Трудно сколько-нибудь точно определить число этих женщин, поскольку оценки всегда оказывались самыми разнообразными. Иногда количество амазонок кажется нам достаточно большим для того, чтобы опустошить целую страну, отчасти благодаря собственной организации, отчасти благодаря частым вылазкам, которые были необходимы в связи с большим числом воительниц. Ранние путешественники, правда, имели склонность преувеличивать военную мощь королей Дагомеи, так как эти изобретательные владыки любили простейшие хитрости. Их амазонки маршировали по плац-параду от глиняных ворот в женскую часть дворца, до соседней чащи, потом, скрываясь за деревьями, женщины возвращались назад и проходили по площади снова, образуя новое подразделение казавшегося бесконечным войска. Мы видим в этом иллюстрацию к одной из тех мгновенно возникающих стратагем, которые могут осенить людей, резко различающихся самим образом мышления. Мы видели эту хитрость в собственной стране, когда женщины Фиш-гарда, прикрывшись красными шалями, маршировали взад и вперед по холмам, чтобы обмануть французов. Поступок их считается у нас благородным, хотя мы и осуждали дагомейцев за подобный обман. Последний вполне можно уподобить уловкам экономного директора театра… некоторые даже негодовали. Однако мы действительно демонстрируем слишком большую наклонность к осуждению, граничащую вне сомнения с ханжеством. А ведь чаще всего мы имеем дело с данью, выплаченной пороком добродетели. А иногда, напротив, много чаще, чем это предполагают лишенные философской жилки умы, такая уловка может представлять даже ступень к более высоким поступкам. Недовольный существующим положением дел обращает внимание на внешнее, важным пренебрегают в пользу лучшего. А ведь этот "сухой остаток" может оказаться бесконечно более предпочтительным, чем сама вещь или ее сущность.
Таким образом, когда люди начинают сомневаться в том, что нравственность требует убивать рабов, для того, чтобы их можно было похоронить вместе с мертвым господином и чтобы мирское служение продолжилось призрачной шутовской пародией в Стране Теней; или когда сомневаются в том, что справедливо рубить голову военнопленному, чтобы "перевоплотить" его в незнающего устали часового, водрузив оскалившуюся голову на высокий шест над могилой или хижиной предводителя; таким образом, охваченные сомнением помещают в могилы глиняные куколки, раскрашенные изображения и даже целые рати фигурок мужчин, женщин и маленьких детей, изготовленные из коры, камня или других подходящих материалов, а потом выставляют на могиле в качестве стража высеченное из камня изображение вместо настоящего черепа или набитой сушеной травой снятой кожи - аналог начинает замещать подлинную вещь. Вне сомнения эти пустые формы оказываются подозрительно выгодными дня оставшихся в живых родственников, однако они являются существенным приобретением как с точки зрения потенциальных жертв, так и всего человечества. Поэтому, когда Его Дагомейскому Величеству приходится увеличивать численность поредевших отрядов собственных амазонок путем обмана, хитрость его только обнаруживает, что рост гуманизма или усталость (способная самым сильнейшим образом подвигнуть к добродетельным поступкам) сократили величину его голодного войска - на радость населению его собственной державы и к общему ликованию соседей, также превращая лукавство в инструмент усовершенствования реальности. Гуманность - хрупкая вещь, и чувство это редко бывает настолько сильным, чтобы отказаться от старой любви, прежде чем начнется новая.
Как мы уже говорили, Дагомея не является единственной страной на западном берегу Африки, пользовавшейся услугами амазонок в новейшие времена. Едва ли известный миру король Йоруба располагал столь внушительной дамской гвардией, что, по хвастливому утверждению этого монарха, взявшись за руки, его амазонки могли перегородить цепочкой все королевство; а при жизни Босмана марионеточный король Видаха распоряжался примерно 4000–5000 "жен", исполнявших приговоры его величества. Более того, мы имеем звено, соединяющее Западную Африку с центральной и восточной частями этого континента. Его нам предоставляет возвышенный отчет Пигафетты (Pigafetta) о многочисленных приключениях Эдвардо Лопеца, посетившего королевство Конго примерно в 1580 году. Описывая империю Мономотапа (Monomotapa), он утверждает, что в ее войске находились легионы воительниц. Пользовавшиеся высоким уважением, они с изрядной ловкостью владели луком и стрелами и, чтобы облегчить процесс стрельбы, прижигали правую грудь. Мы узнаем, что они "были очень быстрыми и ловкими, бодрыми и отважными, и очень хитроумными в стрельбе, но особенно и превыше всего проявляли предприимчивость и упорство в битве". Они пользовались военными хитростями, часто изображали бегство перед лицом противника, а потом встречали его лицом к лицу. Сталкиваясь с упорным сопротивлением, они разбегались во все стороны и, окружив врага, начинали теснить его со всех сторон. В соответствии с наблюдениями португальцев, женщины пользовались особой милостью у короля, и для них были отведены особые районы, где они выращивали своих дочерей, поскольку отсылали от себя мальчиков еще в раннем возрасте. Лопец сообщает, что на северо-востоке Конголезской Империи, "у истоков Нила", обитало ужасное племя гиача, или агага, гигантов, "питавшихся человеческой плотью", покрывавших шрамами свои губы и щеки с помощью раскаленного докрасна железа и находившихся в постоянной войне с конголезскими амазонками. Очевидно, те пытались проникнуть в более плодородную область под напором вторгнувшихся в их страну варваров, как пояснялось в начале этой главы.
Татуировки используются в основном как племенные и профессиональные знаки, первоначально связывавшиеся с тотемизмом, и украшение это служило для привлечения или устрашения (соответственно в любовных делах и военных занятиях), являясь естественным развитием системы. Древние легенды утверждают, что аннамиты, угнетаемые нападениями чудовищ со стороны моря и воздуха, стали татуировать себя так, чтобы напоминать драконов и рыб, чьими побратимами сделались в результате этого действия. Отсюда, вероятно, возникли удивительные драконы и рыбы, распространенные по всему Китаю и Японии. Человек видел в себе потомка свирепых животных и потому украшал свое тело рубцами, красителями или шкурами. Этим обусловлено использование шкур львов, леопардов и быков, плащей из птичьих перьев, одежд из змеиных шкур ливийских амазонок и удивительных нарядов из рыбьей кожи, которые используются в настоящее время приамурскими племенами. Любопытно, что при жизни Брюса некоторые суданские племена покрывали свои животы, бока и спину татуировкой в виде рыбьих чешуй. Царь-бог и бог-жрец восседали на тронах, снабженных лапами животных и птичьими когтями, присущими их звериным предкам, и после смерти часто изображались с телом льва или орлиной головой, чтобы подчеркнуть этот союз. Жречество и поклонники определенных богов покрывали свои тела символами этих божеств. Подобная практика рассматривалась как идолопоклонство, о чем свидетельствует книга Левит, где мы читаем (XIX, 28): "Ради умершего не делайте надрезов на теле вашем и не накладывайте на себя письмен". Плиний, повествуя о мосейни, обитавших возле Фемискиры, описывает их как племя, "делающее отметины на собственных телах", и утверждает, что даки также оставляли на собственных руках шрамы, свидетельствовавшие о происхождении и сохранявшиеся на теле новорожденных младенцев до четвертого поколения. Впрочем, Аристотель заявляет, что такие родовые отметины исчезали после третьего поколения. В отношении священной природы татуировок, образованных шрамами, месье Фуа заявляет, что тела дагомейских жрецов и жриц, в особенности поклонявшихся Змею и Грому, были покрыты жуткими отметинами. Одна из разновидностей татуировок представляла собой нечто вроде паутины, образованной кусками кожи, уложенными концентрическими кругами и образовывавшими подобие протянутых к центру нитей, создавая нечто вроде выступа на теле. Подобные знаки вне сомнения имеют символический характер и связаны с тайнами и колдовством. Татуировки часто рационализированы до предельно простой формы, в отличие от сложных рисунков обитателей Тихоокеанских островов или изображений на теле, принятых у американских индейцев. Например, тотем индюка у ленапе изображается отпечатком когтя. На западном побережье Африки рога антилопы замещаются двумя изогнутыми линиями (что принято также в Индии). Черепаха изображается в виде прямоугольника, из которого по бокам торчат четыре обозначающие лапы линии, и проведенная прямая черта символизирует хвост и голову. Существенная часть татуировок в Африке производится на губах и щеках, как было принято у нильских джагасов, или на лбу, груди и теле, как у суданских рыболовов, или на ногах, как у дагомейских охотников за слонами, и состоит из точек и линий, изогнутых или волнистых. Следует отметить, что повсюду широко используется гадательный предмет, похожий на увеличенную доску для триктрака с освященными фишками из пальмового дерева. Комбинация чисел, видимо, тесно связана с представлениями религиозных организаций - различными областями деятельности, числом богов, жреческой иерархией и так далее. Представление о священных числах мы находим у ассирийцев, связывавших Создателя, Анну с числом 60; Сина, бога луны, с числом 30; а лунную богиню Иштар с числом 15. Здесь угадывается связь с магией чисел, объявляющей священными числа три и семь, математическими фокусами разнообразных чародеев, черных и белых, вне сомнения рожденной из астрологии и ее практического применения.
Эхо этих событий донесено до нас падре Джованни Антонио Кавацци в написанной им увлекательной истории Эфиопии. Обращаясь к Конго, он говорит, что в 1640 году Ллинга, дочь скончавшегося короля, унаследовала власть отца, но была изгнана из страны, потому что отказалась подчиниться контролю португальцев. Тем не менее она явно была наделена тонким умом и нужными правителю - а также воину - качествами, поскольку, удерживая при себе большую свиту, долго вела вооруженное сопротивление, вернулась в Конго и вынудила утомленных войной португальцев заключить с ней мир. Она одевалась в шкуры и имела при себе топор, лук со стрелами и меч. Уже после своего возвращения девушка превратила вооруженную борьбу в профессию, возможно для того, чтобы сохранить свою власть над непостоянным народом; в частности, один из ее милых обычаев заключался в принесении в жертву мужчины перед каждым походом: королевственная особа собственной рукой сносила ему голову с плеч и в присутствии подданных пила свежую кровь. Тирания ее явно поддерживалась женщинами. Отец Кавацци сообщает нам о существовании в регионе другой мегеры из разряда амазонок, намеревавшейся создать государство женщин-воительниц. В начале шестнадцатого столетия с северо-востока в Конго вторглись упорные бойцы из племени джагас (или ягас). Гиганты-каннибалы Лопеца по-прежнему досаждали королевству. Джагасы производили великие опустошения под командованием своего вождя Зимбо. Однако в конечном итоге он потерпел поражение и был оттеснен на юг. Повернув в направлении мыса Доброй Надежды, Зимбо внезапно двинулся на север и, пройдя вдоль побережья, осел на берегах реки Кунене, где основал королевство. После его смерти власть унаследовал один из предводителей войска, которому ее в свой черед передала его жена Муссаса. Их дочь Тембандумба была названа в честь знаменитой супруги Зимбо и была воспитана в духе военных традиций.
Хотелось бы знать, являлись ли воинственные наклонности женщины племени джагас результатом военных событий на Верхнем Ниле, или они были рождены контактом со старинными войсками амазонок Мономотапы. В любом случае Тембандумбу с юных лет одолевали честолюбивые устремления. Чтобы наилучшим образом воплотить их в жизнь, она собрала при себе молодых девушек и вменила им в обязанность заниматься охотой и военным делом. Она отказалась подчиняться обычаю и вступала только в чрезвычайно кратковременные брачные союзы, старательно убивая своих любовников после весьма краткосрочного знакомства с ними. Таким образом, девушка всегда заканчивала старую любовь прежде, чем начинать новую. В порядке самоутверждения она подняла бунт против Муссасы и объявила себя царицей. Тембандумба поставила племя на военные рельсы. Она потребовала, чтобы собственные матери убили всех младенцев мужского пола, всех близнецов и всех девочек, у которых верхние зубы появились раньше нижних. Тела детей, рожденных от связей внутри деревень, заставила истолочь в ступках вместе с травами и превратить в волшебную мазь. Временных мужей следовало ловить, прибегая к силе оружия. Чтобы добиться выполнения своих требований, царица собрала все племя, и, оторвав от груди своего младенца сына, швырнула его в ступу и размолотила пестом вместе с травами и кореньями. Образовавшейся смесью она натерла свое тело, объявив, что отныне стала неуязвимой. Покорившись страсти к подражанию, другие матери последовали ее примеру и затем направились следом за ней на войну. Тем не менее уже вскоре образовалось пассивное сопротивление; младенцев мужского пола прятали, и Тембандумбе пришлось поручать своим офицерам убивать новорожденных мальчиков.
Наконец ей пришлось отказаться от идеи создания женского государства, а на мазь стали употребляться захваченные на войне дети. Племя занималось каннибализмом и практиковало человеческие жертвоприношения; женщин, однако, убивали только по случаю кончины великих вождей, сперва в порядке заимствованного обычая и потом в качестве добровольно вызвавшихся кандидаток на посмертные почести. Тембандумба держала свое племя в постоянном напряжении и правила в основном женскими руками. А потом она покорилась чарам одного из своих мужей и после слишком долгого для себя брака была отравлена им при первых признаках очередной брачной лихорадки. Женщина эта обладала отвратительной внешностью, и магическое зелье не сумело восстановить один из ее глаз, выбитый в сражении. На этом и закончился печальный эксперимент, который можно уподобить преданиям о правлении Валаски в Богемии. Однако Кавацци в первую очередь рассказывает нам об исключении. И если мы предположим, что джагасы принесли наклонности своих женщин к войне и власти из бассейна Нила, эта аномалия становится менее значительной, чем повесть Эдварда Лопеца о королевской женской гвардии, использовавшейся в отчаянных предприятиях, связывающая Конго с Гвинеей и Белым Нилом, таким образом, в известной мере, завершающей этот африканский круг, протянувшийся от Абиссинии до Дагомеи, чьей крайней точкой на западе является колония на берегах Кунене.
Глава 8. АМАЗОНКИ АМЕРИКИ
Когда Христофор Колумб возвращался из своего первого исследовательского плавания, индейцы Эспаньолы сообщили ему о другом острове, называвшемся Мантуимо и населенном исключительно женщинами. Они занимались неположенными их полу делами: стреляли из лука, охотились и воевали. Раз в году они принимали у себя карибов с других островов. Мужчины оставались в гостях недолго, и во время своего следующего ежегодного визита увозили с собой родившихся младенцев мужского пола, в то время как девочки оставались с матерями. Эти женщины помимо лука и стрел пользовались защитными панцирями из медных пластин. Полученные сведения лишь укрепили адмирала во мнении в том, что он находится возле берегов Индии, ибо древние рассказывали об островах, на которых нашли себе убежище ушедшие из Фемискиры амазонки. Кроме того, один из великих соотечественников, знаменитый сухопутный путешественник, венецианец Марко Поло, как нам известно, рассказывал об острове, в котором многие видели последнее их убежище. Хотя до ушей Колумба слухи о таком таинственном острове доходили неоднократно, всякий раз помещая его где-то очень недалеко, великому мореплавателю не было суждено найти его. И не только ему одному - остров этот, известный туземцам Карибского моря во всех подробностях, так и остался ненайденным. Ну а прочие испанские авантюристы рассказывали уже другие истории.
В 1540 году, примерно через сорок лет после того, как Алонсо Пинзоа открыл великую реку Мараньон, Франческо Орельяна прокладывал путь из далекого Перу к Атлантическом океану через Бразилию и, преодолевая многочисленные трудности, исследовал великую реку. По пути он узнал о существовании народа пигмеев, а также людей, головы которых растут на спине, а ступни повернуты в обратную сторону, чтобы любой, кто попытается пойти по их следу, стал искать в противоположном направлении. Кроме того, в местных джунглях существовали люди с хвостами, и озаколеты, - воинственное племя людей с белой кожей, голубыми глазами и длинными светлыми бородами. Однако наиболее настойчивыми были слухи о племени воинственных женщин, живших отдельно от мужчин. Величие и новизна незнакомых европейцам пейзажей и странные истории, которыми потчевали испанцев местные жители, подготовили путешественников к приятию чудес. Поэтому, преодолев чуть больше половины собственного маршрута, приближаясь к реке Тромбетас, соседствовавшей с заросшим густым лесом островом Тупинамбарана, что образован при слиянии Мадеры с Мараньоном, они обнаружили перед собой собравшихся на берегу воинственно настроенных туземцев. Среди них заметили женщин, казавшихся предводительницами, и со всей готовностью решили, что натолкнулись на знаменитых амазонок. В этой уверенности испанцев подкрепили показания допрошенных туземцев, и де Орельяна, восхищенный собственным великим открытием, а, по словам некоторых, движимый желанием представить собственные достижения в более выгодном свете, переименовал реку Мараньон в Амазонку, причем название это впоследствии распространилось на всю огромную провинцию.
Гарсиласо Инка де ла Вега, повествуя об экспедиции Гон-сало Писарро и его лейтенантов, цитирует отца Карбахаля, находившегося в отряде Орельяны. Добрый падре утверждает, что индейцы настолько яростно атаковали небольшую, но хорошо вооруженную испанскую армию потому, что являлись данниками амазонок, внося некоторую путаницу смешением с азиатскими традициями. Однако вместе со своими спутниками он видел десять-двенадцать амазонок, сражавшихся в первых рядах индейцев и командовавших ими с такой властностью, что они не смели отступить, а те, кто все же бежал перед врагом, были забиты дубинками своих собратьев. Эти женщины показались испанцам очень высокими, крепкими и светлокожими; их длинные волосы были закручены на голове, чресла этих особ прикрывали шкуры диких зверей, а в руках их находились луки, которые выпущенными стрелами сразили многих из отряда первооткрывателей.