Переминаясь с ноги на ногу в проходе, англичанин молча ждал, пока она закончит суетиться и наконец проводит его хотя бы до лестничной площадки. Калли собралась с духом, обернулась и, подхватив со стола сумочку, вежливо кивнула на дверь, приглашая гостя первым войти в нее: попасть в персональный лифт Стефании можно было, лишь миновав ее личный кабинет.
– Только после вас, – обворожительно улыбнувшись, отчетливо произнес англичанин. Иного Калли и не ожидала услышать от образцового джентльмена, однако возразила, чуть дыша:
– Нет, сперва вы, мистер Колберн, мне нужно запереть эту дверь снаружи. – Она прижалась спиной к стене.
– Как вам будет угодно, – сказал Доминик и с улыбкой протиснулся мимо нее, обдав ее головокружительной смесью запахов одеколона, мужского естества, выглаженного костюма и тмина, как это ни странно.
Калли наклонилась над замочной скважиной, копчиком ощущая сверлящий взгляд магната, заперла дверь специальным ключом, вздохнула и, выпрямившись, пошла мимо роскошного кожаного дивана по коридору, ведущему на лестничную площадку. Ей внезапно пришло в голову, что ужинать она сегодня вообще не станет, а вместо любовного романа побалует себя на сон грядущий фаллоимитатором. Вот только не забыть бы купить к нему новые батарейки по пути домой!
Они очутились перед обитой орехом дверью лифта, и Калли, отперев ее ключом, мило улыбнулась, приглашая гостя войти в него первым. Он, однако, пропустил ее вперед и, войдя в кабину следом, молча уставился в противоположную стенку. Калли нажала кнопку первого этажа, вздохнула, когда кабина тронулась, и начала прикидывать в уме, сколько оргазмов она испытает за время спуска, при условии что Доминик овладеет ею незамедлительно. Получилось, что за пять минут она успеет впасть в экстаз ровно десять раз.
Лифт опустился на пять пролетов ниже, пора было переходить к решительным действиям. Калли была морально готова даже к оральному сексу, хотя и предпочла бы сбросить платье. Она передернула плечиками, сделала глубокий вдох и открыла рот, чтобы сообщить ему время завтрашнего делового ленча со Стефанией. Но кабина вдруг резко остановилась, Калли прилипла спиной к стенке. Доминик потерял равновесие и повалился на нее. В следующий миг погас свет.
Глава 2
"У него эрекция!" Вот первое, что отметила она, оправившись от потрясения. Вторая мысль продублировала первую. Третья же сформироваться не успела, так как его пальцы сжали в темноте ее предплечья, и у нее помутился разум. К ее колоссальному разочарованию, он отстранился, она расхныкалась в припадке фрустрации.
– Вам больно? Ради Бога, простите! Надеюсь, теперь вам уже лучше? – пророкотал он из мрака.
От звука его голоса у Калли окаменели соски, а трусики насквозь промокли от соков лона.
– Да, значительно лучше, – томно ответила она.
– Вас не пугает темнота?
– Нет, хотя довольно-таки странно, что вырубился свет…
Загадочным образом определив местонахождение ее локтя, Доминик стиснул его пальцами и строго сказал:
– Ключи!
Но она продолжала вздрагивать всем телом, отчаянно пытаясь подавить рвущийся наружу сладострастный стон.
– Дайте мне ключи! – нетерпеливо повторил он. – Я попытаюсь оживить этот проклятый лифт.
У Калли заломило в висках от досады, она едва не заскрежетала зубами. Да как он смеет думать о столь тривиальных вещах, когда она почти созрела, чтобы отдаться ему! Неужели он так устал от ее присутствия, что торопится побыстрее от нее избавиться? Пошарив рукой в сумочке, Калли нащупала связку и положила ее ему на ладонь. Его рука даже не вспотела, что свидетельствовало о его поразительном хладнокровии.
– Отступите в угол! – приказал он ей, сжав ключи в кулаке.
– Зачем? – чуть слышно спросила она, теряясь в догадках относительно его намерений.
– Отойдите же, ради Бога, от панели управления, вы мне мешаете! – с легкой досадой пробурчал Доминик и, оттеснив ее плечом, стал ощупывать кнопки и тыкать в замочные щелки ключом. Дверь приоткрылась, но кабина так и не пришла в движение. Доминик разочарованно хмыкнул: – Дохлый номер! Очевидно, ток отключен во всем здании до утра. Вот, заберите свои ключи! – Он сунул связку ей в дрожащую руку, и она в сердцах воскликнула:
– Оказывается, вы наделены даром видеть все в темноте!
– Мне это уже говорили, – серьезно сказал Доминик. – Располагайтесь поудобнее на полу и постарайтесь расслабиться, нам придется проторчать здесь всю ночь.
От этого двусмысленного предложения ноги у Калли стали ватными, а сердце затрепетало в предчувствии бурного секса. Она снова напомнила себе о батарейках для вибратора и стиснула бедрами подол. Доминик сел, о чем она догадалась по характерному шуршанию ткани его костюма, и ей пришлось последовать его примеру.
Какое-то время, показавшееся ей вечностью, они оба молчали. Калли шевелила извилинами, прикидывая, как ей лучше втянуть в разговор этого миллионера, интеллектуала и красавца. Нет, вернее, супермагната, гиганта мысли и героя секса. Так и не придумав ничего оригинального, она выпалила:
– Я заказала на завтра в ресторане столик для вас и Стефании!
– А как долго вы уже… – почти одновременно с ней произнес он и осекся.
Калли хихикнула. В кабине воцарилась томительная тишина.
– Вы хотели меня о чем-то спросить? – первой нарушила ее Калли, плотнее сдвинув колени.
– Это ерунда, говорите сначала вы! – сказал он осевшим вдруг голосом.
– Я лишь собиралась вам сказать, что завтра в полдень мисс Уивер будет ожидать вас в ресторане "Бейсил"! – оттараторила она и прикрыла рот ладошкой.
– Ага! – воскликнул он и умолк, будто бы провалившись в черную дыру.
Но даже этих изданных им звуков хватило, чтобы Калли впала в полуобморочное состояние. Шумно вздохнув, она мечтательно улыбнулась, представив, какое блаженство она испытает от звука его голоса и даже нечленораздельного мычания. Но из кромешного мрака слышалось только сдержанное покашливание. Что же могло оно означать? Неужели презрение к ее гнусавому американскому акценту? В Оксфордском университете она, конечно, не училась, но курсы машинописи окончила с отличием и полагала, что по-английски говорит достаточно сносно…
– Как долго вы работаете у мисс Уивер? – наконец спросил Доминик, прочистив горло.
– Ах так вот вы о чем! – с облегчением воскликнула Калли. – Откровенно говоря, всего лишь второй месяц, по временному договору с машинописным бюро. Но за это время у меня накопилось уже столько переработанных часов, что впору брать отпуск!
Калли снова хихикнула.
– А как много еще нам предстоит сделать! – задумчиво изрек ее невидимый собеседник и снова замолчал.
Мрак в кабинете лифта словно бы сгустился, но страшнее Калли от этого не стало, напротив, она даже чуточку осмелела. Это показалось ей добрым предзнаменованием, поскольку ей надоело страдать от своей нерешительности. После развода она упорно пыталась искоренить в себе внутреннюю скованность. И сейчас, ощутив признаки воскресения своего самоуважения, она решила развить успех и пойти на молчаливого англичанина в психическую атаку, уже хотя бы потому, что его голос ласкал ей слух. Судорожно вздохнув, она спросила как можно отчетливее:
– И давно вы знаете Стефанию? То есть мисс Уивер, естественно!
– Время от времени наши дороги пересекаются уже на протяжении нескольких лет, – уклончиво ответил он.
И вновь в кабине возникло молчание.
– Однако странно, что не включился автономный генератор! – задумчиво произнесла Калли. – Правда, нашу контору пока еще не открыли официально, но разве это как-то может повлиять на режим работы аварийного энергоснабжения?
Озадаченный ее вопросом, Доминик хмыкнул, однако ответить не соизволил. Это переполнило чашу ее терпения.
– Послушайте! – воскликнула она и захлопнула рот, испугавшись звука собственного голоса и своей чрезмерной дерзости. Вот, оказывается, насколько запущена ее боязнь закрытых помещений! Разумеется, спровоцировал ее обострение проклятый англичанин, затаившийся, как сыч, в темноте. Ведь поддержи он их разговор, ее фрустрация не стала бы настолько мучительной. Однако зацикливаться на своих недостатках Калли не собиралась и решила последовать совету Стефании: высказать этому снобу все, что накипело у нее в душе, с напористостью и убедительностью, соответствующими ее новому социальному статусу. Иначе не видать ей успеха как своих ушей.
– Послушайте, мистер Колберн! – повторила она. – Разумеется, я вам не ровня, но раз уж нас свела здесь судьба, то почему бы нам и не поболтать о том о сем для времяпрепровождения? То есть я хочу сказать, что больше нам в этой душной и темной кабине все равно заняться нечем!
Но как только она закончила свою тираду, между ней и Домиником словно бы заискрилась электрическая дуга.
– А вот я по собственному опыту знаю, что заняться здесь, помимо болтовни, можно очень многими прелюбопытными вещами. Надо только решиться на это! – с поразительным пылом воскликнул он. – Вы уж поверьте мне, помехой темнота в этом нам не станет.
– Это уж точно! – ляпнула Калли и, спохватившись, прикусила язычок: откровенничать с потенциальным инвестором фирмы мисс Уивер – дело рискованное, можно и Стефании навредить, и своего места лишиться. Но мысль эта посетила ее слишком поздно. Мистер Колберн вздохнул и многозначительно сказал:
– Так-так!
У Калли свело от страха живот: вот сейчас он язвительно скажет ей, что позаботится о том, чтобы завтра утром ее с треском выгнали из этой компании. Боже, ну кто тянул ее за язык?
– Оказывается, у тихой кошечки тоже есть острые коготки! – выдержав паузу, сказал Доминик.
– У кошечки? – В голове у Калли произошло короткое замыкание. – А у пантеры – зубы и клыки!
И хотя после такой неслыханной дерзости душа у нее ушла в пятки, ее губы тем не менее вытянулись в улыбке: прогресс в ее борьбе за восстановление веры в себя был очевиден. И будь она так же смела в пору своего замужества, наверняка не оказалась бы теперь в столь нелепом положении.
– Нечто в этом роде мне говорили и раньше, – с плохо скрываемым удовлетворением промолвил Доминик. – Но вы первая выразились так красочно. Теперь я понимаю, почему Стефания оказывает вам особое доверие…
– Доверие? – живо переспросила Калли, совершенно позабыв о благоразумии. – Но ведь я работаю у нее без году неделю, и она даже не побеседовала со мной, подписывая контракт. Поэтому судить о степени ее доверия ко мне я не берусь.
– Вы сомневаетесь, что представляете существенную ценность для ее компании? – вкрадчиво спросил Доминик.
– Не пытайтесь сбить меня с толку, этого я не говорила! – парировала Калли, борясь с желанием предложить ему закончить их словесную дуэль и заняться чем-то более приятным. В конце концов рот дан человеку не только для того, чтобы говорить им колкости. И господин Женоненавистник легко мог в этом убедиться, если бы только захотел. Ведь она уже совершенно разомлела от звука его голоса. И конечно же, от его воображаемого тела. И все же продолжать терпеть его оскорбительные намеки она больше не собиралась.
– Могу сказать с полной ответственностью, – облизнув пересохшие губы, заявила Калли, – что напряженный рабочий график меня не пугает. И я надеюсь, что мисс Уивер оценит мою преданность порученному мне делу. Но доверие – это понятие совершенно другого порядка.
– В этом вы абсолютно правы! – согласился с ней Доминик. – Но Стефания никогда не совершает необдуманных поступков. Особенно при подборе персонала в свою фирму, даже на временную работу. Сдается мне, что ей известно о вас гораздо больше, чем вы полагаете. И она возлагает на вас особые надежды.
Такое предположение, равно как и то, что он произнес подряд несколько фраз, окончательно обескуражило Калли. Получалось, что ей так и не удалось убедительно сыграть роль квалифицированной и надежной сотрудницы. Более того, она до сих пор не сумела избавиться от ощущения собственной вины за развод с Питером, хотя и понимала, что корить себя за это глупо, особенно теперь, когда люди вокруг разводятся по самым нелепым причинам, не испытывая никаких угрызений совести. Какая же она, однако, закрепощенная! Нужно продолжать бороться со своими комплексами и предубеждениями, стараться жить в духе новых веяний и вообще постоянно самосовершенствоваться! Как Стефания…
Калли вздохнула, утомленная несвоевременными мыслями, и осторожно спросила:
– Она вам что-нибудь обо мне говорила? Впрочем, какую глупость я сморозила! Будто бы вам не о чем было больше поговорить, кроме как обо мне! – Калли сдавленно хихикнула.
– Мы обсуждали самые разные вопросы, – ответил со свойственной ему загадочностью Доминик. – А какого рода сведения о себе вы предпочли бы от нее утаить?
Калли приуныла. Уж лучше бы он сразу ее изнасиловал, чем битых полчаса выпытывал у нее заветные секреты!
– Мне в общем-то даже нечего от нее скрывать, – наконец промолвила осевшим голосом она. – Вряд ли какие-то факты моей биографии имеют для нее особое значение. Вот разве что… – Калли осеклась, охваченная внезапным приступом вины и стыда за все, что хоть как-то было связано с ее неудавшейся семейной жизнью.
– Продолжайте! – тихо сказал Доминик.
Калли напряглась, изо всех сил пытаясь устоять перед соблазном выговориться и наконец-то облегчить свою истерзанную душу. Правда, она сама спровоцировала его на откровенный разговор, и он, пусть и не очень охотно, все-таки пошел ей навстречу. Правда, о самом себе он почему-то не распространялся… Но какое это в конце-то концов имеет значение! Главное, что он ею заинтересовался. Жаль только, что в темноте нельзя разглядеть его лица и догадаться, насколько глубок и искренен его интерес к ее личным проблемам. А по той интонации, с которой он задавал ей вопросы, понять было ничего невозможно, голос его звучал тихо, ровно и совершенно бесцветно. К ее удивлению, Доминик опять спросил:
– Так что же именно вам бы хотелось утаить от Стефании?
Терпение Калли лопнуло, и она выпалила на одном дыхании:
– Да хотя бы то, что полтора года назад вся моя налаженная супружеская жизнь полетела кувырком, едва лишь я, вернувшись домой, застала в столовой своего муженька наедине с девицей, присматривавшей за нашей собачкой. То, чем они занимались, расположившись прямо на обеденном столе, трудно описать словами. Скажу только, что бедный песик забился с перепугу в чулан и страшно выл там и лаял…
– Какой конфуз! – воскликнул Доминик. – Я вам сочувствую.
Калли истерически расхохоталась:
– Как, однако, метко вы оценили ту нелепую ситуацию! Да, такой пассаж действительно поверг меня поначалу в ступор! Должна признаться, что потом мне стало дьявольски обидно и досадно. А теперь мне почему-то смешно.
Но Доминик вовсе не собирался смеяться вместе с ней. Напротив, он очень серьезно произнес:
– Насколько я понимаю, именно после того происшествия у вас и возникло ощущение своей неполноценности?
– Вы не вправе ставить мне это в упрек! – воскликнула Калли, задетая за живое его вопросом.
– Я только хотел обратить ваше внимание на то, что своими поступками ваш бывший муж наглядно продемонстрировал, как он сам относился к вам и к своему супружескому долгу.
Это был оригинальный взгляд на ситуацию, и он ей понравился. Не отдавая себе отчета в том, какую чушь она несет, Калли спросила:
– А вы были женаты?
– Нет, – немедленно последовал лаконичный ответ.
Сделай Калли после этого паузу и задайся вопросом, стоит ли ей продолжать совать свой нос в личную жизнь Доминика Колберна, она бы наверняка опомнилась и прекратила этот допрос. Но духота и темнота в кабине лифта так подействовали на нее, что она допустила еще одну бестактность, спросив у него без обиняков:
– А вам доводилось заставать женщину, которая хоть что-то значила для вас, в объятиях другого мужчины?
После непродолжительного молчания Доминик ответил:
– Нет.
Сложив руки на груди, она воскликнула, едва сдерживая смех:
– Тогда вы не можете судить, каково было мне лицезреть подобную сцену! Впрочем, вам и незачем над этим задумываться, ведь для таких, как вы, женщины настолько легкодоступны, что их можно менять даже чаще, чем галстуки.
– Весьма категоричное суждение! – заметил он.
– Но ведь справедливое? – парировала она.
– Пожалуй, – пробурчал Доминик.
– Ага! – удовлетворенно воскликнула Калли. – Вот потому-то я и не верю, что люди вроде вас или Стефании способны сострадать тем, кто обделен большими возможностями. И не только материальными, но умственными или физическими. Вы, сильные мира сего, настолько уверены в себе и своих способностях, что не желаете даже задуматься, каково приходится человеку, потерявшему веру в себя. Возможно, когда-то вы и могли им сопереживать, но это было так давно, что вы уже забыли, что это такое.
Доминик промолчал, и она не преминула воспользоваться этим, чтобы разразиться очередной дерзкой тирадой, хотя внутренний голос и твердил ей, что пора прекратить нести белиберду, пока не поздно.
– Вы только не подумайте, что я была мягкотелым, бесхребетным существом, которое боготворит своего мужа и старается ему во всем угодить. До поры до времени я была нормальной, самостоятельной женщиной и не обращала внимания на его придирки и замечания. Но постепенно его высокомерные упреки и язвительные насмешки в мой адрес настолько глубоко проели мне мозги, что я стала терять веру в себя. И, только окончательно порвав с ним, я поняла, как ловко он заронил во мне сомнения в своей правоте, как искусно подорвал мою уверенность в своей полноценности, как тонко опутал узами колебаний мою волю. Но прозрение, снизошедшее на меня, не повлекло за собой мгновенной метаморфозы моей сущности. Человеку требуется продолжительное время, чтобы восстановить свои пошатнувшиеся силы и почувствовать себя полноценной личностью. Процесс оздоровления психики протекает весьма болезненно и сопровождается множеством разнообразных переживаний, главное из которых – это постоянное самобичевание, сознание вины в том, что ты позволила какому-то ублюдку проделать с тобой такой отвратительный номер. И конечно же, чувство стыда за собственную глупость.
Калли перевела дух, тряхнула головой и рассмеялась.
– Очевидно, я до сих пор еще во власти своих застарелых комплексов. Короче говоря, я хочу сказать, что не так-то просто смириться с тем, что тебя променяли на молоденькую белобрысую грудастую сучку с ненасытным передком и неуемным темпераментом. Конечно, поступив со мной так низко, Питер показал, что он гнусная гнида. Но при этом он умудрился поколебать и мою убежденность в его безусловной вине! Этот мерзавец имел наглость заявить, что он был вынужден это сделать! Да, представьте себе, именно так он и выразился, со свойственной ему рассудительностью объясняя мне, почему он занялся сексом с этой девицей на нашем семейном обеденном столе. Дескать, его толкнула на это моя неспособность удовлетворить его замысловатые сексуальные потребности. Он обозвал меня "сексуально ограниченной особой", спровоцировавшей его на поиски утешения в объятиях "девушки без комплексов", а проще говоря, бесстыдной стервы, которой ничего не стоит воспользоваться свечкой для мастурбации или появиться на публике полуобнаженной. О прочих ее вольностях мне противно даже упоминать…