Внутри тут же все сжалось, будто пропела свой короткий сигнал труба тревоги – ту-ту-ту-у-у… ту-ту-ту! Быстро открыв дверь, она буквально выхватила из Сонькиных рук трезвонящий мобильник, торопливо прижала его к уху и, втянув голову в плечи, почему-то на цыпочках побежала в комнату, придерживая сваливающийся с головы тюрбан.
– Да, мам, слушаю!
Так, отлично. Голос получился бодренький, радостный такой, будто она и впрямь рада была без ума маминому звонку.
– Здравствуй, дочь. Ну, что там у тебя с работой?
Мамин голос прозвучал в трубке, как всегда, устало и немного раздраженно, будто она очень сильно хотела, чтобы все окружающие оставили ее, наконец, в покое.
– Да все нормально, мам! Все отлично! У меня уже есть два надежных варианта, и сегодня вот еще ходила в два учреждения, резюме оставила. И завтра пойду…
– А зачем?
– Что – зачем? – тихо опустившись на диван и поджав под себя ноги, спросила осторожно Катя.
– Ну… Зачем еще куда-то ходить, если тебя уже в двух местах берут?
– Да так, на всякий случай… Может, там денег больше пообещают…
Мать подозрительно замолчала, и Катя, прикусив губу, лихорадочно подыскивала слова, чтобы залепить ими, как пластилином, эту образовавшуюся в разговоре мучительную паузу. Иначе, не дай бог, перетечет в нее, как в дыру, все ее бодренькое вранье. А у мамы на вранье слух особенный, как у талантливого музыканта на фальшивую ноту.
– Нет, правда, мам! Если уж есть возможность выбора, надо же им воспользоваться! Лишние деньги не помешают, надо же будет квартиру снимать, сама понимаешь!
– А что, из общежития уже гонят? Я так поняла, что ты до первого сентября с администрацией договорилась?
– Ну да, до первого сентября. У нас заведующая общежитием, знаешь, славная такая тетка… Живи, говорит, Катюша, пока новые студенты не приехали. Так что все в порядке, мам.
– А как ты питаешься? Может, тебе овощей привезти? В огороде вон огурцов, помидоров полно.
– Нет, мам, не надо! Не надо ничего везти!
Так, а вот тут она уже прокололась. Потому что слова отказа из нее выскочили, как истерический крик о помощи. Пришлось слегка закашляться, чтобы списать этот крик на нездоровье.
– Ты что, простужена?
– Нет, мам… Так, слегка горло побаливает…
– На ночь прими аспирин и завари липового цвету. Посмотри, он у тебя должен быть в баночке из-под чая, я привозила.
– Да, я помню. Обязательно заварю. Спасибо.
– Домой на выходные приедешь? У нас тут новостей полно.
– Каких, мам?
– Ну, не по телефону же… Давай приезжай, все узнаешь.
– Я постараюсь, мам.
– Что значит – постараюсь? Если мать говорит – приезжай, значит, надо приехать!
– Да, да, конечно…
– Ну, все тогда. Я завтра тебе снова позвоню. И с работой не раздумывай, иди туда, куда берут. Поняла?
– Хорошо, мам.
Короткие гудки отбоя зазвучали в ухе нежнейшей музыкой, и она без сил откинулась на спинку дивана, прикрыв глаза. Вошедшая в комнату Сонька, розовая после душа и ужасно хорошенькая, плюхнулась рядом с ней на диван, толкнулась худеньким плечиком.
– Ну что, как прошел очередной отчет о дочерних успехах? Нормально?
– Нормально, Сонь… – вяло откликнулась Катя, не реагируя на насмешливые нотки в голосе подруги.
– Слушай, Катька… Вот убей меня, не понимаю: зачем ты ей врешь? Ну, сказала бы все по-честному… А то наворотила – и про работу, и про общежитие! На фига?
– Не могу, Сонь. Не могу я по-честному.
– Почему?
– Объяснять долго.
– Ты что, ее боишься?
– Боюсь.
– Да почему?! Как это, родной матери – и бояться? Зачем?
– Зачем, зачем… Глупый вопрос – зачем! Тогда уж спроси – почему… Я должна ее надежды в отношении себя оправдать, понимаешь? Кровь из носу, а должна. Семья у нас не такая обеспеченная, чтобы на ветер деньги бросать. Родители за мое хоть и нелепое, но высшее образование четыре года платили. А я теперь что, должна расписаться в собственной никчемности? Работу, мол, не нашла, живу на хлебах у подруги?
– Ну да. Врать, оно, конечно, лучше.
– А я и не вру… Все равно ж я ее найду когда-нибудь, эту работу! А если не найду, то вон, в ларек овощной устроюсь.
– Так в ларьке и дома можно…
– Нет. Дома – нельзя. Потому что мама меня там, дома, как бы это сказать… Она меня уже позиционировала, понимаешь? Как редкого и модного специалиста. Она очень, очень хотела, чтобы я высшее образование получила. Я же в школе хорошо училась, а экзамены в университет провалила.
– А почему, кстати?
– Да потому, что пятерки мои школьные… Как бы это сказать… Они у меня вымученные были, понимаешь? Мамина установка была такая: чтоб я на пятерки училась. А при такой установке количество в качество не переходит, наверное. В общем, я не знаю, как это объяснить…
– Да ладно. Поняла я. Ты просто зубрила со страху, а в голове ничего не оставалось.
– Ага… Помню, приехала домой, реву от стыда белугой! А мама меня тут же обратно и развернула – поступай, говорит, в какой угодно институт, но чтоб высшее образование у тебя было! Не важно какое. Любое. Пусть даже самое платное. В лепешку, говорит, разобьюсь, во всем отказывать себе буду, но чтобы было – и точка!
– Ну, так ты ж таки его получила! В чем проблема-то? Езжай теперь в свой Захарьевск, Макарьевск…
– Егорьевск. Я из города Егорьевска, Сонь. Маленький такой городок, провинциально-пришибленный. Правда, мама моя там личность довольно известная.
– А кто она у тебя?
– О, по нынешним временам большой начальник! Она в управлении Роспотребнадзора уже много лет работает. Через ее руки все санитарно-эпидемиологические заключения проходят, их еще гигиеническими сертификатами называют. Важная чиновница, одним словом. Тем более сейчас, когда каждый второй торговлей занимается.
– Ха! Так при таком блатном месте она тебя в два счета на работу пристроит!
– Ну да… Может, и пристроит… А только я сама туда не хочу, понимаешь? Са-ма! Ни за что не поеду в Егорьевск! Я там не смогу, не смогу…
– Значит, хочешь лишить мать законных дивидендов?
– Не поняла… Каких дивидендов?
– Каких, каких… Заслуженно эмоциональных! Сама же говоришь, что она четыре года в тебя инвестировала!
– А, ну да… Здесь ты прямо в самую точку попала, Сонь. Если я домой вернусь, то уже точно буду по рукам и ногам этими дивидендами связана. Как ты говоришь, эмоциональными. Не вырвешься. А самое смешное, что это будет красиво называться родительской за меня гордостью. И попробуй с этой дороги свернуть! Шаг влево, шаг вправо – расстрел. А у тебя что, не так? Твой Алик разве с тебя свои дивиденды не получает? Он-то уж, по-моему, стопроцентный в этом смысле инвестор…
– Э, нет, подруга! Не скажи! Не надо мешать все в общую кучу. Потому что у нас с Аликом все по-честному. Он по-честному вкладывается, я по-честному отдаю. И никаких претензий сторон не имеется. Потому что он мне – никто! Он – чужой. Ни сват, ни брат, ни отец родной. А ты свои дивиденды за что платишь? За то, что родители в твою учебу вложились? Так они ж тебе не чужие! Они вроде как своему ребенку бесплатно помогать должны, из первородных родительских чувств-с… Ну что, чуешь подмену?
– Да чую, чую… Наверное, ты права, Сонь…
– Ты знаешь, Катька… Вот если бы моя мама мне могла помочь, я бы ни на минуту ни о каких дивидендах не задумалась. Потому что знаю: она меня просто так любит. Ни за что.
– Ага. Потому и в содержанки благословила.
Черт его знает, каким образом у нее эти обидные слова вырвались! И вовсе она не хотела ничего такого говорить… Отплатила за Сонькину доброту, получается. Вон как та сразу напряглась, как грозовая туча. Сейчас молнией ударит. И поделом.
Сонька, однако, не торопилась ударить в нее обидой. Сидела, молчала подозрительно. Потом вдруг тихо и грустно произнесла:
– Дура ты, Кать… Причем дура несчастная. Такая несчастная, что я и ругаться с тобой не хочу. Тоже нашла чем попрекнуть…
– Извини, Сонь. Я не хотела. Честное слово! Сама не знаю, как у меня…
– Да ладно. Можешь и дальше гордиться своей девичьей честностью. На здоровье. И пусть я по-вашему, по-честному, дрянь из дряней, проститутка и содержанка, но зато я свободна по-человечески, в сто раз более свободна, чем ты. И мать моя – свободна. Потому что она меня любит по-настоящему. И всегда будет любить, что бы я с собой ни сотворила. А ты – ханжа! И мать твоя – ханжа! И не любит тебя! И ты ее не любишь! Что, разве не так? Скажи – не так? Чего молчишь?
Ну что, что она могла Соньке ответить? Да ничего не могла. Нет, можно, конечно, и возмутиться праведно, и опровергнуть всякими доводами Сонькины слова, а только…зачем? Лучше уж так – отмолчаться. Потому что называть вещи своими именами – стыдно. Мало того, что стыдно – смерти подобно. Права Сонька – нет у нее никакой дочерней любви. У других есть, а у нее – нет, хоть тресни. Ничего нету, кроме тихого по отношению к матери раздражения. Да, именно раздражения, трусливого и мерзкого, которое шевелится внутри, как неизлечимая стыдная болезнь, и которое надо старательно прятать, запихивать каждый раз подальше в его вонючее логово. Нет, правда, ужасно же стыдно! Как это – маму не любить? Да еще, не дай бог, в этом откровенно признаться? Нет, язык не повернется взять и бухнуть сейчас Соньке вот так, за здорово живешь, что она в этом смысле такая дефективная. Что-то вроде морального недокормыша. Лучше уж так – промолчать. Или перевести разговор на другую тему. Только надо быстро его перевести, придумать что-нибудь половчее. Например, позвать Соньку на кухню, они вроде завтракать собирались…
Однако ничего хорошего из этой попытки не вышло. Не успела она. Надо было сразу Соньку на кухню звать, а не отмалчиваться целую минуту. Сама виновата – проворонила, не заметила, как подкрались невзначай слезы жалости к себе, несчастной, дефективной и морально уродливой. Подкрались и ударили по глазам, и даже вздохнуть толком не получилось. Вырвался наружу горестный всхлип и затих, будто испугавшись.
– Кать… Ты чего? Ты реветь собралась, что ли? – подпрыгнув, развернулась к ней всем корпусом Сонька.
– Н-н-ет… Нет, что ты…
– О господи… Чего ты меня все время пугаешь своими всхлипами? Я что, больную тему задела, да? Ну прекрати, Кать…
– Все, все, не буду. Честное слово, не буду. По… пойдем лучше кофе пить…
– Так и пойдем! Чего мы тут, в самом деле, обоюдный китайский психоанализ развели?
– Почему китайский? – уже сквозь слезы смеясь, поднялась с дивана Катя.
– Да потому что мы с тобой такие же психологи, как китайский товар на рынке у вокзала! Этикетки красивые, а качество – дрянь. Дипломированные специалисты, мать твою…
– Ну, уж с вопросами менеджмента персонала я всяко разно бы справилась, если б меня на работу взяли!
– Ага. А то без тебя никто больше не разберется, как надо с персоналом поступать. Что, завтра опять по фирмам в поход пойдешь?
– Пойду, конечно!
– Ну-ну… Давай, старайся. Слушай, у меня тут блузка такая в меру сексуальная есть, она мне велика. Надень ее завтра. Может, не так убого смотреться будешь. И косметику я тебе свою дам, прыщи замажешь. Хочешь?
– Не, Сонь, не надо…
– Да ладно, чего отказываешься! Бери! Фейс подправишь, блузку наденешь, за крутую сойдешь! А там, глядишь, и с работодателем повезет…
Зря она согласилась на Сонькину в меру сексуальную блузку. И ничего в ней сексуального не было, кроме сплошного неудобства. На груди повыше натянешь – с плеч спускается. На плечи натянешь – грудь выставляется так откровенно, будто она на панель собралась. Хорошо еще, что пиджак догадалась с собой захватить. Смешно, конечно, в несусветную августовскую жару пиджак на себя напяливать, а что делать? Не терять же день из-за таких не удобств!
День для конца лета выдался действительно жаркий, что тоже можно по большому счету отнести к неудобствам. И откуда вдруг принесло эту несуразную жару? Август – он же довольно достойный месяц, в смысле приличной одежды. Ни маечек, ни легкомысленных юбочек уже не допускает. Тем более отсутствия колготок на ногах. А тут – здрасте пожалуйста! Солнце шпарит так, что поневоле раздеться хочется. Хороша же она будет, когда предстанет перед потенциальным работодателем – в пиджаке, застегнутом на все пуговицы, распаренная, с плывущим по лицу модным Сонькиным макияжем. Хотя чего это она бежит впереди паровоза? Главное же не в том, как она выглядит, а в том, чтобы вообще, в принципе на этого потенциального работодателя набрести, хотя бы на самого завалященького. Сколько уже по разным конторам ходит, и никакого толку. Не понимают работодатели своего счастья, не хотят свой персонал ни правильно формировать, ни мотивировать, ни модулировать. Но не надо отчаиваться! Может, именно сегодня и найдется какой-нибудь шибко продвинутый, который ее осчастливит? Вернее, она его…
О, а вот в этом неказистом сером здании, наверное, точно пара контор находится. По крайней мере, вывески какие-то на дверях присутствуют. Так, почитаем, что это… Похоже, акционерное общество. Уже хорошо. И название красивое – "Альфа-кризис". Ну что ж, попробуем соблазнить на мотивацию персонала эту саму альфу с кризисом. Где наша не пропадала.
Прошмыгнув мимо равнодушного охранника в застиранной пятнистой форме, Катя не спеша зацокала каблуками по длинному коридору, нацеливаясь на гостеприимно распахнутые в конце его тяжелые стеклянные двери. Там, скорее всего, и есть приемная этой конторы с красивым названием. Ага, таки она не ошиблась! Точно, приемная. Самая что ни на есть типовая. Все по шаблону, не хуже, чем у других. Прохладный по контрасту с душной уличной жарой кондиционированный воздух, запах кофе с коньяком, окно-жалюзи-цветочки, гордая секретарша-нимфетка притопывает шпилькой в такт незамысловатой тихой музыке, льющейся откуда-то сверху, и дверь в кабинет шефа чуть-чуть приоткрыта, и даже голос его слышен – по телефону с кем-то ругается. Строгий, видно, шеф-то. Но это ничего, что строгий. Значит, умный. Хотя и не факт…
– Здравствуйте. Вы к Денису Андреевичу? – холодно-вежливо подняла на нее кукольное личико нимфетка.
– Да. Я к Денису Андреевичу. Можно? – рванула было сразу к двери шефа Катя.
– Нет, погодите! Денис Андреевич пока занят, у него важный звонок! И представьтесь, пожалуйста! Вы по какому вопросу?
– Я не по вопросу. Я с очень деловым предложением.
– Что, так и доложить? С деловым предложением? – растерянно моргнула глазками секретарша.
– Да. С очень деловым. Денис Андреевич будет в нем явно заинтересован. Так я войду? По-моему, он уже освободился…
– Но как же… Я же обязана доложить…
Растерянный девчачий голосок у Кати за спиной пискнул и затих за закрытой дверью. А вот и Денис Андреевич. Ничего себе, славный такой. Молодой, симпатичный. Это хорошо, что молодой. Значит, есть надежда, что понятие менеджмента персонала как системы его планирования, организации, мотивации и контроля его не испугают. По крайней мере, руками испуганно на нее не замашет. А что, было и такое. Как в предыдущей конторе, например. Там лысеющий во все стороны дядька-начальник и слова не дал сказать, махнул пухлой ладошкой – что вы, говорит, милая барышня, я и словов-то таких не знаю. Так и сказал – "словов"…
– Здравствуйте, Денис Андреевич! – бодренько произнесла Катя, аккуратно присаживаясь за придвинутый к большому столу начальника столик поменьше. – Очень приятно познакомиться! Меня зовут Екатерина Русанова, я специалист по менеджменту персонала и у меня к вам деловое предложение! Скажите, вы довольны работой своего персонала?
О господи, кто бы только знал, как ей трудно дается вся эта бойкая трескотня-пронырливость! Будто сама себя в спину толкает – давай, давай… А внутри все дрожит противной неловкостью. Так и задушила бы эту неловкость собственными руками, чтоб жить не мешала. Но что делать – не задушишь ее, не убьешь. Слишком уж старательно мамины педагогические постулаты в ее душе проросли – про то, что скромность девушку якобы украшает. Вот и вызрели из этих постулатов плоды – сплошная зажатость да неуверенность в себе. Хорошо, хоть научилась пронырливости из пространства прихватывать. Немного. Как бы взаймы.
Надо же, а молодой начальник на ее трескотню вроде купился! Задумался, бровки к переносью свел. Что ж, это уже хорошо. Сидит, смотрит немного рассеянно, карандашиком по столу постукивает. Сейчас главное – инициативы из рук не упустить…
– Я думаю, Денис Андреевич, вы согласитесь со мной, что многие люди ходят на работу совсем не потому, что так уж хотят работать, а по совокупности разного рода причин. Конечно, главная причина – это получение зарплаты, но согласитесь, что каждый при этом подсознательно рассчитывает на некоторую синекуру…
– Я так полагаю, это всего лишь прелюдия к вашему деловому предложению? – продолжая постукивать карандашиком по столу, тихо спросил Денис Андреевич.
Так. А вот это уже плохо. Потому что очень уж насмешливо прозвучал вопрос. Можно сказать, издевательски. Но ничего – врагу не сдается наш гордый "Варяг"…
– Если хотите, я сразу перейду к самому деловому предложению.
– Да. Хотелось бы. Только очень коротко. У меня много работы.
– Да, да… В общем… Я специалист… То есть я психолог по персоналу… Я могу поработать с каждым вашим сотрудником относительно выработки модуля мотивации, разработать общую концепцию по преодолению ограничений…
– Не понял… Каких ограничений?
– Ограничениями в менеджменте называют факторы, которые сдерживают потенциал и результаты деятельности коллектива. То есть если говорить простым языком – это просто "недоразвитые" способности. Многие, например, не умеют управлять собой, имеют размытые личностные ценности и смутные личные цели как тенденцию в остановке саморазвития. Я уж не говорю о недостатках навыка решать проблемы и отсутствии творческого подхода к порученному делу…
– Да понял, понял.
– Ну вот! А я могу…
– Так вы что, на работу ко мне проситесь?
– В общем… да… Я могу…
– Что ж, вынужден вас огорчить. У меня нет возможностей для вашего трудоустройства.
– Но вы же меня не дослушали!
– Простите, но у меня действительно нет времени вас послушать. Всего доброго. Приятно было познакомиться.
– Что ж, очень жаль. А может…
– Нет. Не может. И не смотрите на меня так, будто я на вас кулаком замахнулся. Думаю, я не первый и не последний, кто вам отказал. Просто время сейчас такое – кризисное. Не до жиру. А вы не отчаивайтесь! Такая интересная девушка всегда себе работу найдет.
– Спасибо…
– Да не за что. Кстати, в нашем здании еще несколько фирм сидит… Вы побродите, поспрашивайте, может, кто и заинтересуется вашими… ограничениями. Удачи вам!
Он деловито придвинул к себе какую-то толстую папку, стал перелистывать бумаги озабоченно, и Кате ничего не оставалось, как тихо покинуть кабинет. С очередным плевком в душе. Да еще и секретарша-нимфетка глянула так сердито, будто она на ее место проситься приходила. Не сердись, милая! Если б ты знала, какая это доля тяжелая – себя предлагать. Чувствуешь себя немного проституткой…