Они пили чай с печеньем, Алекс и Фрида смотрели друг на друга и улыбались, и Макс понимал, что пока они с Маней были на веранде, что-то произошло между ними. Возможно, Алекс, наконец, преодолел свое смущение, и сказал Фриде те самые слова, которые хочет услышать каждая женщина. Или она отбросила предрассудки и сказала ему слова, которые раскрепощают и освобождают мужчину.
– Ты всегда пьешь так много чая? – спрашивала Фрида у Алекса.
– Да. Большое тело требует много воды, – смущенно улыбался он в ответ.
Но смущение его больше не было похоже на смущение маленького мальчика, которого застали за шалостью. Это было смущение уверенного в себе самца, который знает, что он ранен в самое сердце стрелой желания, и чувствует, как по телу растекается из нее сладкий яд. Это было смущение раненого зверя, который еще не привык доверять спасающему его человеку, но который уже позволяет себе эту роскошь.
Они заказали еще чаю, и сидели в ресторане, пока за окнами не сгустились темно-синие сумерки. Потом Алекс и Фрида доставили домой Макса и Маню, а сами уехали забирать машину Фриды, оставленную у библиотеки.
Влюбленные поднялись в квартиру Мани, закрыли за собой двери, и, наконец, могли, ни на что более не отвлекаясь, целоваться и ласкать друг друга, слушая то усиливающееся, то ослабевающее пение цикад, шум тополей за окнами, и чувствуя майский ветер на своих обнаженных телах.
Он ласкал ее. И она наслаждалась каждым его прикосновением, потому что до него даже и представить себе не могла, как много удовольствия может подарить женщине мужчина. Синее платье в мелкий белый горошек лежало на полу. Ярко-синие трусики покоились на ручке кресла. Макс и Маня лежали на постели вдвоем, и она шептала ему, что любит его, и что никогда никого не любила так сильно. А он впитывал ее слова как пчела впитывает нектар цветов, и ощущал, как его сердце наполняется янтарной энергией любви.
– Я люблю тебя, – говорил он ей.
– Я люблю тебя, – отвечала она.
И их тела сплетались в сладком порыве наслаждения, а потом вновь раздвигались, чтобы впустить между собой прохладный вечерний ветер, и, наконец, погрузиться в сон.
10
Алекс отвез Фриду к ее машине. Часы показывали десять вечера. У библиотеки было безлюдно. Алекс вышел из машины, проводил Фриду до ее автомобиля.
– Хочешь заехать ко мне в гости? – спросила Фрида.
– Хочу, – ответил Алекс.
Она села в свою машину.
– Только не потеряйся. Я езжу быстро, – сказала Фрида и захлопнула дверцу.
По пустым вечерним улицам они приехали к ее дому за пятнадцать минут. По пути Алекс чувствовал, как сильно бьется его сердце.
Он все-таки потерял ее, когда она свернула в переулки. И ему пришлось ей звонить. А она со смехом подсказывала ему дорогу.
Наконец он припарковал машину в ее дворе и вошел в дом.
– Ну как тебе у меня? – спросила Фрида.
– Хорошо. У тебя много места.
– Да, я строила дом с расчетом, что у меня будет большая семья.
– И что же? – спросил Алекс.
– Семья была. Правда, недолго. Я потеряла беременность. И муж не выдержал этого. Погибли близнецы. А он… ушел.
– Господи! – сказал Алекс. – Прости, что я спросил.
– Ничего. Прошло пять лет. Теперь я могу говорить об этом без слез, – улыбнулась Фрида. – Но, думаю, ты все понимаешь.
– Прости, – сказал Алекс.
– Ничего. Ты тут располагайся. Я приму душ и спущусь. Ладно?
– Ладно, – согласился он.
– Сделай себе напитки, если хочешь. Включи телевизор. Там множество спутниковых каналов.
– Угу, – сказал Алекс.
Фрида удалилась наверх, Алекс остался на диване перед телевизором, нашел пульт, нажал кнопку. В его груди бушевало сразу множество чувств. С одной стороны, он хотел остаться с Фридой, и она очень ему нравилась. С другой, он же еще не развелся со своей женой, а значит, он все еще несвободен.
Алекс никогда раньше не изменял своей жене. И ему было тяжело думать о том, что отношения с Фридой – это измена. Ведь их влекло друг к другу, и это было так просто, и так естественно, что слово "измена" никак не вязалось с этим ощущением. Но все равно создавалось внутреннее напряжение, которое сильно портило романтику момента. Хуже всего было то, что Алекс чувствовал себя виноватым перед своими детьми. Как дети участвовали в этой ситуации, он точно сформулировать не мог, но чувство вины было, и, самое плохое, оно усиливалось. В то же время, Алекс понимал, что пути назад уже нет. Он ведь приехал. Он уже здесь. Как он может повернуться и уехать? Ведь он не был с женщиной уже почти два года! Клава не хотела с ним спать. А Фрида так хороша! И она так одинока! Возможно, Алекс – первый мужчина, с которым она захотела быть после всех этих лет… Господи! Сколько в этой жизни трагедий, скрытых под маской обыденной жизни! Сколько смертей, спрятанных за улыбками счастья! Как перемешаны любовь, смерть, страх и надежда, составляющие коктейль обычной повседневной жизни!
Алекс сидел, погруженный в свои переживания, пока Фрида, одетая в красивый длинный халат с драконами, не появилась в гостиной. Приятно пахнущая какими-то кремами и шампунем, она подошла к нему сзади и обняла за шею.
– Хочешь принять душ? – спросила она.
– Да, – сказал Алекс. – Хочу.
– Пойдем, я тебя провожу, – Фрида взяла его за руку и повела наверх.
Алекса охватило странное чувство. Как будто бы он не мог сопротивляться. Она повела его вверх по лестнице, потом открыла дверь в душевую.
– Я принесу тебе полотенце и халат, – сказала она. – Шампунь на полочке.
Алекс разделся и встал под тугие струи воды. Когда она вошла, он вспенивал шампунь на голове.
– Не возражаешь, если я помогу? – спросила Фрида, беря мочалку и намыливая ее. – Повернись спиной.
Она терла ему спину жесткой мочалкой, и Алекс вдруг вспомнил, что в детстве его точно также мыла мама. Он стоял в душе, а она терла ему спину. Он осознал, как ему не хватало этого ощущения все эти годы, в этом простом действии было какое-то очень интимное и трогательное проявление заботы и любви. Он повернулся лицом к Фриде, подставив спину струям воды, и поцеловал ее.
Фрида ответила на поцелуй, прильнула к нему, намочила свой халат с драконами, но, видимо, не придала этому никакого значения. Он выключил воду и шагнул прочь из душевой кабинки, Фрида, набросила ему на плечи пушистое полотенце, и в этом тоже были забота и любовь. Алекс развязал пояс ее халата, и он легко соскользнул с плеч, слегка задержавшись на животе, где намокшая ткань прилипла к ее красивой ровной коже.
Грудь, красивым изгибом направляла соски под углом вверх. Алекс целовал ее тело, каждый сантиметр кожи, прикасался к ней как к драгоценности, боясь сделать больно. И наконец, когда Фрида, обнаженная и прекрасная, прильнула к нему всем телом, Алекс подхватил ее на руки и понес прочь из душевой.
– Нам сюда, – показала Фрида нужную дверь.
Он уложил ее на кровать, склонился над нею, вдыхая ее ароматы, а затем словно пелена упала на его сознание. Он помнил только невероятно сильное и постоянно возрастающее удовольствие. Он двигался над нею, забыв о времени, полностью погруженный в ощущение слияния. Она кричала и билась под ним, словно раненая кошка, но Алекс не останавливался, и продолжал, продолжал, продолжал, пока в самом центре его головы не вспыхнул и не рассыпался тысячью звезд фейерверк восторга. Чувства вины больше не было. Его сменило ощущение силы, вихри энергии проносились по его телу. Фрида, обессиленная и расслабленная, лежала на спине, подняв кверху руки. Она была не в силах пошевелиться. Алекс лег рядом, положил свою руку на ее потный живот. Они лежали, глядя в потолок, на котором были нарисованы созвездия на фоне голубого неба. И Алексу, перед тем, как он уснул, показалось, что они летят среди звезд, нагие и счастливые.
11
Человек может многое выдержать. В течение жизни мы встречаемся со смертью несчетное множество раз. И каждый раз смерть откусывает по кусочку нашей души, или напротив, придает нашей жизни новый смысл. Часто именно перипетии жизни будят нас от сна бытия, служат для нас источником вдохновения, энергии, желаний. Именно благодаря этим перипетиям мы начинаем понимать, что в нашей жизни по-настоящему важно и ценно. С годами каждый из нас начинает спокойнее относиться к происходящему, понимая, что колебания вверх и вниз будут продолжаться, и что надо научиться получать удовольствие не только в моменты взлета, но и от самих качаний. В детстве нас учат этому качели, – одна из самых древних детских игрушек. Но урок усваивается только ближе к сорока.
С этими философскими мыслями в голове Макс проснулся в объятиях Мани и некоторое время не шевелился, чтобы не будить ее. Спящая, она была прекрасна. Полностью расслабленная, спокойная, красивая. Ее обнаженная грудь вздымалась и опадала. Макс любовался телом своей девушки. Через некоторое время он оторвал взгляд от ее тела и взглянул на часы. Пять минут до звонка будильника. Он начал поглаживать ее грудь, нежными мягкими прикосновениями. Маня зашевелилась, подвигала губами, проснулась.
– Ты чего не спишь? – спросила она сонно.
– Решил, что я разбужу тебя нежнее, чем будильник.
Будильник в мобильном телефоне как раз начал наигрывать саксофонную мелодию. Макс протянул руку и остановил его.
– Спасибо, что разбудил, – сказала Маня, и поцеловала его. – Вчера ты был просто Сатиром.
Маня встала, потянулась, а потом ушла в ванную. Макс лег на подушки и расслабился. Впереди был весьма насыщенный день: проект Холливуда дозревал где-то в той части сознания, которая работала сама по себе, без малейших усилий со стороны разума.
Свежая, розовая Маня, вышла из ванной комнаты с наброшенным на плечи полотенцем.
– Я хочу нарисовать тебя обнаженной, – сказал Макс. – Вот так, с полотенцем, с мокрыми волосами.
– Думаешь, будет красиво?
– Ничего красивее в жизни просто не бывает, – сказал Макс. – Ты согласна мне позировать? Я работаю быстро.
– А у тебя есть мольберт, холст и краски? – спросила Маня – Краски надо будет купить. А все остальное есть.
– Хорошо. Я согласна. Пойду кофе делать.
Стоя под душем, Макс попытался спланировать сегодняшний день. План выглядел просто: проект Виктора Холливуда, а вечером визит к Ксюше на шашлыки. Ночь снова будет прекрасной. Максу стало так хорошо, что он замурлыкал веселую мелодию.
Когда он вышел из ванной комнаты, по квартире распространялся аромат свежесваренного кофе, и Маня, обнаженная, в одном фартуке, вертелась на кухне.
– Кроме кофе и шоколада ничего нет, – сказала она. – Надо будет сегодня зайти в магазин и купить чего-нибудь вкусного.
– Кофе, шоколад, и обнаженная красотка в фартуке, – это просто завтрак мечты.
Они поцеловались и начали пить кофе.
– Что-то машины Алекса не видно, – сказал Макс, выглянув в окно.
– Похоже, что свидание с Фридой затянулось.
– Если Алекс лишился девственности, это надо отметить, – сказала Маня.
– Вот сегодня и отметим. Ксюша еще не отменила приглашение на шашлыки?
– Думаю, все осталось в силе. Но если вдруг отменила, то мы найдем, чем заняться вечером, правда?
– А у тебя есть водительские права? – спросил Макс.
– Да. И даже честно сданные экзамены. И еще я водила машину, пока мне ее не разбила Ксюша.
– Ксюша?
– Да. Разбила в хлам. Взяла покататься, называется.
– Хотя бы деньги вернула?
– До сих пор возвращает. Но возвращенные ею деньги я не трачу, а складываю на счет в банке.
– Да ты у меня бережливая, оказывается, – улыбнулся Макс.
– Там уже почти восемь тысяч долларов скопилось.
– Это хорошая сумма, – сказал Макс. – Хочешь, я куплю тебе машину?
– Конечно, хочу, – ответила Маня. – А ты и правда хочешь это сделать?
– Да. И еще я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Маня посмотрела на него удивленно.
– Ну знаешь, Макс! – сказала она. – Ты с утра девушку так не огорошивай. Слишком все это быстро.
Видя, как лицо Макса недоуменно вытягивается, Манечка быстро добавила:
– Я подумаю! Хорошо?
– Подумай. Но, пожалуйста, не отказывайся. И не думай долго. Я же старею.
Макс поцеловал ей руку. Маня улыбнулась. Она выглядела счастливой и, совсем чуть-чуть, озадаченной.
– Я закажу тебе такси, – сказал он. – А завтра вечером предлагаю проехаться по автосалонам.
– Только я не хочу маленькую женскую машину. Я хочу что-нибудь внушительное, большое. И пусть это будет наша первая совместная покупка.
– Я уже догадался, что ты любишь большие размеры, – улыбнулся Макс.
– Я побежала одеваться.
Макс налил себе еще кофе и позвонил в службу такси. Через десять минут Манечка появилась на кухне, одетая в молочно-белый костюм с очень открытой блузкой, в ее руках была красная лаковая сумочка, на ножках красные лаковые туфли. В ушах ее блестели красные сережки.
"Бижутерия, – подумал Макс, глядя на ее маленькие, аппетитные ушки. – Надо будет как-то это исправить".
– Тебе ж в такси страшно садиться будет, – сказал он вслух. – Надо сначала сиденье помыть с мылом.
Они вышли во двор, такси должно было подъехать с минуты на минуту.
– У меня на этот счет все продумано, – сказала Маня, доставая из сумочки вышитую салфетку. – Я стелю, когда сажусь.
Из-за угла дома выехала раскрашенная шашечками машина, Макс махнул рукой, показывая, что это именно они ожидают такси.
– Ты – самая удивительная и самая предусмотрительная девушка в мире, – сказал он. – Увидимся вечером, ладно? Мне сегодня надо поработать. Но если вдруг у меня будет время, я тебя приглашаю где-нибудь пообедать.
– Звони, Макс, – Маня поцеловала его и села в машину, быстрым движением расстелив на сиденье салфетку.
Макс направился к себе в квартиру, включил компьютер и загрузил проект Виктора Холливуда. Увлекшись, Макс взглянул на часы только в половине одиннадцатого.
Он достал телефон и набрал номер Алекса.
– Алекс, привет! Ты где, дружище?
– Уволился с работы. Подал документы на регистрацию фирмы. Уговорил двух знакомых юристов работать на меня. Сейчас заеду к Клаве, узнаю, чего она вчера хотела, и потом к тебе загляну, почту приму от Бахмана.
– Я тебя жду, – сказал Макс.
Положив трубку, Макс достал из верхнего ящика общую тетрадь, на первой странице которой стояло несколько жирных точек и вывел ровным четким красивым почерком:
"Я влюблен. И полон вдохновения. Я благодарю за это Бога. Того самого Бога, которого я проклинал. Того самого Бога, который отнял у меня мою жену и сына. Того самого Бога, который еще раньше дал мне жизнь, отнял моих родителей, а сейчас подарил мне счастье. У меня больше нет вопросов к Богу. Мне безразличен его замысел. Просто я счастлив. И ничто в мире не сможет сделать меня несчастным, потому что я чувствую любовь в своем сердце".
Глядя на строчки, которые, наконец, прорвались сквозь многолетнюю немоту письменного слова, Макс улыбнулся, покачал головой, закрыл тетрадку, положил ее в верхний ящик стола, и снова погрузился в работу. В его воображении возникали архитектурные формы, опирающиеся на совершенные и математически выверенные конструкции. Он прикасался световым пером к графическому планшету, словно волшебник, и на экране возникали скелеты будущих зданий.
* * *
Алекс оставил машину около дома и поднялся в свою квартиру на пятый этаж на лифте. Позвонил в дверь. Клава долго не открывала, но он не хотел пользоваться собственным ключом. Наконец, дверь отворилась.
– А, это ты, – сказала супруга.
– Да. Ты хотела меня видеть.
– Вещи свои забери, – сказала Клава. – Нечего им тут валяться.
– А где дети? – спросил Алекс.
– В школе дети. Но тебе-то что за дело до наших детей?
– Опять скандалить будешь?
– Я тебе, кобелю, вчера весь день звонила, СМС-ки писала. Трудно было ответить?
– А что случилось-то? – спросил Алекс. – Если что-то серьезное, могла бы в СМС-ке и написать.
– Твоему сыну, между прочим, нужна операция на сердце. Вчера доктор сказал.
– Операция? Что с ним?
Алекс почувствовал, как его собственное сердце почти что выпрыгнуло из груди.
– Порок у него наследственный. От твоего отца достался, как я думаю. Так что вся вина на тебе!
– Вина? – опешил Алекс. – Ты в этой ситуации виноватого, что ли, ищешь?
Клава фыркнула и промолчала.
– Угроза для жизни есть? – спросил Алекс.
– Вот сам с доктором и поговори, вместо того, чтобы по блядям разъезжать.
– Хорошо. Поговорю, – Алекс старался быть спокойным. – Давай телефон.
Клава порылась в своей сумочке, протянула ему клочок бумажки с телефоном и именем доктора. Алекс переписал номер в телефонную книжку сотового.
– А как выяснилось, что у Борьки порок?
– Вчера приступ сердечный прямо в школе случился, – сказала Клава.
– Вызвали скорую, сделали УЗИ. А тебе, кобелю, безразлично было, что происходит. Даже телефон отключил около пяти часов. А мы только домой из больницы приехали…
Алекс вспомнил, что он выключил телефон перед встречей с Бахманом, а потом просто забыл его включить.
– Значит, ты всерьез решила развестись? – спросил Алекс.
– А что тут решать? Я, что ли, решаю? Ты уже все за нас обоих решил!
– Здрасьте-пожалуйста! – сказал Алекс. – То есть это я из дому ухожу, а не ты меня выгоняешь, потому что застала меня в компании друзей?
– Да! В компании! Только не друзей, а блядей. И где ты ночь провел, скажи-ка мне лучше! Чего-то слишком у тебя рожа довольная! – окрысилась Клава.
– Ладно. Скажи лучше, насколько все серьезно у сына?
– Серьезно. Доктор тебе сам объяснит, – сказала Клава.
– Я позвоню. Но было бы хорошо, если бы мы хоть раз поговорили с тобой нормально, как люди.
– И о чем же мне с тобой разговаривать?
– Скажи хоть раз по-человечески, зачем ты на развод подала? Скажи так, чтобы я понял, что у тебя в голове происходит!
– Ладно. Скажу. Ты понимаешь, почему мы с тобой не спим в последние два года? – спросила Клава.
– Не понимаю, – ответил Алекс.
– А почему ж не спросил ни разу? – Клава смотрела на него обиженно.
– Ты меня не хочешь. О чем тут спрашивать?
– Знаешь, Алекс, уходи! Уходи отсюда!
– Ну хорошо. Я спрошу. Почему? Почему у нас не было секса два года?
– Потому что не могу я тебя простить! – сказала Клава.
– За что ты не можешь меня простить? – Алекс уже почти вышел из себя.
Умом он понимал, что это одна из самых распространенных женских тактик. Запутать ситуацию неопределенностями и недомолвками, сделать вид, что все и так должно быть понятно, потом обидеться за то, что мужчина ничего не понимает, и обвинить мужчину, что он не хочет ее понять. Умом он понимал, что это не больше, чем игра. Но не реагировать эмоционально на эту игру он просто не мог. Тем более, что сыну нужна операция. А Клава не хочет ничего говорить об этом, нашла повод в секреты поиграть. И смешивает все в одну кучу: и здоровье сына, и их развод, и отсутствие секса в последние два года… Только женщина может смешать столь разные по значимости и по существу факты в одной ситуации. И еще получать от этого удовольствие!
– Два года назад ты мне изменил! – сказала Клава. – И я об этом знала.