- Я сказал "если Орегон станет территорией Соединенных Штатов", - вмешался в разговор Маркус, щелкая кнутом, от чего все четыре быка вздрогнули.
- О чем ты, Маркус? - спросила Шарлотта, на минуту забывая о присутствии мистера Эшкрофта. Она перевела взгляд на своего мужа. - Фрэнсис? Ты сказал мне, что покончил с юридической практикой "раз и навсегда". Это ведь твои слова? А теперь…
- Да мы даже не знаем, доберемся ли мы туда, - перебил свояченицу Маркус.
- Маркус! - вмешался Фрэнсис. - Я буду тебе благодарен, если ты не станешь перебивать мою жену!
Маркус со злостью посмотрел на брата.
- Тогда говори за себя сам, Фрэнсис. Мы не знаем, сможем ли взять верх над индейцами, - продолжил он.
- Я не думаю, что с индейцами придется воевать, - сказал мистер Эшкрофт. - Все мои контакты с ними были исключительно мирными. Что меня действительно беспокоит, так это люди, которые ожидают чего-то другого.
- Мы действительно ожидаем другого, сэр, - сказал Фрэнсис. - Я читал письма, из которых становится ясно, что индейцы - это грязные нищие, которые похищают женщин и детей, которых только смогут схватить. И если кто-нибудь из них косо посмотрит на мою любимую жену…
- Вы, сэр, читали какую-то чушь, - вмешался мистер Эшкрофт. - И я предупреждаю вас: если вы действительно верите в то, что говорите, лучше не отходите от своих упряжек или оставайтесь в своем фургоне, когда индейцы придут к нам. А они обязательно придут.
- Мы будем делать то, что захотим, и когда захотим, - сказал Маркус. Его бледное, обрамленное пышными темными волосами лицо стало красным от злости. Но даже сейчас оно оставалось красивым - правильные черты, серо-голубые глаза…
Мистер Эшкрофт выглядел удивленным, но, конечно, не испуганным.
- Ваше мнение, в любом случае, меня совершенно не волнует. Лишь бы только ваши действия не навлекли беды на другие семьи. Если вы разозлите индейцев, остальная часть обоза будет схвачена вместе с вами.
- Я не собираюсь ни на кого нападать, - хмуро возразил Маркус.
Глаза мистера Эшкрофта потемнели.
- Я буду присматривать за вами обоими, - предупредил он и быстро ушел широким и уверенным шагом.
Шарлотта посмотрела в глаза Маркуса - они были холодными и тусклыми, такими же невыразительными, как глаза лягушки.
- Это было необходимо? - спросила она. В ответ Маркус отмахнулся.
- А ему обязательно надо было это говорить? - спросил он, словно капризный ребенок. - И это восхваление индейцев! Хочет он, чтобы Соединенные Штаты расширили свои границы, или нет?
Шарлотта повернулась к своему мужу.
- Фрэнсис, мне показалось, ты говорил, что есть причина, по которой мы все должны ладить с мистером Эшкрофтом.
- Он - самый опытный охотник в нашей группе, - сказал Фрэнсис. - Но я сам позабочусь о тебе, Шарлотта. Обязательно позабочусь.
Шарлотта почувствовала, как глубоко внутри нее вспыхнула злость.
- Я не хочу, чтобы обо мне заботились, - начала она, но Маркус перебил ее:
- Мы с Фрэнсисом можем ходить на охоту, если будет нужно, - вмешался он. - А капитан знает дорогу.
- Капитан Тайлер раньше уже совершал такой переезд? - спросила Шарлотта.
Маркус пребывал в нерешительности.
- Они с Эшкрофтом оба уже совершали такие путешествия. Дорог много, и к тому же не обязательно иметь привычку жить под открытым небом, чтобы добраться до Орегонских земель живым и невредимым. Мы получили образование и не хуже других умеем читать надписи на дорожных столбах.
Шарлотта не могла больше ни минуты выслушивать самонадеянные речи Маркуса.
- Мы с Люсиндой снова пойдем собирать лепешки, - сказала она. - Мы хотим устроить сегодня праздничный ужин…
- Пожалуйста, будьте осторожны, - перебил ее Фрэнсис. - Будьте осторожны обе, слышишь, Шарлотта? Я говорю это и тебе тоже. Я не хочу, чтобы ты ходила одна. Ты понимаешь?
На мгновение она подумала, что, хотя Маркус и сравнивает ее с упрямым, своенравным, доставляющим много хлопот мулом, ей хотелось бы, чтобы и Фрэнсис думал о ней так же. Или хотя бы признал, что она - сильная, и способна многое сделать без чужой помощи. Ведь ее муж еще дома узнал, как много работы по хозяйству она выполняла. Он всегда заявлял, что восхищается ее "навыками в обращении с животными", а однажды она даже слышала, как Фрэнсис хвалился перед приятелями, что его жена умеет колоть дрова "лучше, чем любой мужчина".
- Со мной будет все хорошо, Фрэнсис, - сказала она, стараясь скрыть свое раздражение.
- И помни, что ты не у себя дома на ферме, - предупредил он.
Шарлотта отвернулась, решив, что попробует держать язык за зубами. Если она вышла за Фрэнсиса отчасти потому, что он был с ней нежен и близок ей по духу, а значит, станет великолепным отцом для их будущих детей, разве он не заслужил ее признательности своей добротой и заботой?
Вернувшись к сестре, Шарлотта заметила, что та сцепила зубы от боли.
- С тобой все хорошо? - спросила Шарлотта. Люсинда вздохнула.
- Как бы я хотела, чтобы ребенок появился на легком этапе нашей поездки! - Слезы покатились по ее лицу. - Или чтобы мы отправились в путь уже после его рождения. Я не понимаю, что мог бы изменить еще один месяц.
Шарлотта ничего не сказала, поскольку разделяла мнение сестры. Но она точно знала, что их мама, услышав подобные речи: непременно прочитала бы дочерям нотацию о том, что если мужчина принял решение, даже табун диких лошадей не может заставить его повернуть назад. "Так уж устроен мир", - закончила бы она со вздохом.
"Моя воля так же сильна, как и воля дикой лошади, - сказала себе Шарлотта, - и я бы скорее умерла, чем позволила бы Фрэнсису обращаться со мной так, как Маркус ведет себя с Люсиндой". Но, в конце концов, она тоже согласилась ехать тогда, когда решили мужчины. Правда, не потону, что Фрэнсис и Маркус спешили, а потому что так будет лучше для домашних животных, которые сопровождали хозяев в этом грудном путешествии.
- У тебя все будет хорошо, - Шарлотта обняла сестру. - И с ребенком все будет отлично, - добавила она, глядя в полные сомнений глаза Люси. Должно быть, сестра думала, что они, с помощью своих мужей, сделают все от них зависящее, чтобы все прошло хорошо. Но был только один мужчина, чья сила поразила воображение Шарлотты Далтон, мужчина, на которого, - она знала это, - она могла положиться в этом жестоком, суровом переходе через прерии. И этого мужчину звали не Фрэнсис и не Маркус.
Люк наблюдал, как Шарлотта готовит ужин. Когда она вставила в землю две рогатки и положила между ними жердь, Люк решил, что это для тяжелого железного котелка, который стоял рядом на земле. Но если ей не удастся быстро развести хороший огонь, подумал он, котелок так и останется холодным.
Им с Джорджем за последние несколько минут женщины предложили больше еды, чем они могли бы съесть за две свои жизни вместе взятые. Женщины были так благодарны им за молоко Вайолет - и за пахту и масло, взбивавшееся в ведре, которое Шарлотта привязала сегодня к его фургону, - что готовы были делиться с ними едой на время всей поездки. Малиновое варенье с хлебом, бобы с черной патокой, жареные пирожки с клюквой и тыквенный пирог - вот только некоторые из принесенных лакомств.
Все старались угостить мистера Пенфилда и мистера Эшкрофта, кроме одной женщины, на которую он сейчас смотрел и которая пыталась разжечь огонь. При этом ее прелестная нижняя губка выступала вперед от гнева и решимости. Она не была самой красивой женщиной в караване. Но, безусловно, ее можно было назвать самой мужественной. Полнотой этой губки, изящной линией подбородка она вдруг напомнила ему Пармелию - ту Пармелию, которая умоляла его не уходить, Пармелию, которая просила его…
И он отвернулся. "Не делай этого", - сказал он себе. Чувство вины уже переполняло его сердце. Разве не должен он быть честным? Разве не была Пармелия женщиной, которую он будет любить всегда?
- Ну, давай же, - услышал он возглас Шарлотты.
Люк не мог сдержаться. Своими мозолистыми руками он взял несколько лепешек, горевших в его собственном костре, подошел и положил их в центре дымящейся кучи, уложенной Шарлоттой.
- Вот, - сказал он, опускаясь на колени рядом с ней. - Это должно помочь вашему огню разгореться.
- Мне не нужна ваша помощь, - сказала она, не глядя на него.
- Чтобы развести огонь? - спросил он. - А мне кажется, нужна.
На мгновение их глаза встретились. В эту минуту он как будто даже забыл, что должен дышать. Ему казалось, что он уже прикасался к ней, что он знал ее всю свою жизнь.
- Нет, не нужна, - пробормотала она. Он засмеялся.
- То есть вы уже согрели еду?
Глаза Шарлотты потемнели от ярости. Он видел, как ее губы приоткрылись, дыхание участилось. Ее грудь поднималась и опускалась от гнева и нетерпения.
- Мистер Эшкрофт, - сказала она, остановив на нем свой темный гипнотический взгляд, - не нужно меня дразнить. Мне не нужна помощь. Я вам не городская девчонка-неумеха, которая никогда раньше не разводила огня.
- Разве я говорил, что вы такая? - спросил он. Ему нравилось, что ее щеки покраснели, а на шее часто пульсировала жилка.
- Я могу сказать, что именно вам надо бы управлять вашими упряжками, а не вашему мужу или зятю. Если бы вы так настойчиво не отказывались от моей помощи, вы бы заметили, что многие люди делятся тлеющими угольками. - Он замолчал. - То, что ваш муж считает вас нежным цветком, не означает, что вы не можете время от времени принимать какую-то помощь от человека, который знает, что вы в ней обычно не нуждаетесь.
Краска прилила к лицу Шарлотты, но вместо огня, который он инстинктивно искал в ее глазах, он увидел в них грусть. И ее молчание говорило больше, чем могли бы сказать слова, заставляя его пожалеть о том, что он дразнит ее.
- Как давно вы вышли замуж за Фрэнсиса Далтона? - тихо спросил он.
- Вы думаете, это подходящая тема для разговора между мужчиной и женщиной? - ответила она вопросом на вопрос, глядя на огонь мимо него.
- Я не очень-то обращаю внимание на правила, - пробормотал он. - Никогда не обращал и никогда не стану.
Еще раз она направила на него свой пристальный взгляд. Она прищурила глаза, и знакомый гневный настрой вернулся к ней во всей красе.
- Тогда, очевидно, в отличие от меня, вы можете позволить себе эту роскошь, мистер Эшкрофт. Моя мама, сестра и я, мы продали нашу ферму, чтобы отправиться в эту поездку. Мама, которая недавно овдовела, отказалась от всего ради того, чтобы мы с сестрой начали новую самостоятельную жизнь. И мне нужно беспокоиться о том, что подумает мой муж, если увидит, что вы снова разговариваете со мной. Мне нужно беспокоиться о том, чтобы быть в состоянии вести хозяйство, когда мы приедем в Орегон, - если мы приедем…
- Мы приедем, - сказал он спокойно.
- Вы ведь не знаете этого заранее! - воскликнула она.
- Я наблюдал за вами весь день, - сказал он. При виде выражения ее глаз дыхание в его груди замерло. Бесспорно, Шарлотта Далтон отдавала себе отчет в том, что он уделяет ей внимание, и ценила это. Эта мысль заставила его бедра напрячься. Пускай она с утра до вечера говорит ему, что ей его внимание не нужно, но какая-то частичка ее существа нуждалась в нем - частичка души женщины, которая не выходила замуж за Фрэнсиса Далтона и которая никогда не будет принадлежать мужчине, настолько не годившемуся ей в мужья.
И это странно, думал Люк, потому что в караване были женщины более красивые, чем Шарлотта Далтон. Даже под ситцевым чепчиком, защищавшим голову от солнца, ее волосы выглядели непослушными и растрепанными. К тому же она наверняка полагала, что у нее слишком большой рот и слишком маленькая грудь. Однако несмотря ни на что эта женщина понравилась ему с первого взгляда.
- Вы справитесь и с погодой, и с вашими животными, - сказал он. - Это очевидно для всех. - Он замолчал, думая о ее муже. - Или почти для всех. И я верю, что у вас всегда будет достаточно и мяса бизонов, и оленины, и рыбы. То, чего я опасаюсь, не касается ваших умений, миссис Далтон. Я опасаюсь, что ваше плохое мнение обо всех без исключения мужчинах принесет неприятности всем нам.
Он рассматривал ее с ног до головы, представляя себе скрытые складками юбки нежные изгибы ее женственности, готовые к наслаждению. Он представил себе, как она извивается под ним, царапает его спину и выкрикивает его имя.
- И потом, миссис Далтон, - продолжал он хриплым голосом, - хотя ваш муж Фрэнсис, возможно, и не обладает опытом перехода через прерии, все же он сделал хороший выбор, женившись на вас.
Внезапно он осознал, что ему все-таки придется выполнить ее недавнюю просьбу: он должен будет оставить эту женщину в покое. Что-то в ней запало ему в душу, - то, как она вглядывалась в горизонт, или ее решимость всю ночь провести у очага, пытаясь развести огонь, только бы не признавать, что она не может сделать этого сама, а может, то, как ловко она справилась с его коровой, будто всю свою жизнь только и делала, что занималась животными, - все это вместе привлекало его, мешало уйти прочь.
И в умоляющем взгляде ее полных слез карих глаз он наконец-то прочитал правду: было нечестно с его стороны разговаривать с ней так, будто она была свободна, - была тем, кем хотела быть, и с тем, с кем она хотела. Жена Фрэнсиса Далтона попросила его оставить ее в покое. И ему ни к чему думать о ней. Черт побери, разве он не считает себя порядочным человеком?
Так что, если он собирался и дальше считать себя таковым, эта женщина не могла стать частью его жизни в дороге. Конечно, она будет играть исключительно второстепенную роль, роль чего-то такого, что не даст ему ночью терзаться муками совести, когда он снова будет думать о…
Черт! Он не мог даже подобрать нужных слов. Когда он думал о своей жизни дома и о тех, кого оставил там, в Индиане… Простите меня, Пармелия и Джон. Но он знал, что ему не будет; прощения - никогда.
- Все, о чем я вас прошу, миссис Далтон, это чтобы вы говорили мне, если вам что-то понадобится. Понимаете?
Ее рот приоткрылся, между блестящих губ показались жемчужно-белые зубы. Она выглядела удивленной.
- Но как же быть с Вайолет? - спросила она. - Мне нужно будет научить вас доить ее или убедиться, что другие женщины будут делать это по очереди…
Он рассмеялся.
- Я не вижу в этом ничего смешного, - сказала Шарлотта, Ее щеки стали цвета вечерней зари. - Корова, которую не доят как следует, будет болеть так же, как собака…
- Да, я знаю это, миссис Далтон. Я сам вырастил несколько десятков коров за эти годы. Думаю, стоит отдать Вайолет семье Вестроу.
Карие глаза Шарлотты почернели.
- Тогда зачем же, скажите на милость, вы делали вид, что нуждаетесь в моей… - Она замолчала. - О, теперь я, кажется, отлично понимаю, зачем вы это делали. Вы хотели одурачить меня…
Люк не мог ничего с собой поделать.
- Вы ошибаетесь, миссис Далтон, я старался заключить самую важную сделку в моей жизни, - пробормотал он. И ушел, говоря себе, что на этот раз сдержит свою клятву, - ради нее самой.
Глава третья
Каждую ночь в течение двух недель, последовавших за отъездом из Индепенденса, Шарлотта просыпалась от холода. Она удивлялась, как могут дни быть такими жаркими (казалось, что солнце прожигает тело насквозь), а ночи - такими холодными. Особенно много неприятностей доставляли полуденные грозы, которые случались с выводящей из терпения регулярностью. Насквозь промокали и ее чепчик, и ее одежда, и обувь, и даже надежды и мечты.
Она была истощена, практически не могла двигаться, отчаянно мечтала о сне и том покое, который он мог ей дать. Но что-то более сильное, чем потребность в отдыхе, изводило ее, давая ее телу энергию, которая посреди ночи была ей не нужна…
Каждый раз, когда Шарлотта закрывала глаза, она видела Люка Эшкрофта и чувствовала его запах, как будто он лежал рядом с ней или даже на ней, закрывая собой каждый дюйм ее тела и наполняя ее…
Шарлотта встряхивала волосами, чувствуя, что близка к помешательству. Она не понимала, как чувство, о котором она никогда прежде не задумывалась, может в такой степени пленить ее мысли. Она так мало знала Люка Эшкрофта, но ей казалось, что их жизни взаимосвязаны каким-то важным, глубоким и таинственным образом. Она не хотела видеться с ним, но чувствовала, что какие-то неподвластные ей силы уже свели их, будто ей самой судьбой было предначертано узнать Люка, и узнать его близко.
Она не хотела думать или мечтать о нем, видеть его, мысленно или наяву, но каждый миг он незримо присутствовал рядом: она представляла, как он касается ее, ощущала удовольствие оттого, что сама прикасалась к нему, ощущала его запах, его вкус… Шарлотта стыдилась своих грешных мыслей и очень злилась на себя за то, что была достаточно глупа, чтобы выйти замуж за Фрэнсиса - или вообще связать свою судьбу с мужчиной.
Тогда это казалось такой замечательной идеей, думала она, вспоминая о той ночи, когда они с Фрэнсисом прогуливались по городу, и он обнял ее.
- Мы подходим друг другу, как луна и звезды, Шарлотта. Я бы хотел поехать на запад вместе с Люсиндой и Маркусом и знаю, что ты тоже хотела бы этого. А что, если мы поедем туда как муж и жена?
Сейчас она вспоминала, какие мысли, словно сумасшедшие скакуны, проносились тогда у нее в голове. Она годами клялась себе, что никогда не выйдет замуж! Но в ту ночь она увидела свое будущее в ином свете: в длинных, низких лучах западного солнца грелась земля, где высокое огромное небо, другая, чистая почва, ожидающая, когда ее коснется плуг. Она увидела себя с детьми, семьей. Новая большая мечта…
Шарлотта открыла глаза. Когда они привыкли к темноте, молодая женщина увидела, что она в палатке совсем одна, без Фрэнсиса. Снова одна… Как часто в этой поездке по вечерам она видела другие молодые семейные пары, которые смеялись вместе, целовались, танцевали под музыку скрипки и губной гармоники! В сердце ее появлялась боль. Было ли с ней что-то не так? Может быть, в ее внешности был какой-то изъян, заставлявший Фрэнсиса так явно избегать физической близости? Интересно, Беула Бейкер, эта несчастная женщина без языка из Кастелтона, пришлась бы Фрэнсису больше по вкусу?
Услышав, как под чьими-то ногами хлюпает грязь, Шарлотта почувствовала прилив энергии. Сегодня ночью для нее наступило время попытаться, так сказать, взять быка за рога и взглянуть ее супружеской жизни и своему мужу прямо в лицо. То, что Фрэнсис был добрым и нежным, не должно было означать, что он к ней никогда не прикоснется, разве не так? И не будет танцевать с ней, и не закружит ее под звездами, как на глазах у Шарлотты кружил свою жену мистер Вестроу?
Когда Фрэнсис вошел в палатку, Шарлотта села, начав шумно встряхивать свое одеяло, потому что вдруг почувствовала себя слишком неловко, чтобы говорить.
- Все в порядке? - услышала она собственный голос минутой позже.
- В полном порядке, - сказал Фрэнсис, укладываясь рядом с Шарлоттой и натягивая на себя одеяло. - Завтра будет прекрасный день.
Шарлотта попыталась собрать все свое мужество. При этом ей меньше всего хотелось обидеть чувства мужа.
- Фрэнсис, - в конце концов, произнесла она, и сердце быстро забилось у нее в груди.
- Да, дорогая, - мягко отозвался он. Она перевела дух и спросила: