Я постаралась, чтобы оно прозвучало хорошо. Даже упомянула о менестреле и предложила Ричарду послушать его музыку и отведать нашего угощения. Письмо я послала со своим пажом Гасконом, очень скоро вернувшимся с устным ответом о том, что его величество даст о себе знать. Девушки, менее умудренные опытом, чем я, весь день донимали поваров, готовили стол, выбирали наряды. Блондель репетировал любимые песни Ричарда. Иоанна вспомнила куплеты, которые он любил в юности, а Анна, по просьбе Беренгарии придумать "что-нибудь новенькое", в один момент набросала несколько строчек - о капитане Соундерсе, его корабле и о коллегии кардиналов, таких остроумных и метких, что мы, на минуту обо всем позабыв, долго и дружно смеялись. Блондель тут же положил эти стихи на очень мило прозвучавшую музыку. Даже я подумала про себя, что Ричард будет крайне - и весьма радостно - удивлен. Так прекрасна была невеста, и было так весело и уютно…
За час до ужина Беренгария с Иоанной удалились, чтобы расчесать друг другу волосы и прихорошиться. Леди Пайла ушла с ними, но очень быстро вернулась, заявив, что они не нуждаются в ее помощи, и жадно принюхиваясь к запаху еды, доносящемуся из кухни. К нам присоединилась великолепно одетая герцогиня Апиетская, вся в драгоценностях, и я с интересом отметила, что она разделяла мою нервозность.
Скоро послышался быстрый топот копыт одной лошади и замер на внутреннем дворе, но это меня не насторожило - в то время Ричард часто ездил верхом без сопровождения. Леди Пайла, не обращая ни на что внимания, развалясь в кресле и посасывая леденец, мечтала о еде, но мы с герцогиней, словно сговорившись, вскочили и, когда наши глаза встретились, я поняла, что на этот раз мы почувствовали друг к другу полную, безоговорочную симпатию. Мы ждали. Через несколько минут в комнату вошел посланец Ричарда. Он преклонил передо мной колени, потом, поднявшись, выпрямился по стойке смирно и изложил устное послание плоским, деревянным речитативом:
- Королеву-мать Английскую приветствует его величество король Англии. Он не может явиться к вам с визитом. Сегодня утром в гавани перевернулось судно, груженное бочками с говядиной, и он надеется, что с отливом, вечером, удастся что-то спасти. - Он поколебался и неловко забормотал, переминаясь с ноги на ногу: - Мадам, король сказал, что хотя многие из окружающих его людей с пренебрежением относятся к такому пустяку, любой солдат понимает, что в один прекрасный день бочка говядины может сыграть решающую роль в успехе кампании. И еще, мадам: он велел мне передать вам пару слов наедине.
Маленькая герцогиня положила свою клешню на плечо Пайлы, и они вышли.
- Мадам, король сказал, что вам известны его намерения, и он просит больше не беспокоить его.
- Передайте ему, что мне известны его намерения и я постараюсь больше его не беспокоить, но я нахожусь в очень затруднительном положении. Это все. Можете идти.
Я сделала вид, что сказанное с глазу на глаз было извинением перед Беренгарией. Она приняла это спокойно, оставаясь совершенно бесстрастной. Зато расплакалась разочарованная Иоанна. Я и сама была готова заплакать. Все это было очень печально. Но я ясно представила себе, как бочка говядины может изменить ход событий на грани победы и поражения: осада, форсированный марш… Вот, ребята, еда на завтра, нас еще не разбили. Эту бочку мы выловили во время отлива, и она позволит нам перейти в наступление!.. Я видела в этом романтику - не ту, что рождается при свете свечей, отраженном в бокалах вина, среди беззаботных красивых лиц и под звуки приятных песен, но могучую, суровую романтику беззаветной преданности общему делу, когда любая мелочь может изменить весь ход кампании. Я пыталась объяснить это Беренгарии, чтобы она осознала драматичность положения: ее жених - сильный, мужественный, очень занятой человек, принимающий великое дело так близко к сердцу, что не может пренебречь им даже ради собственных интересов, но который, когда придет время, с такой же самоотверженностью посвятит себя только ей.
- И, победно въехав рядом с ним в Иерусалим, вы простите ему все, - сказала я.
- Я уже простила его, если вообще есть за что прощать. Но я хочу его видеть, - возразила она.
С той минуты слова "Я хочу его видеть", или "Как бы мне хотелось его увидеть", произносимые то с безыскусной простотой, то с настойчивой требовательностью, не сходили с ее уст.
- Я не собираюсь тревожить Ричарда или отнимать у него время, а только хочу его увидеть.
Однажды она добавила: "так, чтобы он меня не видел". Странно было слышать такие слова от красивейшей из женщин, сознающей свою красоту и понимающей, что ее прелесть может совершенно обезоружить каждого.
Потом она сказала:
- Если бы я могла посмотреть на него хотя бы с галереи для музыкантов…
Мне пришлось ее разочаровать:
- Дорогая, там, где находится Ричард, ничего подобного нет. В лучшем случае он живет в шатре, как обычный лучник.
Но убедить ее было невозможно. В иных обстоятельствах я могла бы посмеяться над тем, что молодая девушка, обладающая природным достоинством и с такими безупречными манерами, может быть настолько несдержанной и откровенной в своих желаниях, но в данном случае любое упоминание о Ричарде вызывало у меня чувство неловкости и смутно осознаваемой вины.
Однажды вечером Беренгария с Иоанной трудились вместе над перевязью, маленькая герцогиня читала, а я ушивала корсаж платья. Амария, моя служанка, сделала бы это быстрее и более профессионально, потому что иголка плохо слушалась моих пальцев. Но она как-то сказала мне, будто несмотря на то, что в моем распоряжении были самые лучшие продукты, я стала худеть. Я возразила, хотя и сама заметила, что все платья висели на мне, как на вешалке, и принялась тайно ушивать их самостоятельно.
Девушки тихо переговаривались, склонившись над рукоделием. В очаге потрескивало полено размером с бревно. Тишину внезапно нарушили слова Беренгарии:
- Я должна его увидеть. Я не могу отправиться на Кипр, не повидав Ричарда. Любой из нас может утонуть при морском переходе, и тогда я никогда больше не увижу его. Это просто невыносимо!
В ее голосе прозвучала какая-то новая, мятежная нота. Подняв глаза, я с удивлением увидела лившиеся по ее щекам слезы. Ни один мускул на лице при этом не дрогнул, взгляд оставался неподвижным, и губы не тронула дрожь. Я никогда не видела так красиво плачущей женщины. Разумеется, тут же разразилась слезами и Иоанна - рот перекосился, подбородок затрясся, и захлюпал нос. Какое мощное оружие - уметь плакать так, чтобы не выглядеть неприятной! Ведь большинство женщин, прибегая к слезам, как к последнему аргументу, ставят под угрозу собственные цели.
- Анна, - проговорила Беренгария тем же бунтарским тоном, - ты должна что-нибудь придумать. Подумай, как мне увидеть его до нашего отплытия.
- Может быть, мама найдет какой-нибудь выход, - сказала Иоанна.
И внезапно комнату словно пересекла какая-то граница, по одну сторону которой оказались Беренгария и Иоанна, а по другую мы с герцогиней. Та оторвала глаза от книги, заложила в нее палец и стала молча ждать продолжения. Заговорила я.
- Право, Беренгария, вы ставите меня в очень трудное положение. Ричард занят и вынужден отложить встречу до вашего прибытия на Кипр. Мы просили его приехать сюда, но ему это не удалось. Если бы он хотел - я имею в виду, если бы он был свободен, чтобы приехать к нам, - он сделал бы это сам. Так учитесь же, сердце мое, быть хорошей женой, для которой желание мужа - закон. Через несколько недель вы поженитесь и будете видеть друг друга каждый день.
Я чувствовала слабость своих доводов. Следовало в тот момент подойти к ней, обнять, похлопать по плечу и погладить по голове. Казалось бы, ничего не меняющие жесты, но на самом деле это освященный веками прием утешения попавшего в беду, позволяющий другому хоть что-то сделать вместо того, чтобы стоять и смотреть. Но мне нелегко даются такие вещи. Другое дело Иоанна. Она обняла Беренгарию и забормотала какие-то утешительные слова, пытаясь усадить ее обратно в кресло. Беренгария отмахнулась и шагнула к Анне.
- Анна, скажи мне что-нибудь. Помоги мне.
Маленькая герцогиня холодно проговорила:
- Мадам из Англии объяснила ситуацию, Беренгария, и с этим, по-видимому, действительно ничего не поделаешь. Разве что последовать примеру Эсмеральды…
Беренгария на момент застыла с пустым взглядом. Слезы вылились из ее глаз и больше не появлялись. Потом она улыбнулась своей мягкой, едва заметной улыбкой.
- Эсмеральда… ну конечно! О, Анна, почему ты не подумала об этом раньше?
- О, я вовсе не собиралась всерьез рекомендовать тебе такое. Ты же сама понимаешь, это нереально.
Я никогда ничего не слышала об Эсмеральде и не имела понятия, о чем они говорят, но что-то в голосе герцогини встревожило меня. В нем чувствовалась фальшь. Она говорила одно, а думала другое, тогда как обычно голос ее звучал очень искренне. Теперь же ее слова "я не собиралась тебе такое рекомендовать" звучали как: "Иди и делай".
- О чем это вы? - быстро спросила я. - Кто такая Эсмеральда и чем она знаменита?
- Это всего лишь песня, - ответила Беренгария.
- О, теперь я вспоминаю, - вмешалась Иоанна, озарившись улыбкой и шмыгнув носом. - Это очень романтично и сможет привлечь внимание Ричарда.
- Это безумство, - заметила герцогиня, демонстративно открыла заложенную пальцем страницу и снова углубилась в чтение. Но стрела была пущена.
В комнате находился по крайней мере один человек, с кем я могла разговаривать резко и властно. И я воспользовалась этим.
- Иоанна! Изволь ответить на мой вопрос - кто такая Эсмеральда?
- Всего лишь девушка из песни, мама. Разве ты не помнишь? Та, что играла на лютне, нет, кажется, на арфе. Ну да, на арфе, правда, Беренгария?
Я нетерпеливо щелкнула пальцами, и Иоанна заторопилась:
- Она взяла арфу, отправилась к тому месту, где Саргаросса держал в заключении ее мужа, и запела песню, звучавшую для всех как обычная баллада, но составленную так хитро, что только один он мог понять, что к нему на помощь спешил Жильбер Фалез.
- О, и ты думаешь, что если бы Беренгария устроила такое представление, Ричард нашел бы его романтичным? Я всегда знала, что ты глупа, Иоанна, но мне кажется, что в твоем возрасте даже у дуры должно быть больше здравого смысла!
Я понимала, что делаю из бедняжки Иоанны козла отпущения, потому что могла придраться к ней, не нарушая этикета. Ничего, я попозже объясню ей, что все мои слова в действительности предназначались для Беренгарии и герцогини.
- Неудивительно, что мужчины ни во что не ставят женщин, - продолжала я, - и предпочитают держать их на почтительном расстоянии, когда речь идет о серьезных делах. Ричард занят вполне конкретными и важными делами, и у него нет времени принимать нас. A ты полагаешь, что он окажется таким романтичным, что уподобится герою какой-то баллады.
У Иоанны снова затрясся подбородок, и глаза наполнились всегда готовыми слезами. Герцогиня с легким хлопком закрыла книгу и сказала:
- Мадам, прошу вас не забывать, что это сказала я, а не королева Сицилии. Может быть, она просто не поняла, что я пошутила.
- Не мешает быть поосторожнее с шутками в присутствии простаков, - возразила я.
Беренгария снова поднялась на ноги.
- Иоанна не простушка, а Анна вовсе не шутит, - заявила она. - Я не могу отправиться на Кипр, не увидев Ричарда. А раз он не может прийти ко мне, я поеду к нему сама. И мне нужно одеться так, чтобы не отнимать у Ричарда времени и не отвлекать его внимания. У Анны хватило ума, чтобы это понять и предложить выход.
- К сожалению, у тебя нет талантов Эсмеральды, - промолвила Анна, не принимая комплимента. - Ты не умеешь петь, Беренгария.
- Я могу вполне прилично играть на лютне, а Блондель будет петь, - совершенно спокойно возразила Беренгария. - Я надену самый лучший из его костюмов. - По-видимому, она догадалась об охватившем меня ужасе и, повернувшись ко мне, мягко сказала: - Я очень сожалею, мадам, что поступаю против вашего желания и без вашего одобрения, но для меня это очень важно, и на сей раз я должна принять решение сама. - Она подошла к двери, открыла ее, выглянула и распорядилась: - Отыщите Блонделя. Пусть немедленно идет ко мне.
- Беренгария, - сказала я, - вы, может быть, будете жалеть об этом всю жизнь. Всякое может случиться. Вас могут разоблачить, и Ричард придет в ярость. В песнях и разных вздорных историях переодевания всегда проходят прекрасно, но, дорогая моя, разве кто-нибудь слышал о них в реальной жизни? Ваши груди и бедра моментально выдадут вас. Вы даже не дойдете до шатра Ричарда. Лучники примут вас за какого-нибудь ряженого шпиона, и один Бог знает, что может случиться. Например, насилие… Военный лагерь - это не ассамблея монахов, вы должны это понимать.
Я думала напугать ее, но напугала только Иоанну.
- Мама права, Беренгария, - воскликнула она. - Кроме того, что ты сделаешь со своими волосами?
Беренгария подняла руки, коснулась длинных черных кос, лежащих на ее плечах, повторяющих контур груди и кончающихся много ниже талии.
- Я их отрежу, - спокойно объявила она. - Они снова отрастут по пути на Кипр.
- Бога ради, - взорвалась я, - не говорите таких идиотских вещей. Пока не пришел этот юноша и вы не стали перед ним посмешищем, Беренгария, послушайте меня. Ваша затея безумна. Вы не должны этого делать. Я запрещаю вам. Вы меня слышите? Пока вы не вышли замуж, за вас отвечаю я, и я запрещаю вам что-либо предпринимать. - Я повернулась к маленькой герцогине. - Это начали вы в шутку! Ну, а теперь пора кончать! Напрягите свой прославленный ум и скажите что-нибудь такое, что заставит ее опомниться.
Прежде чем она успела ответить, послышался легкий стук. Дверь открылась, и вошел лютнист. Юноша задыхался, щеки его пылали - как видно, он очень торопился, - а волосы, влажные от моросившего дождя, поднимались серебряно-золотистым ореолом.
- Можете быть свободны, - сказала я, - оказывается, вы нам не нужны.
- Входите, Блондель. И закройте дверь. - Это был голос герцогини, очень тихий, почти как хрип.
Стоя на пороге и не выпуская из руки дверную ручку, он окинул нас обеих взглядом и посмотрел на Беренгарию.
- Вы меня звали, миледи? - Его слова прозвучали упреком мне и герцогине.
- Да, звала, Блондель. Я хочу, чтобы вы принесли мне лютню и ваш самый лучший костюм - нет, не надевайте его, я просто хочу позаимствовать его у вас. Я все объясню потом, по дороге. А теперь поторопитесь и несите костюм.
Я всегда воспринимала Блонделя как женоподобного юношу довольно привлекательной наружности. Обычно он замечательно вписывался в нашу женскую компанию со своими песнями и лютней, опытом распутывания шерстяных ниток для гобеленов, осведомленностью в отношении женских нарядов. Но в этот вечер, когда он стоял, совсем не озадаченный, а просто осторожный и абсолютно не удивившийся этому странному приказанию, я, совершенно неожиданно для себя, увидела в нем вполне мужские качества. Мужественный, рассудительный, он мог стать моим союзником. Но я не успела и рта раскрыть, как заговорила герцогиня.
- Принцессе пришла в голову мысль сыграть роль Эсмеральды, Блондель. И в этом полностью виновата только я. Я неудачно пошутила, сказав, что другого способа проникнуть в лагерь нет.
- В лагерь? - переспросил он.
Я поняла, что в дальнейших объяснениях нет необходимости. История Эсмеральды была ему известна. Я бросила ядовитый взгляд на герцогиню и отметила, что глаза ее сверкали злобой. В какой-то части моего сознания, удаленной от непосредственной действительности, мелькнула странная мысль: в ее рукаве что-то спрятано! С той минуты, как она предложила столь явную нелепицу, Анна все время двигалась к этому моменту. Но почему? С какой целью?
Я взяла себя в руки и обратилась к юноше:
- Возможно, все действительно началось с шутки, но дело зашло слишком далеко. Переодевание принцесс в простушек или менестрелей вполне годится для сказок и песен, но в реальной жизни это безрассудно. Пошевелив хоть пальцем, чтобы способствовать этой выходке, вы окажете своей хозяйке очень скверную услугу и…
Блондель очень резко прервал меня.
- Вы это имели в виду, миледи? - обратился он к Беренгарии.
- Я имела и имею в виду только это. Мадам из Англии высказала свои возражения и сняла с себя всякую ответственность. Всю ответственность я беру на себя. Блондель, нечего тратить время на разговоры. Отправляйтесь за вещами.
Юноша не пошевелился, и с внезапным чувством облегчения я подсознательно, но с полной уверенностью поняла, что остальное можно предоставить ему. Я была настолько в нем уверена, что повернулась и стала сгребать поленья к центру очага.
- Миледи, - обратился к ней Блондель, - это было приказание, и не повиноваться вам противно моему существу, но в данном случае я не могу его выполнить. Король Англии живет в шатре, в окружении солдат, и вся его частная жизнь проходит за оградой, в пространстве раза в три больше этой комнаты. И всякий незнакомый менестрель, попытавшийся туда пробраться, окажется там, где от одних солдатских разговоров у него завянут уши. По этой причине, не говоря уже о других, мне и во сне не приснилось бы вести вас туда - хотя бы и переодетой, будь это возможно, а это невозможно. Ни одна женщина старше двенадцати лет не в состоянии до неузнаваемости переодеться мужчиной, несмотря на все баллады мира.
- Вы отказываетесь пойти со мной?
Он не ответил.
- Отлично, тогда я пойду одна. Найду какого-нибудь менестреля и возьму у него напрокат какой-нибудь клоунский костюм, подаренный ему хозяином.
- Миледи, костюмы, которые вы мне дали, являются вашей неотъемлемой собственностью. Но отправитесь ли вы в одном из них или же в том, что на вас сейчас, при входе в шатер короля Англии о вас должны будут доложить подобающим вашему рангу и полу образом. Если бы такая честь выпала мне, я объявил бы о вас так громко, как только позволил бы голос.
Все это он произнес очень твердо, но как-то мимоходом, в точности как снисходительный, но здравомыслящий муж отнесся бы к возмутительным причудам жены.
Я в восхищении смотрела на Блонделя, Иоанна взирала на такую наглость, раскрыв рот от изумления, у герцогини был слегка, совсем чуть-чуть, веселый вид, а Беренгария казалась ошеломленной. Четверо женщин и один мужчина. И мужчина осмелился говорить!
При всей своей ошеломленности Беренгария заговорила первой и сказала так холодно и спокойно, словно отвечала ему на самый тривиальный вопрос:
- Хорошо, можете идти.
Его лицо внезапно вспыхнуло. Наверное, никто и никогда раньше не говорил с ним таким тоном. Он раскланялся с нами и вышел, полностью сохраняя достоинство. И, едва за ним закрылась дверь, как прорвалась ярость Беренгарии, словно давно взведенная пружина.