Когда Таня ехала от адвоката, ей позвонил прораб, который, сославшись на Ирку Федотову, выразил готовность немедленно осмотреть требующий ремонта объект. Таня договорилась встретиться с прорабом на месте и поспешила на Таврическую улицу. Она уже не стала искать на улице место для парковки, а сразу заехала во двор. На Танином парковочном месте, прямо на асфальте красовалась огромная белая надпись "Жидовская морда". Надпись была выполнена художественно нестираемой краской, которой красят на дороге разделительную полосу. Такую фиг отмоешь! Видимо, баба на "ягуаре" расстаралась. Это ее табличка "Левинсоны" на дверях Таниной квартиры так попутала. Хорошо, что Давид Лазаревич этого безобразия не видит. Хотя в городе Санкт-Петербурге антисемитизм стал уже явлением несколько раритетным. Сейчас народ все больше лицами кавказской национальности недоволен. И кавказскими лицами, и узбекскими, и таджикскими. Таня поставила машину и огляделась. "Ягуар" красовался неподалеку. Таня поискала глазами подходящий гвоздик, а потом спохватилась. Неужели она будет опускаться до уровня этой бабищи? Нет, не будет, но очень хочется. Особенно хочется нацарапать ей на "ягуаре" слово какое-нибудь хорошее. Таня взяла себя в руки и вышла к парадному, ожидать прораба. Прораб, к Таниному удивлению, ни на минуту не опоздал и оказался похож на упитанного таракана. Он по-деловому обошел квартиру, специальным прибором замерил все помещения, сфотографировал комнаты и, посверкивая бесовским взглядом, записал все Танины пожелания в блокнот. Затем, чуть не выпав из окна, осмотрел окрестности, посетовал на отсутствие возможности для установки пухты для мусора, что-то такое сказал про стесненность и связанное с ней удорожание, но в результате смету пообещался выдать прямо завтра. В целом после общения с прорабом у Тани сложилось благоприятное впечатление о его предприятии, чувствовалось, что контора, рекомендованная Иркой, солидная и тянуть кота за хвост никто не будет. Однако, как и велела ей Ирка, Таня пригрозила прорабу, что обязательно покажет смету Федотовой. После этого тот слега поскучнел лицом и отбыл восвояси осмечивать объект.
Смету, которую прораб, как и обещал, на следующий день прислал по факсу, Таня разглядывала с открытым ртом. Даже не заметила, как в кабинете материализовался Муравлев.
– Чегой-то? – спросил он и вырвал смету у Тани из рук.
Таня тяжело вздохнула. Муравлев повертел смету и так и этак, а потом замер, увидев итоговую цифру.
– Что, Виноградова, никак дворец строишь? – Муравлев уютно устроился в кресле для посетителей.
– Да нет. Квартиру на Таврической ремонтирую. Надо же мне после развода где-то проживать.
– Я и говорю – дворец в отдельно взятой квартире. Таврический. Где ж еще бедной разведенке-то проживать? Ты ж теперь без итальянской мозаики в ванной жить никак не сможешь. Унитазы опять же, как я погляжу, самые замысловатые выбрала. Может, тебе разводиться не стоит? Тебе на эти кандибоберы одной никак не заработать. – Муравлев помахал сметой в воздухе. – Ну разве что у нас на заводе сопрешь чего-нибудь. Но опять же одной тебе столько ни в жисть не унести.
– Вадим Михайлович, кончайте глумиться и отдайте смету. Она предварительная, – заныла Таня, пустив по щеке одинокую слезу. Слеза у Тани Виноградовой всегда особенно хорошо получалась.
– Ладно, держи. – Муравлев отдал Тане смету. – Мой тебе совет – сделай основное. Санузлы и кухню. Кстати, сантехника в магазинах имеется не дизайнерская, но вполне даже приличная. И пять комнат тебе сразу без надобности. Двух вам с Григорием вполне хватит.
– Конечно. – Таня горестно шмыгнула носом.
– Ну вот и сделай в остальных черновую отделку. А потом потихоньку-полегоньку с Божьей помощью все и осилишь. Откорректированную смету обязательно мне покажи. Матпомощь тебе выделим. – Муравлев встал и пошел к выходу.
– Ой, спасибо! – обрадовалась Таня. – Если с матпомощью, так мне и на итальянскую мозаику хватит.
– Я тебе говорил, Виноградова, что пристукну тебя когда-нибудь? – Муравлев показал Тане огромный кулак и исчез за дверью.
– Сергевна? Ты чего такая печальная? Чего нос повесила? – Толстяк плюхнулся на лавочку рядом с Иркой Федотовой и с видимым удовольствием вытянул короткие ноги в элегантных ботинках. Ботинки были фирмы "Балдинини", из последней коллекции, и Ирка сразу прониклась уважением к их владельцу. Откуда-то она этого дядьку хорошо знала, но вот вспомнить никак не могла. То ли он ей как-то растаможивал товар, то ли в банке с кредитом помогал. Ирка мучилась, но не сознаваться же, мол, я вас, товарищ, ни хрена не помню, так что идите отсюда. Опять же чувство глубокого уважения к дядьке никуда не девалось. Можно сказать, крепко засело в Ирке. Кроме того, Ирка точно знала, что с дядькой этим она давным-давно перешла на "ты". Может, он одноклассник? Или доктор? Нет, что же это такое с памятью делается? Вот давеча баба к ней в магазине кинулась с поцелуями. Ирка только из разговора и поняла, что училась с этой бабой в университете, а вспомнить ее так и не вспомнила. Конечно, вида не подала, поцелушечки и мусики-пусики исполнила, но потом башку себе сломала. И вот опять. Хотя тут случай другой. Самого-то толстяка Ирка помнила, причем хорошо. Не помнила только, откуда его знает.
– А с чего веселиться-то? – поинтересовалась у него хмурая Ирка с легкой ехидцей в голосе.
– Как с чего? Весна! Лето на носу, птички поют, лягушки квакают, летняя коллекция у тебя на ура идет! – Толстяк зажмурился, как сытый кот, разве что не заурчал.
Ирка вспомнила про выручку за новую летнюю коллекцию и посветлела лицом.
– Вот скажи, я хорошенькая? – Ирка преисполнилась доверием к толстяку и решила спросить про важное.
– Ха! – Толстяк хлопнул себя по упитанным ляжкам. – Ты, деточка, не просто хорошенькая. Ты – красавица. Одна на миллион! Можно сказать, штучной сборки.
Такой ответ Ирке, конечно, понравился.
– Тогда объясни, почему я все время одна? – Этот вопрос мучил Ирку практически всю жизнь. – Почему я – одна на миллион, и одна? Почему ко мне никто не подойдет и не полюбит? Не скажет: "Давай, прекрасная красавица, жить вместе долго и счастливо!"?
– Так уж и никто? – хитро ухмыльнулся толстяк.
– Ну кроме Котельникова, конечно! Он всегда тут как тут. Может, это судьба? И надо соглашаться. Простить и забыть? Тьфу ты, прости господи! – Ирка вспомнила толстомясую бабу, с отвращением плюнула на газон и перекрестилась.
– Может, и судьба! Только ты уже с ним сразу условия обговори. – Толстяк крякнул и поскреб свою абсолютно лысую голову.
– Какие условия? – не поняла Ирка.
– Ну не знаю, как там у них, у султанов, принято? Гарем и все такое! Будешь у него любимой женой.
– Да ну тебя! – Ирка махнула рукой и отодвинулась.
– А чего? Правда, старшей любимой женой. Для младшей ты, того-этого, старовата!
– Где это я старовата? А ну, покажи! – возмутилась Ирка.
– Где, где… В паспорте! Еще пара годков, и рожать уже тебе будет поздно. – Толстяк горестно вздохнул и уставился на свои ботинки.
– Зачем это мне, спрашивается, рожать? У меня вон Инга Игоревна есть!
– У тебя-то она есть, а у кого-то, может, и нет! Ты же знаешь, что малыши в доме – счастье в семье!
– Слушай, не пудри мне мозги. Счастье в семье, скажет тоже, – фыркнула Ирка. – Это не счастье, а памперсы, сопли, вопли, температуры, простуды, школа, чтоб ей пусто было, и седые волосы.
– Вот-вот! Я и говорю, еще годок-другой, и будешь ты, матушка, старовата. – Толстяк тяжело вздохнул и развел руками.
– Да я… – Ирке, несмотря на глубокое уважение, вдруг захотелось шарахнуть толстяка по башке.
– Не спорь! – сказал он строгим учительским тоном, как водой облил. – Любой человек с детства хорошо знает, чего он хочет. Только забывает. Обязательно выскакивает поперек его пути некто с рогами и копытами и сбивает с панталыку! Ты о чем в детстве мечтала? Принца себе небось в голове для счастливой жизни рисовала?
Ирка задумалась, потом вспомнила свои детские мечты про американского принца и рассмеялась.
– Да ну тебя! Мало ли о чем я в десять лет мечтала? Я ж дура была.
– Зато сейчас умная! Это точно. Напилась и с бывшим мужем в койку прыгнула. А чего? Очень умный поступок.
– Согласна. Дура во мне неистребима. То есть ты считаешь, мне надо ждать американского принца?
– Можно сказать и так.
– А Котельников, выходит, с рогами и копытами меня с пути сбивает? – Ирка представила Котельникова с хвостом, а самое главное – с рогами и не смогла удержаться от смеха.
– Именно так! Только он не сам с копытами, это вас с ним бес попутал. И до сих пор путает. А вот бес как раз с рогами и копытами.
– А ты, значит, с крыльями и розовой попкой? Ангел белокрылый.
– Где-то так. – Толстяк скромно потупился.
– Дурак ты старый! – Ирка отвернулась.
– Ну я-то, в отличие от некоторых, никогда шибко умным не представляюсь.
– То есть ты хочешь сказать, что ко мне никто так и не подойдет, пока американский принц не объявится? – Ирка откровенно расстроилась. "Ну что за чушь он городит? Бесы, ангелы какие-то. И еще принц. Здравствуйте, приехали!"
– Почему никто?
– Я тебе о чем талдычу. – Ирка постучала кулаком по лбу. – Никто! Слышишь, никто ко мне не подходит. Нет, издали, конечно, руками машут, смотрят с вожделением да на кулак слюни мотают. Но никто близко не подходит. Даже маленький плюгавенький и в очках!
– Это вот ты сейчас зачем сказала? – строго спросил толстяк, даже нахмурился.
– Что? – не поняла Ирка.
– Про маленького плюгавенького в очках?
– Это я для примера!
– Ах, для примера. Вот так ляпнешь для примера, а потом удивляешься, что вокруг тебя маленькие плюгавенькие в очках так и вьются, так и вьются! Сначала про принца сказала американского. Его ведь на блюде с голубой каемкой подать нелегко, а уж маленьких плюгавеньких, да еще в очках – это мы тебе организуем прямо сей момент. – Толстяк щелкнул пальцами, и на скамейку с другой стороны от Ирки как-то очень скромно присел главный инженер завода "Механобр", сосед Виноградовой по даче. Он приподнял шляпу и вежливо поздоровался.
– Издеваешься? – поинтересовалась Ирка у толстяка.
– Да ни боже мой! Это ты языком метешь что помелом!
– Ну ладно, уговорил. Есть тут один. Может, и принц. Вроде даже из Америки. Ничего такой. – Ирка вспомнила виновника протечки и почему-то неожиданно для самой себя облизнулась.
– Вот-вот-вот! – Толстяк потер свои пухлые ладошки. – А чего же в нем хорошего?
– Да вроде все. Но особенно мне ноги понравились. Волосатые такие, и колени сухопарые. Класс!
– Как ты ноги-то разглядела?
– А он в халате был. В домашнем. Коротенький такой, шелковый. Знаешь, очень даже секси. – Ирка показала на своем бедре длину халата соседа сверху. – Вообще, зря мужики юбки не носят. Им бы пошло.
– Особенно мне. – Развеселился толстяк. – Нет, Ирочка, юбки мужчинам неудобны. Особенно при сильном ветре.
– Ой! Да ты развратник.
– Есть такое дело. Уж если крылья и розовая попка имеются, то от разврата удержаться особенно тяжело. То есть ты хочешь сказать, что иностранное подданство с волосатыми ногами – это все, что тебе нужно в мужчине?
– Нетушки! Это только начало. Входные барьеры. Мне надо, чтобы мужчина был смелым и меня защищал. Вот как Котельников, например.
– Опять например? – Толстяк покосился на главного инженера завода "Механобр". – Заканчивала б ты, Ира, со своими примерами. У нас тут лавки для всех не хватит.
Ирка тоже посмотрела на главного инженера завода "Механобр", тот опять приподнял шляпу и поздоровался.
– Здоровались уже! – невежливо рявкнула Ирка и повернулась к толстяку: – Хорошо, без примеров. Сильный, смелый и защищал.
– Вроде подходит, – пробормотал толстяк, достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и чего-то в нем пометил. – Еще чего?
– Умный, добрый, веселый, щедрый.
– Хорошо. А если опять любвеобильный?
– Ты чего? Чур меня! Ни за что. Категорически мне нужен однолюб. И неженатый. Вот! – Ирка зачем-то даже ткнула пальцем в блокнот толстяка. Наверное, чтоб он все точно записал.
– А это? – Толстяк щелкнул себя по шее.
– В меру. Все должно быть в меру. Пусть выпивает в меру. Ну и курит тоже. А то, если не курит, начнет требовать, чтоб я бросала. Если сам раньше курил, то еще ничего. Понимает. А вот если не курил никогда – это вешалка. Сытый голодного не разумеет.
– Видишь, уже какая-то конкретика. А чего этот? Ну который с ногами красивыми? Он что, тоже тебе издали ручкой машет и слюни на кулак мотает?
– Почти. Правда, тут налицо прогресс. Этот мне еще и цветы шлет. Старомодный такой. Что ни день, то букет.
– А ты бы хотела, чтобы он подошел и сказал: "Пройдемте, дамочка, в нумера, займемся сексом!"?
– Это, конечно, перебор, но сколько уже можно цветов-то?
– А ты попробуй своей подруге Виноградовой расскажи, что тебе знаки внимания в виде цветов уже осточертели. Она тебе прямым текстом и объяснит ошибочность твоего мировосприятия.
– Ну да! – Ирка вспомнила Виноградову, которая давеча жаловалась, что ей еще никто просто так цветов не дарил.
– Зажралась ты, мать, – с укоризной в голосе заметил толстяк.
Ирка почувствовала себя виноватой.
– А чего он? Все цветы да цветы! Хоть бы поговорил, что ли.
– Это он тебя стесняется.
– А чего стесняться? Вон Котельников никогда не стеснялся!
– Опять Котельников! Ира! Ты все время забываешь, что одна на миллион. Оттого они тебе издали руками машут да слюни утирают, что подойти боятся. Ты ж королева. А Котельников твой безбашенный совершенно. Он сам себе гоголь-моголь. Вот и не ценит тебя. Ни капельки.
– А этот? – Ирка мотнула головой в сторону главного инженера завода "Механобр". – Отчего решился?
– Оттого, что ты сама пожелала маленького, плюгавенького очкарика. Вон видишь, у него спазм. До сих пор прийти в себя не может.
Ирка посмотрела на главного инженера завода "Механобр" уже совершенно другими глазами. Тот опять приподнял шляпу и поздоровался.
– Здравствуйте, – вежливо ответила Ирка, и в этот момент у нее зазвонил телефон.
– Это я будильник включила, – пояснила она толстяку и главному инженеру завода "Механобр". – Мне сегодня Ингу в аэропорту встречать.
Толстяк понимающе кивнул, Ирка полезла за телефоном – и проснулась.
Она выключила звонок, со вкусом потянулась и помчалась в ванную. Настроение было отличное. Она точно помнила, что видела какой-то хороший сон, но вот о чем он был, никак вспомнить не могла.
В аэропорту выход из зоны таможенного контроля был осажден родителями, встречающими своих чад, прилетевших из Лондона. Ирка поздоровалась с некоторыми известными ей мамашами и пристроилась в толпе. Наконец на выходе показались первые одноклассники Инги. Встречающие заволновались, послышались счастливые вскрики, смех и всхлипы. Ингу Ирка увидела сразу. Та шла, сосредоточенно прокладывая путь сквозь толпу. Она прижимала к животу сумку с деньгами и документами, то есть делала точно так, как ее научила мама, а за собой волокла чемодан на колесиках. Инга выглядела слегка похудевшей и какой-то взрослой. Увидев Ирку, она расплылась в улыбке и с визгом кинулась матери на шею. Под натиском дочери Ирка чуть не упала.
– Инга! Осторожней, ты уже ростом с меня. Убьешь ненароком, – испугалась Ирка и поцеловала дочь в щеку. Мгновение подумала, потом поцеловала в другую, а потом и в лоб. – Чего это я по тебе так соскучилась? Не знаешь?
– И я тоже соскучилась, соскучилась. – Инга никак не хотела отцепляться от материнской шеи.
– Ну ладно. Пойдем к машине, дома целоваться будем. – Ирка не любила сюсюканья.
Она пошла вперед, а Инга пристроилась следом в материнском фарватере. Наперерез им кинулись водители, предлагающие услуги такси.
– О господи! – услышала Ирка возмущенный и капризный голос дочери. – Ну чего они лезут? Ясно же сказано, не надо нам никакой машины.
Ирка встала как вкопанная и развернулась. Инга по инерции налетела на мать.
– Ты чего? – удивилась она и покрепче прижала к себе сумку.
– Не смей! Никогда, слышишь, не смей так относиться к людям.
– Как? Чего я сказала?
– Смотри. – Ирка указала на огромный рекламный баннер под потолком зала прилета. Баннер был очень красивым и соблазнял незабываемым шопингом в магазинах "Линия". На баннере были изображены ухоженные мужчины и женщины в элегантных костюмах из той самой летней коллекции, которая продавалась на ура.
– Ну? – Инга удивленно подняла брови. – Наш баннер. Очень красиво.
– А кому-то хуже горькой редьки! – Ирка провела ладонью по горлу.
– Кому это?
– Тем, кто одевается в Милане, и тем, кто одевается на вещевом рынке.
– А при чем тут таксисты?
– У них баннера нет. Вот и вынуждены тебя уговаривать, чтобы прокормить семью да дать детям образование. Понимаешь, детка моя, они такие же люди, как и мы с тобой, только тебе повезло родится в семье, в которой есть вполне приличный бизнес, а им нет. – Ирка продолжила свой путь к автомобилю.
Инга семенила рядом.
– А кому-то повезло родиться в семье нефтяных магнатов, – заметила она, искоса поглядывая на Ирку.
– Именно. Повезло. Поэтому, когда к тебе подходит на улице молодой человек с флаером, всегда помни, что он целый день стоит на морозе, или на жаре, или на ветру за триста рублей. И делает он это не от хорошей жизни, однако банк грабить не пошел. Поэтому всегда поблагодари и возьми этот флаер. И помни, обслуживающего персонала не бывает. Есть люди, продающие свой труд. И все люди достойны уважения.
Инга хлюпнула носом.
– Чего ты? – удивилась Ирка.
– Мне так стало жалко этого молодого человека с флаером! – На глазах у Инги заблестели слезы.
– Артистка ты, Инга! – Ирка не поверила и расстроилась.
– Не, мам, правда. Ну почему ты всегда мне не веришь?
Они подошли к машине, загрузили чемодан и отправились домой.
– Я бы хотела, чтобы ты с первого июня вышла на работу, – сообщила Ирка, выруливая со стоянки.
– Ух ты! Кем?
– Продавцом, кем же еще? Конечно, младшим. Пора тебе уже семейный бизнес изучать.
– Здорово. Будем вместе с тобой на работу ездить!
– Нет, зайка! Ездить ты будешь на метро.
– Жесть!
– И не на Суворовский, а на проспект Энгельса. В Озерки.
– Жесть!
– А ты думала, что будешь со мной в кабинете сидеть, что ли?
– Ну да! И как долго я буду изучать бизнес? В смысле, каникулы-то у меня будут?
– Посмотрим. Может быть, в конце августа на пару недель смотаемся с тобой в Испанию.
– Полная жесть! Ну что за день такой сегодня. С самого утра неприятности начались.
– А с утра что было?
– Долидзе меня глистой во фраке обозвал. Нет, ты представляешь?
– Поздравляю! – Ирка заржала.
– С чем? И чего смешного? – Инга надула губы и отвернулась к окну.
– Поздравляю с тем, что Долидзе в тебя влюбился. Мальчишки так иногда проявляют свой интерес к девочкам, а смеюсь потому, что "глиста во фраке" в школе было моим вторым именем. У тети Тани спроси, она подтвердит.
– А тетю Таню как звали?
– Кобра ученая.
– Почему кобра? Она же не злая.