Если же этого не происходит, трения усиливаются, поскольку описанные действия вызывают контрмеры, которые к улучшению ситуации не приводят. Тогда принимается тактическое решение - стадия, на которой вероятность войны неуклонно приближается к 100 %, она становится неизбежной. К ее ведению готово все: армия, экономика, пропаганда, дипломатия, "пятая колонна" в тылу противника (если таковая имеется). Сроки нападения могут переноситься, но рано или поздно оно состоится. Даже переворот в стране, которой угрожает экспансия, не может изменить ситуацию - тогда войска потенциального агрессора занимают ее без боя.
Опробуем предложенную схему на деле.
Стратегическое решение о войне против Австрии и Чехословакии Гитлер "озвучил" на совещании высших политических и военных руководителей рейха 5 ноября 1937 г. Этому предшествовала директива военного министра Вернера фон Бломберга "О единой подготовке вермахта к войне" (вступала в силу 1 июля 1937 г.), часть которой (план "Грюн") гласила: "Предвосхищая крупномасштабное вторжение превосходящих сил антигерманской коалиции, вермахт наносит молниеносный превентивный удар по Чехии" (18). Директива исходила из того, что "откровенно враждебные антигерманские действия предпримут Франция и Россия", связанные оборонительным союзом с Прагой и друг с другом. Тем же документом предусматривалась интервенция в Австрию (план "Отто"); специально оговаривалось, что "не предусмотрено одновременное проведение операций по плану "Отто" и "Грюн"".
В общем, это была типичная штабная разработка.
Сохранившееся резюме (не протокол и не стенограмма!) совещания 5 ноября, составленное 10 ноября по памяти адъютантом фюрера от вермахта полковником Фридрихом Хоссбахом, со времени Нюрнбергского процесса рассматривается официальной историографией как одно из главных доказательств агрессивных намерений Германии; им открывается советское издание "Документы и материалы кануна Второй мировой войны" (19). Историки-ревизионисты, будь то германофоб Тэйлор или германофил Валенди, давно обращали внимание на сомнительный характер этого источника (фотокопия с машинописной копии, подлинность которой отказался заверить после войны сам Хоссбах; оригинал, переданный Бломбергу, был утрачен) и, привлекая другие документы, делали вывод, что Гитлер говорил больше о возможном ходе событий и о своих идеях, нежели о решениях (20). Ладно, примем "протокол Хоссбаха" всерьез. По интересующему нас вопросу в нем говорится: "В целях улучшения нашего военно-политического положения в любом случае военных осложнений нашей первой задачей должен быть разгром Чехии и одновременно Австрии, чтобы снять угрозу с фланга при возможном наступлении на запад". Отмечу, что это рассматривалось как перспектива на 1943–1945 гг.
12 февраля 1938 г. Гитлер в резкой форме потребовал от австрийского канцлера Курта Шушнига политических уступок, включая полную легализацию нацистской партии и допущение ее к управлению государством. Политическое решение о войне было наготове, но канцлер временно отступил: 16 февраля он назначил приемлемого для Германии Артура Зейсс-Инкварта (кстати, своего бывшего сослуживца по Первой мировой войне) министром государственной безопасности и вернул в состав кабинета пронацистски настроенного отставного генерала Глайзе фон Хорстенау. Тем не менее, выступая 20 февраля в рейхстаге, Гитлер делал угрожающие намеки в адрес Чехословакии и Австрии, которую давно хотел "воссоединить" с рейхом, но без применения силы. Зейсс-Инкварт готовил почву для мирного аншлюса, но Шушниг смешал все карты, назначив на 10 марта плебисцит по вопросу "независимости" Австрии. В тот же день Гитлер принял тактическое решение, ультимативно потребовав отказаться от плебисцита и одновременно приказав вермахту вступить на территорию Австрии. 11 марта необходимые распоряжения были отданы. В тот же день в Вене Зейсс-Инкварт сместил Шушнига, стал канцлером и официально "попросился" в рейх. Аншлюс состоялся без войны.
С Чехословакией было сложнее. Успех аншлюса, вызвавший панику в Праге, побудил Гитлера ускорить "принятие мер". 28 марта он беседовал с лидером судето-германцев Конрадом Генлейном, обещав полную поддержку его движению. За политическим решением последовали приказы по вермахту. Оглашенные 24 апреля "Карлсбадские требования" о полной автономии судето-германцев, которых фюрер объявил находящимися под покровительством рейха, обострили ситуацию, когда их стали поддерживать все другие силы, оппозиционные режиму президента Эдуарда Бенеша. Тому пришлось пойти на уступки, однако накала страстей это не убавило. Воспользовавшись непроверенной информацией о концентрации германских войск на границе, пражское правительство 20 мая объявило мобилизацию и было поддержано французскими и британскими представителями в Берлине. Вермахт к войне не был готов. Гитлер смирился с тем, что подготовка потребует времени, но его решимость довести дело до конца только усилилась. 30 мая он подписал исправленную директиву по плану "Грюн", в преамбуле которой говорилось: "Я принял непоколебимое решение уже в ближайшем будущем нанести удар по Чехословакии и разбить армию противника в ходе военной операции" (21). На основании тщательного изучения документов Дэвид Ирвинг сделал вывод, что окончательное тактическое решение было принято 25 мая (22).
Стратегически оккупация "остаточной Чехии" была решена сразу после Мюнхенского соглашения. В ходе территориального размежевания Берлин предъявлял все новые требования, а на любое промедление в исполнении отвечал угрозами. Чехо-Словакия, как стало официально называться это государство, старалась проводить прогерманскую политику, но была обречена. О своих намерениях Гитлер открыто говорил чешскому министру иностранных дел Франтишеку Хвалковскому, посетившему Германию в середине октября 1938 г., а затем в январе 1939 г. После второго визита фюрер принял политическое решение, "оркестрованное" кампанией в прессе и активизацией всех сепаратистских движений. 10 марта чешские войска вошли в Братиславу; "мятежный" словацкий премьер Йозеф Тисо был отстранен от должности. Тактическое решение не заставило себя ждать. 12 марта Гитлер подписал приказ о приведении войск в полную боевую готовность и вступлении на территорию Чехо-Словакии 15 марта. Драматический приезд президента Эмиля Гахи и Хвалковского в Берлин поздно вечером 14 марта предотвратил кровопролитие, но не оккупацию страны. Примерно так в 1939–1940 гг. приезжали в Москву премьеры и министры иностранных дел прибалтийских стран…
Те же этапы прослеживаются в польской кампании. Переговоры в начале января 1939 г. с министром иностранных дел Юзефом Беком, говорившим о дружбе, но отказавшимся удовлетворить германские требования, заставили Гитлера задуматься над перспективой войны, готового плана которой у Германии не было. Фюрер распорядился его составить, но военные как будто не торопились. 31 марта британский премьер Чемберлен объявил о гарантиях Польше, к которым присоединилась Франция. 3 апреля главнокомандующие видов вооруженных сил рейха получили предварительный вариант плана войны с Польшей ("Вайс"). 11 апреля Гитлер утвердил "Директиву о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939–1940 гг."- политическое решение было принято. Далее известный сценарий, включая разрыв 28 апреля германо-польского соглашения 1934 г. (а заодно военно-морского соглашения 1935 г. с Великобританией). Принятие тактического решения было связано с достижением взаимопонимания с Москвой. Его можно датировать промежутком между 2 августа (беседа Риббентропа с Астаховым) и 12 августа (встреча Гитлера и Риббентропа с Чиано). 14 августа Гитлер собрал командующих родов войск в Бергхофе, а Риббентроп сообщил в Москву, что лично отправится туда на переговоры.
Теперь попробуем проследить основные этапы принятия Гитлером решений о войне с Россией.
Диктуя в конце войны Мартину Борману "политическое завещание", фюрер назвал три даты: июль 1940 г., "как только я понял, что Британия полна решимости стоять до конца"; конец сентября, "в самую годовщину Московского пакта" о дружбе и границе; середина ноября, "сразу после визита Молотова в Берлин" (23).
С первой датой все ясно - это время принятия окончательного стратегического решения; окончательного - потому что стратегия Гитлера всегда предусматривала "поиск жизненного пространства на Востоке".
На июльское решение повлияли следующие факторы: быстрый разгром Франции, радикально изменивший баланс сил на континенте; приход к власти Черчилля, означавший, что шансы на мир с Великобританией равны нулю; стремительная и, главное, синхронная аннексия Советским Союзом Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины. Последний фактор был главным. Пока Гитлер вооруженным путем "решал проблемы" на Западе, Сталин мирным путем, точнее без военных действий, решал аналогичные "проблемы"… тоже на Западе, на восточные границах рейха. Гитлера беспокоили не столько экспансионистские аппетиты соседа, сколько синхронность действий. Пока Германия была занята полноценной войной, СССР без выстрелов, путем силового нажима сдвигал свою границу.
Как убедительно показал Дэвид Ирвинг, Гитлер ни в 1940 г., ни тем более в 1941 г. не собирался завоевывать Великобританию (операция "Морской лев"). Во-первых, он никак не мог распроститься с юношеской мечтой поделить мир между двумя великими "нордическими" империями. Во-вторых, стал опасаться действий Сталина у себя в тылу - прежде всего, в Румынии. Придя к выводу, что военное решение проблем в отношениях с Москвой допустимо, 31 июля в Бергхофе он объявил об этом командованию вермахта. С этого момента началось планирование русской кампании. Гитлер учитывал и то, что армия - особенно находящаяся на подъеме и вдохновленная успехами во Франции - после некоторого отдыха нуждалась в новом противнике, чтобы не потерять боеспособность. Оставался Средиземноморский театр, боевые действия на котором начались с вступлением Италии в войну. Однако итало-германское военное сотрудничество, как известно, не задалось с самого начала.
Вторая дата вызывает вопросы. Одно объяснение напрашивается само собой: 27 сентября был заключен Тройственный пакт, направленный против СССР. Однако предпринятое нами исследование показывает полную несостоятельность этой версии: бывшее основой пакта сотрудничество Германии и Италии, с одной стороны, и Японии, с другой, становилось возможным только при участии или как минимум благожелательном нейтралитете Советского Союза. Кроме того, участие Москвы в согласованных действиях (пусть даже не военных) против Британской империи давало шанс поставить Лондон на колени - с учетом того, что сделать это путем войны в воздухе не удалось. Ссылка Гитлера на эту дату представляется неубедительной. Нового решения не было; прежнее осталось в силе.
Политическое решение о войне против СССР было принято после визита Молотова, точнее, после получения советских контрпредложений от 25 ноября. Кейтель писал: "Гитлер так и не отдал приказ о начале подготовки к войне, поскольку ждал официальной реакций Сталина на встречу в Берлине" (24). "Неуступчивость" Москвы была главной, но не единственной причиной. Фюрер был обескуражен неудачей своего плана создать "континентальный блок" в Европе с участием Франции и Испании, а также греческой кампанией Муссолини, которая только осложнила положение стран "оси". 5 декабря начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Франц Гальдер представил Гитлеру операционный план наступательной войны против России. 18 декабря фюрер подписал Директиву № 21 (план "Барбаросса"). Вероятность новой войны стремительно приближалась к ста процентам, что сопровождалось красноречивыми акциями, вроде задержки встречи нового полпреда Деканозова с Гитлером для вручения верительных грамот. Замечу, что армейское руководство заняло пассивную позицию, не поддерживая курс на гибельную для Германии войну на два фронта, но и не высказываясь открыто против него (26).
Когда Гитлер принял тактическое решение? Полагаю, что в конце февраля - начале марта 1941 г. В феврале активизировалась британская дипломатия в Турции и Югославии. Белградское правительство склонялось к тому, чтобы присоединиться к Тройственному пакту; это уже сделали Венгрия, Румыния и Словакия, а 1 марта Болгария - ответ на требования Сталина о ее переходе в советскую сферу влияния. Югославская оппозиция начала зондировать почву в Москве через посланника Милана Гавриловича. 17 марта Гитлер исправил план "Барбаросса", сократив до минимума участие "союзных" войск, которые считал ненадежными. 25 марта Югославия официально присоединилась к "оси", но через два дня принц-регент Павел и кабинет Драгиши Цветковича были свергнуты при непосредственном участии английской разведки. Новое правительство генерала Душана Симовича сразу же попросило у СССР помощи, направив специальным эмиссаром в Москву отставного полковника Божина Симича. Любопытная подробность: в 1914 г. Симич, как и Гаврилович, был членом террористической организации "Черная рука", стоявшей за убийством австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда и спровоцировавшей Первую мировую войну (27). 30 марта в рейхсканцелярии состоялось совещание "в связи с предстоящим открытием Восточного фронта". 5 апреля был подписан советско-югославский договор о ненападении. "Ни одно действие русских между 1939 и 1941 гг. не вызвало у Гитлера такого неподдельного гнева, как договор с Югославией, - утверждал Хильгер. - Ничто так прямо не способствовало окончательному разрыву, и Сталин должен был это понимать" (28). Ответом стал "блицкриг" против Югославии, которой Советский Союз помочь уже не мог.
Война стала неизбежной. Однако Гитлер не спешил оповещать об этом союзников, отделываясь намеками в разговорах с Чиано и Мацуока. Риббентроп предпринял последнюю попытку отговорить фюрера от самоубийственного нападения на Россию, о планах которого узнал только после югославской кампании. "Сам я желал во что бы то ни стало дипломатического выяснения вопросов с Москвой. Но Гитлер теперь отклонял любой подобный шаг и запретил мне говорить с кем-либо об этом деле: все дипломаты, вместе взятые, не смогут изменить ставшей ему известной русской позиции, но они могут лишить его при нападении важнейшего тактического момента внезапности. Фюрер просил меня занять для внешнего мира более четкую позицию в его духе. Он сказал, что однажды Запад поймет, почему он отклонил советские требования и выступил против Востока" (29). Из последних слов со всей очевидностью ясно, почему "континентальный блок" в итоге не состоялся и кто в этом виноват.
Говорить диктаторам стало не о чем, но любители сенсаций так просто не успокаиваются. Во второй половине 1960-х гг. маршал Жуков поведал Льву Безыменскому и Константину Симонову потрясающую историю о сообщении ТАСС от 13 июня 1941 г. по поводу слухов о германских претензиях к СССР, их отклонении и неизбежной войне. Слухи были опровергнуты как "неуклюже состряпанные пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны". Вот что рассказал маршал, в описываемое время возглавлявший Генеральный штаб РККА: "В начале июня… меня вызвал Сталин. Когда я вошел, он сидел за своим рабочим столом. Я подошел. Тогда он открыл средний ящик стола и вынул несколько листков бумаги. "Читайте", - сказал Сталин. Я стал читать. Это было письмо Сталина, адресованное Гитлеру, в котором он кратко излагал свое беспокойство по поводу немецкого сосредоточения, о котором я докладывал несколько, дней назад. "А вот ответ, читайте", - сказал Сталин. Я стал читать. Боюсь, что не смогу столько лет спустя точно воспроизвести ответ Гитлера. Но другое помню точно: раскрыв 14-го утром "Правду", я прочитал сообщение ТАСС и в нем с удивлением обнаружил те же самые слова, которые я прочитал в кабинете Сталина. То есть в советском документе была точно воспроизведена аргументация самого Гитлера" (30).
Можно ли этому верить?
Нет!
Почему?
"В архивах такой переписки не обнаружено, - пишет далее Л. Безыменский. - Но это ничего не значит". Очень даже значит! Расхожие ссылки на то, что документы уничтожены, стоят немного. Можно попытаться поверить, что уничтожены оригиналы писем. Но ведь кто-то их готовил, переводил, пересылал, передавал, хранил, принимал по описи! История с секретными протоколами к пактам 1939 г., когда нашлись сначала копии, а потом и подлинники, показывает всю, мягко говоря, слабость подобной аргументации. И почему помнил об этом только Жуков - свидетель, как показано историками, очень ненадежный - а все прочие забыли? Наконец, видимо, именно Гитлер подсказал Сталину (ТАССовский текст готовился как минимум при его непосредственном участии) такой аргумент: "Проводимые сейчас летние сборы запасных (частей) Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных (частей) и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год".
Вы в это верите? Я - нет.
Теперь читатель вправе задать автору вопрос: а почему ничего не сказано о подготовке СССР к войне против Германии? Как насчет операции "Гроза"?!
Советское военное планирование предвоенных лет, особенно 1939–1941 гг., долгое время оставалось тайной. В последние годы, когда опубликованы многие важные документы, интерес к этой проблеме особенно возрос. Появилось такое обилие работ - общих и частных, серьезных и нарочито сенсационных - что уследить за всеми я был просто не в силах. Поэтому ограничусь кратким изложением своей точки зрения.
Полагаю, что с приходом Гитлера к власти, прекращением "рапалльского этапа" советско-германских отношений и сотрудничества Красной Армии и рейхсвера, т. е. с 1933–1934 гг., Сталин считал войну с Германией реальной перспективой. Таким образом, можно говорить о стратегическом решении. Окончательно оно было принято, видимо, в конце лета - начале осени 1940 г., когда карта Европы радикально изменилась в ходе территориальной экспансии обеих стран. Напряженность, возникшая в двусторонних отношениях, могла заставить Сталина задуматься, куда дальше пойдет Гитлер и как он отнесется к "активизации" Советов на восточных рубежах рейха. Сталин предпочитал договариваться и поэтому принял ноябрьские предложения Риббентропа, но думал и о возможности войны, что видно из военных игр конца 1940 г. Сейчас на них ссылаются как на доказательство советских намерений совершить "освободительный поход" в Европу. Однако смешение военного планирования и решения о начале войны является либо ошибкой, либо фальсификацией.