- Мое представление?
- Я привел мать и сестру с мужем посмотреть на вашу игру.
Она закрыла глаза и улыбнулась. Линвуд заметил, что напряжение, сковавшее было ее лицо, сменилось облегчением. Ему стало интересно, с чем связана такая реакция. Быстро совладав с собой, она снова открыла глаза.
- Я видела вас в ложе вашего отца. Понравилась ли пьеса вашим матушке и сестре?
- Чрезвычайно.
- А отец вас не сопровождал?
- Нет. - Он не снисходил до этого.
Легкий ветерок поигрывал мехом ее шапки, заставляя его мягко трепетать. Остаток прогулки они изредка отпускали ничего не значащие замечания, но преимущественно молчали, и это их совершенно не тяготило. Прежде Линвуду не приходилось встречать женщины, которая не попыталась нарушить затянувшуюся тишину. Наконец ландо подкатило к северо-восточному выходу под названием Камберленд-Гейт. Венеция, любовавшаяся листвой деревьев и голубизной неба, глубоко вздохнула.
- Какой прекрасный день, - пробормотала она как бы про себя. - Я же зачастую вижу лишь вечера и ночи. - Тут она повернулась к Линвуду и одарила его ослепительной улыбкой. - Благодарю за приглашение.
- Всегда пожалуйста. Не хотите ли выпить горячего шоколада у Гантера? - предложил он, когда они выехали за пределы парка. Он готов был на что угодно, лишь бы подольше побыть в ее обществе.
- А вы и правда выведали обо всех моих слабостях, лорд Линвуд, - снова улыбнулась она.
Экипаж свернул на Парк-Лейн, где перед ними открылся вид, от которого солнечный день тут же померк перед глазами.
На углу перевернулась тележка продавца овощей и фруктов, повсюду рассыпались красные и зеленые яблоки. Стайка детей налетела на них и тут же расхватала, весело перекрикиваясь и переругиваясь. Из-за этого происшествия ландо Линвуда совершило вынужденную остановку у дома, где он меньше всего хотел бы находиться, - у пепелища, зияющего в ряду сложенных из портлендского камня городских домов.
Венеция всматривалась в обуглившиеся останки жилища, гадая, не является ли перевернувшаяся тележка делом рук Роберта, вознамерившегося остановить экипаж на этом самом месте.
- Дом герцога Ротерхема, - негромко произнесла она, чувствуя, как испарилось дружеское расположение, еще минуту назад царившее между ними, напомнив, что в действительности она всего лишь притворяется, чтобы достичь желанной цели.
Линвуд не произнес ни слова, но она, даже не глядя, почувствовала произошедшую в нем перемену настроения. Или, возможно, изменилась она сама.
- Похоже, поджог, - наигранно легкомысленным тоном, будто лишь для поддержания разговора, заметила она.
- Вот как? - скованно отозвался Линвуд.
- Полагаю, кто-то сильно ненавидел Ротерхема.
- Возможно.
Выражение лица было замкнутым и отстраненным, будто данная тема его совершенно не интересовала.
Повернувшись к Линвуду, Венеция внимательно посмотрела ему в глаза:
- Вы его знали?
- Совсем немного. Мой отец в молодости вел с ним дела. - Его глаза сверкнули. - А вы?
Подобный вопрос застал ее врасплох.
- Поверхностно. - Она не солгала. - Он покровительствовал театру.
В действительности для нее Ротерхем значил гораздо больше.
- Каково ваше мнение об этом человеке?
Она тщательно обдумала ответ.
- Высокомерный, педантичный человек, любил, чтобы ему повиновались. Во многих аспектах проявлял жестокость и вел себя заносчиво, как любой богатый человек, обладающий властью. При этом не имел обыкновения уклоняться от исполнения долга.
- Долга? - иронично усмехнулся Линвуд.
- Он во всем был человеком слова, - продолжала Венеция. Да, Ротерхем ей не нравился, но она будет защищать его до конца.
- Вот уж точно, - натянуто согласился Линвуд, имея в виду какой-то конкретный случай из прошлого. - Похоже, ваше знакомство было не таким уж поверхностным.
У нее екнуло сердце. Миновало несколько мучительно долгих секунд, прежде чем она сумела ответить.
- Едва ли. - Она пыталась замаскировать страх за безразличным тоном.
Она уверяла себя, что Линвуд ничего не знает. Едва ли вообще кому-либо что-то об этом известно. Помнила, что нужно разыгрывать свою роль предельно осторожно.
- Он вам нравился? - поинтересовался Линвуд.
- Нет. - И это было правдой. - Я пыталась внушить себе любовь к нему, но не смогла.
Линвуд внимательно всматривался в ее глаза, она готова была поклясться, что слышит биение собственного сердца и ощущает, как по коже бегают мурашки. Игра становилась все более напряженной.
- А вы?
Он покачал головой:
- Сомневаюсь, что найдется хоть один человек, утверждающий обратное.
Венеция снова посмотрела на останки дома с торчащими обугленными балками и закопченными стенами.
- Но даже в этом случае спалить дом дотла… - Глядя на пепелище некогда величественного особняка, она продолжала задавать вопросы. - Зачем кому-то понадобилось это делать?
Он пожал плечами:
- Уверен, у этих людей имелись на то причины.
- Неужели найдется человек, заслуживающий такой ненависти и крайнего отвращения?
- Некоторые люди заслуживают гораздо большего, - произнес Линвуд. Взгляд его при этих словах потемнел и стал более холодным.
- Быть убитыми, например? - чуть слышно молвила Венеция, удивленно вскидывая брови.
- Несомненно.
Она сглотнула, шокированная его откровенностью. Казалось, в воздухе повеяло холодом. Налетевший порыв ветра взметнул тонкий шелковый подол ее платья и мантилью.
- Он мертв, - сказала она.
- Да, - согласился Линвуд без сожаления.
Они посмотрели друг на друга, забыв о царящей вокруг кутерьме из-за рассыпанных яблок.
- Негоже плохо отзываться о мертвых, - предупредила она.
Линвуда это обстоятельство, похоже, ничуть не беспокоило.
- Сомневаюсь, что даже Ротерхему удастся восстать из ада, чтобы преследовать нас.
- Вы так уверены, что он попал именно в преисподнюю?
- Да.
- А тот, кто отправил его туда? Что станет с этим человеком?
От его смелости и ее собственной сердце Венеции забилось быстрее. Откровенность беседы навевала мысли об интимных разговорах между любовниками. Она боялась, что он догадался об игре, которую она ведет, боялась услышать его ответ, боялась охватившего обоих желания.
Линвуд пристально всматривался в нее. Венеция не в силах была отвести взгляд, чувствуя, что напряжение между ними достигло небывалого накала.
Он склонился к ней, для того, чтобы поцеловать или прошептать ответ, она не знала, но все равно потянулась ему навстречу.
Тут его возничий прокричал, что дорога свободна, разрушив тем самым заклинание, настигшее их посреди оживленной улицы. Венеция никак не могла этому помешать. Покачиваясь, ландо продолжило путь.
Венеция задумалась, что сделала бы, если бы Линвуд признал свою вину или поцеловал ее на глазах у всех белым днем. Эта мысль заставила содрогнуться.
- Вам холодно.
От его внимания ничего не ускользало.
- Немного, - призналась она, чувствуя, что продрогла до костей.
Вынув из-под сиденья дорожный плед, он накинул ей его на колени.
- Вы не станете возражать, если мы перенесем визит к Гантеру на другой день, милорд?
- Как пожелаете.
Повисло неловкое молчание.
- Я шокировал вас прямолинейными разговорами, - наконец произнес он.
- Я не из тех женщин, кого легко шокировать.
В действительности она поразилась, как сильно Линвуд ненавидит Ротерхема и тому, какие чувства он в ней всколыхнул. Пришлось призвать на помощь актерское мастерство, чтобы не подать виду и сохранять привычный невозмутимый вид. На сиденье рядом с Линвудом лежала трость. Изумрудные волчьи глаза были устремлены прямо на нее, казалось, они проникают в самую ее суть. Она отвернулась, запрещая себе воображать небылицы.
- Вы работаете сегодня вечером?
- Да.
- А завтра?
- Тоже.
Молчание.
- У меня свободен вечер воскресенья, - подсказала Венеция.
- А у меня, напротив, занят. И это не та встреча, которую можно перенести или проигнорировать.
- Как это, должно быть, прискорбно для вас, - сухо заметила она.
Он улыбнулся.
- Мы могли бы отправиться пить чай к Гантеру в пятницу.
- Могли бы, - ответила она тоном, по которому нельзя было понять, согласна она или нет.
Ландо остановилось перед ее домом. Линвуд вышел первым и протянул ей руку, помогая спуститься по ступеням. Даже через кожаные перчатки Венеция ощутила тепло его пальцев. Он задержал ее ладонь в своей на мгновение дольше положенного.
Венеция посмотрела ему прямо в глаза и увидела, что они в действительности не темно-карие, как она изначально считала, а черные. Такой цвет может быть только у Линвуда и… у самого дьявола.
- В два часа, - сказала она, потупившись, и зашагала к двери, уже распахнутой для нее.
Ни разу не оглянувшись, Венеция вошла в дом. Альберт закрыл за ней дверь. Она прошла сразу в спальню, снимая на ходу перчатки, и осторожно выглянула в окно. Линвуд уже сел в ландо, но еще не уехал.
Даже с такого расстояния она чувствовала исходящие от него опасность и притягательность. Будто почувствовав, что она смотрит на него, Линвуд поднял голову, глядя прямо на ее окно, и, хотя не мог ее видеть, взгляды их встретились. У Венеции екнуло сердце. Она задерживала дыхание до тех пор, пока он не отдал приказ трогаться и не уехал.
Она смотрела вслед ландо и сидящей в нем темной фигуре до тех пор, пока те совсем не скрылись из вида, гадая, сколь много она рассказала Линвуду, действуя против своего обыкновения утаивать правду. Эта игра не была похожа ни на одну из тех, в какие ей доводилось играть прежде. Ставки были высоки, приходилось показывать истинную сущность вопреки обыкновению этого не делать. Но иногда так следовало поступить, чтобы усыпить бдительность противника. Какая, в самом деле, опасная игра! Венеция понимала, что ей просто необходимо выйти победительницей.
В ту ночь Линвуду снились обугленные останки дома Ротерхема и пожар, превративший величественный особняк в черный скелет. Пламя, озарявшее ночное небо Лондона, было видно за несколько миль, а угли впоследствии тлели еще целую неделю. Ночной кошмар мучил его довольно часто, но на этот раз все было по-другому, и стоящая у окна темная фигура, которую он всегда считал Ротерхемом, колебалась и трансформировалась в золотом сиянии пламени. Линвуд всматривался в нее слезящимися от дыма и жара глазами, отчаянно желая увидеть, как Ротерхем сгорает заживо. Однако у окна стоял не герцог, а женщина с черными волосами и тонкой белой шеей, женщина, чьи губы так часто поддразнивали его легкой соблазнительной улыбкой, а светло-серые глаза лишь слегка намекали на внутреннюю сущность. Венеция Фокс.
Она стояла у окна тихо и неподвижно, будто смирившись с постигшей ее участью, но во взгляде читался страх. Линвуд устремлялся к ней, желая спасти, и бежал так быстро, что легкие начинало саднить от копоти, а во рту и на губах появлялся медный привкус крови. Но было слишком поздно, пламя разгоралось на его глазах, поглощая все вокруг себя, и Линвуд с ужасающей ясностью понимал, что погубил Венецию. В его душе поднимались гнев, тревога и чувство потери, от которых невозможно было избавиться.
Содрогнувшись, он пробудился ото сна. Ноги запутались в одеяле и простыне, на коже выступили капельки пота, хотя в комнате было довольно холодно. Он тяжело дышал, внутренности сводило от предчувствия беды. Откинув одеяло в сторону, он встал с постели, подойдя к окну, раздвинул шторы и стал всматриваться в темную улицу. Фонари погасли, луна давно пропала. Линвуд смотрел до тех пор, пока не успокоилось бешеное сердцебиение и не высох пот на коже. Венеция появилась в его ночном кошмаре, без сомнения, после остановки возле обугленного дома Ротерхема и последовавшего за этим разговора. Он решил, что ее интерес к Ротерхему вполне естествен, но лучше от этого не стало. Обратно в постель Линвуд не вернулся. Вместо этого достал бутылку бренди, плеснул себе порцию и стал пить, наблюдая за тем, как на небе занимается рассвет.
Следующим вечером по окончании представления в гримерную Венеции доставили целые охапки цветов. Тут был огромный букет трепетных лилий с оранжевыми сердцевинами, распространяющий по комнате тяжелый аромат. К ним прилагалась записка с многоречивым любовным стихотворением от Девлина. Венеции было отлично известно, что ему нет дела до любви, только физические отношения, и он считает, что может купить ее. Она отложила записку, не читая стихов. Помимо лилий доставили четыре букета роз и один хризантем, все от разных поклонников. Среди цветов была и одна-единственная ветка с маленькими кремовыми цветочками, почти не видными за большими зелеными листьями. На карточке стояла всего одна буква - Л. Эти цветы выделялись среди прочих, потому что не были ни кричаще-красивыми, ни яркими. Склонившись, Венеция вдохнула тонкий аромат, и тут ее осенило.
- Судя по твоей улыбке, цветы от Линвуда, - заметила Элис.
- Так и есть.
- Не очень-то они подходят для соблазнения женщины.
- Совсем наоборот, - негромко ответила Венеция.
На лице Элис отразилось недоверие.
- Что же это за цветы такие?
- Это испанское апельсиновое дерево.
Венеция передала ветку подруге. Элис с опаской принюхалась.
- Да это же твой запах! - воскликнула она.
- Из этих цветов изготовлены мои духи.
- Признаю, Линвуд умен.
Венеция надеялась, что он окажется недостаточно проницательным, чтобы рассмотреть ее истинную сущность. Вдыхая тонкий аромат, она почувствовала тревогу.
В тот вечер Линвуд не пришел в зеленую комнату, за что Венеция была ему очень благодарна. Она знала, что ее будет ждать Роберт. Понимала она и то, что игра с Линвудом приняла неожиданный оборот.
Она задержалась у небольшой дверки, ведущей со сцены прямо на улицу, всматриваясь в ночную темноту в поисках сводного брата.
- Венеция, я здесь, - сдавленно прошипел он.
- Роберт.
Он сел в экипаж следом за ней. Дверца со стуком закрылась, и они тронулись.
Экипаж давно уже растворился в ночи, когда от каменного фасада дома со стороны Харт-стрит, на которую можно попасть с черного хода театра Ковент-Гарден, отделилась тень. Помедлив мгновение, фигура бесшумно двинулась в сторону оживленной Боу-стрит. Никто не заметил человека, у которого, как казалось безлунной ночью, вовсе не было лица. Дойдя до Боу-стрит, он затерялся в людской толпе. В свете уличных фонарей на набалдашнике трости сверкнули два зеленых огонька.
Глава 6
- Как хорошо, что ты решил прокатиться с утра верхом, Линвуд, - с улыбкой заметил Рейзби. Их лошади неспешно скакали по Гайд-парку. - Говорил же я, тебе не помешает забыться.
- Ты и понятия не имеешь, в какой степени, - цинично ухмыльнулся Линвуд.
- Как ты находишь загадочную мисс Фокс?
- Загадочной. - Линвуд вспомнил о том, как дожидался ее по окончании пьесы во тьме Харт-стрит, чтобы удивить, но, как оказалось, удивила его она, тайно встретившись с незаконнорожденным сынком Ротерхема Робертом Клэндоном. Интересно, что их связывает? Неужели Венеция - любовница Клэндона и одновременно ведет какую-то игру с ним, с Линвудом?
Скорее всего, дело тут в чем-то более дерзком и опасном, принимая во внимание ее повышенный интерес к Ротерхему. Как бы то ни было, Линвуд вознамерился все выяснить.
Рейзби рассмеялся.
В утреннем воздухе висела туманная дымка, через которую пробивались бледновато-белые лучи солнца. Лошади под наездниками похрапывали, выпуская пар, точно сконструированный инженером Тревитиком локомотив.
- Лично для меня загадка, как тебе удалось, черт побери, возбудить ее интерес, когда все другие потерпели поражение? Она отказала Хоувику, который, по слухам, посулил ей годовое содержание в двадцать тысяч. А Девлин, мне доподлинно известно, предложил десять. У тебя таких денег нет.
- Возможно, мисс Фокс не продается.
Линвуд полагал, что слова, сказанные ею в античной галерее у Фоллингхема, правдивы. Теперь же, узнав о Клэндоне, он больше не был уверен ни в чем касательно ее.
- А происшествие с Хоувиком твоих рук дело?
- Понятия не имею, о чем ты говоришь.
По своему обыкновению. Линвуд предпочитал держать рот на замке. Он не из тех, кто выбалтывает тайны, ни свои, ни чужие. Но Рейзби не так-то просто провести.
- Ты такой же скрытный, как и она.
Линвуд промолчал.
- Отличная пара, я бы сказал.
При этих словах Линвуд улыбнулся:
- Возможно, так и есть.
- Я знал, что она тебе нравится.
- Я этого никогда не отрицал.
Не мог не признать, что его влечет к Венеции. Он хочет ее. И даже двойной игре не удастся изменить этого факта. Только теперь он станет вести себя еще более осторожно и осмотрительно. Принимая во внимание родство Клэндона с Ротерхемом и ее вопросы о герцоге, он просто обязан докопаться до сути дела. Коротко хохотнув, Рейзби покачал головой.
- А что тебе о ней известно? - Линвуд задал вопрос, ради которого предложил другу утреннюю прогулку.
- У тебя все так серьезно, да?
- Боюсь, да. - Линвуд думал о том, что едва ли Рейзби это одобрит.
Заслышав такое признание, тот удивленно вскинул брови.
- Что ж, это другое дело. - Он погладил рукой в перчатке гриву своей кобылы, от чего та довольно всхрапнула. - На протяжении нескольких лет ее имя связывалось с разными видными представителями высшего света. Хоувик и Девлин - одни из последних в списке. Но, по слухам, мисс Фокс никогда не приглашала мужчин к себе домой.
- Какие еще имена тебе известны?
- Арльсфорд, Хантер, Монтейт и даже сам Йорк.
- А что насчет Роберта Клэндона?
- Нет. - Рейзби недоуменно нахмурился. - Если, конечно, ты не узнал что-то, мне неизвестное.
Линвуд покачал головой:
- Должно быть, я ошибся.
- Не думаю, что она предпочитает таких мужчин, как Клэндон.
- Каких же мужчин она предпочитает?
- Мужчин вроде тебя, очевидно, - улыбнулся Рейзби.
Линвуд не обратил внимания на это замечание, отлично понимая, что интерес к нему Венеции Фокс совсем не таков, каким кажется на первый взгляд.
- Любовницей кого из перечисленных тобой джентльменов она была?
- А вот это не вполне ясно. Наша мисс Фокс умеет хранить секреты. - Рейзби ухмыльнулся. - И от своих мужчин требует того же. При малейшем неповиновении она тут же охладевает к ним. Возможно, именно поэтому ты ей и нравишься.
Слова Рейзби не показались Линвуду убедительными.
- А каково ее происхождение?