- Хорошо, слушай. Мы же на самом деле ничего о них не знаем. Тебя не смущает, к примеру, что аквели совсем не боятся нам показывать Ракушку? Свое количество, состав жителей, сам тоннель? Вход сложно найти тем, кого вывезут обратно, но не так сложно, как кажется. Но аквели не... боятся, что мы потом расскажем о них там, наверху. Иногда мне кажется, что нас и не отпустят... домой. Оставят здесь в любом случае. Я хочу знать, ради чего рискую свободой и возможностью еще раз увидеть солнце.
- Я и не хочу домой, мне здесь хорошо... спокойно.
- Полина, - Наташка осторожно взяла ее за руки. - Это пафостно звучит и даже пошло, но мне нужна твоя помощь. Здесь мы на одной стороне и рассчитывать нам больше не на кого. Если через неделю, когда по их словам наступит время узнать о гуру, нас вздумают утопить в море, то просто это сделают и наши близкие даже не узнают, что нас пора оплакивать. Прошу тебя!
Руки были сухие, маленькие, такие холодные, что можно остужать напитки, просто сунув в нее стакан на несколько минут.
- Думаешь, аквели врут?
- Веришь, что бывают совершенные люди?
Они молча обменивались взглядами, перейдя на бессловесный способ общения.
Веришь, что такое бывает? Нет, конечно нет, я никогда не была настолько наивна. И я не верю. Так что?
- Хорошо, - сказала Полина. - Я пойду к нему вечером.
Теперь Наташка уверилась окончательно - больше ее ничто не остановит. Полина ушла и не вернулась, значит, Рафа гостью принял благосклонно. Когда свет притушили, Наташка выждала полчаса, вышла в коридор и направилась по направлению к виткам между уровнями.
В идеале Наташка рассчитывала вернуться к утру. Шансов найти бузун мало, но могло попасться что-то еще.
Пару раз она встретила аквелей, но те никак на появление чужачки не прореагировали, а просто шли себе, куда и раньше. Когда она приблизилась к повороту на спуск, свет стал еще глуше, а коридор превратился из гладкого в обычный, грубо вырубленный в каменной породе.
Вот и все... Граница, заглянуть за которую гостей ни разу не приглашали. И если существуют тайники и секреты, то где-то поблизости.
Наташка очень сильно хотела их найти, потому ни секунды не мешкая направилась вниз и спустилась к техническому коридору. Там в стенах сразу же стали попадаться ответвления, причем уже совершено точно пещерные, только пол немного выровнен. Наташка сверилась со схемой и свернула во второй коридор справа, сразу же нырнув в темноту и притормозив, чтобы прикрепить к голове фонарь. Второй она несла в руке, так было удобнее - сразу два направления обзора. Еще через несколько минут она остановилась, чтобы достать и натянуть одежду, потому что вокруг стало холодно.
А еще через несколько минут рукотворная дорога закончилась и пришлось идти намного медленней, сначала пробуя, куда ставить ногу - настолько поверхность была неровной. Под ногами хрустела каменная крошка.
Она шла примерно час. Пересекла пещеру с высоким сводом, откуда свисали каменные наросты, небольшой овраг, по дну которого текла вода и долгий крутой подъем. Наконец, поднявшись, Наташка достала карту, чтобы раз уж отдыхать, то хоть с толком. Карта тут же вывалилась из оледеневших пальцев и скользнула к ногам, за камень, на котором она стояла. Пятно света ползало вокруг кроссовок, но карты как и не бывало! Начинается! Последние полчаса она нервничала, потому что не слышала вокруг никаких звуков, кроме тех, что издавала сама и оказалось, это не очень приятно. Оказалось, Наташка стадное существо, которое плохо переносит мертвую тишину.
Пришлось наклоняться за картой, но той не было видно, а только чернота пред глазами. Она наклонилась еще ниже и вдруг... поскользнулась и свалилась в темноту головой вперед. Вышло, что никакой стены там не было.
Высота, с которой грохнулась Наташка была довольно ощутимой и она услышала, как в колене что-то хрустнуло, поэтому долго боялась пошевелиться. Но нет, кроме боли от ударов других повреждений не обнаружилось, все суставы прекрасно разгибались и двигались.
Убедившись, что жива и здорова Наташка осветила стену и выяснила, что подниматься некуда.
И вообще там, наверху осталось что-то странно чужое, очень неприятное, будто прямо на пути появилась лужа мочи, которую очень вовремя получилось обойти, свернув в сторону так резко, что даже обувь не запачкалась. Возвращаться совсем не хотелось, подумав, она решила, что нужно просто пройтись немного понизу, а потом найти проход вверх. Чем и занялась, попутно выяснив, что эта часть пещер без сомнения природная. Тут не было не то что прямой дороги, а и дороги вообще. Очень скоро она поняла, что забралась на груду камней, по которым нужно лезть, а местами почти ползти вперед и не всегда получается вверх. Однако при мысли вернуться что-то нещадно давило в спину, перехватывая дыхание и Наташка еще быстрее спешила вперед, пытаясь уйти от контакта-прикосновения.
От навалившегося холода и этого сумасшедшего, тяжелого присутствия чужого за спиной соображалось вообще с большим трудом.
Потом камни стали скользкими от воды, которая местами переходила в едва слышно хрустящий под ногами лед.
Наташка брела уже долго, совершено перестав думать. За спиной нарастала темнота и хотя она была очень далеко, но слишком... слишком живой. Голодной?
Когда пытаясь обойти очередную глыбу (лед, к счастью остался позади) Наташка со всей силы приложилась плечом о нависающий сверху кусок гранита, то резко отпрянула в сторону и не удержав равновесие, снова упала и скатилась куда-то вниз, причем гораздо глубже, чем в прошлый раз, хотя скат оказался почти пологим. Кроме последних метров.
Она упала на бок и опять долго дышала, припоминая, не было ли на этот раз слышно хруста. Его не было.
А когда Наташка поднялась и стала осматривать окружающие камни, почти сразу поняла то, чему еще долго отказывалась верить.
Прохода не было. Подняться наверх она не могла, потому что вокруг возвышались только отвесные стены, теряющиеся в высоте, кроме той, с которой она свалилась, но даже на носочках не получалось достать до ее края. Камней, которые можно использовать в качестве подставки, на две ямы не было. Никаких полезных предметов в рюкзаке тоже не нашлось. В голове моментально образовалась ясность и Наташка с ужасом проследила свой путь - и это она, человек умный и крайне осторожный вот так запросто взяла... и сошла с дороги, не прикинула, насколько это может быть опасно, а просто полезла черт знает куда? Инстинкт самосохранения отключился напрочь, она даже не задумалась, а стоит ли так рисковать. Это было ненормально. Необъяснимо. Очень страшно.
Наташка еще раз осмотрелась и ничего нового не увидела.
Это была ловушка.
Ракушка ее перехитрила.
Тогда она закрыла руками лицо и зарыдала.
9
Когда сели батарейки первого фонарика, Наташка не стала включать второй.
Вряд ли возможно подсчитать, сколько времени прошло, пока душащий комок рыданий в горле хотя бы немного рассосался. Не меньше времени ушло на проклятья всего живого и неживого, а потом на то, чтобы просто равнодушно валяться на камнях, не обращая внимания на холод, и разрывать тишину периодическими приступами то ли всхлипываний, то ли смеха. Со временем сил ни на что не осталось. Пару раз окружающие стены расплывались и вокруг начинали шевелиться неясные фигуры, длинные щупальца и кольца расплывающегося белесого дыма.
Тогда она вздрагивала, просыпалась и понимала, что это был сон.
О ждущем впереди она позволила себе подумать только раз, в самом начале. Наверное, пропавшего человека станут искать, наверное, аквели рано или поздно поймут, где искать и кто знает, может среди них существуют проводники, хорошо ориентирующиеся в пещерах. Нужно просто подождать.
Наташка давно уже не вспоминала, что бывают чудеса. Ежедневные новости о множественных катастрофах, убийствах, отравлениях, несчастных случаях практически полностью лишили ее веры в существование мизерного процента счастливых исходов - счастливые истории ценились куда меньше кровавых и душераздирающих, поэтому практически никогда не попадали на экран и страницы газет.
Кричать она не смогла. Вначале из-за боязни показаться смешной, если вдруг выясниться, что ловушка всего-то в минутах пяти от выхода из Ракушки. Вернее ей до нервного тика хотелось верить, будто достаточно крикнуть и ее услышат. Но стоило всего разок попробовать, чтобы до жути испугаться своего собственного голоса - этого скрипящего, животного звука, который не мог принадлежать разумному человеку, а принадлежал совсем другой, совершенно незнакомой, слабой и отчаявшейся девушке. И судя по голосу, девушка была обречена.
Поэтому потом она не кричала, так как вместо ее голоса звучал чужой, который никак не может позвать на помощь, а может только сбить с толку.
Наташка не знала, сколько прошло времени. Она не думала.
Желудок требовательно сжимался и ныл от голода, но еды не было, зато в ловушке нашлась вода - по стене в углу стекала тонкая струйка ледяной жидкости с металлическим, как у вод моря, привкусом. Слишком тонкая струйка. Слишком медленная, чтобы набрать в ладонь, так что приходилось слизывать капли со стены, но если это делать долго, жажда на время отступала.
Проснувшись в очередной раз и увидев, что кошмар наяву ничуть не отличается от того, который приходит во сне, Наташка села, машинально растирая пальцами запястья - одежда плохо защищала от всепроникающего холода камней, которые возможно вообще никогда не впитывали в себя тепла. Почему-то руки мерзли больше всего, иногда даже казалось, что их уже нет.
Вскоре заболело горло, голова кружилась, лоб пылал и Наташка успевала поймать след расплывчатых предположений, что по крайней мере умрет она не от голода. Впрочем... лучше сделать вид, будто о смерти вообще не имеет смысла думать. И вообще... думать - зачем?
В очередной раз Наташка постаралась завернуться в кофту тщательнее, обмотаться ею в два слоя, желательно с головой и ногами, забывая, что размер кофты ничего подобного сделать просто не позволяет.
Она натягивала края на колени, сгибала пальцы, прятала руки подмышки и вдруг замерла.
Причина нахлынувшей нервозности мгновенно обрела объяснение - к ней приближалась темнота. Та самая субстанция, от которой удалось сбежать, когда Наташка в первый раз свалилась вниз. То ощущение чужого и неправильного, которое она хотела обойти как можно дальше. Хотела обойти так сильно, что даже не задумала, насколько опасно сходить в лабиринте незнакомых пещер с более-менее прямой дороги. Ей просто хотелось оказаться как можно дальше. И у нее получилось. В тот раз.
Но в этот убегать некуда.
Наташка съежилась и замерла. Тишина смыкалась вокруг плотным коконом, неподвижным и крепким, так что ее стенки не нарушало даже Наташкино дыхание, которое вдруг истончилось и практически замерло.
Темнота нарастала и оставалось только затаиться, сжаться и замереть, стараясь стать как можно незаметнее. Кричать, звать на помощь или рыдать ей и в голову не пришло.
А потом послышались они... Звуки.
Шлёп. Шлёп.
Будто человек в ластах неуклюже ковылял по пещере и мокрые ласты прилипали к камням.
Шлёп.
Оставляли за собой влажные следы величиной с блин.
Шлёп.
Спрятаться было мало. Отсутствие дыхания - такая мелочь для темноты, которая ищет живое. Идёт в сторону живого не на звук, а на нечто совсем другое... Наташка вздохнула и желание жить вопреки всему подсказало единственный возможный выход. Раньше она спряталась, заглушив издаваемые телом звуки и теперь могла сделать только одно - полностью перестать думать. Остановить момент, поймать муху в вязкую янтарную паутину. Перед глазами возникла выдуманная пустая стена - бескрайняя однородная серость без веса, объема, вкуса и запаха. Застывший туман стоял вокруг, не двигаясь, не меняясь, не существуя.
В какой-то момент Наташки на самом деле не стало.
Долго-долго.
Наступала темнота...
Очнувшись в очередной раз на камнях, Наташка подскочила, но голова так кружилась, что она опустилась на колени, упираясь руками в камни перед собой. И только тогда поняла, что чужое исчезло, вероятно, не обнаружив ее местонахождение, поэтому все хорошо. Как ни удивительно, в этот самый момент, в темноте, пойманная в ловушку, голодная и больная Наташка ощутила себя практически счастливой. И совершено опустошенной, будто внутри все перегрелось и испарилось. А может, вытекло тонкой струйкой, как вода по стене.
Неизвестно, сколько времени она оставалась без сознания. Еще сложнее объяснить произошедшее, да и вообще, не пора ли признать, что просто начались галлюцинации?
Равнодушно размышляя о вероятности сойти с ума, она услышала чьи-то шаги, вполне себе человеческие. Гул шагов скользил по камням и казалось, камни взбудоражено вздрагивают под ладонями.
- Я здесь, - крикнула Наташка и раскашлялась, потому что горло дёрло с ужасной силой. Впрочем, кашель тоже звук, на который можно идти.
Человек был один. Он медленно спускался сверху и с первого взгляда узнав Гонзу, Наташка даже не удивилась. Он был в ярко-голубом спортивном костюме со светоотражающими полосами на рукавах, в руке сжимал ручку огромного шахтерского фонаря и по спуску шел, держась за веревку. Без страховки аквель соваться сюда не стал и судя по обмотанным вокруг тела ремням и блестящим карабинам на поясе, с альпинистским снаряжением знаком был куда ближе, чем Наташка. Практически на Ты.
Вместо облегчения Наташка испытала досаду. Если бы она могла выбрать себе спасателя, Гонза оказался бы в числе последних.
Дойдя до обрыва, сопровождающий остановился, никаких победных возгласов по случаю удачного окончания поисков не издал, впрочем, как и любых других звуков, а просто посветил фонарем, минуту помедлил, а потом отступил два шага в сторону, к широкой выемке в камне, где осторожно присел на корточки, а фонарь поставил возле левой ноги. Никаких других действий он предпринимать не стал, а только молча смотрел на Наташку и его подбородок дергался, как от приступов ярости.
Наташка не сдержалась первая и очень громко, хрипло, но с облегчением вздохнула. Не больше. Отвечающий за слепое выживание инстинкт требовал немедленно начинать умолять нависающего сверху Гонзу спасти ее и готов был предложить в обмен что угодно. А разум убеждал - если уж он ее нашел, то не для того, чтобы оставить подыхать от голода. Хотя... кто знает, возможно, он из личной неприязни действительно способен оставить человека умирать медленной смертью и, вспоминая об этом по вечерам за бокалом Полнолуния, станет всего лишь довольно ухмыляться? Может, даже тост поднимет?
Но если честно, Наташка никогда не верила, что аквель способен на хладнокровное убийство.
Гонза перестал на нее глазеть и принялся осматриваться. Изучил отвесные стены, яму, в которой сидела Наташка и довольно хмыкнул.
- Вот и отлично, - сказал с улыбкой, от которой даже по замерзшей коже пошли мурашки. - Место и атмосфера вполне подходящая, чтобы преподать тебе хотя бы один настоящий урок. Один из сотни тех, что ты заслужила.
В отличие от Наташки, Гонза голос не приглушал и она на секунду закрыла глаза только оттого, что услышала доказательство - рядом действительно другое человеческое существо, живое, с кровеносной системой и качающими воздух легкими. Теплое. Она больше не одна.
- Придется воспользоваться единственным методом, который ты понимаешь. Когда я предупреждал, чтобы ты не смела высовываться за пределы Ракушки, я имел в виду именно то, что сказал. Ни шагу. За пределы. Коридоров, - скучно продолжил он. Судя по позе, Гонза никуда не спешил и вообще расположился надолго. Руки он положил на колени, спокойно и расслаблено, ведь это обычное дело - читать нотации человеку, последние сутки пробывшему в уверенности, что скоро умрет не самой легкой смертью.
- Если ты не поняла, что тебе было сказано, надо было переспросить. Я прекрасно умею объяснять простейшие вещи даже полным идиотам, - так же равнодушно говорил он. - В моей роли сопровождающего существует единственный недостаток, который мне очень раздражает - я не могу наказывать своих подопечных. Никак. - Тут он замер, вздохнул и Наташка увидела, что ярость в глазах спасателя усиленно борется с самоконтролем. Гонза чувствовал что угодно, кроме радости или облегчения оттого, что спас человека. Или... не спас?
Он дернул головой, не позволяя себе сорваться на крик, который видимо, старательно разрывал его легкие.
- Что можно сделать человеку, который приехал к тебе в гости, но ведет себя совершено по-свински? Давай-ка подумаем вместе, ведь иногда тебе хватает ума на такое простейшее действие - думать? Итак, вот наш гость. Хозяева дома его приютили, заботятся о нем и развлекают, как могут, но человек крайне недоволен. Его ничего не устраивает. Для того чтобы наполниться презрением к хозяевам ему достаточно одного понимания, что те живут не так, как хотелось бы гостю. Они, эти придурки, видите ли, придумали свои правила! Гостя совершенно не интересует, как мило хозяйка пишет пейзажи или вышивает на пяльцах. Не колышет, насколько красивые стихи слагает хозяин и не умиляют даже пухлые счастливые хозяйские дети. Нет... гостю нужно совсем другое. И он лезет в хозяйскую корзину с грязным бельем и в мусорное ведро. Но даже этого ему мало - ночью он идет с хозяйскую спальню, чтобы подсмотреть - что и как именно они проделывают в кровати? Насколько все происходящее мерзко? О, да, это то, что докажет гостю, что любой дом мира по сути декорация, за которой возвышаются только кучи гавна. Описание доступно для твоих мозгов? Не очень-то приятные гости, как ты думаешь?
Наташка молчала.
- И главное - выгнать некуда. Ну, раз уж сглупили и сами приняли гостя, никто же не заставлял! Вот и приходится терпеть, хотя так и тянет запереть в чулане до конца визита. Ведь если, свалившись с крыши, на которую гость залез, чтобы обнаружить очередной грязный секрет, он сломает себе шею, виноватыми останутся хозяева. Так что нет, не в чулане. Лучше запереть в подвале! И плевать, что потом другие гости пустят слухи, пятнающие и без того далеко не белоснежную репутацию хозяев. Совершенно необоснованно пятнающие! Так что жаль, в доме наказать гостя невозможно.
Он наклонил голову вбок.
- Но сейчас мы не в доме, - вкрадчиво сообщил куда-то в сторону.
Наташка еще раз вздохнула и встала на колени. Не потому что собиралась его умолять, а потому что просто не смогла подняться на ноги. Даже так ее шатало из стороны в сторону, потому она опустилась обратно, устало уронив руки.
- И раз уж мы... на прогулке, займемся чем-нибудь... нетипичным. Повторением пройденного материала, к примеру. По нашим аквельским правилам, - тон сменился на заговорщицкий, отчего стало еще неуютнее. - Я тебя научу. Для начала будь так любезна, повтори, что тебе было сказано делать, пока я отсутствую?
Фонарь горел ярко, но так недоступно далеко, что Наташке хотелось, как бабочке броситься вперед и прижаться к стеклу лбом.