Откусив от второго сандвича, Фредди подумала о Дельфине: приближаясь к восемнадцатилетию, та становилась все красивее - так казалось даже младшей сестре. Ее особая нежность и хрупкость не исчезли с годами, как это случается, когда девочки взрослеют. Идеальная форма ее губ и приподнятые уголки рта таили непревзойденное очарование, и это нельзя было приписать губной помаде, которой Дельфина пользовалась весьма умеренно. Красота старшей сестры была для Фредди непостижимой: глаза Дельфины стали еще больше, каштановые волосы обрамляли лицо с высокими скулами и маленьким подбородком. Казалось, что на семейных фотографиях она стоит в центре группы, поскольку Дельфина сразу привлекала к себе внимание.
Однако, став еще красивее, Дельфина осталась такой же несносной и по-прежнему доводила Фредди до белого каления. Застав однажды сестру за чтением книги о летчиках, Дельфина решила, что та мечтает стать… стюардессой. Специально отыскав в газете объявление о наборе стюардесс, она весело зачитала его Фредди:
- Ты должна быть дипломированной медсестрой не старше двадцати пяти лет, весом не больше пятидесяти двух килограммов, а ростом не выше метра шестидесяти… По этому показателю ты уже не подходишь, бедняжка. Так, не замужем… Ну, с этим никаких трудностей не предвидится. Но самое смешное, что тебя не возьмут из-за роста. Тут написано, что ты должна разносить пассажирам еду, помогать дозаправлять самолет топливом и переносить багаж, мыть пол в салоне, всегда иметь при себе расписание железных дорог на случай незапланированных посадок и… слушай, это самое классное, присматривать за пассажирами, когда они отправляются в туалет, чтобы случайно не вывалились из самолета через запасной выход!
- Ах, как смешно! - заикаясь от негодования, воскликнула Фредди. Она покраснела оттого, что сестра застала ее за книгой о приключениях в Канаде молодого летчика-бродяги, хотя ей следовало бы, подобно другим девушкам, читать романтические повести и романы о любви.
Впрочем, что ж тут удивительного? В отличие от других девушек, она никогда не говорила: "Пожалуйста, сделай для меня то-то и то-то" или "Выбирай: или я, или что-то там еще"; не тратила карманные деньги, чтобы повздыхать над Гретой Гарбо в "Королеве Кристине" или порыдать над Кетрин Хэпберн в роли Джо в "Малышке"; она не покупала губную помаду и не состояла в клубе поклонниц Джоан Кроуфорд, не выщипывала тайком брови и не примеряла бюстгальтер матери, когда родителей не было дома. И это далеко не все, чего она не делала и чем не интересовалась и что, как она понимала, выделяло ее из толпы сверстниц, думавших только о танцах, новых нарядах и свиданиях с мальчиками. И надо сказать, сама Фредди была этим очень довольна. "Все это ерунда, - философски заключила она, допивая молоко. - Подумаешь, большое дело, зато они не умеют летать!"
- Не хочешь газировки? - спросил продавец. - Бесплатно.
- Вот здорово! Спасибо! Хотя нет, не надо, но все равно спасибо. Я и так работаю в кондитерском отделе. Надо беречь зубы, - с сожалением отказалась Фредди. Она предпочла бы попросить у него еще один сандвич, но на это у нее не хватало наглости.
Теренс Макгир сидел за столом в своем кабинете. Вместо того чтобы разбираться с неоплаченными счетами, он думал о своем "неоперившемся птенчике" - Фредди де Лансель. Он научил летать многих мужчин, юношей и даже нескольких женщин, но Фредди была первой, ставшей его любимицей.
Искусству летать может научиться любой, считал Макгир. Для этого нужно только понять основы теории полетов, а также иметь желание и терпение, чтобы учиться. В отличие от многих других искусств, это не требует врожденной предрасположенности и способностей. Ни у одного из его учеников, как, впрочем, и у него самого, в роду не было пилотов.
Человек рожден не для полетов, но если бы даже на планете не существовало птиц, подтверждающих возможность летать, Макгир считал, что все равно научился бы летать. Ведь если бы не было рыб, человек научился бы плавать. Возможно, люди не поднялись бы в воздух в XX веке, но рано или поздно кто-то открыл бы тайну полетов, как открыли секрет колеса, сшили первый парус, поняли, как построить пирамиду, и придумали огнестрельное оружие. Предприимчивость заложена в натуре зверя, называемого человеком, говорил себе Макгир, он добивается своего независимо оттого, что несет в себе его идея - добро или зло.
Ясно: чтобы стать пилотом, не обязательно родиться Моцартом от авиации. Правда, есть люди… хотя их очень и очень немного, с врожденным, естественным чувством полета. Конечно, абсолютное большинство тех, кого он успешно научил летать, его не имели. Однако среди них было несколько человек, которые мгновенно научились правильно вести себя в воздухе, словно обладали седьмым чувством, помимо пресловутого шестого. В том, что это седьмое чувство существует, Макгир не сомневался, хотя не мог ни измерить его, ни взвесить. Он обнаружил, что сам обладает этим чувством, впервые оторвавшись от земли. Теперь Мак был убежден, что седьмое чувство есть и у Фредди де Лансель. Ее страстное стремление летать было здесь ни при чем. То есть, конечно, одно связано с другим, однако пыл и страсть - плохие советчики там, где трудолюбие так же важно, как умение отличать правую руку от левой. И дело совсем не в ее бесстрашии: сколько пилотов, погибших во время тренировочных полетов, могли похвастаться бесстрашием. Нет, седьмое чувство - это нечто иное, чему Мак не мог подобрать точного определения, своеобразное состояние души, вызванное самим процессом полета. Высокая девушка влетала в его кабинет так, что он сразу понимал: у нее мало времени. Подходя к "Тейлор Кабу", чтобы начать предполетную подготовку, она едва заметно менялась.
Мак видел, как Фредди сосредоточенна. Следуя всегда в нескольких шагах позади, он наблюдал за ней, пока Фредди проверяла самолет. Еле державшийся крепежный болт не привлекал ее внимания, поглощенного пропеллером. Она обследовала его не только взглядом, но и кончиками пальцев, словно кожей чувствовала дефекты металла.
"Всегда можно много сказать о человеке по тому, как он проводит предполетную подготовку", - подумал Макгир. Одни слишком копаются, проверяя все по два раза и стремясь подольше не залезать в кабину. Этим лучше и не пытаться летать, хотя, приложив старание, они могут научиться и тогда избавляются от страха.
Другие все делают впопыхах, словно не понимая, что их жизнь зависит от машины, в которой все должно работать, как часы, и каждая деталь: болт, винтик и гайка, имеет свое назначение. Этих нельзя даже близко подпускать к самолетам, тем более к полетам. После первого же нарушения Мак отказывался брать таких с собой в воздух. Очень многие ошибки учеников были простительными, но невнимания при проверке самолета на земле Мак не спускал никогда.
Раз семь понаблюдав, как Фредди проверяет машину перед полетом, он готов был сесть в проверенный ею самолет с закрытыми глазами. Однако ей он этого, конечно, не говорил.
Проклятье, но ему очень нравится, как Фредди ведет себя в воздухе, подумал Теренс Макгир, поднимаясь из-за ненавистного стола с еще более ненавистными бумажками. Обычно новички мечутся по небу, соскальзывая или срываясь с ровного полета вверх, вниз, в стороны, поспешно исправляя свои ошибки, а потом то, что получилось в результате их исправления. При этом они нервничают и поминутно пугаются, как необъезженная лошадь. Словно не слыша его слов, что в их распоряжении необъятные небеса, многие из них не доверяли небу.
А небо любит, чтобы с ним обращались уважительно, оно чувствует спокойную, чуткую, но решительную и уверенную руку на штурвале и ноги на педалях-рулях.
Очень важно было и то, что с каждым занятием он отмечал у нее определенный прогресс. Именно определенность имела главное значение в этой игре… игре без всякой определенности, а вовсе не способность к полетам или даже разносторонние способности. Они мало чего стоят или почти ничего. С каждым уроком Фредди становилась все более и более предсказуемой, то есть летала все лучше и лучше, все точнее следуя его указаниям, выдерживала углы крена и виражей, скорость и высоту полета. "Точность", - не уставал повторять ученикам Макгир, борясь против всяких "так вышло" или "так получилось".
Все чаще и чаще она выполняла идеальный прямоугольник - обязательную серию виражей в воздухе и хорошую посадку. А это требовало прекрасной координации между командами разума и действиями тела. "Нет ничего проще, когда это уже пройденный этап, - подумал Макгир, - но, когда этому только учишься, это сущий кошмар постоянных ошибок".
Приземлялась Фредди с каждым разом тоже все лучше, ровно опускаясь к цифрам, обозначающим начало посадочной полосы, а затем быстро и мягко касаясь земли, почти одновременно задним и двумя передними колесами - посадка, при которой обычный пассажир не способен понять, сбросил ли скорость сам самолет, или его умело посадил пилот. Хотя все эти логически связанные между собой действия на самом деле не слишком сложны, размышлял Макгир, хорошая посадка всегда отчасти волшебство.
К счастью, малышке совсем не свойственна инертность. Даже очень аккуратный пилот с холодным рассудком не стоит и плевка в аду, если хоть на миг теряет в полете бдительность и способность немедленно реагировать на изменение обстановки, будь то внезапный порыв ветра, появление другого самолета там, где его не должно быть, выход из строя двигателя или любая другая дьявольщина, всегда подстерегающая человека, который поднимает машину в воздух. Это своего рода плата за полет или ответ на дерзкий вызов в зависимости от того, как вы на это смотрите. Если теряешь в непредвиденной ситуации скорость и высоту, значит, у тебя неприятности, но если же при этом теряешь и самообладание, и уверенность - все, ты - покойник.
Макгир любовно погладил ладонями сундучок для географических карт, который Фредди подарила ему на Рождество. Она каким-то образом сумела убедить учителей, что ей незачем изучать "Ведение домашнего хозяйства", а нужно заниматься в школьной мастерской. Именно это Мак и посоветовал ей четыре года назад, когда Фредди заставила его преподать ей первый урок летного мастерства. Он до сих пор еще помнил, что торжество Фредди побудило его тогда сказать ее отцу, что девочка ни в чем не виновата. Сундучок был высоким и широким деревянным ларцом, сделанным Фредди в мастерской по собственному проекту. В нем было несколько глубоких ящиков с металлическими ручками.
Карты, валявшиеся прежде на столе, теперь Мак аккуратно разложил по ящикам, легко выдвигавшимся и задвигавшимся, что делало пользование сундучком особенно приятным и удобным. Мак разрешил Фредди на Рождество провести в воздухе целых два часа, и неизвестно, кто из них был больше обрадован таким обменом подарками.
"Сегодня не будет никакого обмена", - подумал он, весело насвистывая и представляя себе ликование Фредди, когда он скажет ей, что сегодня вместо подарка ко дню рождения он разрешает ей совершить перелет с конечным пунктом по ее выбору и что она может летать столько, сколько захочет. Конечно, им нужно будет вернуться в Драй-Спрингс к закату, пока посадочная полоса хорошо освещена, ведь в середине зимы темнеет после пяти часов вечера.
Стояла пора зимних каникул. Поэтому Фредди обычно приезжала к нему на уроки в начале дня, а значит, могла появиться в любую минуту. Всю неделю Мак занимался с горе-пилотами: с местным врачом, подружке которого казалось, что он похож на знаменитого Линдберга; с местным банкиром, жена которого надеялась, что он станет похож на Линдберга; с местным ловеласом, который непременно хотел походить на Линдберга и надевал летный шлем с защитными очками в закрытой кабине. Немудрено, сказал себе Макгир, что он с таким нетерпением ждет урока с девушкой, напоминающей юную Кэрол Ломбард и… чем черт не шутит, Амелию Эрхарт - до того, как та коротко остригла волосы.
* * *
- Маршрутный перелет? Вот это да, Мак, не может быть! Ты не шутишь? - Фредди присвистнула от радости и в восторге запрыгала на месте, словно ей было шесть, а не шестнадцать лет. - Я никогда не получала лучшего подарка в день рождения!
- Тогда не теряй времени, - сказал Мак, перестав улыбаться. - Поблагодаришь меня, когда вернешься.
- О черт, - огорченно протянула Фредди, словно вспомнив о чем-то, что мешало ей воспользоваться бесценным подарком.
- Что такое?
- Ничего, - поспешила ответить Фредди. - Все в порядке. Только я должна сегодня пораньше попасть домой. Родители ведут нас в "Браун Дерби" на праздничный ужин, поскольку я не позволила устроить дома вечеринку в честь моего шестнадцатилетия. Можешь вообразить меня на благопристойной вечеринке по поводу дня рождения?
- Нет, конечно. Так куда мы полетим?
Фредди побывала на многих аэродромах поблизости от Драй-Спрингса, тренируясь в посадке касанием, когда самолет только чиркает колесами по земле. Одни нравились ей больше, другие - меньше.
- Сначала в Бербанк, - быстро решила она, выбрав самый крупный, оживленный, а потому опасный маршрут. - Затем в Ван Ньюис… Потом в Санта-Паулу… и через каньон Топанга в…
- Каталину? - спросил Мак. Ему нравилось наблюдать, как она садится на этом сложном горном аэродроме, с самой короткой и не прощающей ошибок посадочной полосой.
- Нет, в Майнсфилд и затем обратно.
- В Майнсфилд? Ты собираешься принять участие в национальных воздушных гонках?
- Нет, Мак, я только хочу взглянуть, что к чему. Мне любопытно. Я могу слетать туда, так почему же этого не сделать? Что в этом плохого? - слегка смутившись, ответила Фредди и вынула нужные Карты из его сундучка, чтобы составить на бумаге маршрут полета.
Поднявшись в воздух, Фредди поняла, как далеко продвинулась за три месяца учебы. Местность, простиравшаяся до самого горизонта, когда-то казалась пугающе незнакомой. Теперь Фредди видела здесь привычные ориентиры: проселочные дороги, темные углубления русел обмелевших рек, растущие по берегам оливковые деревья; необычный желтоватый оттенок долины Сан-Фернандо и даже причудливые островки обезвоженной земли рядом с пышной растительностью Калифорнии.
Фредди не спускала глаз ни с неба, ни с земли внизу, как учил ее Мак. Вертя головой из стороны в сторону, она всегда хорошо знала, что делается на земле и в воздухе. Не посмотреть, что происходит вокруг, Мак считал такой же роковой ошибкой, как не проверить перед взлетом, есть ли в баке бензин. Многие опытные пилоты, пренебрегавшие этими простыми правилами предосторожности, погибали из-за рассеянности. Пока Фредди поднималась в воздух, Мак молчал, позволяя ей делать все, что заблагорассудится, и следя, не совершает ли она ошибок. Нет никаких сомнений, она действительно рождена летать, как другие рождены наездниками или пловцами. Мак готов был поручиться, что в один прекрасный день Фредди научится всему, что он знает, а возможно, и превзойдет его.
Хотя Мак не давал на этот раз привычных инструкций, в ушах Фредди ясно звучали его слова: "Ты летишь, ориентируясь по поверхности земли. Медленно ты сглаживаешь ее и держишь фюзеляж параллельно поверхности, над которой пролетаешь. Горизонт для тебя не важен, если только там не торчат горы. Ты всегда, каждую секунду должна знать, что находится под тобой".
Когда Мак произнес эти слова впервые, Фредди почувствовала разочарование. Она представляла себе, что, едва научившись управлять самолетом, с восторгом ощутит полную свободу, оторванность от земли. Однако чем дольше она летала, тем больше земля и небо сливались в единое целое, а ее свобода реализовалась внутри гигантской, неистощимой на неожиданности чаши, края которой обрисовывал горизонт, вечно меняющийся и бесконечно манящий.
Фредди не соглашалась с Маком, что горизонт не важен. По ее мнению, горизонт, всегда возбуждавший любопытство человека, заставил его взлететь и посмотреть, что же скрывается за ним. Она догадывалась, что Мак думает точно так же, но, как ее учитель, он хотел привлечь ее внимание к другим вещам.
Незаметным для Фредди движением Мак быстро оттянул на себя рукоятку дросселя, и мощность двигателя снизилась.
- Похоже, у тебя накрылся мотор, - сказал он во внезапно наступившей тишине. - Где будешь садиться?
- По правому крылу невспаханное поле, - ответила Фредди.
- Где ты еще можешь сесть? Про поле забудь. Это слишком просто. Считай, что его здесь нет, и предположи, что долина покрыта апельсиновыми садами. Твой выбор?
- Дорога слева. Она достаточно широка, и по ней нет движения.
- А почему ты не хочешь приземлиться на полоске земли между воображаемыми садами, вон там? - спросил Мак.
Между тем Фредди, переводя глаза с панели управления на землю и обратно, начала методично планировать вниз, туда, где она намеревалась начать экстренную посадку.
- Мне больше нравится дорога… Движения на ней нет в обоих направлениях. Она чуть шире твоей полоски. Тут я смогу приземлиться против ветра и быстро остановиться. По ней же рано или поздно я смогу добраться на попутке до ближайшего города и вызвать по телефону помощь.
- Хм, - одобрительно хмыкнул Мак, видя, как Фредди образцово, словно по учебнику, заходит на посадку.
Спланировав по ветру и развернувшись на сто восемьдесят градусов в пятнадцати метрах над дорогой, она теперь скользила над ней, ровно снижаясь. Он передвинул рукоятку дросселя вперед, и двигатель вновь заревел. Фредди тут же плавно отжала штурвал на себя, чтобы набрать высоту, и, как всегда, пожалела, что экстренную посадку, которую они так часто отрабатывали, нельзя довести до конца. Вероятно, это пришлось бы не по вкусу департаменту автодорог или местные фермеры начали бы жаловаться.
Она осторожно приблизилась к Бербанку, где приземлялись самолеты всех коммерческих авиалиний, летавшие в Лос-Анджелес. Они могли связаться по радио с контрольной башней аэропорта. У Фредди рации не было, и она полностью зависела от визуальной картины напряженного воздушного движения. Справа открылось свободное пространство; она пробилась туда, и следующие минуты, пока она не оказалась первой в очереди на посадку, напоминали этикет танцкласса. Когда определяешь свою позицию в небе, надо вести себя так же вежливо, как в зале, полном танцоров.
Аэродром Ван Ньюис в долине дальше Бербанка был значительно менее оживленным. Она сразу поняла это и, слегка коснувшись колесами земли, без остановки полетела дальше в направлении Санта-Паулы.
Аэродром в Санта-Пауле, построенный всего пять лет назад, имел единственную травянистую полосу приземления. Она граничила с маленькой речкой, берега которой заросли высокими деревьями.
- Давай задержимся здесь на несколько минут, - предложил Мак. - В здешнем кафе лучшие в долине домашние пироги.
Когда они привязали самолет, Фредди вдруг осознала, что они на аэродроме одни. Вокруг стояла пугающая тишина: ни звуков урчащих моторов, ни человеческих голосов. Лишь ветер, всегда дующий на летном поле, шелестел в кронах деревьев. Было очень тепло, поэтому она стянула синий пуловер и, завязав его на талии, огляделась вокруг. Фредди осталась в летных джинсах и белой мальчишечьей рубашке. Джинсы туго стягивал кожаный ремень, однако мужские штаны мешковато сидели на ее худощавой фигуре, и их пришлось подрезать снизу по щиколотку, чтобы они не закрывали теннисных туфель.
Аэродром Санта-Паулы походил на сельский луг, но даже с закрытыми глазами Фредди поняла бы, что находится на летном поле. Пустое летное поле - ждущее летное поле. Редкий летчик сможет пролететь мимо, ибо оно что-то сулит и возбуждает, как закулисное пространство театра перед спектаклем.