Заиграла еще одна песня и как будто ничего не произошло, голос Поппи заполнил машину и не затихал. Оставшуюся часть пути я держал ее за руку, пока она пела.
Убедившись, что я впитал в себя каждую ноту.
Когда мы прибыли на побережье, первое, что я увидел, был высокий белый маяк на краю обрыва. Денек был теплым, казалось, похолодание прошло, а небо было ярко-голубым.
На небе едва виднелись облака, солнце сияло высоко, освещая своими лучами тихую воду. Поппи припарковала машину и выключила двигатель.
- Я согласна, - это и мое второе любимое место, - сказала она.
Я кивнул, наблюдая за несколькими семьями, которые сидели на мягком песке. Дети играли, морские птицы кружили, в ожидании выброшенной еды. Несколько взрослых прислонились к дюне, читая. Кто-то сидел расслабленно с закрытыми глазами, упиваясь теплом.
- Помнишь, как мы приезжали сюда летом? - спросила она, радость наполнила ее голос.
- Ja, - прохрипел я.
Поппи указала под пирс.
- И вон там поцелуй семьдесят пять. - Она повернулась ко мне и рассмеялась над воспоминанием. - Мы улизнули от наших семей, чтобы встать под пирсом, просто чтобы ты мог поцеловать меня. - Она коснулась своих губ, глаза были расфокусированы, потерянная в воспоминаниях. - Ты был на вкус как соленая вода, - сказала она. - Ты помнишь это?
- Ja, - ответил я. - Нам было по девять. Ты была в желтом купальнике.
- Да! - сказала она, хихикнув.
Поппи открыла дверь, оглянувшись назад, на ее лице был чистый восторг, и она спросила:
- Ты готов?
Я вылез из машины, теплый ветер сдул волосы с моего лица. Сняв резинку с запястья, я убрал волосы с лица и заплел пучок, и отправился к багажнику, чтобы помочь Поппи с тем, что она привезла.
Когда я посмотрел в большой багажник, то увидел, что она взяла корзину для пикника и еще один рюкзак. Я понятия не имел, что в нем.
Я вытянул руки, чтобы забрать у нее все, когда она попыталась унести все сама. Она отдала мне вещи, затем неподвижно остановилась.
Ее неподвижность вынудила меня поднять взгляд, я нахмурился, увидев, что она изучает меня.
- Что? - спросил я.
- Рун, - прошептала она и коснулась моего лица кончиками своих пальцев. Она провела ими по моим щекам и лбу. Наконец, ее губы растянулись в широченной улыбке.
- Я могу видеть твое лицо.
Встав на носочки, Поппи игриво дернула мои волосы, собранные в пучок.
- Мне нравится, - объявила она. Глаза Поппи изучали мое лицо еще немного, затем она вздохнула: - Рун Эрик Кристиансен, ты осознаешь, насколько ты идеально красив?
Я опустил голову, в этот момент она провела руками по моей груди, и я встретился с ней взглядами.
- Ты понимаешь, какие глубокие чувства у меня к тебе?
Я медленно покачал головой, нуждаясь услышать ее слова. Она расположила мою руку над своим сердцем, а свою руку над моей. Под моей ладонью был ровный ритм, который стал быстрее, когда наши взгляды встретились.
- Это как музыка, - объяснила она. - Когда я смотрю на тебя, когда ты прикасаешься ко мне, когда я вижу твое лицо... когда мы целуемся, мое сердце поет песню. В ней поется, что я нуждаюсь в тебе как в воздухе. В ней поется, что я обожаю тебя. Что я нашла свою идеальную недостающую половинку.
- Поппимин, - сказал я тихо, и она прижала палец к моим губам.
- Послушай, Рун, - сказала она и закрыла глаза. Я тоже. И я услышал. Услышал ее так громко, как будто это было рядом с моим ухом. Ровные удары - наш ритм. - Когда ты рядом мое сердце не бьется, оно парит, - прошептала она, как будто не хотела нарушать звук. - Я думаю, что сердечный ритм - это как песня. Думаю, что также как в музыке нас привлекает к определенной мелодии. Я слышу песню твоего сердца, а ты моего.
Я открыл глаза. Поппи стояла и улыбалась, показывая свои ямочки на щеках, и раскачивалась в ритм. Когда открыла глаза, милое хихиканье соскользнуло с ее губ. Я наклонился и обрушил свои губы на ее.
Поппи обняла меня за талию, крепко держась за мою футболку, пока я медленно двигал своими губами напротив ее губ, прислонив ее к машине и прижав свою грудь к ее телу.
Я слышал эхо ее сердцебиения в своей груди. Поппи вздохнула, когда я скользнул своим языком по ее. Ее руки усилили хватку на моей талии, она прошептала:
- Поцелуй четыреста тридцать два. На пляже с Руном. Мое сердце почти взорвалось.
Я тяжело дышал, когда пытался взять себя в руки. Щеки Поппи раскраснелись, и она дышала так же тяжело, как и я. Мы так и стояли, просто дышали, пока Поппи не оттолкнулась от машины и поцеловала меня в щеку.
Повернувшись, она подняла рюкзак и перекинула его через плечо. Я двинулся забрать его, но она сказала:
- Я еще не настолько слаба, малыш. Я все еще могу вынести тяжесть.
У ее слов было двойное значение. Я знал, что она говорила не только о рюкзаке, но и о моем сердце.
Темнота внутри меня, с которой она непрерывно пыталась бороться.
Поппи отошла, позволив мне забрать все остальное. Я последовал за ней в уединенное место на дальней стороне пляжа рядом с пирсом.
Когда мы остановились, я заметил место, где я целовал ее годы назад. Странное чувство распространилось в моей груди, и я знал, что до нашего возвращения домой, я поцелую ее там. Поцелую ее семнадцатилетней.
Еще один поцелуй для ее банки.
- Все в порядке? - спросила Поппи.
- Ja, - ответил я, ставя вещи на песок. Увидев зонтик и переживая, что Поппи не должна перегреться, я воткнул его в песок и открыл, чтобы на нее падала тень.
Когда только зонтик был открыт, а одеяло было на песке, я дернул подбородком, указывая Поппи двигаться под зонт. Она так и сделала, быстро поцеловав мою руку, когда проходила.
И мое сердце не билось. Оно порхало.
Мой взгляд был прикован к спокойному океану. Поппи села, закрыла глаза и глубоко вдохнула.
Я наблюдал, как Поппи наслаждается природой, и мог сравнить ее с человеком, который получил ответ на свои молитвы. Радость в ее выражении была безграничной, а покой в ее настроении - шокирующим.
Я опустился на песок, сел, обхватив руками колени. Уставился на море, на лодки на расстоянии, раздумывая, куда они отправляются.
- Как ты думаешь, какое их ждет приключение? - спросила Поппи, прочитав мои мысли.
- Я не знаю, - ответил я честно.
Поппи закатила глаза и сказала:
- Я думаю, они оставляют все позади. Думаю, однажды они проснулись и решили, что жизнь есть за пределами всего этого. Думаю, они решили - влюбленная пара, парень и девушка, - что хотят исследовать мир. Они продали свое имущество и купили лодку. - Она улыбнулась и опустила подбородок, уткнувшись им в руки, а ее локти опирались на согнутые колени. - Она любит играть на музыкальных инструментах, а он запечатлеть мгновения на пленку.
Я покачал головой и посмотрел на нее боковым зрением.
Казалось, ей все равно, вместо этого она добавила:
- И мир хорош. Они будут путешествовать в далекие места, создавать музыку, искусство и картины. И по пути они будут целоваться. Они будут целоваться, будут любить и будут счастливы.
Она моргнула, когда легкий ветерок пронёсся над нашими тенями. Когда Поппи снова посмотрела на меня, то спросила:
- Разве это не звучит как самое идеальное приключение?
Я кивнул. Я не мог говорить.
Поппи посмотрела на мои ноги и покачала головой, переместившись по одеялу, пока не оказалась у моих ступней. Я приподнял бровь в немом вопросе.
- Ты в ботинках, Рун! Такой прекрасный солнечный день, а ты в ботинках. - Поппи начала расстегивать мои ботинки, стягивая их друг за другом. Она подкатала мои джинсы до лодыжек и кивнула. - Вот, - сказала она гордо, - так немного лучше.
Не в состоянии найти радость, когда она сидела так самодовольно, я вытянул руку и потянул ее на себя, и лег, чтобы она легла на меня.
- Вот, - повторил я, - так еще лучше.
Поппи захихикала, наградив меня быстрым поцелуем.
- А сейчас?
- Огромное улучшение, - пошутил я иронично. - Большое, размером с астероид улучшение.
Поппи рассмеялась сильнее. Я перекатил ее и лег рядом. Ее руки все еще были у меня на талии, пока я водил пальцами по ее мягкой обнаженной коже.
Безмолвно я уставился на небо. Поппи тоже сидела тихо, пока внезапно не сказала:
- После того как ты уехал, не прошло много времени прежде чем я начала чувствовать себя уставшей, такой уставшей, что не могла вылезти с кровати.
Я замер. Она наконец расскажет мне. Расскажет, что произошло. Все расскажет.
- Мама отвела меня к доктору и в больнице мне сделали анализы. - Она покачала головой. - Честно говоря, все думали, я веду себя по-другому из-за твоего отъезда. - Я закрыл глаза и вдохнул. - Я тоже, - добавила она, крепче сжимая меня. - Первые несколько недель у меня получалось убеждать себя, что ты просто уехал в отпуск. Но проходили недели, и пустота во мне, оставшаяся после твоего отъезда, начала болеть все сильнее. Мое сердце было полностью разбито. И в придачу болели все мышцы. Я очень много спала, стала вялой.
Поппи замолчала, затем продолжила:
- В конце концов, мы поехали в Атланту сделать несколько тестов. Мы оставались у тети Диди, пока врачи разбирались что к чему.
Поппи подняла голову и, положив руку мне на щеку, приподняла мое лицо, чтобы смотреть мне в глаза.
- Я не рассказывала тебе, Рун. Продолжала притворяться, что я в порядке. Потому что я не могла сделать тебе еще больнее. Я видела, что ты не очень хорошо справляешься. Каждый раз по видео-чату я видела, что ты становишься все злее, находясь в Осло. Все, что ты говорил, было так не похоже на тебя.
- Так ты навещала тетю Диди, - прервал я, - потому что болела. Не просто погостить, как говорила мне?
Поппи кивнула, и я увидел чувство вины в ее взгляде.
- Я знаю тебя, Рун. И видела, как ты ускользал от меня. Твое мироощущение всегда было мрачным. В твоей сущности есть темнота. Но со мной ты не был таким. Я могла только представить, что моя болезнь сделает с тобой.
Поппи осторожно опустила голову мне на грудь.
- Не прошло много времени, прежде чем я узнала свой диагноз: прогрессирующая лимфома Ходжкина. Это покачнуло мою семью. Сначала меня. А как по-другому? - Я прижал ее ближе, но Поппи отстранилась. - Рун, я знаю, что никогда не смотрела на мир, как остальные. Я всегда проживала каждый день по полной. Знаю, что всегда принимала аспекты мира, которые не принимали другие люди. Думаю, в какой-то степени, это из-за того, что я понимала, у меня не будет времени изучать его, как у остальных. Думаю, где-то глубоко внутри, моя душа знала. Потому что когда доктор сказал, что у меня осталось всего пару лет, даже с лечением и медикаментами, я отнеслась к этому спокойно.
Глаза Поппи начали блестеть непролитыми слезами. Мои тоже.
- Мы остались в Атланте и жили у тети Диди. Ида и Саванна пошли в новую школу. Папа ездил на работу. Я была на домашнем обучении, либо обучалась в больнице. Мои мама и папа уповали на чудо, но я понимала - этого не случится. Я спокойно относилась к этому. Держала подбородок высоко вверх. Химиотерапия была тяжелой. Потерять волосы было трудно. - Поппи моргнула, очищая свое видение, затем доверилась мне: - Но отказаться от тебя почти убило меня. Это был мой выбор. Вина была на мне. Я просто хотела спасти тебя, Рун. Чтобы ты не видел меня в таком состоянии. Я видела, что происходит с моими родителями и сестрами. Но ты... я могла спасти тебя. Я могла дать тебе то, чего не было у моей семьи - жизнь. Свободу. Шанс идти по жизни без боли.
- Это не сработало, - умудрился сказать я.
Поппи опустила взгляд.
- Сейчас я понимаю. Но поверь мне, Рун, я думала о тебе каждый день. Я представляла тебя, молилась за тебя. Надеясь, что темнота, которая прорастала в тебе, поблекнет с моим отсутствием.
Поппи расположила свой подбородок на моей груди.
- Расскажи мне, Рун. Расскажи, что произошло с тобой.
Я сжал челюсти, не желая позволять себе чувствовать тогдашние эмоции. Но я никогда не мог отказать своей девочке. Это было невозможно.
- Я был зол, - сказал я, убирая волосы с ее красивенького личика. - Никто не говорил мне, где ты. Почему ты отказалась от меня. Родители не отставали от меня. Отец бесил меня двадцать четыре часа семь дней в неделю. Я винил его во всем, и сейчас виню.
Поппи открыла рот, заговорить, но я покачал головой.
- Нет, - выдохнул я. - Не надо.
Поппи закрыла рот. Я прикрыл глаза и сфокусировался на продолжении:
- Я ходил в школу, не прошло много времени, прежде чем я спутался с подростками такими же злыми на мир, как и я. Я начал ходить на вечеринки. Пить, курить - делать противоположное тому, что говорил мне отец.
- Рун, - единственное, что смогла сказать Поппи печально.
- Вот какой была моя жизнь. Я выбросил фотоаппарат. Затем собрал все, что напоминало мне о тебе. - Из меня вырвался смешок. - Я жалел, что не мог вырвать свое сердце и собрать его тоже. Потому что эта штуковина не позволяла мне забыть тебя, неважно как я пытался. И затем мы вернулись. Сюда. И я увидел тебя в школьном коридоре и весь гнев, который все еще протекал по моим венам, превратился в приливную волну.
Я перекатился на бок, открыл глаза и провел рукой по лицу Поппи.
- Потому что ты была такой красивой. Любое мое представление о том, как ты будешь выглядеть в семнадцать, было развеяно. В минуту, когда увидел эти каштановые волосы, большие зеленые глаза, вперившиеся в мои, я осознал, что любое мое за последние два года усилие оттолкнуть тебя, было разрушено. Одним взглядом. Стерто в порошок.
Я сглотнул.
- Затем, когда ты рассказала мне... - я затих, и Поппи покачала головой.
- Нет, - сказала она. - Достаточно на сейчас. Ты сказал достаточно.
- А ты? - спросил я. - Почему ты вернулась?
- Потому что я закончила, - сказала Поппи с тяжелым вздохом. - Ничего не помогало. От каждого нового лечения не было разницы. Онколог сказал нам прямо: ничего не сработает. Этого хватило мне, чтобы принять решение. Я хотела вернуться домой. Прожить оставшиеся дни у себя дома на паллиативном лечении с теми, кого люблю больше всего.
Поппи прижалась ближе, целуя мою щеку, голову и наконец, мой рот.
- И теперь у меня есть ты. Как я теперь знаю и должно было быть. Именно здесь мы должны быть в этот конкретный момент времени - дома.
Слеза скатилась по моей щеке. Поппи быстро убрала ее своим большим пальцем. Она наклонилась надо мной и сказала:
- Вернувшись домой, я поняла, что смерть и болезнь не так уж трудно выдержать. В конце концов, боль для нас заканчивается, и мы уходим в лучшее место. Но для тех, кто остался позади, боль становится только хуже.
Поппи взяла мою руку и прижала к своей груди.
- Я действительно считаю, что истории о потери не всегда должны быть грустными и печальными. Я хочу, чтобы мою жизнь вспоминали, как величайшее приключение, какое у меня могло быть. Потому что, как мы смеем тратить впустую хоть один вдох? Как мы смеем тратить впустую что-то такое драгоценное? Вместо этого мы должны стремиться сделать как можно больше драгоценных вдохов в как можно больше драгоценных моментах, пока проживаем это короткое время на Земле. Я хочу оставить после себя это послание. Прекрасное наследие для тех, кого я люблю.
Если, как верила Поппи, мое сердцебиение пело песню, то прямо сейчас, в этот момент, мое сердце пело от гордости... в полнейшем восхищении моей любимой девушкой за то, как она смотрела на жизнь, за то, как пыталась заставить меня поверить - поверить, что есть жизнь после нее.
Я был уверен, что это не так, но мог видеть решительность Поппи. Эта решительность никогда не исчезала.
- Так теперь ты знаешь, - объявила Поппи, положив голову мне на грудь. - Теперь давай больше не будем об этом. У нас впереди будущее. Не будем рабами прошлого. - Я закрыл глаза, и она умоляла: - Обещаешь мне, Рун?
Обретя голос, я прошептал:
- Обещаю.
Я боролся с эмоциями, которые восставали во мне. Я бы не показал ей ни признака печали. Она увидит только радость во мне сегодня.
Дыхание Поппи стали размеренным, когда я гладил ее по волосам. Теплый ветерок обвевал нас, унося тяжесть, которая окружала нас.
Я позволил себе задремать, думая, что Поппи сделала то же самое, когда она пробормотала:
- Как ты думаешь, выглядит рай, Рун?
Я напрягся, но Поппи начала вырисовывать круги на моей груди, избавляя мое тело от тяжести ее вопроса.
- Не знаю, - сказал я. Поппи ничего не сказала, просто продолжала свое занятие. Немного поерзав, чтобы крепче обнять ее, я сказал: - Как что-то красивое. Умиротворенное. Как то место, в котором я снова увижу тебя.
Я ощущал улыбку Поппи у моей футболки.
- Я тоже так думаю, - согласилась она мягко и повернулась поцеловать мою грудь.
На этот раз я был уверен, что Поппи уснула. Я осмотрел песок вокруг и заметил, что пожилая пара села рядом с нами. Их руки были переплетены вместе. Прежде чем женщина села, мужчина расстелил покрывало на песке. Он поцеловал ее в щеку, прежде чем помог сесть.
Укол зависти пронзил меня, потому что у нас никогда не будет подобного.
Мы с Поппи никогда не состаримся вместе. У нас не будет детей. Свадьбы. Ничего из этого. Но когда я опустил взгляд на густые каштановые волосы Поппи и ее нежную ручку на моей груди, я позволил себе быть благодарным за то, что у нас, по крайней мере, есть здесь и сейчас. Я не знал, что ждет впереди. Но сейчас она была у меня.
Я принадлежал ей с тех пор, как мне было пять лет.
Сейчас я понимал, почему так сильно полюбил ее с малолетства, - чтобы у меня было все это время с ней. Поппи верила, что ее душа всегда знала, что она умрет молодой. Я начинал думать, что моя тоже могла это знать.
Прошел час, Поппи все еще спала. Я осторожно поднял ее со своей груди и сел. Солнце садилось, волны плескались о берег.
Ощутив жажду, я открыл корзину для пикника и вытащил одну из бутылок воды, упакованную Поппи. Когда я пил, мои глаза остановились на рюкзаке, который Поппи несла с грузовика.
Задумавшись, что внутри, я взял его и осторожно открыл молнию. Первым, что я увидел, была еще одна черная сумка. Это сумка была чем-то заполнена. Я вытащил ее, и мое сердце поскакало галопом, когда я осознал, что держал в руках.
Я вздохнул и закрыл глаза.
Опустил сумку на покрывало и потер глаза. Когда поднял голову, открыл глаза и сморгнул слезы. Я смотрел на лодки на расстоянии, слова Поппи заполнили мою голову...
"Я думаю, они оставляют все позади. Думаю, однажды они проснулись и решили, что жизнь есть за пределами всего этого. Думаю, они решили - влюбленная пара, парень и девушка, - что хотят исследовать мир. Они продали свое имущество и купили лодку. Она любит играть на музыкальных инструментах, а он запечатлеть мгновения на пленку".
Мои глаза переместились на чехол с фотоаппаратом, который я так хорошо знал. Я понимал, куда она вела со своей теорией о лодках.
"Он любит запечатлеть мгновения на пленку..."