- Увижу ли я тебя снова? – она склонила голову в сторону, глаза расширены, ожидая его ответа. Он не отрывался от ее глаз. От ее охрененно необычных глаз, слишком больших для ее лица. Большие, дымчато-серые, как грозовое небо. Охуенно красивые.
- Надеюсь, так и будет, милая, - он улыбнулся.
Она ответила ему убийственно милой улыбочкой и пошла обратно к ее старику и дяде, впившимися в него взглядами и в негодовании трясущими хвостами на их затылках.
Запихнув орешки в карман, он ушел. В первом же увиденном уличном таксофоне он написал цель. Понадобился час, чтобы нашелся покупатель. Тремя днями позже его старик истек кровью на полу душевой.
Вторая глава
Прошло семь лет, прежде чем наши с Дьюсом пути снова пересеклись.
В течение этих лет мой отец вышел из тюрьмы, и я получила старшего брата и занозу в заднице – Фрэнки.
Фрэнклин Дэлува-старший был Дорожным Капитаном моего отца. Он погиб в лобовом столкновении с грузовиком-тяжеловозом несколько лет назад, а его подруга умерла несколькими годами раньше от рака груди. Как и в случае со многими другими детьми байкеров, у Фрэнки не было другой семьи, готовой позаботиться о нем. Поскольку у моего отца не было сына, он взял Фрэнки под свое крыло и планировал его будущее, как байкера из Серебряных Демонов. Мой отец дал ясно ему понять: если Фрэнки не собьется с курса и не выкинет что-нибудь, то однажды он передаст ему власть в клубе. Это все было замечательно, просто обалденно, правда была одна большая проблема – Фрэнки был зол. Все время.
Разъярен настолько, что все, что он делал, вело к дракам. В школе, в клубе, на улице, в бакалейной лавке. Фрэнки стал бы драться даже с кирпичной стеной, если бы она вывела его из себя. И вы не поверите, сколько раз стены выводили Фрэнки из себя.
Его худое пятнадцатилетнее тело было покрыто шрамами от уличных драк. С того момента, как он жил с нами, он был шестнадцать раз госпитализирован по самым разным причинам: переломы, ножевые раны и бесчисленные сотрясения.
У Фрэнки были и другие серьезные заброшенные проблемы.
Когда он только въехал к нам с отцом, у него были жуткие ночные кошмары. Он просыпался в ужасе, покрытый потом, крича во всю мощь легких. Кошмары оборачивались ночными приступами, в которых Фрэнки метался во сне, бил себя по голове кулаками, крича и плача. Мой отец удерживал его, пока он не успокаивался или не приходил в себя.
Однажды, когда отец отсутствовал ночью по своим делам, Фрэнки пробрался в мою комнату и залез ко мне в кровать. Впервые с того момента, как он жил с нами, Фрэнки спал крепко. С тех пор он всегда был в моей кровати.
И жизнь шла дальше.
Через две недели после моего двенадцатого дня рождения отец решил, что для Фрэнки настало время ехать в колонне клуба на своем байке. Когда Фрэнки узнал, что я не поеду, он был в ярости и срывался до тех пор, пока отец не прогнулся. Когда дело доходило до Фрэнки, отец всегда сдавал.
Сидя за спиной Фрэнки, на его байке, я покидала Манхэттен, следуя в Северный Иллинойс. Нашей первой остановкой должна была стать тыквенная ферма. Если твой отец и его когорта вовлечены в нелегальный бизнес и нуждаются в неприметных местах для встреч, уголовные посиделки на тыквенных фермах – дело намного более распространенное, чем можно было бы подумать.
Такие встречи обычно занимали пару дней. Взрослые оставались внутри, дети снаружи. Всегда было много криков, много драк и много выпивки. И много распутных женщин.
Я начала развиваться рано и выглядела неуклюжей – тощая и высокая, с острыми локтями и коленками. Несколько мальчишек, сопровождавших своих отцов на встречах, болтались за мной по округе, дергая меня за лямки бюстгальтера и называя меня "Пуш-аперша"5. Вот так я и оказалась спрятавшейся на дереве, воткнув наушники и слушая Роллинг Стоунз, болтая ногами, качая головой и распевая.
Я почувствовала, что меня тянут за носок чаксов и отдернула ногу.
- Вали отсюда, Фрэнки!
Фрэнки снова потянул меня за чаксы, я сняла наушники и посмотрела вниз на него.
Это был не Фрэнки.
Не считая его волос, которые теперь были густыми, светло песочного оттенка, спускавшимися на его плечи, он выглядел точно также. По-прежнему убийственно красив.
Он ухмылялся, и я снова увидела эти ямочки.
- Слышал, что ты где-то здесь, дорогая. Помнишь меня?
- Дьюс, - прошептала я, глядя на него, - из Рикерс.
Он захохотал.
- Вообще я не оттуда. "Дом, любимый дом" у меня в Монтане. Я просто навещал своего старика, как и ты. Помнишь?
- Потрошитель, он мне понравился, - кивнула я.
Его улыбка исчезла.
- Он умер.
Никогда не знала, что говорить людям, которые потеряли близких. Никакие слова не будут звучать правильно.
Видя отсутствующий взгляд в синих глазах Дьюса, я обязана была что-нибудь сказать.
- У него была потрясающая улыбка, - сказала я мягко, - совсем, как твоя.
Его глаза сфокусировались на мне, и он улыбнулся.
И я улыбнулась.
- Знаешь, - сказал он, вытаскивая тонкую золотую цепочку из-под грязной белой футболки и снимая ее через голову, - ты должна носить это.
Он взял мою руку и положил в нее цепочку.
- Она принадлежала моему старику. Никто и никогда не сказал ничего хорошего об этом ублюдке. Ни разу. Даже его собственная мать. До этого момента. Думаю, это теперь твое.
Я держала цепочку и рассматривала маленький круглый медальон, висящий на ней. Эмблема Всадников была на одной стороне. Слова "Всадники Ада" окружали мрачную фигуру в капюшоне, оседлавшую Харлей и сжимавшую косу в руке.
На обороте значилось "Потрошитель".
- В этот день, семь лет назад, я впервые увидел, как этот мудак улыбается. Это же был и последний раз.
Я не знала, что сказать. Поэтому ничего не ответила, просто надела цепочку на шею.
- Спасибо, - сказала я и спрятала медальон под мою футболку с Джимми Хендриксом, - мне нравится.
Кивнув, он посмотрел вдаль.
- Прогуляюсь по ферме, дорогая. Присоединишься?
Я повесила наушники вокруг шеи, засунула свой Walkman6 в карман джинсов и спрыгнула вниз.
Не слишком задумываясь, я просто положила свою руку в его, как если бы это был отец или Фрэнки. Он посмотрел на меня сверху вниз, но не отдернул руку, его большие теплые пальцы охватили мои, и мы пошли.
Пока мы шли, Дьюс смотрел на облачное серое небо, выкуривая одну за другой сигареты, ничего не говоря.
- Тебе грустно? – спросила я.
Он взглянул на меня, нахмурившись. Я прикусила губу. Я сказала что-то не то? Может, он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что ему грустно. Мое сердце начало биться быстрее и быстрее, я чувствовала, как моя ладонь становится влажной, и, поскольку, моя рука была в руке Дьюса, я смутилась, и пот выступил еще сильнее.
- Младший брат умер, дорогая. Несколько дней назад.
Я остановилась и обняла его за талию так крепко, как могла.
- Мне очень, очень жаль, - прошептала я.
- Дорогая, - Дьюс отрывисто вздохнул.
Затем он опустился на колени и обнял меня так, что стало тяжело дышать, но мне было все равно, это было так здорово, и я знала – он нуждался в этом.
- Ты славный ребенок, дорогая. Славный, милый ребенок, - он прошептал мне на ухо.
Он отодвинулся и посмотрел мне в глаза.
- Обещай, что такой и останешься, хорошо? В этой гребаной жизни ты и я, малыш, были взращены дорогой и колесами. Это то, что мы знаем и то, чему мы принадлежим, но это еще не значит, что такая жизнь не возьмет с нас своё. Обещай мне! Неважно с чем ты столкнешься, неважно какая херня случится с тобой, не дай этой жизни сломать тебя и озлобить.
Я смотрела в его ледяные синие глаза, очарованная, чувствуя себя в безопасности и комфорте, окутывавшем меня, согревавшем меня. Я не могла оторваться. Хотелось спрятать это чувство в задний карман, принести домой и спрятать под подушкой, пока не наступит момент, когда я буду в нем нуждаться.
В конце концов, когда я вернулась к его словам, я кивнула.
Он провел костяшками пальцев по моей щеке и встал. Я взяла его обратно за руку, и мы продолжили прогулку. Дьюс курил, а я показывала на удивительно большие тыквы.
- Ты когда-нибудь смотрела "Это огромная тыква, Чарли Браун"7? – спросил Дьюс, - Этот придурок всегда меня смешит.
Я решила, что тоже очень люблю этого придурка, Чарли Брауна, и должна непременно посмотреть все, что найду о нем, как только доберусь до дома.
- Ты собираешься переодеваться в костюм на Хэллоуин, дорогая?
- Еще не решила, - ответила я ему, - Хэллоуин – тот еще праздник. Раз в год можно переодеться и притвориться кем-то или чем-то, не имеющим к тебе отношения. Другой такой возможности не будет. Не хочется, чтобы все пошло наперекосяк, понимаешь? Нужно выбирать осторожно, чтобы потом остались великолепные воспоминания, а не сожаления.
Дьюс остановился и посмотрел на меня.
- И кем ты подумываешь быть?
- Майя Энджелоу8, - тут же ответила я, - или Элеонора Рузвельт9.
Он подавился дымом.
- Но, - поспешно продолжила я, - чтобы переодеться в Майю Энджелоу, мне нужно как-то сделать кожу черной, не оскорбив при этом афроамериканское сообщество. Наверное, я все-таки остановлюсь на Элеоноре Рузвельт. Но я не имею в виду ничего такого. Майя была потрясающей женщиной.
- Сколько тебе лет? – спросил он резко, постукивая себя кулаком по груди.
- Двенадцать.
- Двенадцать?
В замешательстве он покачал головой.
- Я подумал, что ты очаровательный и умный ребенок, когда впервые встретил тебя, но теперь я в этом точно уверен.
Я покраснела. Дьюс – Президент, учитывая смерть его брата, "Всадников Ада" – считал, что я умная. Что могло быть круче?!
- Сколько тебе лет? - спросила я.
- Тридцать, дорогая, - он посмотрел сверху вниз на меня, поморщив нос, - староват?
Я пожала плечами.
- Папе тридцать семь. И он все еще классный.
Его глаза были близки к тому, чтобы полезть на лоб.
- Давай-ка уточним. Тебе двенадцать, скорей всего на Хэллоуин ты оденешься Элеонорой Рузвельт, и ты считаешь, что твой старик классный?
Я кивнула.
- Вот черт, - он снова покачал головой, ухмыляясь.
У меня внутри что-то рухнуло. Он смеялся надо мной.
Я выдернула свою ладонь и скрестила руки на груди.
- Я знаю, что я странная. В школе мне все это говорят. Все кроме моей подруги Ками. Они ненавидят музыку, которую я слушаю, потому что она старая. Они ненавидят мою одежду, потому что она мальчишечья. Они все считают меня уродом. Ну, давай, скажи это. Ты тоже думаешь, что я такая?
Дьюс встал на колени передо мной.
- Дорогая, ты не странная. Тебе двенадцать. И они не ненавидят тебя, даже близко нет. Девчонки завидуют, потому что ты чертовски очаровательна. Парни остаются парнями – пытаются флиртовать, но понятия не имеют, как это делается.
Ты чертовски очаровательна.
- Очаровательна?
Его губы искривились в усмешке.
- Всего двенадцать, а уже закидываешь удочки. Да, дорогая, ты очаровательна. Станешь красивой однажды. Любой парень рядом с тобой будет счастливей, чем свинья, валяющаяся в дерьме.
Я ухмыльнулась. Кто бы подумал, что слова свинья и дерьмо, использованные в одном предложении, могут сделать девушку блаженно счастливой?
- Вот так, - сказал он тихо, - вот это мне нравится видеть. Нет ничего лучше, чем очаровательная улыбающаяся девочка.
Я смотрела на него, он смотрел сверху вниз на меня. Его твердый взгляд смягчился, и я ощутила мягкость и слабость в своем теле. Что-то происходило со мной, что-то важное, почти монументальное.
Сдвиг – от ребенка к подростку. Хотя я этого и не поняла, пока не стала старше, что случилось и почему это случилось. Стоя здесь посреди тыквенного поля, я точно знала одно – я изменилась бесповоротно. И причиной тому был этот мужчина.
- ЕВА! ЧТО ЗА НАХЕР!
Я повернулась. Фрэнки несся прямо к нам, пиная на своем пути несчастные, ни в чем неповинные тыквы.
- Прекрасно, - я простонала, - Фрэнки нашел меня.
- Твой парень? – спросил Дьюс, с интересом наблюдая за тем, как Фрэнки теряет самообладание.
Я закатила глаза.
- Фуу! Он мне, как брат.
Длинные темные волосы Фрэнки были растрепаны, его карие глаза потемнели, выдавая растущую ярость. Всего пятнадцать лет, а он уже почти шесть футов ростом, и телосложением с квоттербека10. Он не был таким огромным, как Дьюс, но станет однажды.
- Я тебя знаю? – прошипел Фрэнки, останавливаясь всего в нескольких дюймах от Дьюса.
Дьюс поднял брови и ухмыльнулся.
- Нет, малыш. Боюсь, не имел удовольствия познакомиться раньше.
Фрэнки ненавидел, когда его называли малышом, особенно в моем присутствии. Я заметила, что его руки сжались в кулаки.
Дьюс больше не улыбался.
- Хочешь вляпаться? Я не проглатываю все это дерьмо от взрослых, и, будь уверен, не проглочу от такого мудака, как ты, прикидывающегося взрослым, только для того, чтобы стянуть с девчонки трусы.
Я закрыла глаза. Дьюс не знал Фрэнки и не был в курсе, что он просто пытается впечатлить меня, что это было обычное для него поведение.
Не дожидаясь, пока Фрэнки кинется на Дьюса и останется в итоге с надранной задницей, я встала между ними и положила руки Фрэнки на грудь.
- Я потеряла тебя, - сказала я торопливо, - искала тебя везде и не могла найти. Я попросила Дьюса помочь мне поискать тебя.
Фрэнки обнял меня и его крепкое тело обмякло, соприкоснувшись с моим. Одна его рука потерялась в моих волосах, другая крепко обнимала талию.
- Извини, - он пробормотал, - я просто думал… я не знал.. ты должна оставаться рядом со мной. Я ни хрена не способен защитить тебя, если не знаю, где ты. Если с тобой что-то случится, малышка, я сдохну. Не могу без тебя в этом мире. Блять, меня сводит с ума даже мысль о том, что ты можешь уйти.
- Фрэнки, - прошептала я, - тебе надо перестать беспокоиться. Со мной ничего не случится, и я никогда тебя не покину.
☼☼☼
Дьюс колебался, оставляя Еву наедине с этим маленьким чокнутым говнюком. Но, похоже, она была единственным человеком, способным влиять на него. И он оставил ее разбираться с этим самой.
Он знал таких, как Фрэнки, когда рос. Ударенные на голову, никому неподконтрольные, слетавшие с катушек в секунды и не доживавшие обычно до своего тридцатилетия.
Дать ему право на клуб в будущем было огромной ошибкой со стороны Проповедника. Он сам не понимал, насколько сильна была его любовь к этому мальчишке. В тот момент, когда сраные проблемы полезут одна за другой, а они полезут, как и всегда, ему будет нужен сильный лидер, чтобы вести клуб дальше.
- Давай, потрогай ее за сиськи.
Дьюс остановился рядом с захудалым сараем на границе фермы.
- Или лучше трахни ее.
- Проповедник убьет тебя, если узнает.
Он замер. Маленькие засранцы говорили о Еве.
- Я не боюсь Проповедника. К тому же она тут единственная сучка, которую уже можно трахать.
- Она же блять страшная. Ну, не считая ее сисек, да, у этой сучки отличные сиськи. Я бы трахнул ее просто, чтоб посмотреть на них.
Дьюсу будто махнули красной тряпкой. Он был в бешенстве. Еве двенадцать лет. Да, сиськи у нее уже были. Сиськи двенадцатилетней девочки. А этим уебкам уже по шестнадцать или семнадцать лет. Он щелкнул суставами на пальцах и шагнул в сарай.
Пять мелких говнюков расселись, привалившись к пустым лошадиным загонам, и курили, изображая из себя взрослых парней.
- Дьюс, - сказал один из говнюков, - в чем дело, приятель?
Он не ответил, просто приблизился к первому из них и пнул его в лицо, затем двинулся к следующему. Держа за шиворот говнюка номер два, он плюнул ему в лицо, наградил ударом в живот и отбросил в сторону.
Оставшиеся три забрались на спрессованные тюки сена.
- Спускайте сюда свои задницы, - сказал Дьюс, доставая из-за спины пистолет, - и принимайте свое ебаное наказание, как мужчины, которыми вы не являетесь. В противном случае у меня есть несколько пуль с вашими ебаными именами на них.
- Какого хрена мы сделали? – взвизгнул один них, прыщавый нескладный засранец.
- Спускайтесь. Блять. Вниз, – Дьюс указал пистолетом на место, где они сидели всего несколько минут назад.
Они спустились.
- Я слышал, вы болтали о Еве. Увижу, что вы смотрите на нее, увижу вас ближе, чем за сотню футов от нее, считайте, что вы все – покойники. Доступно?
Вытаращив глаза, они закивали.
- Я собираюсь найти ваших отцов после, чтобы рассказать, каких ублюдков они растят. И я ожидаю, что они выбьют все это дерьмо из вас, но для начала вы будете иметь дело со мной.
Он схватил третьего говнюка за его маслянистые волосы и ударил его головой о свое колено. Сохраняя спокойствие, он отшвырнул его в сторону.
Номер четыре нассал под себя в тот момент, когда Дьюс сделал шаг к нему. Смеясь, он двинулся к последнему. Тот, что назвал Еву страшной. Сжимая его шею, Дьюс засунул ствол пистолета в рот мальчишке.
- Точно знаю, что у тебя есть пара сестер. Еще знаю, что одна из них всего на год старше Евы. Может, найдем твою младшую сестренку и трахнем ее? Как думаешь, мне стоит позвать кого-нибудь из своих ребят, тоже трахнуть ее? Мы могли бы делать это одновременно. Выебать ее в рот, в ее киску, в ее задницу? Звучит неплохо?
Плача, парень мотал головой.
- Ты будешь уважать женщин, маленькое дерьмо. Это блять была женщина, что заботилась о тебе, когда ты был в ее теле, когда рожала тебя и блять любила тебя, и это будет женщина, что согреет тебя ночью, допустит к своему телу, и это снова будет женщина, что позаботится о твоих ебаных детях. Прояви гребаное уважение, понимаешь? Прояви гребаное уважение к каждой из них, или я прикончу тебя.
Он ослабил хватку, и парень упал на колени, сдерживая рвотные спазмы.
- Маленькие уебки, - пробормотал Дьюс. Он уходил, убирая пистолет обратно за джинсы.
Третья глава
Мне было шестнадцать. Это было лето на Манхэттене. И это было первое воскресенье месяца.
Посередине, между баром "Мориссей" и Восточным продуктовым магазином, на крыше пятиэтажного здания, построенного из портлэндского песчаника и принадлежавшего клубу Демонов, в самом разгаре было ежемесячное "семейное" барбекю клуба. Подруги и жены, дети, кузены, друзья семей и бизнес-партнеры, все они болтали и смеялись, пили и танцевали, а хотдоги и бургеры переворачивались на гриле также быстро, как опустошались кеги пива.
Во главе общего стола сидели я и Фрэнки, прислонившись друг к другу, разделяя пару наушников. Мой плеер был зажат между нами, наши головы соприкасались, пока мы кайфовали под Лед Зеппелин. Моя рука повисла на широких плечах Фрэнки, его рука скользила вверх-вниз по моему бедру, и его пальцы отбивали ритм песни.
- Держим ухо востро, братья, Всадники здесь!
Я повернула голову направо.
- Прячьте своих женщин! - последовал еще один крик, на этот раз сопровождаемый громким хохотом и женским хихиканьем.
Я смотрела, как большая группа мужчин, одетых в кожу, присоединялась к толпе на крыше. На их спинах были нашивки с символикой клуба Всадников Ада.
В точности такая же была на моем медальоне.