Откуда шёл Олег Вещий?
Первопроходец Ярослав
Потомки викингов рвутся вперёд
Волжский путь: водой или сушей?
Согласно всем учебникам, Русь складывалась вокруг великого торгового пути из варяг в греки, соединявшего Балтийское море с Чёрным. Через Неву – Ладожское озеро – Волхов – Ильмень – Ловать – Днепр шли с севера на юг за византийским золотом и товарами норманны-варяги, подчинявшие славян…
Повесть временных лет хранит единственное свидетельство об этом знаменитом пути. Но существовал ли он в действительности? Журналист и историк Ю. Звягин на основе современных археологических данных, изучения местности по всему предполагаемому пути, а также результатам экспедиции "Хольмгард" (1994, 1996) доказывает, что путь из варяг в греки через всю Русь – миф. Создан он, вероятно, русскими книжниками в то время, когда утверждалась "варяжская" версия становления Русского государства, то есть не раньше XII века, и это заставляет иначе взглянуть на первые века русской истории.
Содержание:
ПРЕДИСЛОВИЕ 1
ОПИСАНИЕ ПРОБЛЕМЫ 2
ЧТО ГОВОРЯТ ИСТОЧНИКИ? 8
СВИДЕТЕЛЬСТВА, ИЗВЛЕЧЁННЫЕ ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ 22
ВВЕРХ ПО РЕКАМ, ВЕДУЩИМ ВНИЗ 35
ХОДИЛИ МЫ ПОХОДАМИ… 43
А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК? 47
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 53
Юрий Звягин
ПУТЬ ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ
ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ЗАГАДКА ИСТОРИИ
Посвящается Сергею Цветкову,
историку, своими книгами убедившему меня
написать эту работу
ПРЕДИСЛОВИЕ
Из ниоткуда в никуда, из ни оттуда в ни туда, –
Куда-нибудь лишь бы плыть, лишь бы плыть
(Михаил Щербаков. Баб-эль-Мандебский пролив)
Вообще-то исторические изыскания не полагается начинать с описания того, как автор дошёл до жизни такой. Но, видать, моя журналистская профессия накладывает отпечаток, тянет рассказать читателю, с чего всё началось.
А началось всё в августе 2001 года. Автор данной работы переправлялся на лодке через Волхов, следуя из Старой Ладоги (излюбленной "древней столицы Руси" наших норманистов) в Любшу. Это городище, кстати, до сих пор для подавляющего большинства остаётся "Terra incognita", хотя располагается наискосок от Ладоги, ближе к устью Волохова. И было построено значительно раньше, став, между прочим, самым северным городом славян. Я сам о Любше услышал только в тот день, что не могло не настроить на ожидание нового.
И это новое не заставило себя долго ждать. К своему удивлению, я обратил внимание, что Волхов катит волны не с юга на север, а совсем наоборот. И лодку нашу сносит не к устью, а "вверх по течению". Простите, какому течению?
– А-а, это здесь бывает, – спокойно отреагировал на моё удивлённое восклицание взявшийся доставить меня на тот берег археолог из экспедиции Евгения Рябинина. – Кстати, и в летописях есть упоминание, что Волхов иногда течёт в обратную сторону.
"А ведь действительно, мне же об этом говорил знакомый волховский краевед, – вспомнил я. – Просто я тогда внимания не обратил, пока сам не увидел".
Тут невольно всплыла мысль: а не мог ли Волхов когда-то течь в противоположную сторону постоянно? Ведь это бы изменило коренным образом ситуацию, допустим, на Ильмени. Окружающую его огромную впадину и так каждую весну заливает настолько, что народ чуть не по колено в воде бродит (опять-таки сам не раз видел). А поверни Волхов вспять, и Приильменье совсем зальёт. Останутся только отдельные островки. Как раз подходяще для традиционного скандинавского названия Новгорода – Хольмгарда, трактуемого обычно как "огороженное поселение на острове".
А потом была Любша, удобно примостившаяся на высоком береговом холме. Кстати, именно так расположены, к примеру, Ямбург или Ивангород. То есть крепости хотя и более поздние по времени создания, но, определённо, русские. Совсем по-другому стоят Карела и Выборг, со всей очевидностью построенные не славянами. И, между прочим, не так стоит Ладога, скорее жмущаяся к воде, как и Карела. "Ладога – поселение скандинавское, а Любша – славянское", уверяли меня ребята из экспедиции Рябинина, буквально на одном энтузиазме раскапывавшие этот "самый северный форпост славянства". И ссылались на отсутствие каких-нибудь находок, которые можно было бы связать с норманнами, а также на типично чешскую технологию возведения любшинских стен. По их мнению, между любшанами и ладожанами была война (следы большого пожара есть и там, и здесь), закончившаяся поражением первых, и только потому город не выжил.
Следующая мысль: а чего это оба города стоят так далеко от берега Ладоги? И ведь не скажешь, что стерегут пороги, там расположено своё городище, даже несколько. Зато к Ладоге (а тем более к Любше) подходит глинт – старый берег Ладожского озера (Глинт – обрыв плато, протягивающийся вдоль южного берега Финского залива Балтийского моря и далее до Ладожского озера). Так, может, он не такой уж старый и в VIII-IX веках зеркало озера было значительно выше?
В то время я ещё не сталкивался с подобной гипотезой, хотя за последний год дважды натыкался на такое утверждение. К примеру: "Дело в том, что Нева в геологическом отношении река молодая. Она образовалась не позже V-VI вв. В период дюнкерской трансгрессии… в результате подъёма Балтийского кристаллического щита, сообщение Балтийского моря и Ладожского озера на время прервалось. В результате переполнения чаши озера образовалась дельта прорыва в районе Петрокрепости с образованием новой реки Невы" .
Но если так, то городки стояли не на пути в Новгород (которого, кстати, в то время, в VIII веке, и не было), а на берегу бухты, в которую было удобно зайти на отдых по пути вдоль южного берега "моря Нево", как именовалось Ладожское озеро в древности. И ещё: тогда-то Волхов почти наверняка тёк назад. Ведь при значительно более высоком, чем сейчас, уровне воды озеро подпирало реку. А поскольку у Волхова уклон очень небольшой… Если уж сегодня нагонной волны достаточно для того, чтобы повернуть течение!..
Вернувшись из Любши, заглянул к другу-историку. У него обнаружилась карта окрестностей Ладожского озера с нанесёнными на неё линиями равных высот. Ещё интереснее: в одном месте, в районе Ивановских порогов, по берегам Невы линии 20 метров почти смыкаются, оставляя реке только небольшой проход. А вот на Вуоксе, в том месте, где она отделена от рек, текущих в Финский залив, высота над уровнем моря всего 18 метров. Но ведь говорят, что когда-то путь из озера в залив шёл не по Неве, а по Вуоксе. Когда? И почему в начале и конце гипотетического вуоксинского водного пути стоят Выборг и Карела, поселения явно древние, а вот невский путь таким образом не маркирован? Орешек, не говоря уж о Петербурге (и даже первом городе на этом месте, шведской Ландскроне) – порождение более позднего времени.
Да, кстати, как гипотетические норманнские гости (да и возвращающиеся обратно русские купцы) проходили Ивановские пороги на Неве? Я же с детства помню, что старый катер папиного друга, на котором мы болтались по Маркизовой луже, не мог подняться в Ладожское озеро, ибо имел скорость 5 узлов, а на порогах течение – от 7 до 10. И надо было просить нас отбуксировать, а это денег стоило. Так с какой же скоростью ходили древние суда?
В общем, число вопросов быстро нарастало. Легко можно было бы сказать, что причиной тому незнание. Что скрывать, было и это (и до сих пор остаётся, автор не будет уверять читателя, что всё знает и никакие новые данные не способны изменить некоторые его представления). Но было и другое: опыт былой, ещё в студенческие времена, работы над историей Куликовской битвы. И знание того, что всем известное со школьной скамьи событие, совершенно очевидно, было не там, не так, не такими силами и не с теми результатами, как нам до сих пор внушают. Что большинство, пожалуй, историков (подчёркиваю, историков-профессионалов, а не околонаучных фантазёров!), занимающихся теми временами, ошибочность традиционной татищевской схемы признают, но почему-то предпочитают об этом не говорить несведущим.
А ещё была предшествующая исторической математическая подготовка, приучившая доверять фактам, цифрам и логике больше, чем словесам. Ну трудно убедить математика, что, потеряв больше народа и оставив поле боя, русские войска выиграли Бородинское сражение! Или что древние гребные суда передвигались со скоростью 15 километров в час!
В итоге все сомнения сосредоточились постепенно вокруг одного, казалось бы, нелепого вопроса: а был ли когда-нибудь путь из варяг в греки, такой, как его описывают в учебниках и серьёзных монографиях? Поиски ответа на этот вопрос привели к мысли, что это ещё один миф. Вокруг которого, тем не менее, строилась и до сих пор во многом строится вся традиционная история России.
ОПИСАНИЕ ПРОБЛЕМЫ
Каноническую версию пути из варяг в греки помнит, наверное, каждый, кто хоть сколь-нибудь внимательно учил историю в школе. И всё-таки напомним:
"Поляномъ же жившимъ особе по горам симъ, бе путь изъ Варягь в Греки и изъ Грекъ по Днепру, и верхъ Днепра волокь до Ловати, и по Ловати внити въ Илъмеръ озеро великое, из негоже озера потечетъ Волховъ и вътечетъ в озеро великое Нево, из того озера внидетъ устье в море Варяжьское, и по тому морю ити до Рима, а отъ Рима прити по тому же морю ко Царюгороду, а от Царягорода прити въ Потнъ море, в неже втечешь Днепръ река.
Днепръ бо потече изъ Волковьскаго леса, и потечешь на полъдне, а Двина ис того же леса потечеть, а идеть на полунощье и внидетъ в море Варяжъское; ис того же леса потече Волга на въетокъ, и вътечеть семьюдесятъ жерелъ в море Хвалисьское. Темже и из Руси можегпь ити по Волзе в Болгары и в Хвалисе, и на въетокъ дойти въ жребий Симовъ, а по Двине въ Варяги, изъ Варягъ до Рима, отъ Рима же и до племени Хамова. А Днепръ втечетъ в Понетьское море жереломъ, еже море словеть Руское…"
Далее следует совершенно замечательная по своей нелепости история о том, как апостол Андрей совершал путешествие вверх по Днепру, из Чёрного моря в Балтийское.
"Оньдрею учащю въ Синопии и пришедшю ему в Корсунь, уведе, яко ис Корсуня близь устье Днепрьское, и въехоте, пойти в Римъ и пройде въ вустье Днепрьское, и оттоле поиде по Днепру горе, и по приключаю приде и ста подъ горами на березе И заутра въетавъ и рече к сущимъ с нимъ ученикомъ: "видите ли горы сия? Яко на сихъ грахъ восияеть благодать Божья; имать градъ великъ быти и церкви многи Богъ въздвигнути имать". И въшедъ на горы сiя, благослови я, и постави крестъ, и помоливъея Богу, и сълезъ съ горы сея, идеже поел еже бысть Киевъ, и поиде по Днепру горе. И приде въ Словени, идеже ныне, Новъгородъ, и виде ту люди сущая, како есть обычай имъ, и како ся мыють, и хвощются, и удивися имъ. И иде въ Варяги, и приде в Римъ, и исповеда, елико научи и елико виде…"
Цитирую по тексту Лаврентьевской летописи в том виде, как он был представлен, с исправлениями и дополнениями по другим спискам в издании археографической комиссии под редакцией А. Ф. Бычкова, вышедшем в Санкт-Петербурге в 1872 году. Просто он у меня под рукой. Но, по сути, комиссией в данном месте были внесены минимальные правки. Из изначального Лаврентьевского текста, такого, как он издан в Полном собрании русских летописей, ушло только шокировавшее историков ещё царской России упоминание о трёх, а не одном жерле Днепра. Да лес, из которого берут своё начало три великие реки, назван Волковским, а не Оковским, как это обычно принято. Причём именно это чтение – Волковский – на деле явно ближе к действительности, что подтверждается и другими источниками.
А. Когда и кто писал летописи?
Неплохо бы было для начала разобрать сам текст. Хотелось бы напомнить читателю: единого представления о том, кем, когда, где и на основании каких источников была написана Повесть временных лет, у историков нет. Вернее, нет теперь. В течение длительного времени, с начала XX века, после классических работ А. А. Шахматова по истории русского летописания, считалось, что было три редакции ПВЛ, доведённые, соответственно, до 1111 года монахом Киево-Печерского монастыря Нестором (вернее, Нестером, так, как справедливо указал А. Л. Никитин, писалось на самом деле имя автора "Чтений о Борисе и Глебе" и "Жития Феодосия"), до 1116 года игуменом Выдубицкого монастыря Сильвестром и до 1118 года неким духовным лицом, близким к Мстиславу Владимировичу. К тому же предполагалось наличие более древних летописей, использованных авторами Повести. Шахматов самой старой датой летописного свода ("древнейшего", по его обозначению) считал 1073 год. Более поздние историки могли не соглашаться с авторством той или иной редакции, датировкой предшествующих сводов (при этом нередко углубляя их в древность, аж до конца X века), но основные положения шахматовской концепции оставались неизменными.
Лишь во второй половине XX века, в первую очередь стараниями А. Г. Кузьмина, было достаточно убедительно показано, что Нестор никакого отношения к первой редакции ПВЛ не имел. Это следует хотя бы из того, что произведения, явно ему принадлежащие ("Чтения о Борисе и Глебе" и "Житие Феодосия"), написаны не то что в другом стиле, а даже по фактам отличаются от Повести временных лет. Интересующихся отошлю к "Начальным этапам древнерусского летописания". А здесь, чтобы не быть голословным, упомяну хотя бы, что в летописи Борис (первый русский святой) княжил в Ростове, а в "Чтениях…" – во Владимире Волынском. А его брат Глеб жил, по "Чтениям…", в Киеве и бежал оттуда на север на корабле. По летописи же он был в Муроме и оттуда ехал в Киев, строго в противоположном направлении. То же самое – о житие печерских монахов. В "Житии…" новый Печерский монастырь был основан Феодосием, а по летописи – Варлаамом. И так далее.
Интересно, что список таких нестыковок был составлен ещё Н. И. Костомаровым, то есть известен Шахматову. Было известно и то, что автор летописи, по его собственному утверждению, пришёл в монастырь при Феодосии, а Нестор – при его преемнике, Стефане. Но Шахматов это проигнорировал, просто заявив, что Нестор писал летопись во время, которое было "отделено от первых литературных его опытов промежутком в 25 лет. Приёмы его творчества за это время могли измениться и усовершенствоваться". При чём тут приёмы, если речь идёт о вполне конкретных фактах? В том числе касающихся жизни самого Нестора. Он что, за 25 лет лучше узнал, к кому из настоятелей пришёл в монастырь?
Так что от Нестора, как первого летописца, вполне можно отказаться. Скорее, следует признать, что его имя попало в заголовки некоторых летописей позже, когда настоящего автора уже забыли. А Нестор благодаря своим произведениям, в которых не забывал себя упомянуть, был известный "литератор". Кому, как не ему, оставалось приписать создание летописей? Что и сделали некоторые переписчики и продолжатели. Отметим: не все. В целом ряде летописей имени Нестора в заглавии нет.
Далее было доказано, что Сильвестр мог быть не более чем переписчиком летописи, но никак не её продолжателем. Ну хотя бы потому, что его приписка ("Игумен Сильвестр святого Михаила написал книги эти летописные…") есть в конце Лаврентьевской летописи, где стоит после неоконченной летописной записи 1110 года. А Ипатьевская, в которой погодная статья доведена до конца, её не содержит. Теперь же большинством, пожалуй, исследователей признаётся: Ипатьевская не просто восходит к тому же прототипу, но и является более полным и старым его изложением. А. А. Шахматов полагал, что позднейшие редакторы дописывали Лаврентьевскую летопись, создавая из неё Ипатьевскую. Или даже пользовались разными редакциями ПВЛ. Нынешние историки, особенно после работ М. Х. Алешковского, резонно замечают: проще предположить сокращение, чем расширение. Тем более по тексту видно: Лаврентьевская летопись более сухая и менее подробная. Что же, считать, что древний автор Ипатьевской летописи специально разукрашивал текст и при этом выдумывал факты? Гораздо логичнее признать: человек, писавший Лаврентьевскую летопись, делал выжимки из полной версии, оставляя только основное.
Заметим, что Алешковский был ещё более категоричен. "Текст Повести временных лет в Лаврентьевской летописи представляется… результатом сокращения того текста, который сохранился в Ипатьевской летописи. Это сокращение не носит редакторского характера, не закономерно, не является результатом намеренного редактирования и, возможно, появилось не в XII в., а позднее и в результате не одного, а нескольких переписчиков", – писал он. То есть он Сильвестра вообще никаким редактором не считал, только переписчиком, да и то одним из многих.
И уж тем более проблематичным надо признать наличие третьего редактора. Его и раньше-то различные историки отождествляли с различными персонажами. Так, Б. А. Рыбаков считал его "Василием, мужем Святополка Изяславича", М. Х. Алешковский – "новгородцем Василием, внимательным читателем Хроники Амартола", и так далее. Теперь его существование вообще берётся под сомнение.