- Этот путь гораздо больше приближен к жизни. Если вы, конечно, на него осмелитесь, - ответил Эллиот.
Они стояли на втором этаже, в сущности, ерунда для того, кто привык карабкаться по веревкам, но когда Дебора осторожно высунулась на улицу и глянула вниз, он заметил, что в ее глазах промелькнул ужас воображаемого падения.
- Лучше пойдем по лестнице, - решил он и втянул обратно веревку.
Дебора остановила его:
- Конечно нет! Вы правы, зачем довольствоваться половиной? Просто покажите мне, что надо делать.
- Вы можете очень пострадать, если упадете. - Эллиот уже пожалел, что решил поддразнить ее. Можно же было догадаться, что она примет вызов.
- А если нас поймают, меня могут повесить, - парировала Дебора. - Я рискну.
Она намеренно заигрывает с опасностью. Он понял это, потому что много раз и сам так поступал. Ее вздернутый подбородок и решительный голос не позволяли отказать, хотя он и понимал, что должен это сделать.
Кажется, она постоянно оказывает на него такое влияние. Невидимая связь между ними снова затрещала и вспыхнула. Ненадолго.
- Хорошо, - проговорил Эллиот, с трудом отрывая от нее взгляд. - Но сначала пойду я, чтобы поймать вас, если вы упадете. Внимательно следите за моими действиями. И не вылезайте, пока я не окажусь на земле.
В холле за дверью начали бить часы, и Дебора подскочила на месте.
- А если кто-то войдет?
Эллиот поднял ее шляпу и насадил ей на голову.
- Не войдет. Вы в полной безопасности, с вами Павлин, помните? А теперь смотрите внимательно. Вся суть в том, как вы держите веревку.
С колотящимся сердцем Дебора смотрела на его манипуляции с руками и ногами. Она высунулась и стала смотреть, как быстро он спускается вниз по веревке, кажется без всяких усилий. У нее увлажнились ладони. Спуск предстоял долгий. Если она упадет… но она не упадет. Дебора быстро оглянулась на дверь. Напряженно прислушалась, вокруг было тихо. Без Эллиота комната казалась темнее и больше. И страшнее. Страх медленно опутывал ее, словно виноградная лоза, задрожали ноги, потом руки. Охватило почти непреодолимое желание броситься наутек за дверь и по лестнице для прислуги, пронестись к кухне. Удерживал еще более сильный страх, что без Эллиота она не сможет найти дорогу, что-нибудь опрокинет и перебудит весь дом. Сейчас его жизнь действительно в ее руках. И она не имеет права его подвести!
Решив доказать себе, что на нее можно положиться, Дебора сумела наконец двинуться с места. Сердце билось так сильно и быстро, что она боялась упасть в обморок, но прикусила губу, вытерла влажные ладони о бриджи и осторожно села на подоконник.
Эллиот уже стоял на земле и с тревогой смотрел вверх. Она махнула ему. Земля внизу закружилась. Не смотри вниз!
Дебора взялась за веревку, как он ей показывал, и задом полезла наружу. Ее ноги болтались в воздухе. Часто дыша от паники, она с трудом поймала веревку одной ногой и зажала бедрами. На одних руках точно не удержаться. На какое-то ужасное мгновение она застыла наполовину в комнате, наполовину снаружи. Потом оттолкнулась от края и стала спускаться. Медленно, на дрожащих руках. Ладони горели, несколько раз терялась веревка, приходилось снова искать и вцеплялась еще сильнее. У нее болели плечи. И ноги. Спускаться медленно, не смотреть ни на окно, ни на Эллиота. Один этаж. Если она сорвется, то уже не погибнет. Может, сломает себе что-нибудь. Слабое утешение. Не думай о падении! Спускайся! Казалось, руки сейчас вырвутся из плеч. Слава Небесам, что на ней бриджи. И все равно она будет вся в синяках. Вниз.
- Осталось совсем немного. Держитесь.
Впервые за эту ночь голос Эллиота звучал напряженно. Дебора рискнула посмотреть вниз. Ее ноги болтались примерно в ярде от его запрокинутого лица. Она усмехнулась с триумфом и облегчением:
- Вы опасались, что я на вас упаду? Как вы упали на меня в Кинсейл-Мэнор?
Эллиот схватил ее за лодыжку:
- Это приходило мне в голову!
Зная, что теперь она в безопасности и он ее держит, Дебора быстро преодолела оставшееся расстояние. Не поддержи он ее, она бы опустилась на каменистую землю, ноги совершенно не держали, казалось, они начисто лишены костей.
- Извините. - Она схватилась за пальто Эллиота. - Мне только нужно…
Тревожно глянув в сторону конюшен - оттуда послышался грохот подъезжавшей кареты, - Эллиот обхватил Дебору за талию.
- Нам надо поторопиться. Если кто-то придет, веревка нас выдаст.
Дебора виновато осознала, что даже не закрыла окно. Оно предательски зияло широко раскрытое, с него торжественно свешивалась веревка.
- Со мной все нормально, - произнесла она. Потом выпрямилась и, не обращая внимания на пульсирующую боль в ногах, неверным шагом направилась к выходу из конюшен. Скрипя зубами, заставила себя идти вперед.
- Не так быстро, или мы привлечем нежелательное внимание. Надвиньте на лицо шляпу. - Эллиот догнал ее и взял под руки. Крепко стиснул пальцы.
В полной тишине они пешком вернулись в Ханс-Таун. Теперь, когда все кончилось, Эллиот сам себе удивлялся, что согласился подвергнуть Дебору такой опасности.
- Мне не стоило брать вас собой.
Дебора повернула в замке ключ и открыла дверь.
- Не говорите так. Я рада, что вы это сделали. Замечательно. Только не говорите, что вы сожалеете.
- Я солгал бы, если бы так сказал, - хрипло ответил он.
Она уже дома, в безопасности. Все закончилось. Дебора благоговела перед собственной дерзостью. От избытка чувств хотелось зааплодировать.
- Не могу поверить, что мы это сделали, - проговорила она. - Мы действительно это сделали. Мы сделали это!
Она чувствовала прилив невероятной энергии, радость бурлила, перехлестывая через край, хотелось смеяться во весь голос. Она приглушила смех, закрывая рот ладонью.
Отняв ото рта ее руку, Эллиот прижался к ней губами. Он не мог отрицать очевидное - ее присутствие придавало его вылазке особую остроту. Ее смелость и восторженное волнение подстегивали. Он провел языком по подушечке большого пальца, припухшей там, где натерла веревка, и почувствовал, как Дебора резко втянула воздух и подалась к нему. Его переживания обострились и слились в желание, как расплавленный металл вливается в форму клинка. Он притянул ее к себе и завладел ртом.
Грубый, совсем не изысканный поцелуй. Сильный, опасный, требовательный. Дебора на мгновение застыла, потрясенная почти неприкрытой страстью. Это был уже не тот Эллиот, которого она раньше целовала. Другой - дикое, опасное порождение ночной тьмы. Как и она сама этой ночью.
Но его пыл и безудержность разрушили запретные барьеры. Эллиот прижимал ее к двери и лихорадочно ощупывал сквозь слои одежды мягкую плоть. Их языки встретились, ее губы раскрылись ему навстречу, и она с таким жаром вернула ему поцелуй, что оба лишились мыслей и самообладания. Он ответил ей и поцеловал еще глубже, яростно проникая языком в ее рот. Она реагировала с не меньшей силой.
Никогда в жизни, даже в самых диких фантазиях, Дебора так никого не целовала. И никто так не целовал ее. И даже Беллу. Этим созданием всегда руководили более таинственные и рассудочные мотивы, чем примитивная страсть. Поцелуи, дикие, яростные, голодные, перенесли Дебору и Эллиота в комнату красного бархата и подлинного шелка.
Он завладел ее ртом, но она не чувствовала себя покоренной, напротив, это лишь подстрекало ее возвращать натиск за натиском, хотелось куда большего. Все потеряло значимость, осталось только желание. Казалось, вся ночь сузилась до этих минут, будто все ее чувства какой-то алхимией превратились в раскаленную добела жажду, сосредоточились в этом быстром головокружительном безрассудном полете.
Дебора застонала, Эллиот находил лишь пуговицы и одежду. Нащупал замок, и, не прекращая целоваться, они вдвоем ввалились в темную тишину узкого холла.
Пятясь задом, она задела маленький столик и уронила стоящий на нем подсвечник. Эллиот сорвал с Деборы пальто и бросил на пол. За ним последовало его собственное. Потом шляпы. Волосы Деборы рассыпались по плечам. Она обхватила его за шею, вжимая пальцы в теплую шелковистую кожу над шейным платком. От него пахло потом и мылом. Солоноватый, пикантный запах. Чисто мужской.
Он коснулся подбородком ее нежной кожи, она вспомнила жалящую веревку. Между ног у нее все горело огнем, но это не имело никакого отношения к спуску. Она хотела, чтобы он очутился там. Прикасался. Погружался в нее. Шокирующие, яркие, несмотря на нехватку опыта, картины заполонили ее разум, и она застонала. Его отвердевшее древко давило ей на живот. Сильно. Яростно. Мужчина с головы до пят. И какой! Она снова застонала, он прижал ногами ее бедра.
Его дыхание стало резким, прерывистым. Дебора осталась в одной рубашке. Никаких жилетов или корсетов. О боже, она без корсета. Он обхватил рукой ее грудь и стал поглаживать большим пальцем восхитительно затвердевший сосок. Наслаждаясь ее сладкой дрожью, чувствовал, как пульсирует его ноющий пах. Ее поцелуи казались расплавленным серебром, прямо-таки обжигали. Он наткнулся коленом на какой-то стол и посадил на него Дебору, разведя ей ноги. Одной рукой мял и поглаживал ее грудь, вторую погрузил в тяжелые ниспадающие пряди волос. Он хотел почувствовать ее плоть и заставил ее плотно обхватить ногами его бедра. Опустил голову, чтобы испробовать на вкус затвердевшие соски.
Она вжала пятки ему в ягодицы, пальцы судорожно дергали серебряные пуговицы его сюртука. Стол зашатался. Он был подходящей высоты, чтобы войти одним толчком и оказаться в объятиях жаркого скользкого тугого лона. Он был уже так тверд, что кульминация обещала стать впечатляющей. Он знал, что так и будет. Знал! Обхватил ладонями ее ягодицы и прижал к себе посильнее. Дебора по-прежнему пыталась расстегнуть его пуговицы. Эллиот нетерпеливо их раздернул.
Измятый холст упал на пол.
- Проклятье!
- Что? В чем дело? - Дебора с трудом осознавала, что у нее болит спина. Она попыталась выпрямиться на предмете, который сильно раскачивался. Она на столе!
- Картина, - пробормотал Эллиот. - Я уронил ее. Не вижу этой чертовой штуки.
Кажется, она где-то растеряла большую часть одежды. А картина, ради которой они рисковали жизнью и здоровьем, валялась на полу. Дебора вернулась к реальности значительно быстрее, чем недавно спускалась по веревке. Оставленная перед уходом свеча тоже на полу. Чем ее искать, проще принести из маленькой гостиной другую.
- Минутку, - пробормотала она и поплелась через холл, на ощупь отыскивая дверь и одновременно пытаясь заправить рубашку в бриджи.
Зажигая свечу от тлеющих угольков, она тщательно избегала смотреть в зеркало над каминной полкой. Не желала видеть свое распутное обличие, о котором и так догадывалась. Стараясь отдышаться, она вернулась в холл. Эллиот был взъерошен не меньше ее. Одежда скособочилась, шейный платок развязался. Губы припухли и покраснели. От таких-то поцелуев! Дебора подняла свечу повыше и подальше от своего лица и уставилась в пол.
- Вот она. - Свернутая картина закатилась под стол. Она подняла ее и смущенно отдала Эллиоту. Ее ужаснуло, как она вела себя в темноте. Практически набросилась на него. Как дикарка. Отлично помнила, как кусала его, вонзала ногти. О боже!
Эллиот даже не посмотрел на картину. Ему чертовски хотелось повернуть время вспять и не вспоминать о ее существовании. Еще минута таких поцелуев, и ему бы не пришлось сейчас чертыхаться. А сейчас он смотрел на Дебору - она избегала его взгляда - и понимал, что шансы на завершение равны нулю. Что бы ни заставило ее потерять самообладание, оно вернулось.
И это к лучшему. Он, так гордившийся своей деликатностью, чуть не овладел ею прямо в холле! Не говоря уже о том, что они увлеклись своей страстью и совершенно забыли о чрезвычайно ценной картине, которую сами же и выкрали и которая выглядела теперь очень потрепанной. Эллиота разбирало неуместное желание засмеяться. Он пытался с ним бороться, но без успеха.
- Простите, - беспомощно проговорил он, - это просто… ну, в общем, абсурд какой-то. Уверяю вас, я это не планировал. Ну, не совсем… во всяком случае, не так. Вы были так… и я был так… картина валялась на полу, а мы пошли на такие крайности, чтобы ее заполучить.
К его удивлению, Дебора вся засветилась. Почти заулыбалась ему.
- Так всегда бывает? Я имею в виду, после совершения преступления? Это так… опьяняет и распаляет? - спросила она, наконец рискнув встретиться взглядом.
- Не знаю, у меня не было раньше сообщниц.
- А картина… она не пострадала? - обеспокоенно спросила Дебора.
Эллиот развернул холст и отрицательно покачал головой:
- Посмотрите сами.
Она подошла ближе, чтобы как следует рассмотреть полотно. Ее длинные, ниже плеч, волосы были совершенно прямыми. А если присмотреться, можно увидеть грудь под рубашкой - Дебора так и осталась в одной рубашке. Гигантским усилием он заставил себя остановиться.
- Он просто уродлив, - тихо сказала она, какое-то время разглядывая холст. - Я бы не повесила ее в своем доме. Она действительно ценная?
- Ее писал Веласкес. Во всяком случае, я на это надеюсь.
- Значит, вы ее продадите?
Эллиот уже скатывал холст обратно, на этот раз очень тщательно.
- Да, - кратко ответил он. - Я продам ее.
Дебора хотела было спросить, что он станет делать с деньгами, но передумала. Ее охватила усталость, и сразу заболели плечи. Разочарование накрыло как тяжелое, душное одеяло.
- Уже поздно, - устало проговорила она.
- Да. - Эллиот заколебался, очень расстроенный. Она все еще сильно возбуждена, и он легко мог бы разжечь между ними пламя, но что-то его удерживало. Так всегда бывает? - Дело не только во взломе, - сказал он и провел рукой по ее шелковистым волосам. - Дело в вас. Я хотел вас с того момента, как мы встретились. Я хочу, чтобы вы знали это, Дебора.
Она отдернула голову:
- Скоро начнет светать.
- Понимаю. - Хотя это и неправда. Отвергнутый, озадаченный такой переменой в ее настроении и слишком подавленный разочарованием, чтобы искать в этом смысл, Эллиот подхватил шляпу, набросил на себя пальто и сунул свернутую картину во внутренний карман. - Это сработало? - поинтересовался он. - Вы сумели разогнать тучи и почувствовать себя живой?
Дебора улыбнулась дрожащей улыбкой:
- Сработало. Буду ждать заметки в газетах о нашем ужасном преступлении.
- Чтобы приклеить их в альбомчик на память?
- Примерно.
Он поцеловал трепещущую жилку у нее на запястье, напоминая себе, что эта ранимость вызвана обычной усталостью.
- Доброй ночи, Дебора.
Она проглотила комок в горле:
- До свидания, Эллиот. Будьте осторожны.
И дверь за ним тихо закрылась. Часы в маленькой гостиной пробили три. Всего три. Дебора устало сгребла в охапку мужское пальто и поднялась по скрипучей лестнице обратно к себе в спальню.
Эллиот шел домой окольным путем, через конюшни и переулки. Дебора менялась как хамелеон, слишком быстро, чтобы за ней угнаться. А ее поцелуи! Он застонал и снова почувствовал, как все внутри сводит от нарастающего желания. Изумительная смесь невинности и чистой страсти. Его кровь до сих пор бурлила от горячих, обжигающих поцелуев, каких он раньше никогда не ведал. Дебора целовалась, как дикая лесная кошка.
Он спрятался в тени конюшни, ожидая, пока пройдут стражники, сообщавшие пустым улицам, что все в порядке. Ее страсть ее же и напугала. Она пыталась списать все на необычные обстоятельства и отстраниться как можно дальше. Что же у нее был за брак с этим негодяем, охотником за приданым?
Он покинул конюшни, пересек Рассел-сквер и бесшумно вернулся домой. В холле горела свеча, напоминая о подсвечнике, что свалился со стола в доме Деборы. Эта ночь оказалась полна сюрпризов. Он не должен был разрешать ей спускаться из окна по веревке, но смотреть, как она болтается над его головой, было так…
Поднимаясь к себе в спальню, он пытался выбросить из головы последние события. Чувствовал огромную усталость. Тщательно спрятав картину, приказал себе думать, как от нее избавиться с наибольшей пользой. Но стоило ему забраться в постель, как перед глазами возникли воспоминания о Деборе - о ее губах, пальчиках, сосках, длинных ногах и шикарной попке. Он снова был тверд как камень. И уже давно. Постоянно. Откинувшись на прохладные простыни, Эллиот отдался во власть неизбежного.
Глава 4
Дебора резко проснулась. Всю ночь ее мучили ужасные сновидения, где она постоянно была не в том месте, не с тем человеком, не в той одежде, не в то время. Во сне она бесконечно преследовала неясный облик человека, который когда-то превратил в тень ее саму. Об этих снах никто, кроме нее, не знал. В них она всегда находилась в одиночестве и, когда пыталась заговорить, звуки изо рта не шли. Снова и снова она влетала в комнату к Джереми, но он смотрел на нее как на пустое место. Ее мучили осознание неудачи и понимание того, что, как бы она ни старалась, у нее все равно ничего не получится.
Это тяжкое бремя придавливало к постели, превращая утро в ужасную пытку. И сколько бы она себе ни повторяла, что это лишь сон, сколько ни напоминала, что в реальности этому нет оснований, тяжелое гнетущее чувство ничто не могло облегчить. Дебора в глубине души искренне считала себя неудачницей и верила, что это ее вина.
Долгий опыт подсказывал: прятаться под одеялами в надежде на сон получше бессмысленно. Это только усиливало головную боль, и так пульсирующую в глубине черепа. Медленно, как старуха, Дебора выбралась из постели и занялась утренним туалетом. Защищаясь от прокручивающихся черно-белых кошмаров, она вызвала из памяти цветные картины вчерашнего приключения.
Смазывая мазью натертые места на коленках и бедрах, она морщилась и вздрагивала, но, когда стала убирать от посторонних глаз мужскую одежду, что надевала прошлой ночью, настроение постепенно стало улучшаться. К тому времени, когда она села пить кофе, уже улыбалась самой себе. История Беллы Донны, мстительного и чувственного порождения ночи, теперь получит новое продолжение. После стольких бесплодных месяцев она наконец-то почувствовала вдохновение.
Интересно, что бы подумал Эллиот, если бы знал, что стал ее музой? Дебора перестала точить перо, и перед глазами возникла картина: она на столе в холле обнимает Эллиота ногами за талию. И ее снова обжег огонь страсти. Она закрыла глаза и задрожала при воспоминании о его губах и руках, о прикосновении к щеке его грубой щетины. Как же быстро и сильно она возбудилась! Восхитительно. Не упади тогда эта картина, она бы не пошла за свечой, не разрушила бы настроение и, скорее всего, отдалась ему. Она похолодела, вспоминая, как впивалась в него ногтями, прижималась к отвердевшей мужественности. Бога ради, что на нее нашло?!