Нофрет осмотрелась. Ее госпожа была уже на полпути к гробнице, прыгая, как козочка, по крутому каменистому склону. Служанки помогали Меритатон, которой, наверное, не следовало отправляться в такой путь: ей было явно тяжело и неудобно. Мекетатон, чья беременность зашла еще не столь далеко, тащилась позади. Служанка протянула ей руку, но она с возмущением оттолкнула ее.
Это было отважно с ее стороны, но Нофрет не понравилось лицо царевны: напряженное, с зеленоватым оттенком.
Нофрет бросила взгляд на свою госпожу. Анхесенпаатон двигалась легко и быстро, как должно здоровому ребенку. Но настоящая придворная все равно стала бы помогать ей. Однако Нофрет была чем угодно, только не этим. И она бросилась к Мекетатон.
Вместе с Нофрет к ней устремился еще кое-кто. Этого человека Нофрет узнала сразу, даже не по красивой полосатой одежде. Иоханан стал выше ростом, что сначала удивило ее, и, казалось, еще костлявей. У него начала пробиваться бородка: чуть-чуть над верхней губой и на щеках. Мальчишка выглядел забавно. Надо будет сказать ему об этом при первой же возможности.
Мекетатон, не желающая принимать помощь от своей служанки, не в силах была противиться двум решительным чужестранцам, бывшим к тому же гораздо сильнее ее. Руки у нее были холодные и дрожали.
Нофрет остановилась. Иоханан решительно и осторожно остановил Мекетатон, когда та попыталась идти дальше.
- Ты больна. Иди под навес. Иоханан, здесь есть вино? Или хотя бы пиво?
- У нас есть вода из источника в холмах, безупречно чистая, даже для царевны.
- Я желаю, - с трудом произнесла Мекетатон, - поклониться гробнице моего отца - моего мужа.
- Только попробуй, - возразила Нофрет, - и ребенок будет лежать у твоих ног.
Мекетатон прижала ладонь к округлившемуся животу.
- Не может быть. Еще рано.
- Ребенок может этого и не знать, - заметил Иоханан. - Сюда, госпожа. Войди в тень. Я позову служанок. Они будут обмахивать тебя веером, пока я найду чашку, достойную царевны, и кувшин с водой.
- Не хочу… - начала было Мекетатон.
- Тихо, - сказала Нофрет с грубой ласковостью, как обычно обращаются с детьми и животными.
На Мекетатон это тоже подействовало, хотя она и была царицей. Нофрет завела ее под навес, уложила на ковры, приспособила под голову вместо подушки сверток чертежей в кожаном мешке. Служанка с веером рада была освободиться от необходимости посещать гробницу.
- Он нас всех заживо похоронит, - прошептала она Нофрет едва слышно, обвевая царевну веером, чтобы медленные и сильные взмахи приносили благословенную прохладу.
Иоханан убежал и вернулся бегом, с высоким глиняным кувшином на плече. Из складок платья он достал позолоченную чашку, наполнил водой и подал с ослепительной улыбкой.
Мекетатон приходила в себя. К радости Иоханана она слабо улыбнулась, поблагодарив, взяла чашку и отпила. Ее глаза удивленно раскрылись.
- А это вкусно!
- Пей еще, царевна. Если захочешь, у нас есть еще.
Мекетатон выпила полную чашку и еще отхлебнула из второй, а потом настояла, чтобы и Нофрет, и Иоханан, и служанка с веером больше не беспокоились и тоже отдохнули.
- Она добрая девочка, - заметил Иоханан. Напившись воды и отказавшись от предложенной еды - ломтя хлеба с козьим сыром и корзинки фиг, - Мекетатон уснула на куче ковров.
- Она нездорова, - сказала Нофрет, нахмурившись. Даже во сне царевна выглядела больной. Под глазами залегли глубокие тени, и бледность ее губ Нофрет не понравилась.
- Ей рано иметь ребенка. - В голосе Иоханана слышался гнев, хотя он говорил шепотом, чтобы не разбудить Мекетатон. - Она сама еще ребенок.
- Да. - Нофрет повернулась спиной к Мекетатон и сердито взглянула на солнце. Глаза ее заслезились - после тени под навесом свет был слишком ярок.
Иоханан не спешил нарушить молчание. Немного погодя он спросил самым обыденным тоном:
- Ты давно к нам не приходила. Тебя бабушка напугала?
- Нет. Я была занята. Только и всего.
- Мы будем рады тебя видеть. В любое время. Бабушка обещает не говорить ничего слишком потрясающего.
- От нее это не зависит.
- Если сможешь, приходи к обеду. Мы собираемся зарезать ягненка к празднику новолуния.
Нофрет подняла брови.
- Это праздник вашего Бога?
- В основном, - ответил он. - И свадьба.
Ее сердце кольнуло.
- Твоя?
Иоханан удивленно посмотрел на нее.
- Что? - Голос его сорвался. - Конечно, нет! Художник Рахотеп женится на дочке старого Бенави. Будет вино, - сказал он мечтательно - И мед. Ты же любишь мед, я помню.
- Не знаю, смогу ли я…
- Я попрошу твою царевну.
- Нет!
Он засмеялся и не послушался. Когда Эхнатон, а за ним вся его семья вышли из гробницы, Иоханан дождался, когда царственные особы придут пить воду из кувшина и охать над Мекетатон - слишком поздно и мало, по мнению Нофрет, - и решительно подошел к Анхесенпаатон. Нофрет не успела остановить его. Он поклонился на пустынный манер.
- Госпожа, не соизволишь ли ты, своей милостью, отпустить твою служанку к нам в гости в ночь новолуния?
Царевна оглядела его с ног до головы. Нофрет ничего о нем не рассказывала, и все же она догадалась, кто это.
- Ты, должно быть, Иоханан бен Агарон. Мы родственники, я думаю.
- Да, госпожа. У нас будут играть свадьбу, и твоей служанке хочется побывать на празднике и на танцах. Ты позволишь ей пойти?
- Вы друзья? - поинтересовалась царевна.
Иоханан и глазом не моргнул.
- Думаю, да. Моей бабушке она нравится.
- Твоей бабушке… - царевна нахмурилась. - Леа? Так ее зовут?
Он кивнул. Анхесенпаатон чуть улыбнулась.
- Мой дед рассказывал мне о ней. Она ясновидящая? Ее бог говорит с ней так же, как Атон говорит с моим отцом.
- Не так… Настойчиво. Но она видит яснее, чем многие.
- Мне жаль ее… Что ж, можешь забрать мою служанку в ночь новолуния. Но чтобы она вернулась утром и могла прислуживать мне.
Нофрет открыла было рот и снова закрыла. Ни разу во время разговора ее госпожа не взглянула на нее, и, как ни странно, Иоханан тоже. Эти двое замечали ее не больше, чем тень на стене. Они распоряжались ею, и им вовсе не приходило в голову спросить ее саму.
Но возразить она не могла. Нофрет была рабыней, исполнительницей господской воли, лишенной собственного ума, желаний и права спорить. Слишком часто она забывала об этом. Чаще всего ее госпожа была снисходительна к ней. Но не сейчас. Хотя царевна, наверное, думала иначе, отпуская ее танцевать на чуждой свадьбе.
8
По мнению Нофрет, ночь новолуния настала слишком скоро. И, что еще хуже, ее хозяйка, будучи в веселом настроении, считала, что она обязательно должна пойти, к тому же нарядившись получше, как подобает служанке царевны. Анхесенпаатон заставила Нофрет надеть платье из тончайшего, почти прозрачного льняного полотна и дала ей браслеты, серьги и ожерелье из золота с лазуритом, кровавиком и малахитом. Парика Нофрет не потерпела бы, но мастер, причесывавший саму царицу, уложил ее буйные кудри в подобие парика знатной дамы.
Нофрет чувствовала себя идолом, установленным в храме. Она повернулась в облегающем платье, попробовала шагнуть.
- И как же, скажи на милость, я пойду в нем до селения?
- Ты не пойдешь, - заявила царевна, - тебя отнесут в паланкине.
- Ни за что! - Нофрет топнула ногой. - Они сочтут меня заносчивой. Все будут глазеть на меня с отвращением.
- Не думаю, - сказала царевна. Она помолчала, нахмурившись. - Хорошо. Не в паланкине. Ты сможешь управлять колесницей?
- Смогу ли… - у Нофрет перехватило дыхание. - Еще не легче!
- Я думала, тебе понравится, - огорчилась царевна. - Готова спорить, Иоханану понравилось бы. По-моему, он из тех молодых людей, которым было бы интересно попробовать.
- Ночью? В новолуние?
- Ладно, ты права. - Царевна тяжело вздохнула, представив, от какого замечательного зрелища придется отказаться. - Снимай платье. Возьмешь его с собой. Оденешься, когда придешь в деревню.
Это был достаточно толковый совет. Нофрет и сама думала так же, и ей хотелось увидеть лицо Иоханана, когда она появится на празднике, одетая как госпожа из дворца.
Царевна помогла Нофрет снять наряд, стараясь не растрепать прическу, и связала в узелок платье и украшения, добавив к ним, поразмышляв, пару изящных сандалий с золочеными ремешками.
- Неизвестно, на чем придется танцевать, - сказала она с удовлетворением, увязав вещи в накидку из грубого полотна. - Вот. Понесешь это на голове, и все будут принимать тебя за служанку на прогулке.
- Очень уж ты умная, - заметила Нофрет.
Царевна засмеялась.
Нофрет шла через город не спеша, как обычно ходят служанки, и несла на голове свой узелок. Никто не обращал на нее внимания. Солнце уже садилось, бросая косые длинные лучи на стены и крыши. В этом золотом сиянии город не казался таким необжитым, неуютным и недостроенным. Тени заполняли пустые пространства, золотили каркасы домов, воздвигали колонны там, где еще ничего не было.
Даже пустыня выглядела как-то приятнее, когда закат смягчил ее резкие линии. Тень Нофрет двигалась далеко впереди нее: длинные тонкие руки и ноги, крошечная голова. На дороге больше никого не было. Строители, должно быть, спускались от гробниц в другом месте. Горожане не ходили в пустыню в сумерках. Безусловно, разумней было отправиться в колеснице или даже в паланкине.
Нофрет не хотелось привлекать к себе чрезмерное внимание, вызывать недоверие и подозрение в том, что она соглядатай царевны. Рабы всегда думают так, на то они и рабы. И пусть Иоханан яростно утверждает, что он свободный человек - его свобода полностью зависит от царя - так же, как и ее.
Когда девушка добралась до деревни, уже почти совсем стемнело. Сверток на голове уже порядком утомил ее, но она совсем позабыла о нем, удивленная неожиданной красотой этого невзрачного местечка в свете ламп и факелов среди тьмы.
Ахетатон на закате был почти красив, а селение строителей в ночи - просто прелестно. Центральная площадь, где днем шумел базар, была залита светом. На одном ее краю установили навес, похожий на царский, на другом - столы с чашами, блюдами и кувшинами. Когда Нофрет подошла, женщины подносили хлеб, сыр, пироги, мясо, разные фрукты. Угощение было не таким изысканным, как на царском пиру, но гораздо богаче, чем можно было ожидать в таком месте.
У Нофрет потекли слюнки. Свежевыпеченный хлеб благоухал, а где-то жарилось мясо: его запах вился вокруг нее, увлекая через толпу людей, полускрытых тенью.
- Нофрет!
Это был Иоханан, он звал ее. Юноша возник из мельтешения света и тьмы, широко улыбаясь, и, чуть не сбив ее с ног, потащил за собой, и Нофрет пошла, не успев понять, куда.
- Тебе надо что-нибудь надеть, - сказал он. Ей пришлось напрячь слух, чтобы услышать его. Люди пели. Барабаны, бубны, пастушьи дудки производили оглушительный шум.
У самых дверей его дома она остановилась.
- У меня с собой кое-что есть. Если ты меня, наконец, отпустишь, я смогу одеться.
- Как, прямо на улице? - Иоханан засмеялся, когда она взглянула на него с возмущением, точно как ее госпожа, и втолкнул в дом.
Нофрет попыталась воспротивиться, все-таки опасаясь встречи с его бабушкой. Но в доме никого не было. Иоханан провел ее в комнату за занавеской, где можно было без стеснения одеться - глупо, потому что он никогда не видел ее одетой основательнее, чем в набедренную повязку, но спорить не хотелось.
Надеть платье и украшения самой, без помощи царевны, оказалось непросто, но Нофрет справилась. Она надеялась, что ее волосы не слишком растрепались. Разглаживая стеснявшую ее узкую юбку, девушка выскользнула из-за занавески прямо в руки Иоханана.
Юноша весь вспыхнул. Бросив на нее ошеломленный взгляд, он уже не знал, куда девать глаза.
Вот теперь-то можно посмеяться над этим мальчишкой, который видел ее почти голой и не стеснялся, а один взгляд на ее наряд лишил его дара речи.
- А ты, наверное, считал меня совсем дикаркой?
- Нет-нет, - сказал он поспешно. - Я не знаю, я не…
- Что, я настолько ужасна?
- Нет! - Иоханан, сам удивившись своему крику, торопливо закрыл рот, но затем, собравшись с мыслями, решительно сказал: - Ты красавица. Я не ожидал.
- Ты, должно быть, слепой.
- Нет. Ты настоящая красавица. - Иоханан протянул руку. - Пошли, а то опоздаем.
Пальцы у него были тонкие и удивительно сильные, а рука холодной: он был далеко не так спокоен, каким старался казаться. Но и она волновалась.
- Я всего лишь Нофрет, - произнесла она.
- Да, - ответил Иоханан. Что он имел в виду?
Нофрет подумала, что это - настоящая свадьба. Не то что странный обряд в царском доме. Здесь были и танцы, и смех, и цветы, и факелы, и веселая, смеющаяся невеста, румяная от смущения - она то убегала, то снова попадала в объятия жениха. Это был красивый человек, египтянин: стройный, изящный, быстрый в движениях. Невеста - родом из апиру - была повыше ростом и плотнее, но он легко кружил ее в бурном танце, так стремительно, что все вуали и заколки слетели с ее длинных волос. Он надел своей избраннице на голову венок из цветов и благодарил ее поцелуями - такими пылкими, каких ни один царь не мог позволить себе на глазах своего народа.
Когда невеста смотрела на него, глаза ее туманились. Люди смеялись и кричали что-то ободряющее. Она вся вспыхнула, но вовсе не собиралась отказываться от удовольствия, а покрепче обняла жениха и прижалась к нему.
Кто-то бросился вперед, словно желая разделить их. Его остановили. Люди плясали, пели, угощались, но вокруг жениха и невесты царило спокойствие. Да, это была свадьба. По сравнению с нею все царские женитьбы казались бледной тенью.
- Так и должно быть всегда, - сказала предсказательница Леа. До сих пор Нофрет не видела ее. Она стояла позади, вместе со своим внуком, словно окружая девушку.
Но в этом не было ничего пугающего, никакого ощущения, что она в ловушке. Скорее, в безопасности. Защищена, как будто стеной.
Леа с улыбкой глядела и на влюбленных, и на Нофрет.
- И у тебя должно быть это. И будет, если Бог даст. Царь поступает так, как поступает, потому что не видит другого пути. Мы не цари, и никогда не желали ими быть… Но мы-то счастливы.
- Ты хочешь дать мне урок? Я должна выучить его наизусть, как жрица? - Нофрет пыталась говорить насмешливо, но это было не так-то просто. Леа казалась неуязвимой - старая женщина из пустыни, и в то же время могущественная и всезнающая.
- Каждая женщина жрица, - ответила она. - Каждая девушка, каждая невеста, каждая мать. Даже бабушка, которая должна хранить домашний очаг, но не знает, как.
- Она должна уметь видеть, - вмешался Иоханан.
- В этом и состоит тайна женщин, но я ее знаю.
- Слишком много ты знаешь, - пробормотала Нофрет.
Леа засмеялась, неожиданно звонко.
- Вот именно. Мальчишки все такие. Мужчины предпочитают быть в достаточной мере невеждами. - Она взяла Нофрет за руку. - Пошли, дитя мое. Пора танцевать в честь невесты.
И они танцевали: все женщины - от самых маленьких девочек, еще цеплявшихся за материнские подолы, до молодух на сносях и старушек, уже давно забывших, как рожают детей. Все они танцевали вокруг жениха и невесты.
Этот танец связывал их. Может быть, мужчины думали, что людей соединяют слова благословения, произносимые жрецом, жертвоприношение ягненка на алтаре, обращенном к восходящему солнцу. Но женщины знали лучше - даже чужестранка Нофрет, рабыня царевны. Слова - это только слова. А танец связывал душу с душой и жизнь с жизнью.
Женщины, способные рожать, которые носили или кормили младенцев, давали им свою силу. Те, которые еще не рожали или уже не будут рожать, предлагали то, чем они были или чем собирались стать. Слов не было. Слова разрушили бы чары. Танец сопровождался ударами барабанов, стуком сердец и шорохом шагов по земной груди.
Совершалось таинство во имя Бога - первый настоящий ритуал, который Нофрет здесь видела, но не египетский. Это была магия пустыни, земли, крови и живого тела.
Но пора было возвращаться во дворец. Не из страха наказания. Это был долг, то, что Леа называла необходимостью: Бог звал Нофрет туда, куда она должна была идти. По дороге в селение она удалялась от заката, а теперь - от восхода. Свой узелок девушка несла на голове, ноги шагали легко, несмотря на усталость, выводя рисунок танца в дорожной пыли. Магия еще не оставила ее, а, может быть, так только чудилось. Магия внесла ее в город, через дворцовые ворота, прямо к ее госпоже.
Царевна едва взглянула на нее, и сама была как тень.
- У Меритатон начались роды. Рано - не то слово, слишком рано. Молись всем богам, каких знаешь. Молись, чтобы она не умерла.
9
Когда царица Нефертити рожала последнюю из шести царских дочерей, Нофрет еще не было в Ахетатоне. Она не знала, происходило ли все так же, как сейчас - обитатели дворца вроде бы занимались своими делами, но с рассеянным видом, постоянно прислушиваясь к звукам, доносящимся из комнаты: оттуда время от времени слышались женские крики, но не детские.
Предполагалось, что Нофрет ничего не замечает, или по крайней мере делает вид, что не замечает. Она прислуживала своей царевне. Царевна должна была присутствовать на церемониях в храме, исполнять свои придворные обязанности, учиться танцам, пению, чтению и священным письменам, но ее голова была занята совсем другим. Когда, разбирая отрывок из истории о пришпоренном царевиче, Анхесенпаатон сочинила полную ерунду, сказав, что он родил крокодила, вместо того, чтобы сказать, что крокодил ему угрожал, писец, ее наставник, отослал девочку заниматься чем-нибудь менее утомительным для ума.
Царевна приказала приготовить колесницу и велела Нофрет занять там место. Раньше такого не бывало, но, насколько знала Нофрет, ей и не запрещали. Анхесенпаатон вела себя так, словно была уверена, что никто ее не остановит.
И Нофрет устроилась позади своей госпожи, а царевна взяла вожжи, собираясь выехать из конюшни, но вдруг перед лошадьми появилась высокая фигура. Доверчивые кони опустили головы, ожидая найти в руках человека кусочки медовых сладостей. Мужчина рассеянно погладил их морды, не отрывая взгляда от царевны.
- Госпожа, ты собираешься ехать в одиночку? - поинтересовался он. Голос у него был по-солдатски груб, но с оттенком придворной обходительности.
Царевна вздернула подбородок.
- Военачальник Хоремхеб, ты загородил мне дорогу.
- Без сопровождения ехать нельзя.
Царевна не взглянула на Нофрет, не желая проявлять слабость - с таким человеком это было невозможно.
- Но я так хочу.
Хоремхеб взял обоих коней под уздцы, осторожно, чтобы не испугать, но достаточно крепко, чтобы не дать двинуться вперед. - Я буду твоим провожатым. Поехали, мои лошади готовы и стоят на внешнем дворе.