Был ли он врачом или нет, но она не намеревалась раздеваться, чтобы этот мужчина осматривал ее. Он заставлял ее чувствовать себя неловко даже тогда, когда она одета – более чем одета, вздохнула она про себя.
К ее большому облегчению, он не предложил ей раздеться. После беглого осмотра ее зрачков он сделал шаг назад и пожал плечами.
– Как вы и утверждали, мисс Рандольф, вы в прекрасном физическом состоянии.
Легкое выделение слова "физическое" заставило ее вскочить на ноги. Она чувствовала себя измученной, душевно и физически, и утратила контроль над собой.
– С меня достаточно! – взорвалась она. – Я не знаю, что за глупую игру вы здесь разыгрываете, но мне она вовсе не кажется смешной.
Она понимала, что кричит на него, но ей было совершенно все равно. Он закрывал собой единственный выход из маленькой комнатушки, и она вдруг исполнилась решимости выйти.
– Дайте мне дорогу, вы… шарлатан! – Она с силой оттолкнула его, желая только вырваться отсюда, оставаясь в здравом уме. – Уйдите с дороги! Я ухожу, вы не можете меня задерживать, я не арестованная, я не ваша пациентка и не заключенная!
Это было все равно как биться о каменную стену. За его худощавостью невозможно было догадаться насколько он сильный. Он уперся руками в ее плечи, пальцы его были, как сталь. Серые глаза глядели холодно, его мягкий южный акцент не ассоциировался с резкими словами.
– Держите себя в руках, женщина! У меня здесь больница, забитая больными, и я предлагаю вам понизить свой голос. Я предупреждаю вас, если вы не можете контролировать свой темперамент, мадам, если вы будете продолжать вести себя неразумно, я сделаю вам укол и посажу вас в камеру. – Он произносил слова медленно, твердо и с угрозой. – Потом я отправлю вас в сумасшедший дом Манитобы при первой же возможности. У меня нет ни времени, ни намерения нянчиться с безумной женщиной.
Что-то в его тоне убедило ее, что он говорит серьезно, что он обладает властью и силой осуществить свою угрозу, а учитывая все, что она видела в этом госпитале, перспектива оказаться в каком-то средневековом сумасшедшем доме была ужасна.
Она вся дрожала, сердце билось так, словно она только что взбежала на крутой холм, и Пейдж постаралась взять себя в руки. Где бы и в каком времени она ни находилась, это была единственная реальность для нее в данный момент, и она должна найти способ приспособиться.
Она заставила себя сесть на неудобный стул и поднять обе руки ладонями вверх.
– Простите. Я извиняюсь. Я просто истеричная женщина. Я постараюсь в дальнейшем вести себя разумно, насколько это возможно. Я скажу вам, что тревожит меня, и, может, вы согласитесь ответить мне на некоторые вопросы.
Он наклонил голову, внимательно рассматривая ее, скрестив руки на груди и возвышаясь над ней.
– Вы можете сказать мне, какой сегодня день? Подлинную дату? Без шуток и розыгрышей?
– Пятнадцатое августа. А год восемьсот восемьдесят третий.
Пейдж почувствовала, что не может справиться с ледяным страхом, вызванным его словами. Она сделала судорожный глоток и стала подыскивать слова, которые заставили бы его понять, поверить, что она говорит правду, какой бы нелепой эта правда ни выглядела.
– Доктор Болдуин, со мной сегодня случилось нечто совершенно фантастическое, и я испытываю трудности, не зная, как с этим справиться, – начала она, глядя ему в глаза, стараясь, чтобы он поверил ей. – Я каким-то образом сдвинула время и перенеслась более чем на сотню лет в прошлое. – Слова явно не помогали, и ею вновь начала овладевать паника. – Бога ради, поймите, я родилась в девятьсот шестидесятом. – Ее голос звенел. – У меня медицинская клиника и акушерская практика в Ванкувере, мне необходимо вернуться домой. Я не хочу оставаться здесь…
Она слышала, что голос ее звучит пронзительно, и заметила его недоверчивый взгляд, напряженность во всей его фигуре.
Пейдж снова постаралась взять себя в руки.
– Доктор, у меня с собой нет денег, нет одежды, за исключением вот этого.
Она протянула свои принадлежности для спортивного бега, зажатые в руке, и понимание всей абсурдности ситуации ошеломило Пейдж.
У нее нет с собой кредитных карточек. Нет шампуня, зубной пасты, тампонов, перечисляла она молча. Нет набора медикаментов, даже аспирина, а если ей когда-либо нужен был аспирин, то именно сейчас.
– Мисс Рандольф, вы сейчас нуждаетесь в ужине и хорошем сне. Утром все, без сомнения, будет выглядеть иначе.
Он посмеивается над ней, будь он проклят!
Она подарила ему сахариново-сладкую улыбку.
– Спасибо вам за ваши успокаивающие слова, доктор. Не могу даже передать, как вы меня успокоили. Вы так хорошо обращаетесь с больными.
В ее голосе звучала ирония.
Он покраснел, и теперь уже он готов был взорваться.
– Какого черта, чего вы от меня ожидаете, мадам? У вас нет никаких видимых повреждений, а что касается вашей мании, у меня нет должного оборудования, чтобы лечить ее. Больше я для вас ничего сделать не могу. Я человек занятой, и этот форт место не для вас. Вы можете переночевать здесь, но я дам поручение сержанту Камерону завтра утром препроводить вас в город Баттлфорд и помочь вам найти более подходящее место для жилья. Конечно, если вы будете контролировать себя, – продолжил он суровым тоном, – и не будете впадать в безумие.
Бог ты мой, он употребил слово "безумие". Этот термин был столь же древним, как и его стетоскоп. Пейдж встала и посмотрела ему прямо в глаза.
– Нет проблем, доктор, я буду хорошо себя вести. Я не представляю себе, чтобы меня опоили Бог знает какой опасной бурдой и потащили по вашему распоряжению в какой-нибудь примитивный сумасшедший дом.
Его рот сжался, но он промолчал. Он молча открыл перед ней дверь и провел ее по узкому коридору и по крутой и узкой лестнице. Наверху была другая дверь. Он вытащил из кармана связку ключей, открыл дверь и отступил в сторону, пропуская ее.
В комнате было темно, и Пейдж остановилась на пороге. Он прошел вперед и зажег свечу, поставив ее в подсвечнике на хрупкий столик, стоявший у стены.
В этом мерцающем полусвете Пейдж двинулась вперед, потрясенная тем, что увидела. Комната судя по всему использовалась под склад. В одном углу были свалены седла, в другом деревянные ящики. Повсюду валялись коробки и пакеты. Узкая незастеленная кровать с неаппетитным матрасом приютилась около единственного маленького окошечка, наглухо закрытого. Здесь было жарко и стоял затхлый, прокисший запах. В углах виднелась паутина.
Она с отвращением сморщила нос.
– Здесь дурно пахнет. Вы не можете ожидать, что я буду здесь спать.
– Дело в том, что из-за лихорадки форт перенаселен. Боюсь, что это единственная свободная комната. Прошу извинить меня за пыль. Я пришлю кого-нибудь со всем необходимым и едой.
– Где здесь ванная?
Он бросил на нее один из тех взглядов, с которыми она уже познакомилась, такой взгляд, словно ее совершенно естественные вопросы были оскорбительными.
– Я позабочусь, чтобы вам принесли таз и полотенца. А сейчас я должен извиниться.
Таз и полотенца были не совсем тем, что она имела в виду, но он уже закрыл за собой дверь. К ужасу своему она услышала, как повернулся в замке ключ – ее заперли.
Пейдж двумя прыжками достигла двери, пламя свечи опасно метнулось от вихря, поднятого ее длинной юбкой.
– Вы не можете так поступать со мной! – крикнула она. – Откройте дверь! Вы не можете запереть меня здесь как какое-то животное!
Она услышала, как его башмаки застучали вниз по лестнице, и принялась кричать во всю силу своих легких и бить кулаками по прочным доскам.
– Откройте дверь, не запирайте меня здесь, пожалуйста, не запирайте меня здесь…
– Мисс Рандольф. – Его раздраженный голос с легкостью перекрыл и грохот ее ударов, и ее крики. Должно быть, он вернулся, потому что оказался у самой двери по ту ее сторону. – Выслушайте меня. Форт полон мужчин – и индейцев, и белых, и большинство из них жаждут иметь женщину. У меня на руках множество жертв горной лихорадки. Я не собираюсь иметь дело еще и с такой лихорадкой, которой вы заразите остальных мужчин. Я не хочу, чтобы здесь был бунт. Эта дверь заперта ради вашей безопасности и моего спокойствия.
– Тогда по крайней мере дайте мне ключ, дьявол вас побери! Я с таким же успехом могу запереть дверь изнутри.
Наступило недолгое молчание, потом он сказал своим низким мягким голосом:
– Мисс Рандольф, в свете предположения сержанта Камерона о вашей профессии в сочетании с тем, что было на вас надето, когда он нашел вас, я полагаю, что будет безопаснее, чтобы ключ остался у меня.
Она никогда не рассматривала убийство как способ решения любых вопросов, но сейчас она была способна на убийство.
– Вы… жалкий, глупый идиот! Мне нужен туалет.
У нее заболело горло от крика.
– Я уже сказал, что вам принесут все необходимое, мисс Рандольф. Я собираюсь это сделать как только вы перестанете занимать мое время.
Нет ли намека на смех в его голосе? Не находит ли он все это развлекательным? Кровь застучала у нее в висках, перед глазами заплясали красные точки, и Пейдж подумала, не хватит ли ее удар от злости.
Его башмаки простучали вниз по лестнице, а она привалилась к двери. Бессильный гнев накатывал на нее волнами. Она простояла так несколько минут, голова упиралась в доски двери, все ее тело трепетало. Она всегда считала себя разумной женщиной и не могла припомнить, когда вот так теряла самообладание. Но она и никогда не оказывалась в столь странной ситуации, и это пугало ее.
Она прошла к кровати и присела – больше сидеть было не на чем. От матраса поднялось облако пыли.
Потом она снова встала и начала борьбу с толстыми ставнями на узких окнах, но открыть их не смогла.
Она оказалась арестанткой. За один короткий день она проделала путь от высоко уважаемого женщины-врача до такого состояния. Она попыталась логически проследить путь, который привел ее сюда, возвращаясь мысленно к тому моменту, когда она вступила в круг. Оставался невероятным тот факт, что потеряла сознание она в одном мире, а очнулась в другом, отстоящем на сто одиннадцать лет в прошлом.
Ей показалось, что прошло много времени, когда она вновь услышала стук башмаков, поднимающихся по лестнице. В замке повернули ключ, и в комнату вошел Болдуин с простынями, одеялами и полотенцами в руках. На одной руке у него висел зажженный фонарь, и этот сравнительно яркий свет сделал комнату повеселее.
Вслед за Болдуином в комнату ввалился бородатый седой старик с морщинистым лицом и озорными черными глазками. Он сильно хромал, одет был в черные потертые штаны, пропотевшую белую рубашку и жилет, такой узкий для его живота, что пуговицы, казалось, в любой момент могут отлететь. Опоясан он был ярко-красным шарфом, в руках нес кувшин, эмалированный таз и некий предмет с крышкой, в котором Пейдж распознала ночной горшок.
– Бонжур, мадам.
Он дружески кивнул ей, ухмыльнулся и доброжелательно подмигнул ей, устанавливая кувшин и таз на столе, где Болдуин уже поставил фонарь. Потом деликатно отнес ночной горшок в дальний угол за сваленными там седлами.
– Урман Леклерк, а это мисс Рандольф, – коротко представил их друг другу Болдуин. – Через полчаса Арман принесет вам обед. Я полагаю, что у вас есть все, что вам сейчас нужно.
Когда доктор входил в комнату, он только бросил на нее мимолетный взгляд, а теперь уже повернулся к двери, пропуская Армана впереди себя.
– Подождите, пожалуйста, подождите минутку. – Пейдж вскочила на ноги. – Вы можете хотя бы открыть это окно? Я задохнусь здесь, если не будет свежего воздуха.
Болдуин подошел к окну и снял запоры, державшие ставни, и распахнул окно. Снаружи было темно, но свежий холодный воздух ворвался в комнату, разгоняя пыльную духоту. Пейдж вздохнула с облегчением, почувствовав, что может наконец дышать.
Мужчины вышли, не сказав более ни одного слова, а Пейдж придвинула стол к двери. Она не хочет, чтобы они могли входить, когда захотят, сказала она себе.
Прежде всего она воспользовалась ночным горшком. Потом стянула с себя блузку, юбку и нижнее белье, вылила тепловатую воду из кувшина в таз и вымылась с головы до ног. Пальцами она расчесала волосы, жалея, что у нее нет с собой щетки. Снова облачившись в туалет Клары, она почувствовала себя освеженной и попробовала выбить пыль из матраса, прежде чем застелила домотканые простыни и грубые шерстяные одеяла.
Между бельем лежала длинная белая ночная рубашка ручной работы, выделанная из хлопчатобумажной материи так превосходно, что когда Пейдж погладила ее рукой, то ощутила, что та словно из шелка. Отлично сшитая, она была явно мужской по покрою, и Пейдж восхитилась такой выделке. Она приложила ее к себе и решила по тому, как подрублен подол, и по длине рукавов, что она, вероятно, принадлежит доктору Болдуину.
Она никогда раньше не встречала мужчину, который спит в ночной рубашке.
Она вдруг поняла, что задумалась над тем, кто же шил эту рубашку, и пришла к выводу, что у такого безусловно интересного мужчины, как доктор, есть, наверное, немало женщин, готовых исколоть себе все пальцы ради него.
Осторожный стук в дверь, сопровождающийся звуком отпираемого замка, известил о прибытии ее обеда. Пейдж отодвинула стол от двери и Арман Леклерк вручил ей поднос и поставил на стол кофейник, из носика которого выбивался пар.
– Приятного аппетита, мадам.
Пейдж вынуждена была улыбнуться. Ей приходилось слышать такое приветствие в дорогих ресторанах Ванкувера. Слышать же его здесь, в данных обстоятельствах, казалось верхом иронии.
– Спасибо, Арман. – Он ухмыльнулся ей, а она постаралась улыбнуться в ответ. – Ты француз? Из Квебека?
Он засмеялся, и этот безудержный смех было приятно слышать.
– Нет-нет. Я метис. Вы знаете, что такое метис?
История никогда не была ее сильным местом.
– Происходите от француза и индианки? – высказала она предположение.
Он кивнул, явно довольный ее ответом.
– Мы называем себя Вольными людьми. – Он хихикнул, словно это была шутка. – Теперь уже не такие вольные, потому что правительство отняло у нас нашу землю и наших бизонов.
– Ты живешь здесь, в форте, Арман?
Она мечтала о том моменте, когда ключ снова повернется в замке и она останется одна. Разговор с Арманом откладывал этот момент, во всяком случае на некоторое время.
Он выразительно пожал плечами.
– Моя лошадь, она упала на меня, когда я охотился. Доктор починил мои кости, так что я смог снова ходить, а иногда и ездить верхом. Потом тут началась лихорадка, и доктор весь день в хлопотах: очень много больных. Вот я и остался, чтобы помочь ему. Когда весна придет, я вернусь на мою ферму. – Он поколебался, потом подошел поближе к ней, нахмурив брови, его черные глаза горели любопытством. – Я невольно слышал, когда вы и доктор разговаривали. Вы ведь приехали издалека, мадам?
Пейдж подумала о календаре и кивнула, в ней снова поднялась волна страха.
– Да, очень издалека. – Она проглотила комок, застрявший у нее в горле. – Из… из другого времени.
Арман перекрестился.
– Это чудо? То, что оказались здесь?
Пейдж не знала, смеяться ей или плакать.
– Нет, скорее по случайности.
– Но вы ведь тоже доктор? Я слышал, как вы это сказали.
– Да. Я врач, специалист по женским делам. Я принимаю роды и помогаю женщинам, когда у них трудности.
– А мужчинам? Вы можете починить кости, как починил их мне доктор?
– Конечно, могу. Я хочу сказать, что я не ортопед, но, конечно, я могу вправить сломанную руку. Прежде чем специализироваться, я изучала общую медицину.
– Вот как. – Он посмотрел на нее с уважением.
– Арман, дьявол тебя побери, где чистые бинты, которые понадобятся доктору утром? – Мужской голос отдавался на лестнице и через открытую дверь.
– Мне нужно идти. А вы должны съесть ваш обед, раньше чем он остынет.
Арман вежливо поклонился и вышел. Пейдж заметила, что, уходя, он запер дверь. Ладно, достаточно для вежливого разговора за обедом.
Стула в комнате не было, так что она придвинула столик к кровати и уселась там, чтобы съесть обед. Пища оказалась простой, но многообразной: кусок жестковатого мяса, вареная картошка с подливкой, репа, большая порция маринада, толстый ломоть хлеба с маслом. Все это было сервировано на оловянном блюде с каемочкой. Были еще тарелка меньшего размера с большим куском пирога с черной смородиной и эмалированная кружка с кофе.
Пейдж не представляла себе, как она голодна. Она умяла значительную часть обеда и хорошую порцию пирога, закончив свою одинокую трапезу несколькими чашками горячего крепкого кофе. Кофеин никогда не мешал ей заснуть – на самом деле он производил на нее совершенно противоположное действие.
Лампа отбрасывала тени по углам, но ее мягкий свет был успокаивающим и теплым. К тому времени, когда Пейдж опустошила третью чашку кофе, она с трудом открывала глаза. Она не имела представления, сколько сейчас времени, однако приглушенные звуки мужских голосов и шаркающих ботинок внизу утихли, в окно она могла видеть звезды на небе.
Она снова придвинула стол к двери, разделась и натянула ночную рубашку. Рубашка ощущалась мягкой и приятной.
Немного поэкспериментировав, она выяснила, что, поворачивая рычажок у лампы, можно уменьшить огонь до того, что он только мерцает.
Интересно, вернется Арман за тарелками сегодня или оставит их здесь до утра? Потом она решила, что ей это абсолютно все равно. Она слишком устала, чтобы беспокоиться об этом.
Забравшись под простыню, Пейдж завернулась в одеяло и закрыла глаза.
Она окунулась в сон тут же, как в черную бездонную дыру.
– Мадам? Мадам, уже утро, просыпайтесь.
Веселый голос Армана, стук в дверь и скрип ключа в замке разбудили ее. Горькое разочарование вызвало у нее слезы на глазах, где-то в глубине сознания она верила, что проснется в спальне в доме своего брата, на своем месте и в своем времени.
Вместо этого в окно врывался свет и пение птицы, а на столе рядом с остатками пищи стояла лампа. Видимо, за ночь все горючее в ней сгорело.
Пейдж чувствовала себя так, словно руки и ноги у нее налиты свинцом, когда она попыталась двигаться, она испытывала вялость, даже сесть и то требовало усилий. Долгое путешествие по прерии, жара и пыль и тряска в этом проклятом фургоне сделали свое дело, так же, как и стресс, вызванный открытием, где и в каком времени она оказалась.
– Войдите, – хрипло произнесла она, хотя гораздо больше ей хотелось сказать: "Пошел прочь!"
Арман нес в одной руке кувшин с горячей водой, а в другой кофейник.
– Который час?
– Шесть, мадам, – проинформировал ее Арман.
Он пожелал ей доброго утра, собрал со стола тарелки, оставшиеся от вчерашнего обеда, и направился к двери.
– Сейчас принесу завтрак, – пообещал он ей с улыбкой.
Она вылезла из постели, как старуха, больная артритом. В тазу оставалась вода со вчерашнего вечера, она подошла к окну и выплеснула ее. Пусть будет хуже тому, кто, быть может, стоит там внизу.