежала с закрытыми глазами, но по ее лицу я видел, что она все больше удивляется и ничего не понимает. Попробуйте встать, то есть лечь на ее место! Конечно, она была неопытной девушкой, но мое поведение должно было показаться ей очень странным. Дальше так продолжаться не могло. И вот, когда я накувыркался вдоволь, и понял, что одной страстью тут ничего не добьешься, и Даже наоборот. Тут нужно было думать, все время думать!
О, господи, думать в таком состоянии! Однако другого выхода не было. Когда грубая сила ничего не дает, остается рассуждать и хитрить. Но, к несчастью, рассудок это одно, а любовь совсем другое, как вы сами дальше увидите.
Так вот, я перестал мотаться между кроватью и потолком. Мне удалось зацепиться за Бетти. Отдышался я и начал обдумывать свою задачку.
* * *
- Я просто болван, - сказал я сам себе. - Ничего тут трудного нет. Главное, не терять хладнокровия, как со мной сейчас было.
- Слушай меня, беби, - говорю я ей, хорошенько продумав свой план. - То, что с нами случилось, не часто бывает, я это признаю. Но все будет в порядке, надо только немного постараться. Мы с тобой в сателлите. Тяготения больше нет. Надо приспособиться к этим условиям. Как я понимаю, у этой задачи только одно решение. Нам надо сцепиться.
- Сцепиться, Джо? - говорит она мне.
Да, сцепиться. Не беспокойся, беби. Я все обмозговал за себя и за тебя. Так вот. Ты сейчас вытянешь обе руки в стороны, словно лежишь ка спине, плавая в море. Правой рукой ты будешь держаться за шнур, который я сейчас привяжу к креслу. Поняла? Тут нет ничего мудреного. Твое дело самое простое. Ты должна держаться как можно крепче двумя руками и не думать ни о чем другом. А я уцеплюсь за твои плечи и, ты уж потерпи, если я сожму их чуть посильнее. И держись, что бы там ни случилось.
- Ох, Джо, - говорит она мне. - Не знаю, смогу ли я. Никогда не думала, что моя свадебная ночь будет вот такой.
И тут, Бетти, должен сказать, поняла, что ей надо тоже постараться. Немного найдется таких сговорчивых женщин. Она меня послушалась, сэр. Легла, как я сказал, ухватилась за конец шнура, и я даже подумал, что она похожа на маленькую девочку, которая собралась прыгать через веревочку… Она меня послушалась даже слишком быстро, сэр, потому что, как я уже говорил и не устану повторять: любовь и рассудок - вещи прямо противоположные. После того, как я продумал свой план, мне надо было подождать, чтобы мозги прочистились, а уж потом приступать к делу. Понимаете?
- Я понял вас, Джо.
- Значит, лежит она послушно и ждет терпеливо, тут уж ничего не скажешь. Ладно. Через некоторое время мы снова изготовились. Она крепко держится за два надежных якоря, а я - за ее плечи. Я уже думал, что нашел правильное решение. Так вот, сэр, я ошибался! У нас ничего не вышло.
- Как это, Джо? Ничего не вышло?
- Это было невозможно. Наш математик объяснил мне, почему, тогда я сам убедился. Сейчас и вы поймете. Ее два сжатых кулачка были вроде двух неподвижных точек. Ладно. Две точки, как он мне потом сказал, определяют прямую, ось. Ее две руки были осью. И мои руки на этой оси нисколько не делали нас устойчивее. А когда есть только одна неподвижная ось, все другие тела могут вокруг нее вращаться. Это геометрия. И как увидите, наши тела должны были подчиниться общему правилу.
Это была настоящая акробатика, сэр, такое увидишь только в цирке! Мы держались крепко, так что я уже не взлетал к потолку. Хорошо? Да не очень. Теперь от каждого точка все тело мое каждый раз описывало дугу вокруг оси ее вытянутых рук. Я крутил солнце и стукался пятками об стену за изголовьем кровати.
А что же моя Бетти? О, она не разжимала рук, по крайней мере, вначале. Но что еще можно было требовать от молоденькой новобрачной? Не мог же я заставить ее лежать неподвижно, как чурка. Она тоже изгибалась и отталкивалась, да это и понятно. И вот она в свою очередь взлетает, вращаясь вокруг оси своих рук, с размаху сталкивается со мной, и мы снова разлетаемся в разные стороны. Представляете себе крокодила, который зевает. Так вот, сэр, мы были похожи на две челюсти такого крокодила, которые закрывались и открывались и снова закрывались на какую-то долю секунды, не больше. Представляете, как это выглядело?
- Словно вижу своими глазами, Джо. Вы рассказываете великолепно.
- Конечно, это не могло продолжаться долго. Бетти, бедняжечка, не выдержала и разжала руки. Но я-то ее не отпустил, а наш крокодил, как раз в этот миг зевнул особенно широко, и мы оба взлетели в пространство нашей спальни.
Ох, какое это было свадебное путешествие, сэр! Головою вниз, задом кверху и наоборот, мы вертелись, крутились, кружились, кувыркались, вращаясь все время вокруг нашей общей оси, которая теперь вращалась вместе с нами, сталкивались то животами, то задницами, чтобы тут же оттолкнуться, словно нам было противно каждое соприкосновение, и ни на миг не могли прижаться друг к другу. Я мог тогда думать лишь об одном, прямо с ума сходил, дергался до изнеможения, но от этого нам было только хуже. Мы крутились уже не на турнике, а на какой-то летающей трапеции, это была уже не акробатика, а вольная борьба в воздухе, матч в трех измерениях, и я уже не знаю, что еще. Не было больше ни верха, ни низа, ничего!
Может быть, вы скажете: так это и есть решение задачи? Забыть о тяготении, о верхе и низе, забыть обо всем? Не думать о постели, о мебели, о поле и потолке, сцепиться руками и ногами и заниматься этим самым в воздухе? Можете говорить, что хотите… Мы все испробовали, сэр, уверяю вас. Но заниматься любовью в свободном пространстве, вращаясь вокруг собственного центра тяготения, - вы даже не представляете, что это такое! Все время что-нибудь не ладится. Никогда я не думал, что для этого мне нужен каждый кусочек ее тела.
Если мы держались за руки, разбегались ноги. Если ноги не разлетались, бедра куда-то проваливались, словно в пуховую перину. И даже если все было вроде на месте, то вокруг мелькали стены, мебель, светильники, и у нас до тошноты кружилась голова. Убедился на собственной шкуре, сэр. Для этого самого обязательно нужно опираться на что-нибудь прочное… Может, если бы моя Бетти была поопытнее, но чем она могла помочь тогда, бедняжечка? Она только плакала и грозилась вернуться к своей мамочке…
Мы все перепробовали, сэр. На Земле всякие мудрецы болтают о разных позах. Так вот, сэр, мы с моей Бетти в ту ночь испробовали столько поз и положений, сколько не снилось всем развратникам на нашей и на других планетах вместе взятых. Только подумаю об этом, до сих пор краснею. Черти в аду и те бы сгорели от стыда. Мы делали все, говорю я вам. Привязывались за руки. Привязывались за ноги. Один раз даже закутались в вуаль новобрачной, которая все еще плавала в воздухе. И все время что-то не получалось. И тогда нам пришла блестящая мысль. Мы забрались под кровать. Но там было слишком тесно, хуже чем сардинками в банке. Так под кроватью мы и заснули рядышком, словно малые дети, которых укачало в море, - вот как это было.
* * *
- Вот и вся моя история, сэр, раз уж вы хотели ее знать. Ничего другого не было, но и этого достаточно. Следующие ночи проходили по тому же сценарию с вариантами, но все кончалось воздушным балетом, после которого мы засыпали под кроватью измученные и побежденные. Ничего нельзя было поделать. Тогда я решил посоветоваться с господами учеными из нашего экипажа. Вначале меня слушали терпеливо и даже как бы с интересом. Они нам сочувствовали. И даже пытались помочь.
Математик объяснил мне подробно с научной точки зрения, почему и как все происходило. Физик пошел еще дальше. Он сделал мне сложный аппарат с электрическими и магнитными полями, который должен был создавать что-то вроде искусственного тяготения. Но вся беда в том, что эти поля действовали - только тогда, когда я надевал изобретенный им костюм со всякими металлическими бляшками, пряжками и пластинками, похожий на смирительную рубаху. И жарко в нем было, как в печке! Мой приятель, главный механик, присоветовал мне лишь одно: чтобы я пользовался реактивным пистолетом. Все дело в координации, говорил он мне. Я и его испробовал, но не смог добиться нужной координации.
Даже падре вмешался в это дело. Он не мог спокойно смотреть, как я убиваюсь. Однажды отозвал меня в сторонку и произнес длиннющую речь - я не все, правда, понял, потому что он все время вставлял латинские словечки, но в общем, о том, что, учитывая исключительные обстоятельства, церковь, может быть, посмотрит сквозь пальцы на всякие наши позы, которые не совсем соответствуют божеским законам. И, быть может, он заранее отпустит мне грехи, если я ему все объясню как следует. Не знаю, соответствовали наши позы или нет, знаю только, что когда я ему начал рассказывать в подробностях, - ой, что было! Он сам раз десять взлетал к потолку, как большая летучая мышь, - настолько это его разволновало. А потом погрузился в молитвы и больше уже не говорил ничего.
А со временем они начали меня избегать. Вид у них был озлобленный и оскорбленный. Я понял, что моя история бросает тень на их славную экспедицию и перестал об этом говорить. Мы с Бетти решили потерпеть до возвращения.
Джо надолго замолк, погруженный в свои мысли. Потом снова заговорил:
- Понимаете, сэр, они не могли признаться, что эта их штуковина, их сателлит, не был совершенством из совершенств во всех отношениях, как они раструбили в газетах. И вот к чему я пришел, сэр.
Когда они говорят, что это так, они все врут, могу вам поклясться, и Бетти тоже. Их сателлит, эта хреновина без тяготения, может быть, распрекрасная штука для научных наблюдений, превосходная для того, чтобы смотреть на звезды, великолепная для улавливания космических лучей, - с этим я согласен. Но что касается любви, то тут они допустили грубую и непростительную ошибку. Это последнее место в мире, какое я бы посоветовал новобрачным, разве что у них извращенные вкусы. Можете мне поверить, Джо никогда не врет. И я прошу это напечатать в вашей газете самыми крупными буквами, чтобы мой горький опыт принес хоть какую-то пользу.
- Обещаю вам, Джо.
Перевод Ф. Мендельсона