Работа А. В. Багаева посвящена историческим событиям, сознательно искажённым историками, политиками, заинтересованными наблюдателями. Историческое расследование автора обнажает многие скрытые механизмы исторического процесса и проливает свет на биографии и реальную роль целого ряда персон - известных и не очень. Мир не таков, каким он кажется - этот тезис книга А. В. Багаева демонстрирует со стеклянной ясностью.
Предисловие: А. И. Фурсов
Содержание:
Предисловие 1
От автора 1
Вступление - Заблуждения в переводе 2
Книга 1 - МАКИАВЕЛЛИЗМ В ОРВЕЛЛИАНСКОМ МИРЕ 2
Книга 2 - В ЗУБЬЯХ КАПКАНА: БЕЗ ПРАВА НА БИОГРАФИЮ 50
Эпилог 106
Библиография 107
Примечания 110
А.В. Багаев Презумпция лжи
Предисловие
Читатель раскрыл очень необычную книгу. Прежде всего, это блестящая работа, - одна из лучших, которые мне довелось прочесть за последние 10–15 лет. Она необычна как по форме, так и по содержанию, включая разнообразие последнего. По сути перед нами научное исследование, а точнее - расследование. По форме - нечто среднее между эссе и интеллектуальным романом на исторические и криптологические темы.
"Презумпция лжи" - это совокупность следствий по особо важным историческим делам, превращающаяся в систему, эффективно разрушающую исторические мифы, выдаваемые за историческую истину. А. В. Багаев убедительно опровергает миф о "макиавеллизме", демонстрируя, какие интересы сформировали этот миф и стоят за ним; миф о вандалах как варварах - крестоносцы, разрушившие Константинополь, были несравнимо большими варварами, но они - не славяне, не православные - свои для западной исторической традиции, а потому им прощают и даже романтизируют их. То же можно сказать о геноциде Византии по отношению к готско-славянской цивилизации с её арианской верой.
Рассматривая указанные фигуры и снимая одну за другой "семь одёжек и все без застёжек" лжи, укрывающие эти фигуры, А. В. Багаев формулирует важный вывод: "на практике отнюдь не из-за происков советской или какой-то там ещё "тоталитарной" пропаганды, а просто из-за наслаивающихся друг на друга искажений и пробелов в биографиях конкретных деятелей кукожится и дробится на всё менее понятные и потому всё более несвязные куски настоящая биография исторического события, в котором эти деятели играли значимые роли".
Один из наиболее интригующих сюжетов книги - получастная-полулюбительская разведка, созданная верхушкой британского общества в её интересах и укомплектованная её же представителями, - реализация классового (аристократического) подхода в одной, отдельно взятой сфере. Не менее интригующий сюжет - тесные контакты этой разведки с коминтерновской (не путать с советской!) разведкой. А между разведками - фигуры интерлокеров. В частности, всё та же Мура Будберг и, например, её связник и друг Дафф Купер. И - как тесен мир и как иронична история: правнучатый племянник Муры Ник Клегг был заместителем премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона, а правнучатый племянник Даффа Купера - сам премьер-министр Дэвид Кэмерон.
Да, жизнь хитрее и острее многих детективов и политических триллеров…
Не скажу, что меня убедила увлекательная, но весьма небесспорная расшифровка А. В. Багаевым знаменитой "исповеди Христиана Раковского", однако именно небесспорные вещи часто оказываются самыми интересными, равно как именно несогласие делает жизнь стоящей штукой (так говаривал мой хороший знакомый замечательный учёный Ференц Фехер). Кстати, именно несогласие как с липовыми, шитыми белыми нитками схемами, так и с намного более изощрёнными, внешне правдоподобными (и наукоподобными/наукообразными) интерпретациями движет А. В. Багаевым. Подобно андерсоновскому мальчику он говорит: "А король-то голый" - и сыпется ложь, и валятся бодигарды лжи, падает занавес и появляется Истина. И она далеко не всегда прекрасна. Как говорил Мартин Лютер, "Дух Истины болезнетворен… Ибо Истина нелестна. И он повергает в болезнь не просто того или иного человека, но весь мир. И уж такова наша мудрость, чтобы всё озлить, онедужить, осложнить, а не оберечь, опосредовать и оправдать, как если бы посреди чистого поля свободной, ясной и готовенькой стояла Истина". Чтобы это произошло, добавлю я вдогонку старику Мартину, нужно отстрелять бодигардов лжи - по снайперскому принципу: "один выстрел - один труп". Для меня книга А. В. Багаева - нечто вроде когнитивной снайперской винтовки. Жёстко? А не надо врать, тогда не придётся нестись в страхе от беспощадно занесённой бритвы - не Оккама, презумпции лжи.
Фурсов Андрей Ильич, директор Института системно-стратегического анализа, академик International Academy of Science (Инсбрук, Австрия).
От автора
Будучи по профессии переводчиком-международником, я вот уже скоро сорок лет имею дело главным образом с политической и исторической публицистикой. И ещё со временем выработал привычку записывать некоторые особо меня впечатляющие вещи, в основном в форме документальных зарисовок или рассказов от своего же первого лица. Ну и как-то так повелось, что первым читателем многих моих очерков часто становилась ныне уже покойная моя старшая сестра, имевшая прозвище "Сестричка".
А у Сестрички одно из любимых светских развлечений было - предлагать в компании друзей подумать, желательно вслух, и дать свой вариант ответа на заданный ею вопрос типа: "Кто, по-твоему, Писатель XX века?". Или: "Кто, по-твоему, Балерина ХХ-го века?".
Сколько-то лет назад сестра с мужем в очередной раз приезжали летом к нам в гости. В один из солнечных дней, как обычно, мы всей честной компанией отправились в какой-то неблизкий туристический путь на автомобиле и по дороге развлекали себя очередной Сестричкиной "загадкой" (выясняли, кто Комедийный киноактёр XX века). А потом как-то невзначай разговор перескочил на мой новый очерк который Сестричка накануне прочла на сон грядущий. И вот как она выразила своё первое впечатление:
"Если бы меня спросили, веком чего я назвала бы XX век, я бы ответила: Веком лжи."
И, подумав, добавила:
"Потому что мы его прожили, живя с презумпцией лжи в головах."
Какое-то время после этой Сестричкиной реплики мы ехали молча. И вот тогда-то, пока мы молчали, у меня в голове из моих переводческих рассказов начала складываться книга, которую с тех пор написал и предлагаю теперь на суд читателя.
Название для неё честно сохранил то, которое, сама не подозревая, подсказала Сестричка.
Вступление
Заблуждения в переводе
УЖЕ восемьдесят лет тому назад знаменитый датский лингвист Отто Есперсен в одном из своих выступлений говорил:
(В Европе) насчитывается 120 живых языков, и даже если не учитывать те, на которых говорят меньше 1 миллиона человек, то всё равно останется 38, используемых и как литературный, и как разговорный языки… Все они взаимочуждые, и случись двум представителям разных национальностей захотеть пообщаться между собой, то тогда, если только один из них не утрудит себя - а речь о действительно серьёзном труде и не выучит язык собеседника, или если оба они не выучат какой-нибудь общий для них третий язык, им неизбежно потребуется переводчик. О том, сколько таможенных пошлин собирается, когда границы пересекают различные товары, у нас статистические данные есть. А вот такой статистики, которая отразила бы, сколько всего времени и на каком протяжении тратится каждый год на переводы с одних языков на другие - у нас нет; хотя и очевидно, что бремя собираемых на границах интеллектуальных "таможенных пошлин" гораздо тяжелее, чем бремя пошлин материальных.
Данных об этих совершенно особых "пошлинах", наверняка выросших со времён Есперсена на порядки, нет, насколько могу судить, и по сей день. Хотя получить о них представление можно.
НАЧАТЬ проще всего с очевидного - с "пошлин" материальных.
Во времена, когда я работал штатным переводчиком-синхронистом в Секретариате ООН в Нью-Йорке - на рубеже 80-х годов прошлого века - платило нам международное сообщество в среднем 2 500-4 000 долларов в месяц (сегодня эту цифру можно смело умножать на три), а рабочий месяц у нас состоял из 90 рабочих часов. То есть стоила наша услуга в современном выражении примерно 70–90 долларов в час.
На любом заседании любого ооновского органа работало при этом 12 синхронистов - по два на каждый рабочий язык. И, значит, обходилось бесперебойное взаимопонимание между представителями всего человечества в одном конкретном комитете или на одной конкретной ассамблее не менее, чем в 840 долларов в час, или 5 040 долларов в день.
А таких комитетов и ассамблей только в штаб-квартире в Нью-Йорке могло работать одновременно и десять, и даже больше. Получается поэтому шестьдесят-семьдесят тысяч долларов в день, по самому минимуму, только в одной - хотя и самой крупной - международной организации и только в одной - хотя и самой напряжённой - точке планеты. И только на разговоры; а есть ведь ещё и документы, которые точно так же все переводятся.
Дальше, в принципе, можно было бы точно так же просчитать и остальные, побочные расходы; и не только в международных организациях, а и в международных корпорациях. То есть сосчитать главные статьи мировых материальных "таможенных пошлин", собираемых при переводе, можно - они на поверхности, и, судя по всему, составляют многие миллиарды долларов в масштабах всей планеты.
ОДНАКО ЛЮБОЙ, кто и впрямь возьмётся за подобную калькуляцию, сразу увидит, что на самом-то деле правильно всё сосчитать совсем не так просто.
Вот, например, началась одним ноябрьским утром 1981 года в Комитете Генассамблеи ООН, занимающемся правами человека, самая рутинная дискуссия. Одним из первых выступил наш тогда ещё советский делегат: посетовал на проволочку в осуществлении очередной программы по улучшению условий жизни в некой бедной стране, завершил с претензией на риторическое мастерство словами: "А воз и ныне там" - и отключил микрофон.
Через пару минут для внеочередного выступления попросил слова представитель Всемирной организации здравоохранения и с нескрываемой обидой за несправедливо раскритикованную ВОЗ подробно остановился на многих достижениях этой организации на упомянутом поприще. Закончил он, выразив искреннее недоумение, почему советская делегация эти очевидные всем заслуги недооценивает.
Ещё через пару минут внеочередного слова с правом на ответ запросил уже наш советский ритор - и не менее скучно стал разъяснять, что Советский Союз в общем и целом высоко оценивает усилия ВОЗа…
И так эта их перепалка могла бы продолжаться и дальше, но тут из нашей русской синхронистской кабины председательствующему передали записку следующего содержания (цитирую, естественно, по памяти):
В первом выступлении представителя СССР заключительный фразеологизм "А воз и ныне там", означающий вполне абстрактно "А движения вперёд не видно", был ошибочно переведён на английский, как "А ВОЗ по-прежнему не достигла никакого прогресса".
На том заседании, помимо нас, двенадцати синхронистов, присутствовало десятка три-четыре дипломатов с заработками, сопоставимыми с нашими, ну и ещё пол-дюжины человек занимались всевозможным обеспечением нормального хода работы. И, значит, по уже применённой выше методе можно предположить, что́ стоил человечеству этот безвозвратно потерянный и ну совсем для него бесполезный час - эдак тысяч пять долларов. По самому минимуму.
И по какой же статье "материальных таможенных пошлин" такой убыток проводить, а главное - как его вычленять и потом учитывать? Во всех-то главных точках планеты, во всех организациях и корпорациях? И как его вообще обозначать?
Я НЕ бухгалтер, не экономист и не финансист: профессионально могу разобраться только во второй, не-материальной части проблемы. И потому у меня, лично, реальный ответ есть лишь на самый последний вопрос "Как обозначать?". На английском языке хорошим вариантом показалось Lost in translation, а на русском посчитал эквивалентом - "Заблуждения в переводе". (По-французски: Egaré dans la traduction.)
Почему "заблуждения", а не как-то иначе? Потому что если прислушаться, то в этом слове звучат одновременно интеллектуальный тип "таможенных пошлин" и выразительная многозначность слова Lost. Ведь в переводе, в котором целиком или частично "потеряна" (lost) мысль оригинала, может "потеряться" уже в смысле "заблудиться" (get lost) и сам переводчик, а вслед за ним его слушатель или читатель. Вот эти разные "потеряния", все скопом, и можно с некоторой лингвистической иронией назвать: "Заблуждения".
А ЕСЛИ совсем честно, то стремился я при выборе варианта - уже даже не просто с иронией, а и с некоторым сарказмом - учесть ещё и многозначность слова "перевод".
Ведь говорим мы, и довольно часто: "Перевожу на русский", или "Перевожу с научного языка", или ещё как-то так, в смысле - "Объясняю человеческим языком и доходчиво". Есть в нашем представлении и понимании и такой "перевод": с русского на русский (и есть он точно так же у носителей всех известных мне языков). И этот "перевод" отнюдь не менее важен, чем перевод без кавычек, связан с ним напрямую и неразрывно, а распространён он и практикуется в мире в масштабах и вовсе на порядки бо́льших, чем моё родное ремесло.
Так что разговор с читателем я затеял, чтобы поговорить о переводческих заблуждениях (обоих типов), корнями уходящих в первую очередь в этот самый перевод с родного языка на родной. Потому что образующееся при пересечении этой границы "бремя интеллектуальных таможенных пошлин" уже точно никак не исчислимо, в деньгах во всяком случае. А по своей огромности оно обычным, связанным с "традиционным" переводом издержкам не просто не уступает; оно, по-моему, даже как-то очень весомо и потому тревожно их превосходит. Ведь довольно часто переводчики "заблуждаются" вполне осознанно и преднамеренно, и порой в результате одного такого намеренного "заблуждения" счёт потерянным может идти - и идёт - на миллионы людей. На десятилетия. И даже на целые народы и на века.
Что я и попробую показать.
Книга 1
МАКИАВЕЛЛИЗМ В ОРВЕЛЛИАНСКОМ МИРЕ
"Историк всегда исследует лишь осколки, но слишком часто эти обломки лежат возле монументов, возведенных властью… Мы ничего не знаем о ереси, разве что от тех, кто ее преследовал и травил, только по актам ее осуждения и опровержения… "
Жорж Дюби
Такие (не)простые стереотипы
ЗАБЛУЖДЕНИЕ всегда подстерегает нас и грозит каждому, кто возьмётся читать, слушать или формулировать сам любое рассуждение, построенное по принципу "чужой факт/аргумент/вывод - свой факт/контраргумент/вывод". Это - аксиома. Причём заблуждение не может быть хорошим - и это, наверное, тоже аксиома. Потому-то в жизни вообще, для тех случаев, когда любое заблуждение становится особенно нежелательным, мы и придумали иметь судей. Тех, кто одинаково внимательно и одинаково беспристрастно выслушает обе стороны и потом, взвесив все аргументы обвинения и защиты, примет ясное и недвусмысленное решение.
Называется это у нас - справедливый суд. Потому что только таким путём есть шанс сначала действительно разобраться в предмете спора и потом уж, на основании выясненного, вынести справедливое решение. Но вот в обычной нашей нормальной жизни, при любом чтении, слушании или высказывании о спорных - и уж тем более о "бесспорных" - предметах, когда мы как раз и выносим свои суждения и должны бы потому раз за разом выбирать справедливый и честный судейский подход к делу, такое добросовестное отношение случается совсем нечасто. Если вообще случается: всем некогда, у всех своя нетерпящая отлагательств жизнь.