Но прежде чем решить задачи с Апостолово, надо было еще разобраться со станцией Ток. В условиях распутицы и фактического отсутствия грунтовых дорог, поскольку все они раскисли, железнодорожные узлы имели исключительное значение. С помощью железных дорог противник не только решал задачи маневрирования войсками и материальными средствами, но и вел боевые действия прямо с железной дороги. Так было и на станции Ток.
Тогда, чтобы оказать своим войскам в районе Апостолово помощь и понимая грозящую опасность, немецкое командование направляет 4 февраля из района Никополя на станцию Ток бронепоезд – несколько бронированных вагонов с пулеметными установками. Вместе с бронепоездом прибыли части 3-й горнострелковой дивизии немцев.
Все происходило на наших глазах. Поэтому я дал командирам батарей 45-мм и 76-мм орудий задание разбить паровоз и последний вагон бронепоезда. Что и было сделано в считаные минуты. Противник не смог даже сориентироваться – что же происходит? Младший лейтенант Ф. И. Марковский выкатил на прямую наводку два 45-мм орудия и первыми выстрелами вывел из строя паровоз. Батарея 76-мм орудий добила его, а затем перенесла огонь на хвостовой вагон, из которого, как горох, в панике посыпались фрицы. Но вагон мои артиллеристы разбили капитально – одной стороной он даже осел в землю. Таким образом, цель вроде бы была достигнута. Но одновременно мы, не желая того, сделали удобное укрытие для противника, и как раз перед собой. Немцы, разумеется, воспользовались им, тем более что огневой реакции с нашей стороны уже не было – боеприпасы почти кончились, а подвезти их из-за бездорожья не успели.
Получив эту вынужденную с нашей стороны передышку, немцы 8 февраля перебрасывают на станцию Ток еще два железнодорожных эшелона с войсками. На следующее утро противник переходит в контратаку. Используя все оставшиеся боеприпасы, подпустив его как можно ближе, мы наносим ему максимальное поражение. Однако он вводит свежие силы, и наш полк, вместе с соседом слева, вынужден отойти и закрепиться на рубеже рощи. Противник продолжает перебрасывать свои войска из района Никополя, стремясь уйти от окружения. На нашем направлении вводит еще одну – 9-ю пехотную – дивизию. Как это ни печально, мы вынуждены отходить…
Лишь 12 февраля нам подали первую партию боеприпасов, и мы ожили. Было принято решение – лишить противника железной дороги и тем самым отрезать каналы питания его всем необходимым.
После короткой подготовки наша дивизия первой же атакой не просто теснит противника, а отбрасывает его за железную дорогу. Теперь немцы остались без боеприпасов. Прикрываясь специальными подразделениями, они отходят на запад. Мы продолжали наступление.
В боях за станцию Ток был ранен Иван Николаевич Поцелуев. Но уйти в госпиталь отказался, остался в строю.
А уже через несколько дней его ожидали боевые схватки на высоте Могила Нечаева.
Даже спустя многие годы тяжело вспоминать те дни и ночи. Каждый метр продвижения вперед стоил немало сил, нервов, крови, да и жизней тех, с кем сроднился за годы войны.
Противник хоть и откатывался, но огрызался, как раненый зверь, постоянно проводя контратаки с танками. Пехота же десантом находилась на броне и оттуда "поливала" все из пулеметов и автоматов. Иногда танкам удавалось прорваться на наши ближайшие позиции. Противник делал все, чтобы задержать наше продвижение, цепляясь за любой, мало-мальски выгодный для ведения боя рубеж. Все населенные пункты превращал в опорные пункты, выставляя вперед свои танки и штурмовые орудия.
Важной и характерной особенностью боев того периода в полосе наступления войск 3-го Украинского фронта были боевые специальные действия по овладению огромными курганами. Это были скифские могильники, где некогда эти древние племена хоронили свою знать. Курганы достигали 10–12 и более метров и, размещаясь на ровной местности и открывая с верхней точки видимость вокруг до самого горизонта, являлись прекрасным местом для командно-наблюдательных пунктов.
"Специалистом", так сказать, по захвату таких курганов у нас в полку был командир роты автоматчиков старший лейтенант Иван Николаевич Поцелуев. Это был прекрасный воин-командир и замечательный товарищ. Его действия всегда отличались смелостью, решительностью и дерзостью. Ему подражали все без исключения солдаты, сержанты и офицеры роты. Они выполняли любую специальную боевую задачу только "на пять с плюсом", и мы этим восхищались. При этом всегда говорили: "Так мы же поцелуевцы!" Мол, чему тут удивляться и восхищаться – другого у поцелуевцев и быть не может. Кроме сильной воли и решительности, Иван Николаевич, конечно, располагал и богатым боевым опытом, который он приобрел еще на озере Хасан, где служил в Пограничных войсках и отличился в боях с японцами.
О Поцелуеве в дивизии ходили легенды. Его фамилию всегда можно было найти в дивизионной армейской газете. Последний бой с фашистами он провел в составе нашего полка, после чего получил посмертно звание Героя Советского Союза. Мы полагали, что он умер от тяжелой раны, но через год, после излечения, он вернулся в полк уже капитаном и был назначен на должность начальника разведки полка.
Так вот, о том, последнем бое.
В полосе наступления дивизии была огромная высота-курган – Могила Нечаева. Эту высоту было видно километров за десять. Естественно, далеко на подступах к ней и на непосредственно прилегающей местности немцы организовали мощную оборону, сделав необходимые инженерные сооружения и выделив для этого необходимые силы. Конечно, можно было бы эту высоту вообще не трогать, обойдя ее далеко справа и слева. Но дело в том, что этот маневр был бы у противника как на ладони и мы могли понести большие потери – противник мог бы избирательно выбивать у нас самое необходимое и важное (например, пункты управления) – ведь он все видит. Естественно, для нашего командования овладеть такой высотой было крайне важно.
В лоб брать высоту – большие потери. Командир дивизии решил заслать в тыл противника группу автоматчиков во главе с Поцелуевым: она должна была проникнуть на высоту, перебить там гарнизон и дать сигнал для общей атаки. Поцелуев приступил к выполнению задания.
Но легко сказать: "Проникнуть в тыл противника". А как это сделать, если всюду сплошные траншеи и везде немцы? Однако у Поцелуева были удивительные качества – чутье и особый нюх на немцев. Он безошибочно мог найти самые слабые и самые сильные стороны противника и действовать соответственно. Мало того, он прекрасно ориентировался ночью – в любую погоду и фактически в кромешной тьме. Просто удивительно!
Вот и сейчас, получив от командира дивизии лично задачу и согласовав все с командиром полка (порядок действий, сигналы, связь, огневая поддержка и т. д.), Поцелуев отобрал в свою группу самых крепких и опытных бойцов, выдвинулся с ними на передний край и все оставшееся светлое время посвятил изучению противника. С наступлением темноты подвел итог, объявил план действий, проверил готовность каждого и ночью, отправившись на задание, растворился в темноте.
Оказывается, он перешел передний край на участке нашего соседа слева, где у противника не было сплошной обороны. Перешел, значительно углубился в позиции противника и лишь тогда начал выходить на тыльную часть кургана. Около получаса разведчики лежали перед курганом, изучая режим жизни гарнизона, а затем прыгнули в траншею – и быстро начали подниматься вверх по склону. Свернув в одну из ветвей хода сообщения, вышли к блиндажу. После короткой потасовки двух немецких солдат оглушили, офицера связали, заткнули рот кляпом и положили в угол. В блиндаже телефонов не было. Значит, большого значения он не имел. Здесь и решили базироваться. Ровно в три часа ночи сообщили по радио командиру полка Воинкову, что находятся на высоте Могилы в укрытии (в блиндаже) и вызывают огонь всей артиллерии на себя – как и было условлено. Артиллерийский полк дивизии, артиллерия нашего и соседнего полка, ожидавшие эту команду, обрушили всю свою огневую мощь на курган. Позже Иван Николаевич говорил: "Казалось, что весь курган ходуном ходит от разрывов наших снарядов".
Немцы с перепугу – видно, посчитали, что начался ночной штурм, – открыли беспорядочную стрельбу из всех видов оружия. Ровно через пять минут, как и планировалось, наша артиллерия прекратила огонь, а группа Поцелуева выскочила из блиндажа и начала "снимать" очередями все пулеметные точки, которые обнаруживали себя стрельбой. На кургане среди немцев началась паника. Поцелуев дал вверх три зеленые ракеты – сигнал для атаки нашего полка. Проведя короткий огневой налет по переднему краю перед курганом и перенеся огонь в глубину и на фланг, полк перешел в атаку. На высоте шла рукопашная схватка. Все-таки количество противника недооценили – немцев было в несколько раз больше, чем мы предполагали. Но все было предрешено – батальон старшего лейтенанта Иванова уже был на высоте и добивал тех, кто еще оказывал сопротивление.
Однако были потери и с нашей стороны. Среди них и Иван Николаевич Поцелуев. В одной из схваток немец выстрелил ему в упор в лицо. Пуля прошла ниже глаза и вылетела через шею. Когда ему оказывали первую помощь, бездыханное тело Ивана Николаевича было залито кровью. Положив на плащ-палатку, его унесли вниз, где уже были врачи. Поцелуева отправили в тыл, а нам сообщили, что надежд на спасение никаких. Поэтому к чувству радости примешивалась печаль. На фронте это обычное дело: победа и траур идут рядом.
Командир дивизии представил Ивана Николаевича Поцелуева к присвоению звания Героя Советского Союза. И когда месяца через три стало известно, что Героя ему присвоили, мы посчитали, что это – посмертно. А потом оказалось – жив курилка! Хотя восстановление здоровья после таких ранений шло тяжело.
После войны, обосновавшись в Сочи, И. Н. Поцелуев стал директором одного из крупнейших магазинов города – Центрального гастронома, рядом с морским портом. Руководитель из него получился неплохой. Возглавлял коллектив несколько лет. Является почетным гражданином ряда городов, в том числе и Сочи. Это очень авторитетный и всеми уважаемый человек. Несмотря на возраст и пережитое, он очень подвижен и деятелен. Его ясный ум и неизменно высокий морально-боевой дух напоминают мне того молодого и бесстрашного старшего лейтенанта, а затем и капитана, который отчаянно дрался с немецко-фашистскими захватчиками, выполняя опасные задания. Мы частенько, к нашей общей радости, встречаемся, вспоминаем о перенесенной нашим народом войне и сокрушаемся, что "демократы" порушили все, что было завоевано и построено нашим поколением.
В то время – в январе и феврале 1944 года – мы день за днем нещадно били врага, отбрасывая его части на юго-запад. Командующий 8-й гвардейской армией генерал В. И. Чуйков разместил свой командно-наблюдательный пункт на высоте Могила Нечаева. Конечно, он знал, какой ценой эта высота досталась нашим войскам.
27 февраля дивизия наступала на крупный населенный пункт Широкое (на реке Ингульце есть еще Широкое между Днепром и рекой Мокрая Сура). 16-я моторизованная дивизия противника при поддержке 450-го артиллерийского полка сопротивлялась жестко, отчаянно. Первые наши атаки успеха не принесли. Комдив Кулагин вносит изменения в свои решения, производит перегруппировку и, обходя город одним полком с севера, вторым – с юга, третьим – с фронта, наносит сокрушительный удар. К середине дня 29 февраля город был взят. В этот же день наш полк форсировал реку Ингулец и захватил плацдарм на западном ее берегу.
На этом и завершилась Никопольско-Криворожская наступательная операция войск 3-го Украинского фронта. В итоге ее наши войска разгромили крупную группировку противника. Особенно тяжелые потери понесла 6-я немецкая армия (как известно, 6-я армия Паулюса была полностью разгромлена под Сталинградом, а эта 6-я армия была создана вновь по приказу Гитлера). 12 дивизий этой армии, в том числе три танковые и одна моторизованная, понесли такие потери, что немецкое командование было вынуждено создать из них боевые группы. Четыре дивизии полностью утратили все свое тяжелое оружие, автотранспорт и значительную часть личного состава ("История Второй мировой войны 1939–1945 гг.", т. 8. с. 78).
До 3 марта наша дивизия вела бои по расширению плацдарма на реке Ингулец, а уже 6 марта началась Березнеговато-Снигиревская наступательная операция фронта – фактически без паузы после Никопольско-Криворожской операции. Это важная черта – в ходе одной операции готовилась последующая с учетом прогноза результатов первой. Осуществить все это – от разведки и планирования операции и до материально-технического ее обеспечения – было крайне сложно. Не говоря уже о пополнении войск личным составом. Да и природно-климатические условия нас по-прежнему не баловали, но и войска, и командный состав Вооруженных сил располагали таким потенциалом, что проведение последующих операций без оперативных пауз стало уже делом обычным.
В первый же день наступления нашей армии оборона противника была прорвана, и в эту брешь была введена конно-механизированная группа генерала И. А. Плиева. Перед войсками была поставлена задача овладеть городом Новый Буг и тем самым создать условия для окружения крупной группировки противника в районе Березнеговатая и Снигиревка.
Тем временем 10 марта наша дивизия получила задачу перегруппироваться вправо и наступать на Ново-Очаков. При этом 100-й гвардейский стрелковый полк получил задание овладеть большим селом – Христофоровкой. Завязался тяжелый бой. Располагая уже достаточным количеством боеприпасов, я начал уничтожать наиболее опасные огневые точки противника. Но далеко продвинуться нам не удалось. На подступах к селу в километре от Христофоровки полк залег и окопался, так как противник нещадно поливал местность огнем из пулеметов, обстреливал артиллерией и минометами. Высокие бодылья подсолнухов, с прошлого года оставшиеся на поле, где мы окопались, не позволяли нам увидеть хоть что-нибудь, кроме крыш высоких домов и ветряной мельницы. Противник же, устроив свои наблюдательные пункты на чердаках, конечно, просматривал все наши боевые порядки. Маневр полка был полностью скован. Но село надо брать – здесь у противника не только имеются большие запасы военного имущества, но было и другое не менее важное обстоятельство: положение этого населенного пункта – командное. Не овладев Христофоровкой, невозможно было действовать дальше. Что делать?
Оценив обстановку и обдумав замысел действий, я подошел к командиру полка. Мы, как всегда, были в одном окопе.
– Что-то надо предпринимать. Лежать нет смысла. Немец выбивает наших людей.
– Я вот тоже думаю, что надо делать. Но действовать можно, когда будут подавлены огневые точки, – заключил Воинков и вопросительно посмотрел на меня.
– Верно! Но их не видно – вот беда. Только общее направление знаем, откуда бьет пулемет или орудие. И все. Этого мало.
– Как же быть? – опять вопрошает Алексей Михайлович. По глазам его вижу, что он хочет, чтобы я предложил решительный шаг. И я предложил:
– На противоположной стороне села есть балка, которая выходит к нашему правому флангу и упирается в озерцо. Думаю, что балка сейчас очень мокрая, если вообще не наполнена водой. Вполне понятно, что немцы отсюда опасности не ждут. Поэтому предлагаю…
И далее я рассказал план возможных наших действий. Их суть сводилась к тому, что подразделения полка (т. е. на занимаемом рубеже) проявляют огневую активность, но не поднимаются. И это продолжается два часа. За это время я с ротой автоматчиков, разведчиками полка и небольшой группой саперов отползаю в тыл до первой складки местности, за которой противник уже не ведет наблюдения. Затем перемещаюсь в сторону балки. Независимо от того, в каком она состоянии, – обязан выйти в тыл противнику. В период выдвижения в исходное положение для атаки наш огонь, особенно артиллерии, максимально усиливается (я дам к этому сигнал). Но огонь – только прицельный. Когда я займу исходное положение для атаки – даю сигнал о прекращении артиллерийского и минометного огня. Вся пехота, не выскакивая из окопов, дружно и долго кричит "Ура!" и одновременно ведет огонь вверх (чтобы не перебить нас). Наш отряд бросается в атаку: разведчики атакуют южную оконечность села, автоматчики – центр и северную оконечность. Как только ворвусь в село, даю две зеленые ракеты и по радио сигнал – "В атаку!". Значит, полк может атаковать. Желательно, чтобы в это время один батальон сделал маневр и обошел село с юга, юго-запада, чтобы противник не смог удрать на Одессу.
Воинков слушал внимательно. По ходу доклада задавал вопросы. Затем уточнил отдельные моменты и в целом план одобрил. Вместе с начальником штаба полка капитаном Васькиным, который оказался на командно-наблюдательном пункте, я тут же стал быстро формировать ударный отряд, укомплектовывать всем необходимым, готовил свою группу, непосредственно действующую со мной, и одновременно ставил задачи нашей артиллерии.
Когда все было организовано, мы начали действовать, как спланировано. Приблизительно через два часа мы уже отползли в тыл и приблизились к балке. Как мы и предполагали, она была заполнена водой. Пришлось идти по колено в воде, потому что левый склон балки, примыкающий к селу, был вскопан под огороды и практически оказался непроходимым. А дно балки было с крепким дерном, поэтому вода хоть и поднималась высоко, но идти можно было уверенно. Да и безопаснее в отношении мин – противник их в воде ставить не будет. Из балки просматривались только некоторые крыши хат, да и за деревьями, хоть и без листьев, видно было мало.
Выдвинувшись в назначенное место, я уточнил задачу разведчикам и направил их к южной окраине. О готовности должны доложить по радио. Автоматчиков разбил на две группы: одна под руководством командира роты старшего лейтенанта Б. Скорбина атакует северную часть села, а вторая со мной – центральную часть и мельницу. Как только разведчики доложили о готовности, я дал по радио сигнал о прекращении артиллерийского и минометного огня. Это было выполнено, и мы сразу же услышали наше родное "Ура!" по ту сторону села. Поднялась неимоверная стрельба. Все, что было в селе, стреляло в сторону полка. Командую: "В атаку, вперед!" Мы быстро, без выстрелов влетели в село и начали автоматными очередями "снимать" всех, кто стрелял. Немцы забегали по селу с криками: "Рус, рус!" Я дал две зеленые ракеты и по радио: "Мы в селе".
Через 20 минут мы встретились с нашим 2-м батальоном, который атаковал с фронта. 1-й батальон атаковал северную часть села и соединился с нашими автоматчиками. А 3-й батальон несколько запоздал с выходом на южную окраину, в результате из села выскочили около десяти бронетранспортеров, два штурмовых орудия и несколько крытых грузовых машин, а разведчики смогли поразить только две из них. В машинах оказались солдаты, которые, отстреливаясь, убежали в посадку и скрылись.
Приблизительно через час все было кончено. Во дворах и на дороге валялось около 60–70 убитых солдат противника. Еще столько было найдено в хатах ранеными. И около ста было взято в плен, в том числе несколько офицеров. Кроме того, было подорвано четыре орудия и около десятка пулеметов.
В качестве трофеев взяли 6 хороших исправных орудий, но самое главное – четыре склада с боеприпасами, в том числе для этих орудий. В условиях нехватки боеприпасов это было для нас хорошим подспорьем. Мы прихватили еще около двадцати лошадей и много повозок. А поскольку наш полковой обоз и транспорт батарей были полупустыми, все захваченное, разумеется, было использовано по-хозяйски. За этот бой я был награжден орденом Красного Знамени.