– Юля! Со стороны виднее! Да он смотреть на тебя спокойно не может!
Я замолчала ещё минут на пять. Потом возразила:
– Ты глубоко заблуждаешься. Да, конечно, он старается быть обольстительным, ошибочно полагая, что я куплюсь на его донжуанские уловки, размякну и дам согласие. Короче, он пытается меня очаровать, делая вид, что очарован мной, а я делаю вид, что во всё это верю.
Что ж, если б мне было двадцать, я бы, наверное, под влиянием комплиментов Олега сразу поверила в собственную неотразимость. А если б мне было двадцать пять, я бы, прислушавшись к дифирамбам, поверила и в то, что являюсь исключительным мастером публицистики. И Альберту Васильеву крышка, если ему не удастся заручиться поддержкой такого журналистского зубра.
Но мне, к счастью, тридцать четыре. И я уже могу делать глупости не по незнанию, а потому что мне вдруг этого захотелось. Порой я ощущаю себя невероятно умной и проницательной – наверное, как Маркс и Энгельс вместе взятые. Поэтому все приёмчики Олега вижу насквозь. Он пытается меня завербовать, уповая на смертельные инъекции сексапила.
Ну и пусть попыхтит.
Мне только приятно.
– Не припомню, чтобы он хоть словом обмолвился о господине Васильеве, – заметила Женя. – Мы только и говорили, что о тебе да обо мне… Нет, не отрицаю, этот дядька умеет поддержать диалог, с ним очень приятно общаться, но…
– Так почему бы не пообщаться?
– Юля, доиграешься! – предупредила Женя.
– Да, ладно! – беспечно махнула я рукой. – Подумаешь!
– Наверное, ты сильно им нужна, раз они так тебя обхаживают.
– Если б ты бы знала, сколько мне денег предложили, – вздохнула я.
О, да!
Но, увы, придётся отказаться.
– Сколько?
Я назвала сумму. Женино лицо превратилось в неподвижную маску – окаменевшие мышцы, остекленевший взгляд. Из ступора она вышла не скоро – спустя, наверное, час или два.
– Вот это да! – выдохнула она. – И ты ещё ломаешься? Олег тебя уговаривает? Юля?!
– Не сомневайся, я откажусь.
– Ты с ума сошла!
– Имя дороже. Приличной девушке нечего делать в компании Альберта Васильева.
– А что он натворил?
– Да ничего хорошего. Ты уж поверь мне на слово.
– Я верю. Но Юля… Такие деньги!
Подруга смотрела на меня с непониманием и уважением.
Она не знала, что лёгкость, с которой я отвергаю миллионы, стоила мне нескольких бессонных ночей. И только вмешательство Никиты положило конец метаниям.
– А я бы, наверное, согласилась, – жалобно произнесла подруга. – Не смогла бы отказаться. Ты – молодец! Но с Олегом давай поосторожнее. Оглянуться не успеешь, попадёшь в капкан. А потом уже не выпутаешься.
Наверное, стоит прислушаться к совету подруги.
Потом мы поболтали ещё немного, но Женя явно витала в далёких сферах. В её глазах полыхали отблески несметных сокровищ – в чернильной глубине зрачков я видела груды золота, сапфиры и бриллианты, жемчужные ожерелья… Да, подругу буквально парализовало известие о предложенных мне миллионах. Я сделала в воздухе пассы руками в надежде привлечь её внимание.
– А скажи мне, Женечка… Сейчас, в разговоре с Олегом, когда мы говорили о "Юниа-Транс", ты так красочно расписала успехи компании… Это художественное преувеличение? Для красного словца? Старалась произвести впечатление на слушателя? Или фирма Генриха на самом деле переживает грандиозный подъём?
– Грандиозный подъём, – согласилась Женя. – Да. И открою тебе секрет: Генрих, не в последнюю очередь, связывает это с появлением Никиты в "Юниа-Трансе".
– Серьёзно? – обомлела я от счастья.
– Угу. Идеи Никиты, его энергия… Генрих на днях обмолвился, что счастлив иметь такого партнёра.
– Эх, жаль… Никита всё-таки наёмный работник, а не компаньон Генриха. Как ты думаешь, Генрих взял бы Никиту в долю?
– Мне кажется, он об этом как раз и думает.
– Увы, у нас нет денег.
– Так вот же тебе их предлагают!
– Женя, об этом не стоит даже и говорить.
Мы с подругой немного раздвинули границы обеденного перерыва, и никто бы не стал это учитывать, однако и рабочий день я завершила гораздо позже, чем другие сотрудники редакции. Так получилось – то хваталась за одно дело, то за другое, а потом обнаружила, что уже восьмой час вечера.
Солнце окрасило золотые макушки деревьев в розовый цвет, оно путалось в ветках, сияло сквозь листья… Потеплело, стояла чудесная осенняя погода. И из-за этого я сильнее ощущала своё одиночество. Мне хотелось разделить дивный вечер, пропитанный розовым солнечным светом, с Никитой…
Я подумала о том, как отреагировала Женя на известие о свалившихся на меня деньгах. Во-первых, её потрясло, что мои услуги оценили так щедро. Во-вторых, её поразил мой отказ.
А не допустить ли утечку информации? Пусть не только подруга, но и коллеги (в частности, главный редактор "Уральской звезды", да и Марина Аркадьевна тоже) узнают, насколько я котируюсь, как журналист, и за сколько меня пытаются купить? Усилит ли это мой авторитет? Поднимет ли реноме?
А надо ли?
Нравственные принципы сейчас настолько размыты, что знакомые наверняка обзовут меня идиоткой, узнав, что я отказалась сотрудничать с Альбертом Васильевым и пренебрегла его деньгами. "Бронникова – полная дура! Надо же, упустить такой шанс!" – скажут они.
Ну и ладно.
Проехали.
Однако день выдался приятным!
Я помирилась с Мариной Аркадьевной и пообедала в чудесном обществе – Олег, Женя. Узнала, что владелец "Юниа-Транс" мечтает видеть Никиту своим партнёром – наверное, Генрих Николаевич решил подарить нам половину компании, не иначе… Так, что ещё? Весь день прилично питалась – овсянка, суп… Используя приёмы аутотренинга, почти убедила себя, что все мои домыслы о командировочных приключениях Никиты – всего лишь продукт безудержной фантазии… Да, кстати, я сегодня очень культурно вела себя на дороге и не создавала аварийных ситуаций.
Здорово!
Улыбаясь, я повернула ключ в замке, открыла дверь и вошла в квартиру… И сразу замерла у порога.
Ну вот, опять…
Стальная перчатка страха сжала моё сердце, я похолодела от ужаса и, замирая, направилась на кухню… Потом в комнату…
Что тут происходит?!
Но это же просто издевательство!
Слёзы бессилия и отчаянья навернулись на глаза. Я опустилась на стул и всхлипнула…
– Ни-киии-тааа, – проныла я. – Вернись скорее! Мне стра-а-шно-о…
Дрожащими руками нашарила в сумке мобильник. Вспомнила, что он разряжен. Вот почему день прошёл исключительно спокойно – никто не дёргал меня каждые пять минут по тому или этому вопросу.
Да, хороший, спокойный денёк.
И такой ужасный финал!
Набрала номер Никиты по домашнему телефону, с трудом выждала несколько гудков, – они катились на меня, словно каменные глыбы. И услышала фразу, уже ставшую привычной:
– Юля! Привет! Слушай, я перезвоню тебе буквально через пять минут.
– Нет! – завопила я. – Не выйдет! Не клади трубку! Вчера ты тоже обещал позвонить, но я так и не дождалась твоего звонка! А сейчас мне очень надо с тобой поговорить!
– Хорошо, – спокойно ответил Никита. – Но всё равно подожди.
Он, очевидно, положил мобильник на стол, я слышала, как Никита разговаривает с какими-то мужиками. Да, похоже, он действительно был сейчас занят. Там у него кипела настоящая баталия, звенела тетива, ломались копья и стрелы. Но я всё равно не стала отключаться, а слушала голос Никиты и словно присутствовала рядом.
Наконец разговор подошёл к концу, накал страстей иссяк, тональность изменилась. Прозвучали заключительные фразы, уже сдобренные милым мужским юмором и игривыми намёками на необходимость обмыть удачную сделку…
– Малышка, что там у тебя случилось?
– Всё! – заорала я в трубку. – У меня случилось всё!
Если я поставила перед собой задачу напугать Никиту, мне это удалось. Любимый мужчина попал из огня да в полымя: только закончились нервные производственные дебаты, как началась полномасштабная семейная разборка.
– Тут в квартире какой-то ужас! А тебе до меня дела нет! Не перезваниваешь! Эсэмэски не присылаешь! Сидишь на своём проклятом олимпийском курорте, вообще, неизвестно, чем ты там занимаешься! Ты про меня забыл!
– Юля, Юля, Юля! – пробормотал Никита. – Погоди-ка! Я вчера перезвонил тебе сразу, как освободился. У вас было в районе полуночи. Но так как ты не взяла трубку домашнего телефона, а мобильник был отключён, я сделал вывод, что случилось невероятное – ты легла спать. И не стал тебя тревожить. А сегодня в течение дня звонил три раза на сотовый, но безрезультатно.
– Он разрядился, – шмыгнула я носом. – А в двенадцать ночи я ходила наверх – проверить Евину квартиру. Они с Мишуткой уехали в Турцию, и Ева попросила присматривать за её хоромами.
– Вот видишь! Не обижайся на меня. А эсэмэски не посылаю, потому что, во-первых, не успеваю, а во-вторых, я вдруг подумал, что уже задолбал тебя ими.
– Ну как же можно такое думать?! – простонала я.
– Но я безумно по тебе соскучился, Юля, безумно! – горячо заявил в трубку Никита. – А что случилось? Чем ты расстроена?
– Представляешь, в доме творится что-то непонятное.
– А поконкретнее?
– Например, несколько дней назад я пришла и увидела лист бумаги для ксерокса – голубого цвета. Он лежал на полу. И окна были открыты. А позавчера, вернувшись домой, я увидела на кухне две чашки и блюдце с печеньем. И пахло твоей туалетной водой. А сегодня – открыты дверцы шкафа, микроволновки и стиральной машинки. Почему они открыты? Я их не открывала утром!
– Юля, успокойся. Всему можно придумать разумное и научное объяснение.
– Например?
– Например, у нас в квартире завёлся домовой, – засмеялся Никита.
Обида шевельнулась в груди, подняла голову, как кобра, зашипела: я тут с ума схожу от страха, а ему смешно. Но в ту же секунду досада исчезла – я вдруг увидела перед собой лицо Никиты и представила, как он улыбается. У него на щеках всегда играют ямочки. Сколько раз я покрывала поцелуями его милое и родное лицо! Как мне хочется сделать это прямо сейчас!
– Хватит прикалываться, – хмыкнула я. Однако ощутила, что страх, сжимавший тисками мои внутренности, немного отпустил.
Действительно… Я слишком эмоционально всё воспринимаю! На самом деле, чего тут страшного?
Всего лишь домовой.
Возможно, симпатичный.
– Давай разберёмся по порядку. Голубая бумага для ксерокса лежит у меня в столе. Ты её не доставала?
– Нет. И листок я нашла не в комнате, а на кухне! Но… Ланочка теперь периодически сидит у твоего компа. Она могла взять.
– Мама работает на моём компьютере? – встревожился Никита.
– Работает?
Точит лясы. Трындит.
Убивает время.
Но я предпочла выразиться более корректно, помня о грандиозной любви между Ланочкой и сыном:
– Общается на своём пальмофилском форуме. А почему ты заволновался? Только не говори, что хранишь на жёстком диске Золотую Антологию Порнографии.
– Как ты могла обо мне такое подумать! – возмутился Никита. – Я храню её отдельно, в законспирированном тайнике.
Мы похихикали. Я уже переползла на диван, удобно на нём устроилась, расслабилась… Проблемы постепенно растворялись в воздухе, исчезали, как фантомы, как пустая выдумка…
– Но не будем отвлекаться. Значит, лист голубой бумаги могла достать Ланочка. А так как окна оставались открыты, его сквозняком выдуло из комнаты на кухню.
– Хм-м…
– Пахло моим одеколоном? Может быть, ты сама достала его из шкафа и прыснула в воздух?
– Я? Нет.
– Тогда мама могла это сделать.
Хорошо, теперь будем всё валить на Ланочку.
– Две чашки и блюдце с печеньем? Думаю, если ты ложишься спать в четыре, а встаёшь в восемь утра, и так ежедневно, то некоторые действия ты просто не контролируешь. И потом забываешь, как пила чай сначала из одной чашки, потом из другой. Или доставала печенье. Или открывала окна, или дверцы шкафа, микроволновки… Юля, тебе просто надо больше спать!
– Другими словами, выбирая между барабашкой и моим помешательством, ты делаешь ставку на второй пункт? Считаешь, я спятила?
– Вовсе нет!
Мы замолчали.
А что, если я и вправду схожу с ума?
– Юль, ты обиделась?
– Нет-нет… Ты прав. Ночью надо спать. Слишком много всего я стала делать автоматически. Сплю на ходу. Так не годится. Я уже поставила перед собой цель: ложиться каждый день не позже двенадцати.
– Вот и умница. Потерпи немного, я скоро вернусь.
– Угу. Скоро. Вовсе не скоро! Ещё полмесяца ждать… А потом уедешь снова, – мрачно заметила я.
Подумать только! Ещё две недели каждый вечер мне возвращаться в квартиру, замирая от страха: не ждёт ли там новый сюрприз – очередная проделка домового или моего помутнившегося сознания…
Господи, я не хочу сходить с ума! Но ведь от этого никто не застрахован… Щекам вдруг стало горячо – я и не заметила, как потекли слёзы… Ну вот, ещё и эти перепады настроения! Я совершенно себя не контролирую. А раньше была кремень, Мисс Стальные Нервы.
Что за бред?
Никогда я такой не была… Наоборот, всегда готова и поплакать, и пожалеть себя, и заняться самокопанием. Кстати, а почему я назвала себя "мисс"? Почему я до сих пор "мисс"? Кому за это сказать спасибо?
– И ты никогда – ни-ког-да! – на мне не женишься! – выкрикнула я в трубку и залилась слезами.
Никита, по-видимому, слегка ошалел от подобного заявления. Не то, чтобы впервые его услышал, нет, я и раньше деликатно (по пятьдесят пять раз за неделю) намекала любимому, что пора бы оформить отношения… Но уж слишком резко сейчас я сменила тему.
– Юля, ты плачешь? – в ужасе пробормотал Никита. – Что с тобой происходит, а? Юль, ты мне не нравишься!
– Вот! Я тебе уже разонравилась, – всхлипнула я. – Ты наверняка подружился там с кем-то. Ну, признайся! С какой-нибудь сногсшибательной блондинкой. Я права?
– Не говори глупостей, – усмехнулся Никита. – Ты выдумываешь. И не плачь, я очень тебя прошу. Не надо, малышка!
Я шмыгнула носом, встала с дивана и отправилась на поиски носового платка. Мне было плохо, слёзы лились ручьём, а внутри поднималась волна ярости…
Я ничего не могу проверить! И не знаю деталей… Наверняка ежедневно десяток девиц строит ему глазки. Эти девки постоянно роятся вокруг него. И не истребить!
А я тут одна в квартире, ставшей вдруг какой-то неуютной и даже опасной…
– Никита, мне сейчас катастрофически плохо! А если б ты был рядом – всё было бы иначе! – с надрывом крикнула я в трубку. – Почему ты меня бросил?! Почему уехал?! Почему ты всё время уезжаешь в эти чёртовы командировки?!
Где этот дурацкий платок?
Я нажала отбой и отшвырнула подальше трубку… В груди кипела раскалённая лава, руки тряслись… Мне пришлось перелопатить три сумки и выпотрошить пять ящиков, но я так и не нашла носового платка.
Идиотизм какой-то!
Интересно, может ли приличная барышня вытирать нос шторой? И сохранит ли она после этого звание приличной барышни?
К счастью, судьба уберегла от непоправимого! Штора и моя добродетель были спасены! В последнюю секунду я сообразила заскочить в ванную и вместо носового платка взяла полотенце.
Ну вот! Наконец-то…
Не знаю, сколько прошло времени. Я что-то делала, бродила из комнаты на кухню. С удивлением заметила валявшийся на диване телефон. Как быстро мы с Никитой закончили разговор… Не помню, чтобы попрощались… Или он бросил трубку, не выдержав моих обвинений? Или я сама прекратила нервный диалог?
Последние полчаса жизни окутывало серое марево. Словно в моей голове произошло короткое замыкание. Я ничего не могла вспомнить.
Схватив трубку, стала набирать номер Никиты. Но поспешно нажала кнопку отбоя… А вдруг мы с ним уже попрощались, обменялись поцелуями и пожелали друг другу спокойной ночи? Просто я за поисками носового платка как-то это и не заметила? И сейчас если я перезвоню Никите, то буду выглядеть ненормальной…
Нет, лучше не звонить. Хватит с него моих рассказов о полтергейсте.
Глава 11
Это всё же свершилось!
План тотального оздоровления с треском провалился! Я снова до утра просидела за ноутбуком, при этом нещадно эксплуатируя кофе-машину. Но приближалась суббота, и я запланировала отоспаться сразу за всю неделю.
Ударный труд за компьютером всегда отвлекал от грустных мыслей.
Необходимо было закончить статью о детском пульмонологическом санатории. Заведение, построенное ещё в советские годы в чудесном сосновом бору, вдруг оказалось в зоне фешенебельного коттеджного посёлка. Собственники дворцов захотели переоборудовать санаторий под элитный детский сад. Только куда девать других детей, задыхающихся в тисках бронхиальной астмы? Некоторые из них оставались в санатории едва ли не круглый год…
Конечно, я была просто обязана разразиться гневной статьёй. Проблема, как обычно, заключалась в том, что часто ни мне, ни даже главному редактору "Уральской звезды" не было известно, чьи интересы затронет статья, чей пушистый хвост мы придавим на сей раз. А вдруг дочка внучатого племянника лучшего друга вице-губернатора вознамерилась пристроить дитя в детсад, переоборудованный из санатория? А вице-губернатор курирует нашу газету. Только наивный верит, что сейчас свободы и гласности стало больше, чем в советские времена. Свобода и гласность принадлежат тем, кто за них платит. Все остальные тупо потребляют отфильтрованную информацию. Правдоискатели, на самом деле пытавшиеся говорить правду, давно расстреляны, зарезаны или взорваны…
Но раз я взялась за это дело, его надо закончить. Поэтому всю ночь не отходила от ноутбука и дубасила клавиши так, что искры летели. К четырём утра статья была написана, и я упала в кровать усталая, но довольная. А где-то в одиннадцать в замочной скважине повернулся ключ…
Что за дела?
Вздрогнув от испуга, я выскочила из кровати и пулей вылетела в прихожую. Там стоял и улыбался, и держал в руках роскошный букет роз… Никита!
Наша квартира огласилась восторженным визгом: это я повисла на шее у любимого и верещала, не переставая. Соседи вполне могли подумать, что в подъезде кто-то занялся выращиванием молочных поросят. Потом визг прекратился: мы начали целоваться. Мы вцепились друг в друга с жадностью истосковавшихся любовников, и за несколько минут, спотыкаясь, не разъединяя объятий, но избавляясь от одежды, проделали путь до кровати…
– Как ты оказался дома? – спросила я спустя минут двадцать. Выбралась из постели и прошла в прихожую – красивый букет так и валялся там на полу. Я зарылась лицом в душистые розы. – О-о, как они пахнут!
– Мне очень не понравился наш вчерашний разговор.
– А разве мы как-то не так поговорили?
– Юля! Но ты же была совершенно невменяема!