Сердце бабушки преисполнилось гордостью. Молодая Вачера забеременела практически сразу. Несомненно, эта девочка произведет на свет кучу детей, чем обеспечит бессмертие своих предков. Если в семье кикую рождалось менее четырех детей, то один из предков - дедушка или бабушка - не обретал бессмертия.
Старшая Вачера, углубившись в свои мысли, замолчала. В хижине стало тихо, было слышно лишь, как по крыше барабанил дождь. Воздух наполнился запахами сырой земли, вареных бананов, дыма и коз. Для этих двух женщин время перестало существовать. Они сидели так, как когда-то их прабабки: кикую жили согласно традициям, обычаям и законам, установленным Нгай, их богом, жившим на горе Кения, поэтому изменения и перемены не касались жизни этого народа. Рядом на полу лежала тыквенная бутыль старухи Вачеры, которую та использовала для своих прорицаний. Тыква была выпотрошена, высушена и наполнена магическими знаками, столь древними, что даже сама Вачера не знала, какая из ее прабабок сделала их. Эта бутыль была символом власти Вачеры; с ее помощью она читала будущее, излечивала больные тела, общалась с умершими предками. Когда-нибудь эта бутыль перейдет к молодой Вачере, благодаря чему ее бабушка будет продолжать жить точно так же, как сейчас жила ее собственная бабушка.
Под звуки барабанной дроби дождя старшая Вачера думала о своем клане, живущем на другой стороне реки.
Сорок урожаев назад на Детей Мамби обрушилось ужасное проклятие. Сначала пришла засуха, затем голод, а затем болезнь, пронесшаяся по племенам кикую и масаи и унесшая жизни каждого третьего человека. В то время старшая Вачера жила со своим мужем и его другими женами в большом поселении за рекой. Вачера была не в силах спасти свой клан от чудовищной болезни, но предки сказали ей, что она сможет спасти свою маленькую семью, если они переберутся на другую сторону реки, где земля была благословлена Нгайем и где не было злых духов болезни.
Члены клана лишь посмеялись над этой "глупой" идеей. "В численности наша сила", - говорили они. Однако Вачера, ставшая к тому моменту вдовой, - болезнь забрала ее мужа к праотцам, - без сожаления покинула деревню, проклятую Богом, - она нисколько не сомневалась в этом, - и повела свою семью к новой земле.
Там она нашла магамо, священное фиговое дерево, которое подтвердило правдивость ее видений. Жители других племен, живущих на этой земле, называют то время годом Нгаа Hep - годом Великого Голода (белые люди именуют этот период эпидемией оспы 1898 года), жители же ее деревни, те, кому удалось выжить, и их потомки называют Годом, когда леди Вачера переселилась за реку.
Она думала о них: о своей сестре, бездетной бедняжке Таате, чье имя означало "бесплодная", зарабатывающей себе на жизнь изготовлением горшков; о Нагайро, которая со дня на день должна была родить. И хотя женщины племени кикую не считали нужным готовиться к родам, мертворожденный ребенок считался дурным знамением и напрасной тратой времени, Вачера держала свой остро заточенный нож наготове.
Потом знахарка подумала о Кассе, своем брате, который был одним из старейшин племени. До нее дошли известия, что он подался на север, к горе Кения, и нанялся на работу к белому человеку. Теперь Касса пас коров, и это очень беспокоило Вачеру. Она чувствовала, что грядут великие перемены, которые на сей раз не пройдут мимо Детей Мамби. Перемены уже вошли в их жизнь, но пока они были несущественны и ничтожны. В целом жизнь племени протекала точно так же, как в дни предков. Разве что несколько женщин носили своих детей в чужеземной ткани, и старик Камау, принявший Бога белого человека, звался сейчас Соломоном. Но в целом старые традиции и порядки строго соблюдались.
Вачера заглянула внутрь себя.
Перемены грядут, она была уверена в этом, и эти перемены коснутся ее собственной маленькой семьи. Матенге был прирожденным воином, но белые люди запретили кикую носить копья, поэтому он больше не устраивал набеги на деревни масаи. Вачера с тоской вспомнила о тех временах, когда масаи воровали женщин и скот. Некоторые женщины были не против похищения, так как за воинами племени масаи закрепилась репутация потрясающих любовников…
В сердце Вачеры зашевелилась тревога. Она знала о приходе белого человека, о предстоящих переменах задолго до того, как тот ступил на землю кикую.
Это случилось много урожаев назад, еще до рождения молодой Вачеры. Во сне к Вачере пришел Нгай, бог света. Он забрал ее в свое царство, расположенное на вершине горы, и показал ей будущие события. Когда она рассказала об этих событиях клану, все страшно перепугались.
Вачера говорила о людях, которые выйдут из Великой воды, о том, что кожа этих людей будет похожа на кожу бледно окрашенных лягушек, а одежды - на крылья бабочек; о том, что эти мутунгу принесут с собой копья, изрыгающие огонь, и что будут они ездить по земле на гигантской железной многоножке.
Чтобы обсудить предсказания Вачеры, в экстренном порядке был созван совет старейшин. На совете было решено, что Дети Мамби не пойдут на чужеземцев войной, а встретят их с учтивостью, но без доверия.
Вскоре белые люди действительно пришли. Дети Мамби увидели, что они миролюбивы и не хотят им вреда, а хотят только пройти через их землю. Многие члены племени считали, что воцунгу искали для себя землю, где можно было бы обосноваться навсегда, и что скоро, не успев собрать и несколько урожаев, белые люди покинут землю кикую и никогда больше не вернутся.
Вачера успокаивала свою встревоженную душу поговоркой: "Мир похож на улей: все мы входим в него через одну дверь, а живем в разных сотах".
Раскат грома вывел обеих женщин из состояния задумчивости. Они не оторвались от своих занятий, даже не повернулись в сторону открытой двери, так как глядеть на деяния бога было строжайше запрещено, поэтому пожилая женщина помешивала свой суп, а молодая укладывала ребенка за спину.
Когда гром утих, молодая Вачера сквозь пелену дождя посмотрела на хижину своего мужа, которая стояла на расстоянии полета двух копий от хижины ее бабушки. Она вновь почувствовала, как защемило сердце от тоски. Это было похоже на неутолимый голод: ей так хотелось лежать в объятиях Матенге, чувствовать тепло его сильного тела слушать его глубокий смех. Но мужу запрещалось лежать рядом с женой, кормящей ребенка грудью, поэтому Вачере нужно было запастись терпением. Она подняла корзину и снова начала плести, забивая себе голову планами насчет участка кукурузы, думами о дожде, фантазиями о своем собственном будущем, о том дне, когда она будет сидеть в своей хижине, такой же как эта, и передавать знания внучке.
Мысли о будущем неожиданно вернули ее к настоящему, словно между этими двумя мирами существовала некая мистическая связь, и Вачера вновь подумала о белой женщине, которую видела утром на холме.
5
Услышав шелестящие звуки, Грейс подумала, что снова начался дождь.
Она распаковывала и расставляла вещи в своей палатке, в то время как мужчины собрались в обеденной палатке, чтобы пропустить по рюмочке-другой. Готовясь к ужину, Грейс надела свою военно-морскую форму. Ее взгляд упал на лежащий в бархатной коробочке "Крест за отличную службу" - медаль, которой ее наградили за проявленный на войне героизм.
Снова услышав за стенами палатки тихое шипение и опять подумав о том, что пошел дождь, Грейс подошла к брезентовой двери и выглянула наружу. Дождя не было, только стоял густой туман. Она обвела взглядом лагерь - призрачные очертания палаток, небольшие островки света, падающего от фонарей, и прислушалась. С закатом солнца лес оживал: то тут, то там слышались крики птиц, стрекот сверчков, кваканье древесных лягушек. Вдруг Грейс поняла, что звук, который она ошибочно приняла за шум дождя, на самом деле являлся не чем иным, как человеческим плачем, звук шел из соседней палатки.
Надев тяжелый форменный плащ, Грейс поспешила по доскам, положенным на землю на случай слякоти, к палатке своей невестки.
Роуз, положив голову на руки, сидела за туалетным столиком.
- Что случилось, Роуз? Почему ты плачешь?
Роуз выпрямилась и промокнула глаза кружевным платком.
- Все ужасно, Грейс. Я так надеялась, что больше не увижу эти лагеря. Мечтала о том, что буду жить в нормальном доме.
Грейс окинула взглядом палатку Роуз. Обставлена она была более элегантно, чем ее собственная. На кровати лежали атласные подушки, над туалетным столиком возвышалось красивое с золотым обрезом зеркало. И простыни были не просто белые, а розоватых и голубоватых цветов, присущих семье Тривертонов. Грейс увидела, что ее брат сделал все, чтобы сделать приятной жизнь своей жены. Вдруг до нее дошло, что в палатке нет личной служанки Роуз.
- Где Фэнни?
- В своей палатке. Она говорит, что хочет назад, в Англию! Грейс. - Роуз перешла на шепот. - Пожалуйста, скажи ему, чтобы он ушел.
Грейс посмотрела на африканца, стоявшего возле входа в палатку с бутылкой воды и льняным полотенцем. Он был одет в длинную, белую, доходящую до босых стоп канзу и турецкую феску.
- А чем он тебе не угодил, Роуз?
- Он пугает меня!
Мужчина заговорил:
- Меня зовут Джозеф, мемсааб. Я христианин.
- Пожалуйста, оставьте нас.
- Бвана Лорд велел мне заботиться о мемсааб.
- Я все объясню лорду Тривертону. Можете идти, Джозеф.
Когда они остались одни, Роуз с мольбой в глазах посмотрела на свою золовку и прошептала:
- Грейс, ты должна кое-что сделать для меня.
Грейс вгляделась в лицо Роуз. Щеки у нее пылали, губы дрожали. Несколько прядей светлых волос выбились из прически.
- Что ты хочешь, чтобы я сделала? - спросила Грейс.
- Это… Валентин. Понимаешь, я не могу - я не готова… - Роуз отвернулась и завертела в руках свою серебряную расческу. - Ты врач, Грейс. Он послушает тебя. Скажи ему, что после рождения ребенка прошло слишком мало времени.
Грейс молчала. Она не знала, что говорить.
- Помоги мне, Грейс. Я не перенесу этого. Не сейчас. Сначала я должна привыкнуть, - она махнула рукой, - ко всему этому.
- Хорошо. Я поговорю с ним. Не переживай из-за этого, Роуз. Теперь пошли, нас ждут мужчины.
Обе женщины испытали настоящий шок, стоило им переступить порог обеденной палатки.
- Валентин! - удивилась Грейс. - Как тебе это удалось?
- Было немного рискованно, старушка, война и всякое такое. Иногда чертовски удобно быть богатым! - сказал он, шагая им навстречу в черном смокинге и накрахмаленной белой рубашке. Лорд Тривертон поцеловал сестру в щеку и одарил жену сияющей улыбкой. - Ну, что скажешь, дорогая?
Взгляд Роуз блуждал по английским стульям из красного дерева, искусно украшенным резьбой в готическом стиле, по кружевной скатерти, серебряным подсвечникам и фарфоровой посуде.
Граммофон играл вальс; хрустальные бокалы для шампанского сверкали в свете лампы; в воздухе пахло жасмином.
- Ох, Валентин, - прошептала она. - Здесь чудесно…
- Позвольте мне представить вас нашему гостю, - сказал он, указывая на незнакомого мужчину. Это был командующий округом Бриггс, тучный мужчина за шестьдесят, одетый в отутюженную униформу цвета хаки, подпоясанную ремнем с отполированной до блеска пряжкой. Валентин налил аперитив, и все выпили за процветание Британской Восточной Африки.
- Я надеялась познакомиться с вашей женой, сэр Джеймс, - сказала Грейс, сев за стол рядом с ним. Она находила его весьма привлекательным в элегантном хорошо скроенном белом смокинге.
- Люсиль с большим удовольствием познакомилась бы с вами. Она уже много месяцев не видела белую женщину. Но, боюсь, ее положение не позволяет ей совершать столь длительные поездки. Через несколько недель ей предстоит рожать нашего третьего ребенка.
- Хочу сказать, - произнес севший напротив них офицер Бриггс, - вы, милые леди, являете собой поистине восхитительное зрелище! Все белые мужчины, какие только есть в округе, стремглав устремятся сюда, чтобы только взглянуть на вас!
Леди Роуз, откинув голову назад, рассмеялась. В волосах сверкнул украшенный горным хрусталем ободок; единственное перо рассекло воздух. Жена Валентина была одета по последней моде послевоенных лет: узкое платье с квадратным вызывающе глубоким вырезом, на шее длинные нитки жемчуга.
Блюда, а их, как положено, было восемь, подавались безмолвными, одетыми в длинные белые канзу африканцами, которые появлялись с серебряными подносами в руках из задней части палатки.
- Все не так хорошо, как бы мне хотелось, - начал Валентин, наливая шампанское.
- Из-за войны у нас здесь в протекторате чудовищные проблемы.
Офицер Бриггс с жадностью зачерпнул ложкой суп, словно это был последний суп в его жизни.
- Проклятые немцы! Гоняли нас, как гончие лис. Фермы были брошены на произвол судьбы, урожаи оставлены гнить на полях, железная дорога разрушена, никаких медикаментов. Мы потеряли пятьдесят тысяч человек, леди Грейс. Не только у вас там, в Европе, были трудные времена, знаете ли.
- Во время войны я не была в Европе, мистер Бриггс, - тихо сказала Грейс. - Я служила на плавучем госпитале в Средиземноморье.
Внезапно все стихло, за исключением шума леса, доносившегося из холодного тумана. Затем сэр Джеймс произнес:
- Мы можем только надеяться на то, что дожди действительно начнутся. Мы и так находимся в кризисном положении и не можем позволить себе присовокупить к этому еще и голод.
- Но сегодня был дождь, - сказала леди Роуз.
- Вы имеете в виду небольшой дождичек утром? - спросил офицер Биггс. - Да, это капля в море! Если это все, на что он способен, то мы можем попрощаться со всеми фермами в округе. В Восточной Африке, леди Роуз, если мы говорим "дождь", мы имеем в виду настоящий ливень.
- Видите ли, - сказал сэр Джеймс, - у нас здесь нет времен года, есть только период дождей и период засухи. В Европе вы сажаете, а затем собираете урожай. В Британской Восточной Африке вы сажаете, а вот соберете вы урожай или нет, никому не известно.
- Вы так много знаете об этой стране, сэр Джеймс. Вы здесь уже давно?
- Я здесь родился. На побережье, в Момбасе. Моя мать была миссионеркой; отец - кем-то вроде искателя приключений. Они были абсолютно разные, как день и ночь. Мне сказали, что их история любви заслуживает звания легенды.
Грейс посмотрела на него. У сэра Джеймса был выразительный профиль, с прямым носом и квадратными впалыми щеками.
- Звучит романтично, - сказала она.
- Мой отец был исследователем. Он встречал Стэнли в Судане и в Лондоне во время похорон Дэвида Ливингстона. Эти люди чем-то привлекли моего отца. Он приехал в Африку с мечтой открыть Черный континент.
- И как, открыл?
Сэр Джеймс взял бокал с шампанским.
- В какой-то степени, да. Он был одним из первых белых людей, ступивших на эту землю. Это было более тридцати лет назад. Когда аборигены увидели его, они в страхе разбежались. Они никогда не видели человека с таким цветом кожи.
- Как же вашему отцу удалось преодолеть это?
- Он был умным. В 1902 году он приехал исследовать эти территории, а местные аборигены - кикую - преградили ему путь, заявив, что не пропустят его, если он не вызовет дождь. Через переводчика отец ответил, что считает такую плату вполне разумной, и ушел обратно в лагерь ждать дождя. В скором времени пошел дождь, и мой отец снискал за это уважение и доверие африканцев.
Грейс рассмеялась.
- А вы участвовали вместе с отцом в его охотничьих экспедициях?
- Когда был маленьким, нет. Он был слишком занят поисками славы и бессмертия, чтобы возиться с ребенком. Мой отец заявлял, что первым обнаружил долину Великое ущелье, но слава досталась кому-то другому. Он мечтал, чтобы в его честь назвали что-нибудь великое, но в этом ему катастрофически не везло. Так он стал охотником, и с этого момента я стал ездить с ним на сафари.
- Сэр Джеймс, - спросила леди Роуз, - а почему охота называется "сафари"? Что это означает?
- На языке суахили это означает "странствование".
Пока подавали котлеты из газели, Грейс поймала себя на том, что думает о сидящем рядом человеке.
Сэр Джеймс очень заинтриговал ее; от него веяло таинственным и интересным.
- А вы, сэр Джеймс, когда-нибудь выезжали за пределы Восточной Африки?
Он одарил ее еще одной застенчивой улыбкой, словно думал в эту минуту о чем-то своем.
- Пожалуйста, зовите меня Джеймс, - попросил он, и Грейс вспомнила одно из писем Валентина, где говорилось о том, что Джеймс Дональд, владелец скотоводческой фермы, получил за свои военные заслуги звание рыцаря.
- Один раз я был в Англии, - ответил он. - Это было в 1904 году, когда мне было шестнадцать. Отец умер, и я уехал к своему дяде в Лондон. Я прожил там шесть лет, но потом вернулся назад. Англия оказалась для меня слишком скучной, слишком безопасной и слишком предсказуемой.
- Нам повезло, что он вернулся, - сказал Бриггс, собирая хлебом с тарелки остатки подливы.
- Превосходное знание этих мест и аборигенов сделало сэра Джеймса поистине бесценным кадром в кампании против немцев.
- Ой, только не надо рассказов про войну, пожалуйста, - вдруг быстро произнес Валентин.
Но Бриггс продолжил:
- Рассказ о том, как один человек спасает жизнь другому, стоит того, чтобы его послушали.
В памяти Грейс снова всплыли строчки из письма ее брата: "Я решил купить землю возле ранчо Джеймса. Это тот парень, с которым я познакомился во время военной кампании".
Грейс ничего не было известно о том, чем занимался ее брат во время войны. Единственное, что она знала, - что он приехал в Восточную Африку в чине офицера вместе с генералом Сматцем, влюбился в эту страну и решил остаться там. Почувствовав за столом некоторую неловкость и напряжение, Грейс поняла, что дружба между Валентином и сэром Джеймсом зародилась во время какого-то героического эпизода. Но, поскольку ни один из мужчин ничего не рассказывал, ей оставалось только догадываться, почему ее брат так нервничал при упоминании об этом. Может быть, он не любил, когда ему напоминали о том, что он в неоплатном долгу перед сэром Джеймсом?
- Так вы врач, леди Грейс, - сказал Бриггс. - Должен сказать, что работы у вас здесь будет невпроворот. Ваш брат говорит, что вы планируете открыть здесь что-то вроде миссии. Здесь у нас подобных заведений предостаточно, на мой взгляд. Никогда не мог понять, почему все так стремятся образовывать этих черномазых.
Грейс холодно улыбнулась ему и повернулась к сэру Джеймсу.
- Насколько я поняла, вы превосходно знаете местных жителей. Может быть, вы мне подскажете, как завоевать их доверие?
Валентин ответил за друга.
- Никто не знает кикую лучше, чем Джеймс. Его отец был удостоен чести стать кровным братом вождя племени. Мог даже присутствовать на некоторых таинственных церемониях. Они называли его Бвана Мкубва, что означает "большой начальник". Они даже Джеймсу прозвище дали.
- Какое?
- Они называют его Мурунгару, что в переводе означает "прямой". Несомненно, он получил его за свою осанку и характер. - Валентин дал знак слугам убрать со стола. - Это говорит о том, что аборигены знают его так же хорошо, как и он их!
- Они вообще как, дружелюбные?
- У нас с ними нет проблем, - сказал сэр Джеймс. - Раньше кикую были очень воинственным народом, но британцы положили этому конец.