- Сейди. Она единственная была дома. Все остальные девушки еще не вернулись.
- Где она сейчас?
- Наверху, в своей комнате. - Лили поджала губы.
- Насколько она плоха? - спросила Венеция, ощущая, как от нехорошего предчувствия сводит желудок.
Лили посмотрела на Линвуда, будто только заметила его в темноте, затем снова перевела взгляд на Венецию. Венеция почувствовала скрытый в этом взгляде вопрос и ощутила укол вины за то, что привела в это безопасное место чужака.
- Ему можно доверять.
Она внимательно посмотрела на Линвуда, чувствуя, что сказала правду. Сердце екнуло, и она поспешно повернулась к Лили.
Лили так вовсе не казалось, тем не менее она кивнула.
- Эти звери получили свое, не заплатив. Все четверо. Вы ведь понимаете, что я имею в виду?
Венеция побледнела.
- Ты послала за доктором?
Лили покачала головой:
- Сейди не хочет.
Венеция изо всех сил боролась с подступающей тошнотой и старалась стереть с лица выражение ужаса. Тут она почувствовала прикосновение Линвуда к своему плечу, одновременно успокаивающее и обнадеживающее.
- Идите к ней. А я все улажу здесь.
Она колебалась, не желая оставлять его в одиночестве и опасаясь того, что ждет ее наверху.
- Она нуждается в вас, Венеция, - произнес Линвуд.
Она кивнула, признавая его правоту, и, еще раз украдкой взглянув на Лили, выскользнула из комнаты.
Физические повреждения Сейди были незначительны, но шрамы, нанесенные ее душе, без сомнения, останутся на всю жизнь. Она заверила Венецию, что с ней все в порядке. Любая продающая свою любовь женщина рискует оказаться в подобной ситуации. Кошмар, которого страшится каждая из них. Даже невзирая на то, что для Сейди он обернулся пугающей реальностью, это ее не остановит, и в будущем она может снова вернуться к своему ремеслу. Единственное, что Венеция могла сделать, - поддерживать существование этого дома. Она оставалась с Сейди до тех пор, пока не раздался осторожный стук в дверь и на пороге не появилась Лили в сопровождении доктора.
- Ваш друг-джентльмен настоял на враче. И деньги ему заплатил тоже.
То было начало невероятно длинной ночи. Оглядываясь назад, Венеция понимала, что без поддержки Линвуда она не справилась бы. Они работали бок о бок с вернувшимися домой женщинами, подолы платьев которых были столь короткими, что виднелись нижние юбки из красной фланели. Они выметали битое стекло и прочий мусор, чинили все, что могли. Линвуд ненадолго отлучился, а когда вернулся, привел с собой бригаду плотников. Одному богу известно, где ему удалось раздобыть их в такой час. При свете фонарей они принялись латать парадную дверь и вставлять стекла.
Когда Венеция и Линвуд наконец покинули дом, уже светало, и чернильно-черное небо начало бледнеть. Улицы были пустынны, поэтому стук, производимый их экипажем, казался просто оглушительным.
Венеция посмотрела на Линвуда, сидящего напротив нее. Его жилет и рубашка были запачканы, рукав прекрасного темно-зеленого сюртука из-за переноски мебели порвался, сапоги поцарапались и запылились.
Венеция пребывала не в лучшем виде. Ее синее шелковое платье испачкалось и разъехалось по швам, поскольку она ползала в нем на коленях по полу. Ее волосы, лишившись половины шпилек, свободно рассыпались по плечам. Она гневно откинула их назад, чувствуя себя усталой и грязной из-за того, что случилось в приюте для падших женщин в Уайтчепеле.
- Как давно вы помогаете им? - спокойно, без тени осуждения в голосе поинтересовался Линвуд.
- Несколько лет, - ответила она, надеясь, что он не станет вдаваться в подробности. Она была так измотана, что сомневалась в своей способности скрывать правду. - Одна благотворительная организация предоставляет приют для женщин древнейшей профессии, пожелай они зарабатывать себе на жизнь иным способом. Здесь они и их дети могут оставаться сколь угодно долго.
- Такое дело стоит затраченных усилий.
- Рада, что вы меня понимаете. Многие, увы, нет.
- Как себя чувствует пострадавшая женщина?
Его голос слегка дрогнул, он переживал не меньше ее.
- Физические повреждения незначительны. Но кто знает, какие шрамы насилие оставит в ее душе? Она выживет. Женщины - существа сильные. Им по-другому нельзя.
- Возможно, не такие сильные, как им кажется, - мягко возразил Линвуд.
Венеция тут же поняла, что он имеет в виду вовсе не обитательниц Уайтчепела. Их взгляды встретились.
- Вот поэтому они так часто пускают пыль в глаза, - призналась она, грустно улыбаясь. - Спасибо за то, что сопровождали меня, и за все, что сделали.
- Всегда пожалуйста, Венеция. Рад, что позволили помочь.
Посмотрев ему прямо в глаза, она высказала то, что было на сердце:
- Вы не тот человек, которым вас считает весь Лондон.
- То же самое я могу сказать и про вас.
- Возможно, мы и в самом деле друг друга стоим, - повторила она слова, произнесенные лунной ночью на балконе.
Он протянул ей руку, и она, сжав его пальцы, пересела на сиденье рядом с ним. Ехать, держа его за руку, казалось совершенно правильным и успокаивающим после всех невзгод, пережитых этой ночью, а также и вновь всплывших в памяти давних воспоминаний.
- Мне страшно за этих женщин. - Невидящим взором глядя на противоположную стенку экипажа, Венеция заново переживала аналогичную сцену из ее прошлого. - Негодяи, совершившие это, скорее всего, были наняты хозяином одного из домов терпимости, где прежде работали эти женщины.
- В таком случае велика вероятность, что магистраты с Боу-стрит отыщут их.
Венеция лишь покачала головой:
- Констебли ничего не станут предпринимать. Не в первый раз уже возникают подобные трудности, хотя такого ужаса, как сегодня, еще не было. Закон не охраняет проституток. - В ее голосе послышалась горечь, которую она, будучи слишком усталой, даже не пыталась замаскировать. - Простите меня, я вовсе не собиралась читать вам нотации. - Она откинулась на спинку сиденья. - Боюсь, для вежливости я слишком измотана.
Он нежно обнял ее за плечи:
- Изнасилование - страшное преступление. Мерзавцы, его совершившие, будут найдены и наказаны, Венеция. Я уверен, что в данном конкретном случае магистраты с Боу-стрит внимательнее отнесутся к своим обязанностям.
Венеция была слишком усталой, чтобы понять истинный смысл его слов. Ее голова отяжелела, отказываясь соображать. Линвуд казался ей сильным, теплым и безопасным, и она прислонилась к нему, радуясь, что он искренне обеспокоен как судьбой бедной поруганной женщины, так и ее собственной.
- Боюсь, вы заблуждаетесь, хотя всем сердцем хочу, чтобы вы оказались правы.
- Правосудие восторжествует, Венеция.
- В самом деле?
Его слова имели горько-сладкий привкус. Правосудие для павших женщин. И для Ротерхема. Об этом сейчас думать совсем не хотелось. Переплетя пальцы с пальцами Линвуда, она положила голову ему на плечо и, запретив себе думать о чем-либо, просто наслаждалась его обществом, покачиваясь в экипаже, катящемся по спящим улицам Лондона.
Венеция легла в постель, как только приехала домой, но ее сон был тревожен. Ей снился Линвуд.
Во сне она стояла в своей спальне. Судя по льющемуся из окон холодному свету, был белый день, но она тем не менее была облачена в свое новое вечернее платье из черного шелка, которое приберегала для особых случаев и которое наверняка вызвало бы нешуточный скандал. Но такая огласка пойдет на пользу и ей, и ее театру. Ее волосы были собраны в высокую прическу с несколькими выпущенными прядями, красиво обрамляющими лицо и ниспадающими на шею. Она смотрела на мужчину, сидящего у нее на кровати, полностью одетого во все черное, будто они заранее договорились о соответствии нарядов. Он хранил молчание, его черные глаза сверкали от страсти и невысказанных секретов.
- Вы хотите меня? - спросила она низким, томным голосом, напряженно ожидая ответа, который по какой-то причине представлялся для нее чрезвычайно важным.
Линвуд не произнес ни слова. Ему не нужно было этого делать, ответ она прочла в его взгляде, в его напряженном теле, в окружающем воздухе, которого вдруг стало так мало, что было нечем дышать.
Венеция перевела взгляд на пистолет, который держала в руке, старомодный дуэльный пистолет, совсем как у ее отца. Он казался ей невероятно большим и тяжелым, но при этом рука не дрожала, направляя оружие в цель, в грудь Линвуду. Она снова воззрилась ему в лицо.
Линвуд не посмотрел на пистолет даже тогда, когда она взвела курок, приготовившись стрелять.
- Линвуд. - Она произнесла его имя громко и отчетливо и зашагала к нему. - Линвуд, - повторила она мягче, как изысканную ласку.
Она подошла к нему вплотную, уперев дуло пистолета прямо в белоснежную льняную рубашку, под которой скрывалось сердце. Венеция содрогнулась, казалось, она слышит его биение.
Он прошептал только: "Венеция", после чего подался вперед и прильнул губами к ее губам. Этот поцелуй все изменил. Пистолет был забыт. Линвуд все изменил. Он целовал ее, она льнула к нему, подчиняясь чувству, зреющему в ней с самого первого дня. Он обхватил ее груди, бедра, разрушая существующие между ними преграды, прикасался к ней так, как ни один мужчина. Он целовал ее и ласкал до тех пор, пока она не прекратила сопротивление. Сняв друг с друга одежду, они упали на кровать в едином крепком объятии. Ее лоно пульсировало от желания. Она раздвинула ноги, открывшись ему, нуждаясь в нем и в том, что мог дать ей только он один.
- Да, - прошептала Венеция, долгие годы отвечавшая неизменное "нет".
Она встретила темно-пронзительный, обжигающий взгляд Линвуда, когда он склонялся над ней, касаясь лона кончиком своего члена, поддразнивая и оттягивая момент окончательного слияния.
- Френсис. - Она чуть слышно позвала его по имени, показывая тем самым, кто они друг другу. - Френсис! - вскричала она изо всех сил, сгорая от желания и нетерпения, чтобы он поскорее вошел в нее, сделал своей.
Вздрогнув, Венеция пробудилась ото сна. Сердце бешено колотилось в груди, кровь неистово неслась по жилам. Она прерывисто дышала, в тишине спальни звук казался оглушительно громким. Сон, от которого она не вполне оправилась, казался столь реальным, что она огляделась по сторонам в поисках Линвуда. Но никого не обнаружила в спальне, залитой серебристым лунным светом.
Камин давно погас, и ее дыхание облачкам и вырывалось в холодном воздухе. Лежа под одеялом, Венеция дрожала, но вовсе не от озноба. Напротив, тело сжигал огонь желания, соски под грубой тканью ночной сорочки набухли, между ног полыхало пламя. Лоно трепетало и томилось, моля о прикосновении мужчины с красивым, серьезным, опасным лицом и черными глазами, способными проникнуть прямо в душу.
Скользнув рукой между ног, она дотронулась до увлажнившейся промежности.
- Френсис, - прошептала она, удивляясь быстрой и неожиданной реакции собственного тела.
Изогнувшись, громко вскрикнула, захваченная мощным взрывом эмоций, унесшим ее далеко за пределы одинокой спальни на вершины, о существовании которых она и не помышляла.
Она медленно спускалась с небес на землю. Туман страсти рассеялся, оставив лишь холодное, четкое осознание действительности. Венеция перекатилась на бок, обхватив себя, испытывая вину и стыд и ощущая еще большее одиночество, чем прежде. Из-за того, что происходило между ней и Линвудом, границы между притворством и реальностью оказались стерты, и она уже не могла ответить, где кончается игра и начинается правда. Узнав его ближе, она поняла, что он совсем не такой, каким кажется. Ей хотелось раскрыть ему все свои тщательно скрываемые годами тайны, подарить свое тело и уважение, а также то, что чрезвычайно напоминало любовь.
Этого Венеция никак не могла допустить.
Следующий день не задался с самого утра. Венеция проспала, а когда все же поднялась с постели, чувствовала головную боль, усталость и вялость - следствие продолжительного ночного бодрствования. Одеваясь, она случайно наступила на подол платья и разорвала его, потом узнала, что в доме возникли проблемы с кухонной плитой. Значит, кухарка не сумела согреть воды, не говоря уже о том, чтобы что-то приготовить. Помимо всего прочего, Венеции никак не удавалось отыскать листы с текстом ее роли. На этом беды не закончились. Одна из лошадей захромала, пришлось договариваться о визите ветеринара, после чего спешно ловить наемный экипаж, чтобы ехать в театр.
Она опоздала. Мистер Кембл пребывал в мрачном расположении духа, вся труппа ждала только ее. Она с трудом запоминала свои слова, и ситуация ухудшилась еще больше, когда она заметила вертлявого человечка, разговаривающего с мистером Кемблом. Что-то в его манере держаться выдавало его официальный статус. Венеция догадалась о том, что человек магистрат с Боу-стрит, еще до того, как он достал из внутреннего кармана пиджака темную дубинку, подтверждающую его статус. От нехорошего предчувствия Венецию будто обдало зимним ветром, дующим с кладбища.
- Мисс Фокс, с вами желает переговорить один джентльмен с Боу-стрит. Уделите ему минутку.
Рабочий сцены говорил достаточно тихо, но Венеция не могла не понимать, что этот визит разожжет любопытство всей труппы.
- Проводите его в мою гримерную.
Она не могла думать ни о чем ином, кроме как о том, что Линвуда схватили и обвинили в убийстве. Ее сердце, казалось, билось прямо в горле, голос сделался слишком высоким. Она так нервничала, что почувствовала дурноту. Стараясь не смотреть на магистрата, громко произносила свои слова и кое-как отыграла до конца сцену, показавшуюся ей чрезвычайно длинной. Потом направилась в гримерную.
Мужчина ожидал в коридоре, опершись о стену.
- Мистер Коллинз из отделения на Боу-стрит, - представился он, делая шаг вперед и демонстрируя свою дубинку. - Я хотел бы переговорить с вами, мисс Фокс.
- Разумеется.
Она пригласила его в гримерную и дождалась, когда он закроет за собой дверь.
- Чем могу быть полезной, офицер?
Она не стала присаживаться, лишь оперлась о трюмо.
- Нет-нет, мисс Фокс. - Человечек покачал головой и покраснел. - Ничего подобного. Я пришел с хорошими новостями. Мы раскрыли одно из горячих дел, о котором вам будет небезынтересно узнать. Отделение настаивает на соблюдении строжайшей секретности, - он посмотрел на нее восхищенным взглядом, - принимая во внимание вашу вовлеченность в это дело.
Что-то, подозрительно напоминающее страх, зашевелилось у Венеции в животе. Она крепче схватилась за край трюмо и, изогнув губы в холодной улыбке, воззрилась на человечка с совершенно невозмутимым видом, не выдающим истинных чувств. Ждала, когда он снова заговорит.
- Мы схватили их.
Кровь с шумом прилила ей к голове, так что она едва расслышала последнее слово. Их.
- Все четверо надежно упрятаны в камере на Боу-стрит.
- Все четверо, - повторила она и тут осознала, что речь идет вовсе не о Линвуде.
- Они больше не побеспокоят ни единой женщины в Уайтчепеле. Ваша благотворительная организация может безбоязненно продолжать работу, мисс Фокс.
От облегчения у нее едва не закружилась голова. Она опустилась на стул, не в силах совладать с мыслями.
- Как вам удалось поймать их так быстро?
- Это очень странно, мисс. Я пятнадцать лет на службе, но ничего подобного не встречал. У всех четверых вдруг проснулась совесть, они явились в отделение с поличным и чистосердечно во всем признались. Поэтому их жертве, - тут он сверился со своими записями, - некоей мисс Сейди Смит, нет нужды являться на судебное разбирательство, давать показания.
- В самом деле, новости замечательные, мистер Коллинз.
- И не нужно предавать огласке вашу благотворительную работу.
- Еще лучше. - Она улыбнулась. - Благодарю вас за визит.
Улыбнувшись в ответ и поклонившись на прощание, он вышел, закрыв за собой дверь.
Венеция даже не попыталась встать со стула. В звуке тяжелых шагов удаляющегося по коридору магистрата ей слышался отголосок слов Линвуда. "Мерзавцы будут найдены и наказаны, Венеция. Я уверен, что в этом конкретном случае магистраты с Боу-стрит внимательнее отнесутся к своим обязанностям". Оставалось только гадать, насколько далеко простирается власть Линвуда и как он может повлиять на раскрытие преступления в ту или иную сторону. Для нее это стало напоминанием о том, на что он способен, и это пугаю. Не меньше испугали ее и собственные чувства, когда она считала, что его арестовали. Глядя в зеркало, она ощутила, как кровь стынет в жилах. Игра оказалась куда более опасной, чем она думала. Необходимо некоторое время провести вдали от Линвуда, обо всем хорошенько подумать и собраться с силами. Он по-прежнему остается убийцей Ротерхема, и ей нужно заставить его ответить за это деяние.
Глава 10
На протяжении трех дней после встречи с мистером Коллинзом Венеция намеренно избегала Линвуда, укрепляла моральный дух и разбиралась в чувствах, которые она к нему испытывает.
Совершая покупки однажды днем, она заметила идущих по противоположной стороне улицы двух женщин, которых тут же узнала. Одетая в строгий пурпур матрона - леди Мисборн, мать Линвуда, а молодая белокурая женщина - должно быть, сестра, леди Мэриэнн, которая совсем недавно стала миссис Найт. Ее замужество носило довольно скандальный характер.
Венеция всматривалась в женщин, которые, невзирая на различия, определенно были матерью и дочерью. Старшая, более высокая, располнела с годами, но по-прежнему была окружена ореолом превосходства и снобизма. Черты ее лица расплылись, очевидно, из-за какой-то болезни. Леди Мэриэнн была ниже матери. Джентльмены назвали бы ее крошечным бриллиантом. Женщины были поглощены разговором. Леди Мисборн снисходительно улыбалась тому, что говорила дочь.
Венеция безошибочно угадала момент, когда они ее заметили. Выражение лица леди Мисборн застыло от ужаса, но она тут же справилась с собой и отдала дочери краткий приказ:
- Отвернись, Мэриэнн. Немедленно. Нечего показывать этой женщине, что мы ее видим.
Венеция поняла, что им известно не только кто она такая, но также о ее связи с Линвудом.
Леди Мэриэнн не послушалась матери и не отвела взгляда. В отличие от Линвуда она была белокурой, миниатюрной и очень хорошенькой. Только глаза столь же черны, как у брата. В ее взгляде не было осуждения, лишь любопытство оценщика.
- Мэриэнн! - негодующе воскликнула леди Мисборн.
Но леди Мэриэнн слова матери нисколько не взволновали. Посмотрев Венеции прямо в глаза, она отвернулась и продолжила путь тем же неспешным шагом, не обращая внимания на увещевания матери.