Марфа взглянула на нее удивленно, но ничего не сказала - кто знает, о чем тогда шептались ее боярышня с этим пригожим ляхом.
И верно, толстый засов даже не дрогнул, когда на него девушки навалились вдвоем, пытаясь сдвинуть из пазов. Услышав их шепот и громкое дыхание, из темноты хладной снова появились лица поляков в окошке двери, поглядеть, что творится у их темницы.
- Моя драга, - высунул руку из решетчатого оконца Владислав. Ксения тут же ухватилась за нее, перелетая свои маленькие пальчики с его, чувствуя, как крепнет в ней уверенность, что она поступает ныне верно, идя на поводу своего сердца. - Моя кохана, что ты делаешь?
Но Ксения ничего не ответила, отстранилась, нашла, пошарив по земле ладонями, большой камень, которым часто засов забивали в пазы. Именно этим камнем она надеялась помочь выбить немного его из первого железного кольца. Глухой стук, что раздался, едва она стукнула камнем по дереву засова, заставил ее сердце упасть куда-то вниз, отозвался внутри легкой дрожью. Но дела своего она не оставила - еще удар, еще один, и засов вдруг поддался, двинулся с места. Теперь девушки могли вытащить его из пазов.
- Воистину говорят, когда любовь шепчет, разум молчит, - тихо проговорил Ежи, стоявший за плечом у Владислава, наблюдая, как русская девица семимильными шагами идет напрямую к своей погибели. - И не жалко тебе девочку?
Но Владислав ничего не ответил, метнулся вперед, когда услышал глухой звук, с которым засов покинул первый паз, надавил плечом на дверь, приказывая своим товарищам помочь ему. Те навалились и отодвинули дубовую дверь, открывая небольшую щель, в которую уже могли протиснуться без труда на свободу.
Ксения, заметив это, выпрямилась, переводя сбившееся дыхание от усилий, которые ей пришлось приложить. Она и ахнуть не успела, как ее вдруг обхватили сильные мужские руки, втянули в темноту хладной и прижали к крепкому мужскому телу. Ксения подняла голову, чтобы спросить, что делать они ныне будут, куда побегут со двора Калитиных, как ее губ коснулись губы Владислава, гася вскрик удивления, что едва не вырвался у девушки. И она уступила этому властному напору, отдаваясь полностью на его волю, подчиняясь ему. От этих губ, от этих движений языка у нее вдруг голова пошла кругом, будто хмеля напилась, вмиг все происходящее отступило куда-то вдаль, даже звуки словно стихли. Она прижалась к нему теснее, желая еще больше раствориться в нем, наслаждаясь теми неведанными ей ранее ощущениями, что захлестнули ее тело.
Внезапно Владислав отстранился от нее, заводя одной рукой ее запястья назад за ее спину, а другой стягивая с ее головы налобник, что развязал во время поцелуя. Ксения сначала не поняла, что он делает, но затем ее взгляд упал за его спину, и она с трудом, но разглядела, как вяжут руки Марфуте чьим-то поясом, затыкают кляпом ей рот.
- Что ты делаешь? - испуганно спросила она Владислава, но тот уже пытался завязать ей кисти рук полоской шелковой ткани.
Налобник не был достаточно длинен для того, а шелк, расшитый мелким жемчугом так и норовил выскользнуть из пальцев. Это позволило Ксении вывернуть одну руку из крепкой хватки Владислава. Только сейчас она вдруг осознала, что по-прежнему сжимает тяжелый камень. Поцелуй затмил ей разум, вот она сразу его не кинула, а ныне это было ее единственное оружие против ляхов, что уже бросили наземь ее прислужницу, ушли во двор. Ксения размахнулась и со всей силы ударила своего противника камнем, целясь по голове. Владислав инстинктивно отшатнулся назад, и тяжелый камень попал ему по подбородку, чуть пониже губы, рассекая кожу. Ксения не смогла удержать свое оружие - камень тянуло по инерции вниз, и она выпустила его из пальцев, роняя его на земляной пол хладной с глухим стуком.
Владислав лишь выругался, но руки ее не отпустил, а после быстро поймал и другую.
- Как дикая кошка, верно? - усмехнулся рядом Ежи, наблюдающий за их схваткой, и подал пояс, что снял со сторожевого, которому ляхи уже перерезали горло, не распознав в темноте, что тот одурманен. Владислав ничего не ответил, сунул быстро мешающий ему налобник за ворот рубахи и одним движением связал кисти рук Ксении, Ежи же тем временем завязал ей рот, чтобы та вдруг не закричала и не позвала на подмогу кого-нибудь. Та уже не сопротивлялась, ошеломленная таким нежданным предательством от того, за кого бы отдала свою душу и жизнь, не раздумывая.
Лишь когда Владислав последним уходил из хладной, стирая краем своей рубахи кровь, капающую с подбородка, глухо застонала через кляп. Он задержался на миг, обернулся на нее, но ничего не сказал. Только стоял и смотрел. Ксения жалела, что ныне темно, и ей не видно выражение его лица. Быть может, он передумал? Быть может, возьмет ее с собой? Но нет - через мгновение лях повернулся и растворился в темноте двора, уходя из ее жизни навсегда, а Ксения упала на бок, будто силы вмиг оставили ее, и завыла от той боли, что вмиг ударила в сердце, разрывала душу на части. Она выла и выла, роняя горькие слезы, что градом катились по ее лицу, прямо на земляной пол хладной.
Ксения не знала, сколько времени прошло прежде, чем их с Марфутой нашли. Слезы уже успели высохнуть, она притихла, но боль осталась внутри, не ушла вместе со слезами, свернулась змеей у самого сердца. Ксения знала, что пройдет много времени, как ей удастся избавиться от нее и от той горечи, что отравила ей душу ныне. И она ничуть не испугалась, когда в хладную на рассвете ступили боярин Калитин и его родич, что так и сверкал от гнева глазами да криком кричал на хозяина. Заметив Ксению на полу хладной, он только едко усмехнулся:
- Для кого берег свой камень лазуревый, Никита Василич? Для ляха? Ну, что ж, он порадовался, вестимо, твоему дару. Будешь ныне со своим сокровищем в вотчине прятаться от глаз людских, от насмешек. Опозорила твоя Ксеня род твой, осрамила! Да и мне ущерба принесла! Чем ущерб мне возместишь? Как репутацию свою будешь обелять? - он вдруг убрал со своего лица насмешку, снял шапку с головы, поклонился в пояс стоявшему подле него хмурому и подавленному Калитину. - Отдавай мне, родич, в супружницы дочь твою, Ксению Никитичну. И мне выгода, и тебе недурно. Позор твой скрою.
Ксения в ужасе посмотрела на отца, отчаянно ловя его взгляд, чтобы глазами сказать, что не надо ей такой участи. Уж лучше в монастырь, лучше инокиней! Рот-то по-прежнему у нее был завязан - Калитин, настолько ошарашенный увиденной картиной, даже не притронулся к дочери. А может, и в наказание оставил ту сидеть связанной на земляном полу. В грязном сарафане, растрепавшимися косами, без налобника, что полагался девице из приличного рода.
- С завтрева огласим, а через две седмицы под венец поведешь, - по-прежнему не глядя на дочь, что глухо застонала при этих словах, произнес боярин Калитин. Он скрепил свое слово рукопожатием и, даже не повернувшись, не посмотрев на дочь, вышел вон из хладной.
Никита Василич сдержал свое слово. Через две седмицы, в начале червеня по старославянскому календарю, его дочь была обвенчана с боярином Северским, Матвеем Юрьевичем.
Хорош был собой жених - светловолосый, с аккуратно постриженной бородой, широкоплечий, в алом кафтане с золотыми петлицами. Такой же золотой пояс, плод рукоделия невесты, подчеркивал его стать. Но невеста…
Невеста была изумительно красива в расшитых золотой нитью парчовых сарафане и душегрее, богато украшенном кокошнике да в ожерелье золотом - широком и тяжелом. Богат, богат Никита Василич, шептались гости на свадебном пиру, кивая на роскошь убранства его дочери да угощения, от которых ломился стол.
И только мамки вздыхали горько, украдкой оглядывая бледную невесту, что сидела за столом, не поднимая своих голубых глаз. Ни слезинки ни проронила их касатка за эти дни, не выла вытие, согласно традиции, не причитала. Только смотрела куда-то вдаль, будто оглашенная, бледная и исхудавшая. Ох, знать тогда наплачется в браке своем, ведь неспроста на Руси поверье ходит - чем больше слез прольешь во время свадебных дней, тем меньше ждет их после.
Лишь одна слезинка скользнула по щеке Ксении. Когда мамки сняли с нее кокошник невесты, укрывшись за небольшой ширмой, расплели ей косу ее девичью, чтобы после сплести две новые, скрутить их, спрятать под повойником да кикой золотом украшенной под стать сарафану и душегрее невесты.
С этого момента она более не девица Ксения Калитина. Отныне она - Ксения Северская, жена боярина Северского.
Будь ты проклят, лях, навеки веков! Пусть настанет тот день, когда ты почувствуешь, как твое сердце разорвется на куски от боли потери и предательства. И ты поймешь, как плакала моя душа, когда ты предал меня. Этот день настанет! Я клянусь тебе в этом!
1. головной убор, пришедший с востока и являющийся разновидностью известной нам тюбетейки. Прикрывала часть головы. Богатые носили его в доме и даже спали в нем
2. Гроб - могила (польск.)
Глава 5
Ксения проснулась от сильного толчка, что почувствовала даже сквозь глубокий сон, в который провалилась под утро. Взбудораженная тем, что слышала ночью, она еще долго лежала без сна, едва не подскакивая на месте при каждом шорохе, что доносился до нее. Снова и снова прокручивала она в памяти эти несколько слов, что были произнесены в ночной тишине, отмечая интонацию, размышляя о том, как это может отразиться в дальнейшем на ее судьбе.
Значит, Владислав узнал ее. Сомнений не было более. Как и в том, что по-прежнему помнит ее. А может, даже и… любит?
Ксении удалось заснуть, когда полоска между бархатными занавесями, задернутыми на оконце возка, стала постепенно светлеть. Вот потому-то она с трудом разлепила веки, хотя так сильно хотелось смежить их и снова провалиться в сон, понимая отчетливо, что раз возок двинулся с места, то поспать спокойно, когда возок едет по такому ухабистому пути, ей уже не удастся. Сквозь щелку в занавесях оконца пробивались яркие солнечные лучи, значит, солнце уже поднялось, значит, тронулись не после рассвета, а гораздо позже.
Ксения с неудовольствием отметила, что женщинам не дали даже времени привести себя в порядок после ночи, хотя стояли долго после того, как солнце поднялось. Она не преминула высказать все это Марфуте, в темноте возка тайком от любопытных глаз снявшей с головы убрус и поправляющей растрепавшиеся за ночь косы.
- Ну, так долго ждали, боярыня, пока ты пробудишься, - ответила та. - А ты все спала и спала. Будто тебя опоили чем. Лях усатый, дядька этого, молодого, зол был сильно, что на месте стоим так долго, ругался шибко. Молодой же только отмахивался от него, мол, успеем еще в путь тронуться, - Марфута вдруг склонилась поближе к Ксении и прошептала, будто кто-то еще ее мог услышать в этом шуме, что стоял вкруг них. - А тронулись в путь мы, так как за леском, что справа от нас, ляшские соглядатые заприметили отряд русский. Боярин наш что ли? Знать, вышли в дозор и обнаружили ляхов.
Ксения почувствовала, как сильно забилось сердце в груди при этом известии. Неужто и вправду супружник ее с отрядом ходит недалече? Неужто отобьет ее у ляхов? Но не от радости сердце так колотилось ее, вдруг подумала она.
Она сама не понимала, отчего вдруг ей стало так тягостно на душе, ведь ежели боярин Северский нагонит их, она обретет хоть какую свободу. Пусть даже в стенах терема да только видимую, зато не будет более волнений о том, какая судьба ждет ее впереди. Не будет более страха за свою жизнь и за свою честь.
Но какая доля ждет при этом Владислава, ведь ее муж не знает милосердия, а сердце его так же холодно, как камни на дне быстрой речушки? Да и слишком уж желанная добыча для Северского этот шляхтич, памятуя о том, как год назад ее муж снова расставлял силки на кого-нибудь из рода Заславских.
- Пустое! - тряхнула головой Ксения. Какое ей дело до доли ляха? Она должна наоборот желать ему только худшей из всех возможных участей! Самой страшной смерти из всей возможных! Но почему так больно сжимается сердце, едва она только подумает о худом?
- Прибирать тебя? - спросила Марфа боярыню, не расслышав, о чем та речь ведет, но четко уловив нотки раздражения в ее голосе. Та ничего не ответила, только головой резко кивнула да сбросила с плеч опашень прямо на пол возка, немало не заботясь о том, что тот испачкается. Злится, определила Марфа и поспешила поднять одежду да достать из-под сидения уборы Ксении, принялась приводить ту в достойный боярыни вид, заняв место рядом с ней. Убрала выбившиеся пряди волос под повойник, проверила его завязки - вдруг развяжется, да косы покажутся! Вот срам-то какой для замужней женщины!
Повязала тяжелое ожерелье на плечи боярыни после недолгих раздумий - а вдруг ляхам все же приглянулись украшения боярыни, но решилась, откуда-то зная, что не посмеют они трогать богатство Ксении. Только сам шляхтич может соблазниться, да только вот не жемчуга да золото ему нужно от боярыни! Потому пусть ходит, как пава, вдруг лях все же вспомнит, что не безродную холопку в полоне держит.
Потом последовал черед кики, что Марфа плотно одела на голову Ксении, поправив все жемчужные поднизи, что спадали вниз с очелья - короткие на лоб и две длинные на щеки, обрамляя лицо, расправила полотно кисейного покрывала, аккуратно разложив его концы на плечах боярыни.
Все это проделывалось в непрерывном молчании, которое не было нарушено и после того, как процедура облачения подошла к концу: Марфа не решалась даже слова сказать, зная, что может означать эта складка на лбу боярыни прямо под поднизями да упрямо поджатые губы, а Ксения напряженно вслушивалась в каждый звук, долетающий в возок через оконца. Она даже сама не осознавала, насколько напряжена ныне, насколько страшится снова услышать шум боя и стоны раненых и умирающих.
Но единственное, что она слышала, было ржание лошадей, тихие перекрикивания ляхов между собой и иногда резкие отрывистые команды командира польской хоругви. Всякий раз слыша его голос, Ксения невольно вздрагивала, коря себя за желание отодвинуть занавесь и поглядеть, действительно ли Владислав так близко к возку едет, как ей кажется по слуху.
Ксения осмелилась выглянуть украдкой в оконце, только когда в возке вдруг стало темнее, чем обычно, скрылись солнечные лучики, играющие на золоте аксамита, которым были обиты стенки возка. Так и есть, кивнула она в подтверждение догадки, что сразу же пришла на ум, глядя, как проплывают медленно густые заросли кустарника по краю дороги, деревья да ельники - сперва редкие, а потом настолько плотные, что даже луча солнечного не видно было вдалеке в их глубине. Но по лесной дороге ехали недолго - вскоре мимо возка быстро проскакали несколько всадников, и вслед за резкой командой: "В лесе!" возок резко повернул вправо, заставив Марфу даже вскрикнуть от неожиданности, закачался из стороны в сторону, перебираясь по неровной земле и по сухим толстым сучьям. Глухо проскреб однажды по дну пень, на котором повозка едва не застряла.
- Что это ляхам в голову взбрело? - вскрикнула Марфа. - Куда их черти несут? В самую чащу лесную, к лешему в руки!
Ксения же не удержалась и выглянула в оконце, чтобы взглянуть на происходящее. Возок ехал по небольшой просеке, причем возница управлял им предельно аккуратно, чтобы не оставить следов для тех, кто пожелает найти их небольшой отряд. Впереди повозки несколько ляхов вели под уздцы лошадей, остальные же позади шли, выправляли примятые ветви кустарников, старательно скрывали доказательства их пути. Внезапно дверца с противоположной Ксении стороны распахнулась, и властный голос Ежи приказал женщинам выходить.
- Пешо пойдете, - добавил он, помогая им спуститься на землю, пропуская мимо ушей ворчание Марфуты, что, мол, негоже боярской дочери и жене пешком идти, как холопке какой. Но женщины подчинились, пошли за возком, придерживая друг друга на неровностях пути или на толстых корягах, что встречались на импровизированной дороге.
Сначала Ксении нравилось идти за возком, вдыхая полной грудью свежий воздух, наполненный ароматом леса, слушать птичьи трели да стук дятла где-то в глубине леса. В возке же было душно да скучно, вот она и не роптала, как Марфута, бубнившая что-то себе под нос. Но по истечении некоторого времени Ксения стала все отчетливее ощущать, как тонка кожа ее поршней, как остры ветки да камешки, лежащие на ее пути. Она путалась в подоле, спотыкалась об упавшие сучья и уже не так была рада этой нежданной прогулке. К тому же сильно вдруг захотелось в кусты, ведь у нее не было возможности оправиться перед самым отъездом.
- Долго еще блуждать будем? - бросила Ксения шедшему рядом с ней Ежи. - Куда идем?
Тот ничего не ответил, даже головы в ее сторону не повернул, что только разозлило Ксению. Она снова повторила вопросы, уже громче, отчетливо проговаривая каждое слово, чтобы лях понял ее, и добавила, не в силах сдержать любопытства:
- Думаете, в чаще скрыться от кого-то? Кто-то идет по следам нашим?
На этот раз Ежи все же повернул в ее сторону голову, прищурил глаза и что-то проговорил по-польски, отчего ляхи, шедшие позади них и слышавшие каждое слово, так и грохнули со смеху, распугав птиц на близ стоящих деревьях. Почуяв в его реплике обидное для себя, Ксения покраснела с досады - она смогла понять только несколько слов "москвитские", "говорили мне" да "псы", сбилась с шага.
- Тихо! Тихо! - раздался за ее спиной голос Владислава, и веселье польских воинов вмиг прекратилось. Ксения, не поворачивая головы, почувствовала, как шляхтич равняется с женщинами, догоняет их на этой импровизированной тропе, ведя на поводу своего каурого.
- Что он сказал? - бросила она ему, по-прежнему не глядя в его сторону, опуская голову вниз, на траву под ногами. Но помимо своей воли все же скосила глаза, разглядела сапоги и подол кунтуша - Владислав шел ныне подле нее.
- Он сказал, будто ему говаривали, что все москвитские бабы молчать приучены и вопросов лишних не задавать, но ныне он видит, что его обманули, - будто нехотя ответил шляхтич, и Ксения поджала губы с досады, борясь с желанием достойно ответить этому усатому ляху. Но как это сделать - она ведь не обучена ляшской речи, а кто знает, поймут ли они русскую речь.
- Я не все! - твердо сказала она, поднимая голову так высоко, насколько было возможно ныне, чтобы не потерять равновесие на этой неровной тропе. Владислав же только тронул коня, которого вел за поводья за собой, прошел далее, мимо возка, к голове отряда.
- Истинно так, - едва разобрала Ксения, когда он уже удалялся от нее. Она не смогла разобрать интонацию, которой были сказаны эти слова - была ли в них ирония или что-то иное, но решила, что он издевается над ней, вторя своему усатому дядьке, вспыхнула в тот же миг от злости.