Книжка заканчивалась вместе с заправленной постелью и утренним кофе. Дальше была пустота. И чем её заполнять Катерина не знала. Хорошо, если к утреннему моциону мужчины уже не было в квартире. Но иногда они задерживались, и всё становилось каким-то чужим. Неприятным. Липким. Не хотелось ни до чего дотрагиваться, чтобы не испачкаться и не идти снова в душ. Произнесённые слова были пусты и лживы. Они звучали неестественно. Им даже не хотелось звучать, поэтому они произносились как-то впопыхах, сумбурно, не проговаривая окончаний, и начинались беззвучно. Приходилось всё время переспрашивать:
- А? Что ты сказал?
- Не понял…
- Я не расслышала…
Так случалось не один раз. Именно эти моменты оказались наиболее сложными. Когда, казалось, уже нет тайн от партнёра. Но их, вопреки здравому смыслу, становилось на порядок больше. То, что раньше было понятно и просто, вдруг становилось совершенно закрытым для разговора. Темы, которые лихо обсуждались под общий смешок, утром могли ужалить вновь появившимся в них неожиданным смыслом. Минное поле чувствительных моментов расширялось, не давая идти навстречу друг другу. Ну а дальше-то что? Рано или поздно страница заканчивалась, и надо было переключаться на повтор? Заводить пластинку сначала? Менять партнёра?
Она приводила следующего, надеясь проснуться с ним не на минном поле, а в уютном гнёздышке. Но всё повторялось.
Она уставала от книжных указаний, которые рано или поздно заканчивались, бросая своего ведомого на произвол судьбы и не давая парашюта. Хотелось просто что - то спросить для души и услышать ответ. Не переспрашивая. Ясный спокойный ответ, произнесённый не по инструкции, а тихим, уверенным голосом. Не в танце, а просто стоя рядом и глядя в глаза.
И вот сейчас, сидя рядом со Стасом перед журнальным столиком с коньяком и шоколадными конфетами, ей показалось, что она нашла что-то безвозвратно утерянное ранее. То, что дарило её душе уют. И от этого осознания стало неспокойно на душе. Беспокойство проникло в мозг. И оттуда вылез страх за построенные в голове схемы. Возможно не те, которые были нужны, но они работали. И жизнь продолжалась! Катерина могла на них опереться. Они придавали ей уверенность в собственных поступках. Вдруг, то новое, что она почувствовала в себе, разрушит искусственное настоящее, ничего не построив взамен? И снова пустота…?
На время ей удалось заглушить эти мысли внутри себя и забыться. Она постаралась вновь почувствовать образовывающийся в ней самой уют. Выпила ещё коньячку, закусила лимоном. Ощутила, как он приятно жжёт, стекая по горлу в пищевод. Как затем теплом расширяется в груди. Стас сидел рядом. Он что-то бубнил едва слышное и монотонное. Казалось, что он напевал старую азиатскую песню наполненную гулом степного ветра, не знающего преград…
А потом, вдруг, она оказалась в какой - то общественной бане.
Той, куда когда-то ходила с бабушкой и тётей. В старых домах не было ванн и горячей воды. Приходилось каждую неделю вместе с родственниками идти целый квартал до ближайшей бани. С мраморной лестницей, белыми статуэтками в нишах и коваными перилами, которые как лианы закручивались от низа вверх на несколько этажей. Вокруг невидимого пустотелого столба усиливающего эхо поднимающихся по лестнице шагов. Стас тёр её спину мыльной мочалкой. А мимо ходили обнажённые мужчины и женщины, гремя металлическими тазиками и обливаясь водой. Тут - то она и начинала чувствовать, что помимо мочалки к её заднице прижимается ещё что-то. Постепенно твердеет и начинает упираться между ягодиц, пытаясь идти глубже. Далее всё происходило в нарастающем темпе. Вокруг начинали слышаться стоны. И уже мочалки начинали шлёпать как-то по-особенному, и вода из крана лилась мимо тазиков, а душ направлялся совсем не по назначению…
- …Вот так помылась, думала Катерина, - и на фига мы со Стасом попёрлись в эту баню? И выбрали именно ту, в которую я ходила, когда училась в институте.
Она вспомнила, как семенила с бабушкой и тёткой, прижимая к бедру огромный алюминиевый таз, раскачивающийся в такт движениям и больно трущий бок. Недовольно шуршащий внутри полиэтиленовым пакетом с мочалкой мылом и сменным нижним бельём. Шли по тротуару вдоль широкого проспекта. И надо же было такому совпасть, что в соседнем здании, состоящем из нескольких корпусов, размещалось военное училище. Без перерыва курсанты строем маршировали вдоль стен из одних дверей в другие. По субботам они словно поджидали Катерину со свитой, для того чтобы строем пройти мимо. Что только не шептали ей встречные молодцы с хихикающими физиономиями. Казалось, что она шла голой, и их шутки намыливали ей голову, мочалили спину и вытирали именно те места, которые нравственность заставляла скрывать наиболее надёжно. Так, придя в баню, она уже чувствовала себя новорожденной, только что вышедшей из купели.
Катерина проснулась. Но глаз не открывала. Она безуспешно пыталась ощутить чистоту своего помытого тела. Под спиной прилипало, и она боялась пошевелиться, чтобы не послышалось пошлого хлюпанья или не дай бог иного неприличного звука. В искрящейся темноте она слышала, как рядом с диваном копошится со своей одеждой Стас. Сквозь одышку, однотонно бубня:
- Ты дома, отдыхаешь после бани, всё хорошо. Ты чувствуешь себя спокойно и уверенно. Сон становится обыкновенным. Всё плохое из памяти уходит. Остаётся только хорошее…
- Что хорошее? - думала Катерина. С каждой секундой, подробности, происходившие в бане, неумолимо поочерёдно стирались, словно исчезали в остаточном пару. Лица становились бесформенными и начинали походить на манекенов застойных времён со светлыми деревянными яйцами вместо голов. Звуки сливались и превращались в единый монотонный гул, как на крытом рынке и начинали затихать. Только само помещение, когда-то забытое, теперь стояло перед глазами, как много лет назад, совершенно не изменившись: с местами отколотой старой плиткой на тусклых стенах и ржавыми застывшими ручейками, ведущими к сливам в канализацию.
Неожиданно Стас умолк. Катерина прислушалась, не понимая, что произошло. И в этот момент ощутила на своих губах его нежный поцелуй. Она открыла глаза и увидела его лицо, раскрасневшееся, с большими чёрными зрачками, глядящими на неё с восторгом и мольбой.
- Ты изумительна, я не думал, что ты можешь быть такой - шептал он, в перерывах между поцелуями, покрывая прикосновениями своих губ её шею, щёки и грудь, теперь я знаю какая ты на самом деле! Отбрось свои комплексы. Просто будь, какая ты есть. Ты так стонала. Ты разбудила во мне зверя!
Катерине стало не по себе от его слов. Она попыталась вспомнить, чем же так могла удивить Стаса. Но к этому времени в памяти осталось уже только название случившегося сюжета - прилюдный секс в бане. Без каких либо конкретных моментов. И только на фоне всего произошедшего, Стас казался ей каким-то спасителем, которому она доверилась в этой жуткой оргии, как единственной опоре во всеобщем хаосе любовных утех. И теперь ощутила, как он вынес её оттуда, словно царевич возлюбленную из царства злодея. Только ему она могла теперь безраздельно доверять.
Куда-то пропала напряжённость, вызываемая необходимостью найти очередной вид поведения. Проанализировать реакцию партнёра и найти правильное решение. Внезапно она почувствовала в голове пустоту, отсутствие той вечно выстраиваемой пирамиды из схем. Но это была уже совсем иная пустота. Та, которая когда-то уже заполняла её. Пустота блаженства и беззаботности рождённая сердечной любовью и нежностью. Ей захотелось положить голову на плечо Стасу и представить, как она провожает его до дверей. Увидеть в проёме крепкую настоящую широкую мужскую спину. Чёрную. Как раньше. Но уже не дать ей уйти. Броситься вдогонку. Побежать. Обхватить. Прижаться. И больше никогда не отпускать.
Глава 22. Суета
На работе была суета. Начальнику отдела пришла в голову идея наградить руководителя управления уголовного розыска орденом "За мужество". А поскольку сам он очень редко появлялся на работе, разъезжая по личным делам на своём красивом джипе, то поручил организовать это дело своему заместителю Шапкину Петру Ивановичу. Старому подполковнику, отдавшему службе почти тридцать лет.
- А почему бы и не наградить? - говорил шеф, - Маслов Константин Васильевич, хоть на вид и хмурый руководитель, но дело своё знает! Управление сильное. Свои позиции держит! Вклад в борьбу с преступностью вносит! К тому же ему исполняется сорок пять! Вот обрадуется!
Шапкин соглашался, кивал головой, но ему хотелось двигать головой совсем в ином направлении.
- Какой бардак! - сокрушался он про себя, слушая своего молодого начальника. Награды стали поздравительными побрякушками к праздникам, но вслух ответил, - Есть!
Закипела работа. Оформление поручили Стасу. Тот пошёл в управление кадров и взял послужной список. Почитал его. Ничего интересного. Всё как обычно. Родился в Ленинграде, закончил ВТУЗ при Ленинградском Металлическом заводе.
- "Все Тупицы Уже Здесь", - вспомнил Стас юношескую расшифровку аббревиатуры этого вуза. Дело обычное. Почти у каждого ВУЗа было своё шуточное определение. Про курсантов инженерного училища имени адмирала Макарова (ЛВИМУ) говорили: "Чтоб познать морскую силу, бог создал курсанта ЛВИМУ". Про будущих полярников Арктического училища: "Как терять морскую славу вас научат только в ЛАУ".
Кого только в милицию не направляли по комсомольским путёвкам.
Стас читал личное дело дальше. Получалось, что Маслов был совсем незаметной фигурой. Благодарности, пара грамот. Зацепиться не за что. Странная скромность вызывала подозрение. Как это дослужившись до начальника управления, он не побывал ни в Афганистане, ни в Чечне? Как ему это удалось? Данные странности возбудили у Стаса оперской инстинкт. Он решил для начала посмотреть на своего клиента. Взяв пустую папку, пошёл к нему в приёмную. Сел на стул рядом с ожидавшими офицерами. Их было человек пять. Из разговоров он понял, что все сидят уже давно, нетерпеливо посматривая на часы. Звонили своим водителям, чтобы те продолжали ждать. Давали по телефону указания в руководимые ими подразделения.
Приёмная была похожа на штаб революционного восстания, откуда каждый отдавал по телефону приказы. Подчинённые отзванивались о выполнении, и получали новый приказ. Прошло полчаса. За это время подошли ещё человека три и, поскольку свободных стульев не было, встали посреди приёмной. Смущаясь, переминались на месте, не зная то ли к секретарше повернуться задом, то ли к двери начальника управления.
Секретарь, симпатичная молодая девушка только разводила руками:
- Просил не беспокоить, у него экстренное заседание.
- Так он же сам назначал на это время, - тихо возмущались офицеры.
Секретарша пожимала плечами и, уткнувшись в монитор компьютера, продолжала лазить по интернету.
Наконец послышалось открывание внутренней двери и довольный хохот выходящих. Все в приёмной встали и вытянулись по стойке смирно. Наружная дверь отворилась. Сначала появился блестящий пиджак, обтягивающий, круглый словно шар, живот. На офицеров пахнуло коньяком и дорогим мужским одеколоном. Лоснящаяся улыбающаяся физиономия была ещё повёрнута внутрь кабинета и офицеры видели только маленькое завёрнутое красное ухо почти без извилин внутри и лысый со складками на шее череп. Мужчина был невысокого роста. Обернувшись, упёрся взглядом в полковничьи погоны ждущих офицеров. Вздрогнув от неожиданности, он сделал серьёзное лицо и окончательно вышел в приёмную. Сразу направился на выход. По дороге бросив секретарше через плечо:
- Машенька, мы не прощаемся, вечером привезу, что обещал!
За ним появилась спина мужчины в чёрном костюме, стянутые назад волосы, перехваченные резинкой, образовывали небольшую косичку длинной и толщиной с указательный палец.
Стас вспомнил, что иногда слышал разговоры сотрудников, где они кого-то называли "косичкой". Теперь он понял кого. Мужчина явно не хотел выходить. Он продолжал стоять между двух дверей и предположительно ковырялся с замком. Наконец ему это надоело и он, чертыхнувшись, вышел к офицерам.
- Маша, позвони коменданту, пусть пришлёт слесаря. Что-то с замком непорядок.
Не замечая стоящих в кабинете сотрудников, прошёл сквозь них к столу секретарши и положил ей на стол ключ.
- Я на обеде, - сказал он ей.
- Товарищ полковник, Константин Васильевич… - сумбурно зарокотало со всех сторон. Но тут же затихло, стоило ему повернуть голову.
Начальник управления остановился и медленно обвёл всех взглядом, как будто впервые увидел. Словно только сейчас рассмотрел стоящих вокруг него офицеров с портфелями и папками подмышками. Большинство из них были выше ростом, но образовав круг, похожий на бублик, они словно стали меньше ростом.
- У меня же обед, вы, что не в курсе который час? - сказал он невозмутимо.
- Константин Васильевич, вы мне назначали, у меня срочное донесение… - начал было один из офицеров с интонацией просителя.
- Вечно у тебя донесения, только донести не можешь! Или не туда носишь? Вот после обеда и донеси! - засмеялся своей остроте начальник управления.
В приёмной послышался общий благодарный боголепный смешок офицеров. Все заулыбались шутке своего начальника.
Стас почувствовал омерзение. Эти старшие офицеры, большинство которых прошли горячие точки натужно выдавливали из себя подобострастные смешки.
Быть может они и воевали так? - подумал Стас.
Теперь он увидел начальника управления воочию. И это не принесло ему радости.
Вернувшись на своё рабочее место, он снова занялся бумагами. Их накопилось великое множество, и нужно было нести на подпись. Стас аккуратно сложил всё в папку и понёс к своему начальнику. Ходюк был на месте и, просмотрев документы, подписал. А затем позвонил в приёмную генерала Фёдорова.
- Александр Яковлевич, я по вашему указанию уезжаю в администрацию. Разрешите, к Вам подойдёт наш сотрудник подписать документы?
И услышав утвердительный ответ, кивнул Стасу, чтобы тот шёл.
Приёмная генерала была небольшая. В ней никого кроме секретарши не было. Девушка слушала музыку, разыскивая нужные файлы в компьютере.
Стас сказал, что ему назначено и девушка созвонилась с шефом. Положив трубку, она сказала:
- Проходите!
Стас прошёл. Генерал Фёдоров сидел вполоборота за огромным столом в конце большого кабинета и смотрел в окно. Объёмное кожаное кресло было такое мягкое, что казалось оно, вот-вот, проглотит своего хозяина.
- Товарищ генерал, разрешите документы на подпись? - войдя, произнёс Стас и встал по стойке смирно.
Кресло бесшумно повернулось.
- Ты кто? - спросил Фёдоров ленивым голосом, словно его только разбудили.
- Начальник наградного отдела приказал занести Вам на подпись, - отрапортовал Стас.
- Ах да! - ответил генерал, - ну проходи. Давай документы.
Стас подошёл и положил папку на стол прямо перед ним.
Генерал достал из кармана очки, нацепил их на нос и стал просматривать один документ за другим, ставя подпись.
Периодически, откладывая документ, смотрел за окно. Потом снова брал его в руки и лениво переворачивал страницы. Стас от нечего делать, стал обозревать всё вокруг. Он увидел, что за окном генерала прикреплена кормушка для птиц, на которую он видимо и смотрел. На стенах были развешаны портреты министров и руководителей главка, предшественников нынешних. На стеллажах стояли кубки и грамоты в деревянных рамках. Сбоку в стенном шкафу была слегка приоткрыта дверца. На одной из полок виднелась початая бутылка коньяка в окружении стопок и половинка лимона на блюдце. Ниже стоял кофейный сервиз.
Прошло минут тридцать, заполненных сопением генерала шорохом листаемых страниц, и прерывистым поскрипыванием пера.
Генерал снова стал смотреть за окно. На кормушку села небольшая птичка с красной грудкой и полосатой головкой. Стала клевать зёрна. Она заинтересовала генерала и он, отложив в сторону очередной документ, стал внимательно за ней наблюдать.
Стас устал стоять, переминаясь с ноги на ногу. Теперь, когда генерал увлёкся птицей, он решил присесть на краешек стула.
Фёдоров продолжал смотреть на птицу. Его явно заинтересовала её окраска, и он пытался разглядеть её подробней.
- Да, - задумчиво произнёс генерал, - у каждого в этой жизни своя кормушка. И хорошо если она есть. Так капитан?
Он повернулся к Стасу и увидел, что тот сидит.
- Ты что, устал? - недовольно спросил он.
Стас немедленно поднялся, но промолчал.
- Не устал в кабинете штаны протирать? - уже более громко спросил Фёдоров, - вас бы дармоедов всех на передовую, да в окоп. Посмотрел бы, как в угрозыске пашут. Интонация его голоса с каждой последующей фразой становилась резче, громкость повышалась.
Стас хотел сказать в оправданье, что он сам из оперов. Но видя, как генерал сам себя заводит, промолчал.
Видя, что ему не перечат, Фёдоров резко замолчал.
Он снова посмотрел в окно - птица улетела.
- Ну, всё! - сказал генерал разочарованно, отодвигаясь от стола.
Стас взял стопку подписанных документов. На столе оставалось ещё несколько листков без подписи.
- А с этими что, товарищ генерал? - спросил Стас.
- Ничего, подпишу позже! - ответил он, продолжая смотреть в окно.
Стас не понял принятого решения.
- Товарищ генерал, может нужно что-то по ним пояснить? - произнёс он.
- Не надо ничего пояснять. На сегодня лимит исчерпан. Больше я документы не подписываю, - твёрдо сказал он, сняв с носа и укладывая в футляр очки.
- Товарищ генерал, остались четыре наградных документа на сотрудников, прибывших из годичной командировки в Чечню. Мы хотели ко дню Милиции успеть их поздравить!
- Поздравите в другой раз! - раздражённо произнёс Фёдоров, я же сказал, сегодня документов больше подписывать не буду! Я устал. Идите!
- Есть! - сказал Стас и собрав документы вышел в приёмную.
Он впервые был у этого генерала и недоумевал.
Секретарша, увидев растерянный вид Стаса, спросила:
- Что отказал?
- Часть документов не подписал! - пожаловался он, - сказал, что устал.
- А ты что, первый раз? - заулыбалась девушка, - Он у нас такой!
И тихо добавила, наклонившись через компьютер к Стасу:
- "Самодур с прибабахом"! Этот ещё ничего, другие генералы похуже будут!
Стас огорчённо побрёл к себе. Настроение было испорчено, поскольку задание шефа не выполнено до конца. Но приехавший Ходюк не унывал:
- Часть не подписал? Ничего я завтра к нему пойду, подпишет остальное. Главное, чтоб впереди меня не очень большую пачку ему подбросили!
Рабочий день заканчивался, и надо было ехать на другую работу. Мысль об этом радовала Стаса.