Десант вернулся на берег к ночи и сразу взялся за дело. Бамбуковые хижины сгорали быстро и жарко. Языки пламени рвались в небо, казалось, пытаясь достать черный купол. Несколько построек капитан приказал оставить - чтобы в них могли поселиться солдаты. Он бы мог сохранить их все, но не стал: иногда что-то нужно делать просто в назидание и для устрашения.
"Дворец" Атеа был сметен с лица земли - от него остался лишь пепел. Рене считал, что таким образом Морис признаёт свое бессилие, но вслух ничего не сказал. В конце концов непокорный вождь отнял у него самое дорогое: его единственную дочь.
Ночь прошла спокойно. Пахло морской солью, мокрым песком, гарью и диковинными растениями. Тихо шелестели кроны деревьев, каждый лист которых был величиной с мужскую ладонь. Звезды над головой мерцали, будто гаснущие свечи.
Моана ночевала в хижине Мориса. Капитан больше не пытался овладеть ею насильно. Слепое желание сменило некое печальное понимание происходящего. Тайль начинал постигать, что ему нужно не просто ее тело, не только внешняя красота этой девушки.
- Тебе не жаль этих хижин? - неожиданно для себя спросил он.
- Нет, - коротко ответила Моана и, подумав, добавила: - Хижины не люди, их можно выстроить заново.
- Я не уверен в том, что мне удастся поймать Атеа, - признался Морис, и Моана уверенно произнесла:
- Он придет сюда, обязательно придет.
Сейчас, слушая ее спокойное дыхание, он думал о том, что ему никогда не понять этого сплава жажды мести, угрызений совести и еще каких-то затаенных стремлений, о которых он не имел ни малейшего представления. И ему было горько от того, что среди этих желаний, по-видимому, не было места любви.
Утром Морис завтракал вместе с капитаном корабля. Тайль был командиром десанта, а хозяином фрегата считался Жан Пирет.
Вяленое мясо и сухари внесли некоторое разнообразие во фруктовое меню, а крепкий кофе с сахаром вызвал в душе и теле Тайля ощущение райского блаженства.
Они сидели на палубе за бамбуковым столиком и смотрели туда, где волны разбивались о риф с монотонным грохотом, где за причудливо изогнутыми манграми росли хлебные деревья и таро и волновались пальмовые рощи. Суетившиеся на берегу люди казались маленькими, как муравьи.
- Полагаю, при таком положении дел нет смысла оставаться на рейде, - сказал капитан фрегата. - Разделите отряд пополам; пока одни сооружают базу, другие отправятся с нами на Тахуата. Тот остров значительно меньше, у местных дикарей нет ни крепости, ни огнестрельного оружия. Единственное, что меня останавливает, так это рифы. Никто из нас толком не знает тамошний фарватер. Ваша туземная принцесса не может нам помочь?
Морис помотал головой. Он знал, что Моана скорее умрет, чем покажет дорогу к родному острову.
- По-моему, полинезийских женщин не учат таким вещам, - произнес он и добавил: - Зато она уверяет, что Атеа непременно пожалует в лагерь.
- Ладно, - промолвил Пирет, поднося чашку ко рту, - мы что-нибудь придумаем.
В этот же час Атеа и Эмили стояли, взявшись на руки, на высокой террасе и встречали утро. Французы ушли, но вечером островитяне наблюдали за пожаром на берегу, понимая, что это горят их дома. Никто из них не сказал ни слова и не заплакал, но на душе было тяжело. Тогда же Атеа собрал поздний совет, а вернувшись с него, выглядел сосредоточенным и суровым.
- Скоро начнется буря, - вполголоса промолвил он, обращаясь то ли к Эмили, то ли к самому себе.
Она подумала, что он имеет в виду грядущие сражения, но Атеа заметил:
- Это к лучшему. Нам будет проще потопить большой корабль.
Буря? Эмили пожала плечами. И океан, и небо казались безмятежными.
- Откуда ты знаешь?
- Чую по ветру За горизонтом что-то есть, что-то, чего пока еще не видно. Буря рождается в океане, а ветер приносит ее к нам. Такое возможно в любое время года. Мы способны угадать это заранее, а белые - никогда.
- Что ты задумал? - спросила Эмили.
Он ответил уклончиво:
- Я отобрал с десяток самых храбрых и умных юношей. К сожалению, им придется умереть.
- От бури?
- Нет. Не думаю, что белые сохранят им жизнь после того, что они сделают.
- Тебе их не жаль?
- Это не имеет значения. Жизнь нескольких человек несоизмерима с благополучием целого племени.
- А чем ты способен пожертвовать ради своего народа? - промолвила Эмили и тут же испугалась своего вопроса.
Атеа не задумался ни на миг:
- Всем. Таков мой долг. Боги дали мне власть не для того, чтобы я сытно ел, мягко спал и наслаждался своим могуществом, а для того, чтобы я защищал мой народ.
- Значит, ты тоже отдал бы жизнь, если бы это потребовалось?
Он покачал головой.
- Жизнь - самое меньшее, что я был бы способен отдать, ведь мертвому уже ничего не нужно на этой земле.
Эмили глядела на горизонт, думая о дороге, которая, как говорится в сказании, "увела тысячи людей, поглотила мириады жизней", о дороге, "с которой не присылают вестей".
Сколько всего, и хорошего, и плохого, а главное - неизвестного, им предстоит пережить, прежде чем они шагнут за эту черту?
Глава десятая
Прошло трое суток. Фрегат оставался на месте, и все это время Морис Тайль поджидал туземцев, как хищник ждет зверя. Он выставил посты, и сам тоже не спал до тех пор, пока над землей не начинал разгораться свет. Он так напряженно вглядывался и вслушивался во тьму, что у него начинали болеть глаза и уши.
На четвертую ночь к ним пожаловали гости.
Они не вошли в лагерь, лишь обстреляли его из-за кустов. Их набег был стремительным и коротким, наверное, они хотели дать понять, что не отступят от своих намерений.
Они отлично знали местность, возможно, даже видели в темноте. Но у них не было опыта подобных сражений; многие туземцы пугались собственных выстрелов. К счастью, десант сориентировался мгновенно. Островитяне побросали несколько ружей, а троих полинезийцев удалось взять в плен.
Морис крайне обрадовался неожиданной удаче. Пленники пытались сохранить гордый вид, но при этом явно тряслись от страха. Тайль попросил Рене Марена быть переводчиком.
- Каковы намерения Атеа? - задал он первый вопрос.
Отец Эмили посмотрел на него в упор.
- Арики не посвящает в свои планы простых воинов.
Морис слегка повысил голос:
- Спрашивайте!
Разумеется, туземцы ответили, что им ничего не известно.
- Они знают путь к Тахуата?
- Да.
- Скажите им: если они помогут провести корабль между рифов, им сохранят жизнь.
Полинезийцы почти сразу же согласились, но не успел Морис обрадоваться, что все разрешилось так просто, как вперед выступила Моана. Ее прекрасное лицо было искажено гневом, темные глаза метали молнии.
- Не верь им! Они заманят вас в ловушку! Это один из хитроумных замыслов Атеа. Убей их или отпусти на волю.
- А вы что думаете? - спросил Тайль у Рене.
Тот пожал плечами.
- С тех пор, как произошла эта история, племена с Тахуата и Хива-Оа нельзя назвать дружественными. По большому счету, Атеа всегда было наплевать на соседей. Полагаю, он легко принесет их в жертву.
Моана сжала кулаки и стиснула зубы. После чего выкрикнула в лицо Морису:
- Ты обещал!
- Я сдержу свое слово. Твой отец не пострадает, - ответил тот, ломая голову над тем, как разорваться между любовью и приказом командования.
Когда Моана отошла, Рене негромко спросил:
- Неужели вы станете использовать эту девушку в своих целях?
- Разумеется, нет, - ответил Морис, но не стал подробно распространяться об этом.
Через несколько часов фрегат снялся с якоря и взял курс на Тахуата.
Подводные рифы - кладовые океана, которые никто никогда не потревожит по доброй воле. Безмятежное царство водорослей и морских обитателей, могущее стать смертельной ловушкой для кораблей.
Такой риф опоясывал Тахуата, преграждая путь нежданным пришельцам. Издали было видно, как буруны перекатываются, играя пеной, через коралловую гряду. Здесь было несколько входов на рейд, но далеко не все из них казались достаточно широкими для того, чтобы пропустить фрегат.
Он находился в нескольких милях от коварного пояса, когда поднялся странный ветер. Пленные полинезийцы с благоговением смотрели в темнеющее небо, а капитан приготовился бороться с неожиданным и опасным врагом.
Хлынул дождь, ослеплявший глаза. Шум океана сделался нестерпимым, а ветер задул с новой силой. Когда корабль потащило на рифы, капитан немедленно приказал отдать все четыре якоря.
- Это все ваша девчонка! - крикнул он Тайлю, стараясь перекричать стихию. - Зря я позволил ей остаться на корабле!
- Глупости! - отрезал Морис.
Моана с тоской смотрела на родной берег, к которому ветер гнал громаду темной воды. Ее губы шевельнулись, и Тайль разобрал нечто вроде: "Бурю вызвал Атеа". Внезапно его охватила злоба. Он грубо схватил девушку за руку, но она вырвалась и вдруг перемахнула через борт. Глядя, как черная голова то исчезает, то вновь появляется на поверхности, Морис закричал:
- Она утонет!
- Оставьте ее, - неожиданно спокойно произнес Рене, - она поплыла домой.
Горизонт был закрыт сине-черными занавесями туч. Шквал за шквалом проносился над залитой водой палубой. Казалось, волны встают вертикально, преграждая путь к острову.
- Канаты лопнули. Две якорные цепи тоже не выдержали. Боюсь, нас попросту бросит на рифы! - крикнул капитан.
- Что вы предлагаете?
- Попытаться войти на рейд сейчас, через один из проходов, - он кивнул на риф. - Вот только через который? Один шире, другой поуже. Главное, чтобы там не было ловушки в виде подводных камней. Спросите у туземцев, куда направить корабль.
Парусина хлопала так, что казалось, будто стреляют из сотен ружей. Громко скрипели снасти. Угодить в проход, который указали полинезийцы, тяжелому фрегату было так же нелегко, как груженой повозке въехать в тесные ворота.
Все, затаив дыхание, следили за опасным маневром. Когда Морис уже думал, что они спасены, раздался треск, пробравший его до мозга костей. С размаху налетев на рифы, фрегат стал заваливаться набок. Это были самые страшные мгновения в жизни Тайля, ибо рушился не только корабль со всем грузом и пушками, но и его карьера, его слава, его надежды.
Последующие события представляли собой полный хаос. Капитан велел спешно спускать уцелевшие шлюпки. Будучи вне себя от злобы, Тайль собственноручно застрелил полинезийцев, которые завлекли их в ловушку, очевидно, повинуясь приказу Атеа.
- Если нам удастся добраться до берега, я не оставлю камня на камне от этого острова, - произнес Морис сквозь стиснутые зубы.
К счастью, шторм начал стихать. Море успокоилось так же быстро, как взволновалось, в чем кое-кто из суеверных матросов усмотрел происки дьявола.
Тайль сдержал свое слово. Один за другим солдаты выбирались на берег. Злость придала им силы. Одну за другой они поджигали хижины, и вскоре по берегу протянулась длинная полоса дымящихся руин.
Копья и пращи были бессильны против огнестрельного оружия. Вскоре Морис увидел, как солдаты ведут связанного вождя. Он страшно обрадовался, увидев, что рядом с Лоа идет Моана, и вместе с тем ощутил гнетущую неловкость, поскольку не сдержал своего слова.
- Скажите ему, - попросил он Рене, - если он признает нашу власть, ни с ним, ни с его людьми ничего не случится. Мы поможем заново выстроить деревню. Неподалеку мы разместим военную базу, а они продолжат жить так, как жили раньше. И он останется вождем.
Рене на секунду прикрыл глаза. На самом деле он знал, что будет. Солдаты привезут на остров невиданные прежде и очень опасные болезни и спиртные напитки. Станут жить с местными женщинами, сея вражду и разврат. Раньше в Полинезии не было проституции, а теперь половина женщин на Нуку-Хива торговала собой, беря плату за "любовь" дешевыми побрякушками.
Белые люди не отличались умением жить среди полинезийских племен так, как это принято в самом племени. Они сразу начинали насаждать, навязывать что-то свое, чаще всего губительное и вредное.
Встретив презрительно-гневный взгляд Моаны, Тайль приказал:
- Развяжите вождя.
Освобожденный от веревок Лоа медленно растер руки. Вокруг его губ собрались суровые складки. Его взгляд выражал то, о чем он, скорее всего, предпочел бы умолчать. Морис ожидал услышать что угодно, однако Рене перевел:
- Он согласен. Однако он просит вас… отомстить Атеа. Лоа хочет того же, что желает получить его дочь.
О большей удаче было трудно мечтать. Коротко поклонившись, Морис приложил руку к сердцу.
- Скажите ему, что я непременно это сделаю. Я вернусь на Нуку-Хива и приведу оттуда несколько кораблей с большим количеством пушек. Построю понтонный мост и перевезу пушки на берег. С их помощью я сокрушу крепость и поставлю Атеа на колени. Только пусть Лоа даст нам несколько лодок с гребцами. На шлюпках нам туда не доплыть.
Вождь кивнул.
На следующее утро капитан несчастного фрегата, Морис, Рене и Моана сели в лодки и взяли курс на Нуку-Хива. Часть десанта осталась на Тахуата.
Начальник гарнизона Менкье мерил шагами комнату.
- То есть для того, чтобы справиться с кучкой туземцев, вам нужна целая эскадра?
- Я не думал, что это окажется так сложно, - признался Морис.
Он валился с ног от усталости, ибо в пути ему не пришлось сомкнуть глаз.
- А что прикажете делать с кораблем, который вы погубили на пару с Пиретом? Вы хоть знаете, какой урон причинили колониальному бюджету? Как прикажете объяснить это правительству? Написать, что вас перехитрили дикари? Этому просто никто не поверит!
Морис с трудом подавил вздох.
- Я не знал о создавшихся условиях. Не предполагал, что полинезийцы построили крепость.
- Точнее, вы не думали, что вам не удастся ее взять. Похоже, вы вообще ни о чем не думали!
- Тем не менее я прошу вас предоставить мне последнюю возможность. Крепость не устоит против пушек. И мне нужны опытные артиллеристы.
- Будет удивительно, если дикарям удастся удержать оборону даже в этом случае. Тогда я, пожалуй, приму Атеа на службу вместо вас, - съязвил Менкье.
Когда Тайль вновь прибыл на Хива-Оа, он увидел, что вокруг лагеря разбиты земляные укрепления и сооружен ров. Солдаты разместились в палатках из парусины и обломков рей. Под сенью палым был установлен кузнечный горн. За время отсутствия Мориса лагерь не подвергался набегам туземцев; в свою очередь, французы не наведывались к крепости.
Перевозя на берег пушки, Тайль испытывал смешанные чувства. Уверенный в грядущей победе, он тем не менее был готов признать свое поражение. Не так уж много чести одолеть несчастных дикарей при помощи тяжелой артиллерии!
Накануне наступления Рене обратился к Моане:
- Я заметил, что ты имеешь влияние на капитана. Наверняка он выставит Атеа определенные условия. Я хочу, чтобы одним из них было возвращение моей дочери.
Она ничего не ответила, однако Рене надеялся, что в ее голове возникали похожие мысли.
Солдаты с трудом провезли через дебри укутанные листьями пушки. Вопреки ожиданиям, капитан отказался от переговоров, решив стрелять без предупреждения.
От первого же выстрела дрогнула земля и, казалось, раскололось небо. Ядра разрушили несколько укреплений, а от пущенных вслед артиллерийских гранат внутри начался пожар. Морис слышал панические крики туземцев и видел их мечущиеся фигуры. Он знал наверняка, что в крепости есть раненые и убитые.
- Получи! - произнес он сквозь зубы.
- Прикажите остановить это! - воскликнул подбежавший Рене. - Там женщины и дети!
Повернув голову, Тайль пристально посмотрел ему в глаза.
- Вы хотите получить обратно вашу дочь?
Потом он все-таки отдал приказ отступить, заметив:
- Дадим им время подумать.
Вскоре на остров опустилась ночь. Дул легкий ветерок, издалека доносилось соленое дыхание могучего океана. Пышный тропический мир из зеленого сделался черным, и сквозь косматые кроны кокосовых пальм заблестели звезды, похожие на миллионы перламутровых раковин. Стволы деревьев казались колоннами, поддерживающими небосвод.
Морис не ожидал, что Моана придет к нему, но она пробралась в шалаш, где он устроился на ночлег, и опустилась рядом.
- Теперь я вижу, что ты сильнее Атеа, что ты можешь его победить, - прошептала она, и Морис затаил дыхание.
Означало ли это, что она согласна принадлежать ему? Он мог бы сказать, что легко быть сильным под прикрытием восьмифутовых пушек, но, разумеется, не стал этого делать.
- Как ты намерен действовать дальше? - спросила Моана.
- Завтра я выставлю ему условие: или он покорится, или я продолжу стрелять.
- Нет, ты должен начать не с этого. Вели ему вернуть Эмалаи. Таким образом ты нанесешь ему очень сильный удар, ибо Атеа всегда делал только то, чего ему хотелось. Это сделает его уязвимым, лишит части маны.
- А если он не согласится?
- Ему придется. Есть жрецы и совет племени. Они сумеют его заставить. Скажи Атеа, что ты начнешь переговоры только после того, как Эмалаи окажется в нашем лагере, - сказала Моана.
Морис привлек ее к себе. От ее тела шел жар, оно было упругим и сильным. Ее волосы пахли кокосовым маслом, и кожа имела привкус соли. Он ласкал ее, чувствуя, как учащается биение ее сердца.
Неожиданно Морис почувствовал, что Моана покоряется ему, и онемел от счастья. Впрочем слова были не нужны ни ему, ни ей. Он боялся спугнуть это мгновение и хотел, чтобы время остановилось.
Когда он вошел в нее, она задержала дыхание, но вскоре расслабилась. Моана не лгала: она оказалась девственницей, и Морис трепетал от восторга. Он не мог насытиться ею и вновь и вновь сливался с ней. Ему казалось, что никогда и нигде с ним не происходило ничего лучшего.
Морис не мог сказать, что чувствовала Моана, но внутри ее тела было горячо, и она отдавалась ему с пьянящей готовностью.
Хотя утром она вела себя так, словно ничего не случилось, Морис был счастлив. Сознание того, что неприступная дочь вождя подарила ему свою драгоценную невинность, наполняла его невиданной гордостью.
Охотнее всего он посвятил бы себя любви, но его ждала война.
Глаза на мрачном лице Атеа горели темным пламенем. Битый час он пытался уговорить собеседников, но все казалось бесполезным. Это был первый раз, когда совет племени не желал уступать вождю. И старейшины, и жрецы хором повторяли одно и то же. Они боялись летающих огней; вид подпрыгивающих и кружащихся черных шаров вызывал в них леденящий ужас. Чтобы не нести потерь, они были готовы поверить словам белого человека.
- Он сказал, что начнет вести переговоры только после того, как ты вернешь им белую женщину.
- Эмалаи моя жена!
- Она не нашего племени, не нашего рода, она чужая для нас. Если мы откажемся, белые уничтожат крепость и всех, кто в ней есть.
Атеа не успел ответить - с места поднялся старик с белыми, как снег, волосами, с посохом в трясущейся руке и в длинных одеждах.