– Смотри. Всем известно, что художник видит окружающее пространство немного не так, как все другие люди. Про это нам в детстве все уши прожужжали – "особый взгляд художника", "что он этим хотел сказать" и всякая остальная байда из учебников. Так вот, художник видит невозможную красоту, которую ты не замечаешь. Ну, стоит цветок в вазе, или там солнце восходит. Думаешь, делов-то. А художник эту невозможную красоту запечатлевает в своих бессмертных полотнах. И не просто красоту, а красоту в квадрате. В смысле, слегка действительность нашу приукрашивает. Ну, чтобы все посмотрели и непременно обалдели. Все смотрят и радуются. Действительность тоже смотрит сама на себя и удивляется. Мол, приврал парень, тут на самом деле на столешнице заусеница, вода вовсе не такая прозрачная и так далее. Смотрит, смотрит, но ей-то тоже эта новая красивая действительность больше нравится, чем старая с заусеницей. Поэтому действительность сама не замечает, как начинает к изображенной художником красоте подтягиваться. Мир становится лучше. Так что художник – это своего рода тоже творец, создатель прекрасного мира.
При этих словах Давыдовой у Светки Михайловой немного отвисла челюсть.
– Да! Давыдова, чего же это такое у тебя в голове копошится? Может, тебе к доктору сходить?
– Ага, мне к доктору, а тем, которые в автомобиле своем портреты всего святого семейства и Николая Чудотворца вешают, – тем куда? Они ж на полном серьезе в церковь как в магазин идут. Мол, я вот буду себя сегодня хорошо вести, бить поклоны, даже службу отстою, а ты мне пошли прухи несусветной и манны небесной, да побольше.
Михайлова рассмеялась и попросила у официантки еще бокал вина. Давыдова ей позавидовала. Сегодня за рулем была она и свой лимит спиртного в виде рюмки вина перед ужином уже исчерпала.
– Хорош пьянствовать и водителя искушать, – проворчала она и заказала себе еще кофе. – Я из-за этого кофе теперь всю ночь дежурить буду. Давай дальше про тетку рассказывай.
– Никакая она не тетка, а такая же примерная вдова вроде тебя. В самом соку! Так вот, пришла она в музей, уселась в зале Брюллова, а рядом с ней на лавочке пристроился мужичонка. Слово за слово, разговорились они. Оказалось, тот тоже любит в Русский музей ходить, когда ему не по себе. Только он не на Брюллова любуется, а на работы скульптора Аникушина.
– И что? Не иначе как поженились? – Давыдова засмеялась и чуть не вылила на себя кофе.
– А то! Мужичонка оказался музыкантом из Мариинского театра. И не какая-нибудь там шантрапа с барабаном, а чуть ли не первая скрипка!
– Врешь ты все, Мелкая!
– Ей-богу! – Светка перекрестилась, сунула палец в рот, чпокнула щекой и добавила: – Век воли не видать!
– Знаешь, ты, конечно, мастер волшебных историй, но я всю жизнь ждала своего принца мечты. И дождалась. А двух принцев у одной тетки быть не может!
– Это еще почему? – удивилась Михайлова.
– Не может быть, потому что не может быть никогда! Мечта-то одна, как к ней два принца приспособятся?
– А это уже не твоего ума дело. Это они там наверху как-нибудь без тебя решат. Без сопливых разберутся. А потом, с чего ты вдруг решила, что твой Гарик, царствие ему небесное, принц твоей мечты? Может быть, он просто похож на него. Ты с ним всего ничего и пожила-то вместе и не знаешь, что было бы дальше.
– Знаю. Все было бы хорошо.
– Не знаешь, и знать не можешь. Может, он бы тебя как-нибудь обидел, а ты бы ушла от него. Так что завязывай со своими перуанскими страданиями и живи, пожалуйста, на полную катушку. Будут еще и на твоей улице принцы. Я тебе обещаю!
Давыдова рассмеялась. Уж если Светка Михайлова чего-то обещала, то, будьте спокойны, так оно и будет.
Вы не поверите, но на следующий день Давыдова потеряла сережку, которую Гарик подарил ей незадолго до своей гибели, и почему-то сразу поняла, что эта дверь в коридоре ее судьбы захлопнулась навсегда. С этого момента питерская погода перестала зависеть от настроения Надежды Михайловны Давыдовой.
Гарик. Вариант второй
Когда чья-то сильная рука схватила ее за шкирку и выдернула из лужи, Давыдова почувствовала себя маленьким котенком, и это ощущение очень ей понравилось. Вот так бы все время кто-нибудь выдергивал ее из разных неприятностей. Но дела никому до ее неприятностей не было. Конечно, Боженька мог бы уже о ней и позаботиться, но Давыдова понимала, что Боженька далеко, заботиться обо всех не успевает и ей придется как-нибудь выпутываться самой. А тут – рраз! И ты уже не в луже. Давыдова подняла глаза. Перед ней стоял здоровенный детина и улыбался самой замечательной в мире улыбкой. Конечно, так вытащить ее из лужи мог только такой огромный дядька. Сама Давыдова со своими каблуками была никак не меньше метра девяносто, но этот дядька смотрел на нее сверху вниз и почесывал свою совершенно лысую голову под смешной клетчатой кепочкой.
– Мерси! – Давыдова сделала книксен.
– Хм… Позвольте представиться. Дядя Гарик. – Мужик снял кепочку и помахал ей в воздухе.
– Тетя Надя! – радостно ответила Давыдова.
– Ответ неверный. Вы тетя Нюся! – заметил мужик.
Давыдова удивилась. Нюся – это было ее тайное имя. Она точно знала, что внутри никакая не Надя, а самая настоящая Нюся. Так ее всегда звала бабушка, а иногда и папа. Шестопалову она тоже разрешала себя Нюсей называть.
– Откуда знаете? – поинтересовалась она на всякий случай.
– А я про вас все знаю.
– Следили?
– Как можно? Это внутреннее знание.
– Ну-ну. А что еще вы знаете своим внутренним знанием?
– Я знаю, что вам необходимы новые колготки и в химчистку.
Давыдова глянула вниз и расхохоталась. Ее белоснежное пальто было испачкано вдрызг, колготки зияли дырами, из которых торчали измазанные грязью колени. Да, папа был прав, в таком виде только на лимузине разъезжать.
– Что ж это вы так вырядились-то? Чай, у нас тут не Рио-де-Жанейро какой-нибудь, чтобы во всем белом разгуливать. У нас надо надевать нечто цвета хаки, желательно камуфляжного исполнения, тогда и в луже поваляться можно. А с вашими ногами и вовсе надо в бронетранспортере ездить.
– Почему?
– Ну, чтоб не покусился никто. Такие длинные. Я вот, например, таких никогда не видел.
– Это они из-за каблуков такими кажутся. Вы лучше обратите внимание на мои недюжинные мозги. Я деньги ими зарабатываю, а вовсе не ногами.
– Точно? Вот никогда бы не подумал, что с такими ногами еще и мозги комплектуются. Это какая-то шутка природы.
– Мне на работу пора. Вон вся фирма уже в окнах торчит. Можно сказать, своим падением сорвала предприятию производственный процесс.
– Да вы с вашими ногами там этот процесс регулярно срываете. Вот я уже точно сегодня работать больше не смогу. Вы во сколько заканчиваете?
– В шесть.
– Я вас до дому довезу, ладно?
– Отлично. Спасибо.
Дядя Гарик открыл перед Давыдовой офисную дверь, и она прошмыгнула туда, сияя как медный грош. В приемной ее ожидал Шестопалов и их общая секретарша Катя.
– Нюсь, ты чего по лужам с утра пораньше валяешься? – поинтересовался Шестопалов.
– Да вот вырядилась во все белое, понадеялась, что лужа меня не заметит. Зато видали, какого я принца в луже встретила?
– Видали! – заметила Екатерина, – только какой же это принц, если без коня. Принц должен на "мерседесе" ездить, а этот пешком ходит.
– Как бы он, спрашивается, на "мерседесе" Надежду Михайловну из лужи спас? Ничего-то ты, Катя, в принцах не смыслишь. Я вот тоже без "мерседеса", а чем не принц? – наставительно заявил Шестопалов.
– Вы, Игорь Александрович, настоящий принц. Даже без "мерседеса", а такие редко встречаются. Я ж про среднестатистического принца говорю.
– Нашей Надежде Михайловне среднестатистический не нужен. Она самого лучшего поджидает, не знаешь разве? Где у нас аптечка, надо бы первую помощь оказать, пока микробы не внедрились.
– Аптечка вот. – Катя достала из ящика стола автомобильную аптечку и протянула ее Шестопалову. – А самого лучшего принца можно всю жизнь прождать и не дождаться.
В это время раздался звонок от входной двери.
– Дождалась! – радостно заявила Давыдова. – Иди, Кать, дверь открой.
Давыдова уселась на диван в приемной, а Шестопалов начал обрабатывать ее коленки перекисью водорода.
– И правда дождались, Надежда Михайловна! – В дверях приемной появилась Катя с пачкой колготок. – Там принц ваш колготок вам принес. Ишь заботливый какой! Вот так. Одним – все, а другим – ничего!
Давыдова с улыбкой перебирала принесенные колготки, дорогие и качественные.
– Бессовестная ты, Екатерина! – резюмировал Шестопалов, заканчивая оказание первой помощи. – Сразу завидовать начинаешь! А ты сама в луже полежала? Пальто измазала? Колготки порвала? Коленки расшибла? Думаешь, так просто принца настоящего поймать?
Пристыженная Екатерина уселась за свой компьютер и начала ожесточенно барабанить по клавиатуре.
Вечером Катя заглянула в кабинет Давыдовой, чтобы попрощаться, а через несколько минут ее голова вновь возникла в дверях.
– Чего тебе? Ты ж ушла уже, – удивилась Давыдова. Она сама уже собиралась домой и натягивала сапоги.
– Там это, принц ваш примчался. "Вольво" у него, большой такой и черный. Этот конь получше, пожалуй, чем у нашего Игоря Александровича. Просил меня передать, что ждет вас.
– Бегу! – обрадовалась Давыдова и, на ходу натягивая пальто, поспешила за Екатериной.
Около офиса стоял большой черный автомобиль. При виде Давыдовой из него выскочил дядя Гарик и галантно открыл для Давыдовой дверь у пассажирского сиденья. В машине звучала совершенно замечательная песня "Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо, и всего только надо – поднять паруса!". Давыдова довольно плюхнулась в машину и назвала дяде Гарику адрес.
– Принято. – Дядя Гарик поднял руку в пионерском салюте. – Я вас, тетя Нюся, теперь буду каждый вечер с работы возить. С утра, к сожалению, занят, а вот вечером завсегда пожалуйста.
– Обратно мерси. Только мне не ясно, как на это посмотрит ваша супруга.
– Супруга… Супруга… – задумчиво забормотал дядя Гарик. – Какая супруга?
– У вас нет супруги?
– Есть, и не одна.
Брови Давыдовой поползли наверх.
– Бывшие. Три штуки, – засмеялся дядя Гарик. – Я, знаете ли, очень большой женолюб, однако при этом свободолюбив, как настоящая сволочь. Не люблю, когда меня кантуют. А тетеньки – существа в большинстве своем очень странные. Как выйдут из ЗАГСа, так сразу начинают дядек кантовать.
– Это как?
– Ну, в смысле: беги на левый борт, потом беги на правый борт. Подай тапки, привези лимонаду и так далее.
– Вы команду "сидеть" пропустили.
– Точно.
– Странно, я всегда думала, что так только родители с детьми поступают. Оказывается, и тетеньки тоже. Может, это они пока детей нет?
– Может быть. Но я как-то проверять не стал. А у вас дети есть?
– Есть. Сын Степан. Только не я им руковожу, а он мной. Я только слежу, чтоб он зубы почистить не забыл.
– Здорово. Дядя Степа, значит.
– Вот-вот. Вредный, надо сказать, дядька. Не любит, когда я после работы задерживаюсь. Страшно ругается.
– А муж?
– Вот интересно, вы у меня сначала про детей спросили, а потом про мужа. Это почему?
– Потому что муж, у которого жена с такими ногами одна по улицам шастает, не заслуживает большого внимания.
– Правильно. Поэтому у меня никакого мужа и нет. Я все ищу такого, который подобного безобразия не допустит.
– Ага! Значит, нам есть куда стремиться!
– Безусловно.
С этого дня так и повелось. Дядя Гарик возил Давыдову с работы домой. Иногда звал обедать. По всем праздникам дарил цветы, а иногда делал и другие подарки, типа дорогой косметики и духов. Но никогда не пытался даже поцеловать ее, не то что там всякие естественные для одиноких людей шуры-муры. Из этого Давыдова сделала вывод, что у него кто-то есть. И это стало ее раздражать. Она даже поделилась своими сомнениями с Шестопаловым.
– Игорь, ты мужчина и все про мужчин знаешь, – заявила она ему после окончания очередного рабочего совещания, когда они, по своему обыкновению, остались вдвоем посекретничать и выпить кофейку.
– Я мужчина. Это точно. Но все про мужчин может знать только доктор. А что?
– Вот скажи, может такое быть, чтобы здоровый мужчина ходил вокруг да около, но близко не подходил?
– Поясни, ты про что?
– Я про дядю Гарика. Он мне нравится. Очень. Я ему тоже очень нравлюсь. Это точно. Я такое всегда чувствую. Он вокруг меня вьется вот уже скоро полгода, но у нас с ним ничего не было! Ни-че-го! Это нормально?
– Нет.
– Вот и я так думаю. Как думаешь, у него есть другая женщина?
– Вполне возможно. А может быть, он болен и лечится.
– Венерическим заболеванием?
– Ну, может, и им. Только эти заболевания вряд ли по полгода лечат. Хотя кто его знает? Может, он просто стесняется?
– Ага! Три раза уже был женат, а тут вдруг застеснялся!
– Надь! Но ты себя-то с другими не равняй. Ты у нас богиня. К тебе так просто не подкатишься.
– Да брось ты! Я нормальная, как все.
– Но он-то этого не знает, вот политесы разные и разводит. Завоевывает твою благосклонность, так сказать.
– Ну и дурак тогда.
– Это точно.
Однако уже в следующую субботу дело сдвинулось с мертвой точки и дядя Гарик пригласил Надю со Степкой в кино. В кино он нежно взял ее за руку и так продержал целый фильм. Потом они поехали загород и ели шашлык в известном питерском месте под кодовым названием "У глухих". В первые перестроечные годы прямо на лужайке у приморского шоссе расположился ларек и несколько пластиковых столиков. В ларьке готовили самый вкусный шашлык на всем побережье Финского залива. Шашлык готовили глухие ребята, с тех пор и закрепилось в народе название "У глухих". Со временем ларек расширился и был перестроен в красивое кафе с огромной парковкой. Неизвестно было, сменились ли там хозяева, работают ли в кафе по-прежнему глухие, но народное название и вкусный шашлык остались без изменения. Только теперь шашлык подавали не на бумажных тарелочках с кетчупом, а на красивой посуде, да и меню с винной картой радовали своим ассортиментом.
Сытый и довольный Степка завел с дядей Гариком степенную беседу на темы ядерной физики и остался очень доволен его познаниями. Вечером Степан был отправлен в гости к любимой бабушке, а дядя Гарик наконец повез Давыдову к себе.
У Гарика оказалась большая квартира в новом доме в центре Петроградской стороны. Дом был облицован полированным мрамором, в подъезде сидела охрана, а машину Гарик хранил на подземной парковке. Давыдовой больше всего понравился лифт с большим зеркалом, прямо до пола. В лифте было такое интересное освещение, при котором Давыдова выглядела особенно хорошо. В огромной квартире у Гарика было идеально чисто, и она вся сверкала хромом и стеклом. В гардеробной комнате на специальных подставках стояли вычищенные ботинки, куртки висели в строгом порядке, а на полке аккуратно лежали разномастные кепки. Сапоги Давыдовой были тут же определены в чистку, и, пока Гарик приводил их в порядок, прежде чем поставить в гардеробную, она быстро обошла квартиру. Присутствием постоянной женщины не пахло, зато чистота везде царила просто хирургическая.
– Люблю порядок! – заявил Гарик. – И чувствую, что вы, тетя Нюся, воплощенный хаос.
– Вам к доктору, мужчина, пора. Вы маньяк чистоты и порядка, – сообщила ему Давыдова, разглядывая белоснежно-зеркальную ванную комнату.
– А вы любите носки, висящие на люстрах?
– Нет, это тоже маньячество. Все хорошо в меру. Чистота притягивает к себе грязь. Как мое белое пальто притянуло к себе лужу. К вам ходит домработница?
– Да, два раза в неделю.
– А где ее тапки?
– Да вы детектив в юбке! Ее тапки стоят на специальной полке вместе с остальной спецодеждой.
– А мне тапки дадите? Не люблю без тапок.
– Я тоже не люблю. – Гарик достал из какого-то ящика пластиковый мешок с новыми тапками и протянул тапки Давыдовой. Она надела тапки и отбила ими чечетку.
– Подходяще. Вам надо завести одноразовые. Чтоб потом раз – и утилизация.
– Прекратите издеваться. Я, можно сказать, серьезно готовился к вашему появлению. Сначала квартиру ремонтировал, потом ликвидировал последствия ремонта. Потом вот, тапки закупал. – С этими словами Гарик взял Давыдову за руку и притянул к себе. Он заглянул в ее глаза и поцеловал Давыдову так, как ее еще никто и никогда не целовал.
– Господи, как же я соскучился!
Они провели в кровати весь вечер, всю ночь, а потом и весь следующий день, вылезая только затем, чтобы чего-нибудь съесть из холодильника. К концу дня Давыдова поехала за Степкой, а Гарик отправился по каким-то своим важным делам. Он позвонил ей поздно вечером, когда Давыдова со Степкой уже вернулись домой.
– Тетя Нюся! Я тут вот что подумал. Давай-ка жить вместе! Чего кота за хвост тянуть?
– А Степка? – поинтересовалась Давыдова.
– А чего Степка? У меня квартира большая, места всем хватит. Поселим его в кабинете. Я даже знаю, куда будем его в угол ставить.
– Но ты понимаешь, что я, как воплощенный хаос, нарушу твой идеальный порядок.
– Немножко можно. Только немножко. Зато я уверен, что ты меня кантовать никогда не будешь.
– Это точно.
С понедельника они стали жить вместе.
Надо сказать, что жизнь Давыдовой с дядей Гариком очень даже удалась. Дяде Гарику нравилось все, что делала Давыдова, а Давыдова была в полном восторге от всех начинаний Гарика. Степка тоже вписался в эту компанию, правда не без некоторых шероховатостей. Сначала ему очень импонировало, когда его стали звать дядей Степой, но потом, когда он, по своей привычке руководить Давыдовой, вдруг попытался отруководить и Гариком, то был хорошенько отщелкан по носу.
– Дядя Степа! – сказал ему Гарик. – При всем моем к вам уважении, я твердо заявляю, что никому не позволю мною командовать. Более того, если некто продолжит беззастенчивым образом командовать своей матерью, то этот некто может получить и по лбу. Я в нашей семье главный, я – межгалактический генералиссимус, и только я могу давать здесь ценные указания. Но я, в отличие от вас, дядя Степа, веду себя скромно, своим положением пользуюсь редко и стараюсь не командовать, а советоваться с контингентом. Командовать будете в своей семье, когда ею обзаведетесь. Там и будете решать, куда вам ехать на своей машине. В гастроном, книжный или к любимой бабушке.
Степка после этого разговора полчаса ходил букой, а потом пришел к Гарику и, улыбаясь во весь рот, спросил:
– Господин межгалактический генералиссимус, не будете ли вы столь любезны отвезти меня завтра в школу на вашей замечательной черной машине?
– Ну, это же совсем другой разговор! – обрадовался Гарик. – Но с этим безобразием пора завязывать. Надо либо переводить ребенка в школу поближе, чтобы ходил сам, либо…
– Покупать ему персональную машину с водителем! – радостно закончил Степка.