За время поездки в автобусе удалось собраться и привести в порядок мысли. Разговор с Эл Смит прояснил некоторые моменты. Консультантша сказала, что при желании Дженнер может разместить деньги в анонимный доверительный фонд, чтобы сохранить свою личность в секрете, но есть ли в этом смысл? Когда Дженнер Редвайн, у которой нет даже банковского счета, неожиданно уволится с работы, купит новую машину и переедет в новый дом, все ее знакомые быстро смекнут, откуда ветер дует. А кроме того, Мишель не сможет долго держать язык за зубами. Дженнер любила подругу, но та имела привычку сначала болтать, а уже потом думать. К тому же для сохранения анонимности при доверительном управлении придется действовать через адвоката, поиски которого тоже займут время, не говоря уж о том, что юрист потребует немалый гонорар. Пора дать делу ход.
Дженнер вышла на ближайшей к офису остановке, нашла нужное здание и поднялась на лифте на седьмой этаж. Когда она открыла дверь, все в комнате повернулись в ее сторону. Сердце екнуло. Кто-нибудь вообще дышал, пока она приближалась к длинной высокой стойке? Вряд ли.
Трое посетителей – может, они выиграли какие-то суммы поменьше? – сидели на скамье в ожидании. Один из них разглядывал журнал, но двое других не сводили глаз с нее. Чего они ждут? Боже, неужели ей придется записаться и сидеть в очереди? И без ожидания нервы были натянуты до предела.
Пожилая женщина прилепила на лицо добротную имитацию искренней улыбки, когда Дженнер достигла стойки. С трудом сглотнув, Дженнер вытащила из сумки выигрышный билет, зарплатную квитанцию и водительские права и положила бумаги на столешницу.
– Я выиграла, – полушепотом произнесла она, стараясь не привлекать внимания присутствующих.
Женщина подняла документы, посмотрела на выигрышный билет и расплылась в широкой ухмылке.
– Да, точно выиграли.
Она кивнула людям, засевшим за спиной Дженнер, и те повскакали со своих мест. Дженнер повернулась, и ей в лицо ударила ослепляющая вспышка. Женщина и двое мужчин наперебой стали закидывать ее вопросами, ни один из которых она не могла разобрать. Дженнер попятилась и оказалась прижатой к стойке без возможности сдвинуться вправо или влево.
Один из нападавших наступил ей на ногу. Ну все, с нее довольно.
– Эй! – воскликнула она, почти сорвавшись на крик. – Ну-ка назад! Вы мне чуть ногу не отдавили.
Трое репортеров на мгновение замолчали, и Дженнер воспользовалась наступившей тишиной, чтобы сообщить:
– Меня зовут Дженнер Редвайн.
Глава 4
ЖИЗНЬ НЕВОЗМОЖНО ПОВЕРНУТЬ НАЗАД.
Дженнер уставилась на бумаги в своих руках, пытаясь сообразить, о чем в них идет речь. Только она вылезла из "Гуся" на автостоянке для сотрудников компании "Харвест", к ней подошел невзрачный субъект.
– Дженнер Редвайн?
Пожалуй, к этому времени ей уже пора было поумнеть. Последние две недели, с тех самых пор как она востребовала выигрыш, ее жизнь заполонили люди, желавшие, чтобы Дженнер вложилась в "абсолютно беспроигрышные" проекты, пожертвовала на благотворительность, поделилась или любая другая вариация на тему "дай мне денег". От этого типа следовало бежать со всех ног. Вместо этого Дженнер озадаченно произнесла:
– Да?
Мужчина протянул толстый конверт, и Дженнер машинально взяла его.
– На вас подали в суд. – Этот мерзавец вдобавок подмигнул перед тем, как повернуться и умчаться прочь.
Подали в суд?
– Да у меня еще нет ни цента! – со злостью крикнула она вслед курьеру.
– Не моя проблема, – ответил тот, запрыгивая в белый "ниссан".
Дженнер разорвала конверт, вытащила скрепленные степлером страницы и быстро просмотрела. Чистейшая ярость захлестнула ее, встав красной пеленой перед глазами. Появись в этот момент Дилан в пределах досягаемости, она бы его точно придушила.
– Неприятности? – издевательски хмыкнул один из сотрудников, проходя мимо. – Кто бы мог подумать, что богатые тоже плачут?
Он посмеялся над собственной шуткой, входя в здание завода, а вслед за ним загоготали и все окружающие.
Если бы Дженнер знала или хотя бы догадывалась, как все сложится, то основала бы анонимный фонд и никогда бы не придавала гласности свое имя. И не рассказала бы о выигрыше даже Мишель, пока не получила бы деньги на руки. Не то чтобы Мишель не оправдала доверия, но прошедшие две недели походили на настоящий ад. А теперь еще и это. Дилан подал в суд с претензией на половину выигрыша, утверждая... Вопреки действительности подонок утверждал, что они с Дженнер проживали совместно, имели общий бюджет и купили выигрышный билет вместе, а также кучу другой совершеннейшей чуши.
"Загнали до смерти" – вот самое верное описание состояния Дженнер в прошедшие две недели. Практически с той самой минуты, как ее имя – имя победительницы лотереи – было обнародовано, телефон звонил. И звонил. И звонил. В любой час дня и ночи, пока Дженнер наконец его не отключила. Благотворительные организации, давно потерянные родственники – как правило, настолько давно, что она и не подозревала об их существовании, – люди, предлагавшие уникальную возможность поучаствовать в основании грандиозного бизнеса, друзья, надеявшиеся, что она поможет им в трудную минуту... список был бесконечен. Поначалу Дженнер терпеливо объясняла всем и каждому, что пока не получила ни гроша и, возможно, не получит еще несколько месяцев, но вскоре осознала, что упорство домогавшихся не убавилось ни на йоту. Большинство просто ей не верили.
Она выкопала из сумки телефон и позвонила Эл Смит, ставшей ее островком здравого смысла, ее якорем.
– У меня хотят отсудить половину, – без предисловий сообщила Дженнер, когда мисс Смит сняла трубку. – Мой бывший парень, с которым я порвала накануне розыгрыша, что могу доказать, потому что сразу после звонила подруге, с которой мы отпраздновали это событие.
– Вы проживали вместе? – быстро спросила Эл.
– Нет. Никогда. Он довольно быстро перестал быть желанным гостем.
– Понимаю, что тебе не захочется так делать, но ты должна нанять адвоката. На иск необходимо должным образом ответить, иначе твой бывший выиграет просто потому, что обратился в суд.
Эл порекомендовала юриста по имущественным спорам, и хотя все в Дженнер восставало против расходов, пока деньги еще не получены, необходимость таких трат становилась очевидной, стоило взглянуть в лицо фактам.
– Ну ладно, на одного адвоката я согласна. Может ли Дилан выиграть при любом раскладе?
– Сомневаюсь. Юрист все разъяснит лучше, чем я. Скорее всего, Дилан надеется, что ты откупишься от него, чтобы не платить гонорары адвокатам. Когда ваши представители между собою свяжутся, не удивляйся, если поступит предложение уладить дельце, скажем, тысяч за пятьдесят.
– Он не получит ни одного чертова цента, чего бы мне ни стоили адвокатские расходы, – сквозь зубы процедила Дженнер. Она посмотрела на часы, затем на проходную. Если сейчас не поторопится, то опоздает на работу. – Мне пора, я опаздываю.
– Еще раз повторяю: уволься.
– Мне нужно на что-то жить, пока не получу деньги.
– Так возьми в кредит тысяч пятнадцать-двадцать. Банк с радостью выдаст тебе ссуду просто под твою подпись, безо всякого обеспечения. Отправляйся в отпуск и отсидись где-нибудь, пока все не успокоится.
Эл Смитт советовала так поступить с того самого момента, как имя победительницы стало достоянием общественности, но Дженнер слишком привыкла жить от получки до получки, чтобы отважиться залезть в такие огромные, по ее меркам, долги. Двадцать тысяч – это ведь громадная сумма, пятая часть того, что она предназначила на "общие расходы". По большому счету эти деньги будут потрачены впустую, пущены на ветер, и Дженнер никак не могла заставить себя решиться на безрассудный шаг. Еще рано. Но обстановка на работе становилась настолько неприятной, что она уже не исключала такого варианта.
– Я подумаю. Не знаю, как долго еще смогу терпеть.
Впервые она уступила, хотя бы на малую толику, в своем прежде незыблемом убеждении, что непременно должна работать. Дженнер чувствовала себя виноватой даже за такую незначительную слабость, как будто она уже переметнулась в мир праздных богачей. Завершив звонок, она поспешила к проходной.
Дело было даже не в людях, клянчивших у нее деньги, и даже не в Дилане. А во всем. Сослуживцы обрадовались за нее. Поначалу. А потом пошли ехидные комментарии. Их возмущало, что она до сих пор здесь. Зачем богачке вообще работать? Она крадет работу у кого-то, кто в ней действительно нуждается, считали окружающие, подразумевая родственника, друга или какого-нибудь знакомого безработного. И все объяснения Дженнер, что получение выигрыша требует времени, лишь впустую сотрясали воздух. У нее есть выбор, значит, ей нет оправдания. А может, вовсе и нет никакого выбора. Может, нужно последовать совету Эл, одолжить денег и свалить, получив в качестве бонуса возможность хотя бы на какое-то время стать недосягаемой для Джерри.
Папаша объявился почти тотчас же, как и следовало ожидать. Все началось с телефонного звонка на следующее утро после публикации новости в газетах.
– Ну, здравствуй, моя девочка! – гулко веселилось и радовалось это воплощение отеческой любви, как будто блудный отец не пропадал почти год без ответа и привета. – Умница моя! Мы должны встретиться и отпраздновать это событие!
– Ты где? – спросила Дженнер, не реагируя на предложение "отпраздновать". Уж слишком много народу набивалось "отметить событие", подразумевая, что платить по счету будет Дженнер. Нет уж, хватит с нее отмечаний. Мишель – это особый случай, потому что Мишель и сама платила за выпивку Дженнер в тяжелые времена, а остальные? Ага, ждите.
– А? Да неважно, где я, – жизнерадостно ответил Джерри. – Буду у тебя через пару часов.
– Не напрягайся. Мне пора на работу. А денег, возможно, придется ждать еще два месяца.
– Два месяца! – беспечность сменилась изумлением. – Почему так долго?
Старина Джерри в своем репертуаре, подумала Дженнер. Ну, по крайней мере, не стал притворяться, будто хочет с ней увидеться потому, что соскучился по любимой дочурке или нести тому подобную сентиментальную чепуху.
– Нужно подождать, пока все проверят и обработают все претензии, – выдала она готовый ответ.
– Ну да, не говоря уж о том, что государство под шумок захапает себе проценты с этих двухсот девяноста пяти миллионов пока тянется эта "обработка", – проворчал сообразительный жучара.
– Точно.
Даже по приблизительной оценке, за два месяца государство поимеет на процентах около миллиона долларов, и с этим ничего не поделаешь, поэтому бесполезно убиваться и причитать, какой барыш за это время могли бы принести выигрышные деньги, лежи они на ее банковском счете.
– Ну да ладно. Все равно можем отметить.
– Только если платишь ты. Я на мели.
Это должно было положить конец всем попыткам что-либо отпраздновать. В мире Джерри за все про все платил кто угодно, только не сам Джерри.
– Что ж, ты вроде сказала, что тебе пора на работу, ну, пора так пора. Увидимся завтречка, хорошо?
И виделись. Каждый божий день. Если он не появлялся у ее порога, горя желанием выпить с дочуркой утреннюю чашечку кофе – разумеется, обычный растворимый его не устраивал, – то названивал по телефону, щедро одаривая отеческим вниманием и приводя во всевозрастающее замешательство, потому что раньше он ничего подобного не выкидывал. Дженнер не знала, как от него отделаться, потому что папаша игнорировал все намеки на то, что она не собирается по первому зову становиться его денежным мешком. Если, конечно, высказанную в лицо отповедь можно назвать намеком. Джерри всегда был так зациклен на собственных желаниях, что все остальное от него отскакивало.
Дженнер не могла придумать, как заставить отца уйти. Она даже невольно признала, что какая-то крохотная часть ее души все еще надеялась, что хотя бы раз в жизни Джерри просто порадуется за дочь, а не попытается облегчить ее карманы. Вера и надежда – разные вещи: веры в папочку у нее не было вовсе, но это не мешало надеяться, что леопард все-таки сменит свои воровские пятна.
Тем не менее Дженнер принимала меры предосторожности. Не оставляла сумку там, где отец мог в нее залезть. Если шла в туалет, когда Джерри находился в доме, то брала сумку с собой. Все документы, имевшие отношение к лотерее, а также финансовые бумаги, подготовленные Эл на тот момент, были надежно заперты в банковской ячейке, на аренду которой Дженнер потратила немалую долю своей зарплаты. Ключ от сейфа висел на связке автомобильных ключей, а последнюю она носила в кармане постоянно, на ночь же засовывала под подушку. Всего лишь обычная предосторожность, чтобы папочка не пробрался в "Гуся".
Как только она миновала проходную, к ней подошел начальник смены.
– Дженнер, нам нужно поговорить до того, как ты приступишь к работе.
– Я опоздаю, – воспротивилась она, взглянув на часы.
– Не беспокойся об этом. Пойдем в офис.
В желудке зашевелился холодный тошнотворный комок, когда Дженнер проследовала за боссом Доном Горски в крохотный обшарпанный кабинет со стенами из выбеленных бетонных блоков и некрашеным бетонным полом, на котором стояли видавший виды металлический стол, несколько стеллажей и два стула.
Шеф тяжело бухнулся на стул за обшарпанным столом, однако ей присесть не предложил. Вместо этого почесал подбородок, глядя куда угодно, но только не на Дженнер, и испустил вздох, столь же тяжкий, как и его грузное тело.
– Ты хороший работник, – наконец сказал он. – Но последние две недели ты дезорганизуешь рабочий процесс. Люди...
– Я ничего не дезорганизую, – с жаром возразила Дженнер. – Всего лишь, как и раньше, делаю свою работу.
– Давай назовем это по-другому: ты – причина дезорганизации. Названивают репортеры, дежурят у проходной, люди жалуются. Не понимаю, почему ты до сих пор здесь? Тебе уже не нужна работа, а куче народа – нужна. Так почему бы не оказать всем услугу и не уволиться?
От вопиющей несправедливости захотелось биться головой об стенку. Вместо этого Дженнер расправила плечи и вздернула подбородок.
– Да потому, что мне нужно покупать еду, платить за квартиру и коммуналку, так же как и всем остальным, – почти рыча процедила она. – Уж поверьте, как только я получу свой выигрыш, ноги моей здесь не будет. А что прикажете делать до этого? Спать на улице?
Дон Горски снова вздохнул.
– Пойми, я просто исполняю свои обязанности. Ребята сверху хотят, чтобы ты ушла.
Расстроенная и злая, Дженнер взмахнула рукой.
– Отлично. Тогда увольте меня, чтобы я могла получать пособие по безработице, пока не придут деньги.
– Они не хотят...
– Плевала я, на их желания. Меня волнует, на что мне жить. – Она наклонилась и уперлась руками в стол, в каждой клеточке тела клокотала ярость. – Я платила отчисления на безработицу с шестнадцати лет и до сих пор не получила оттуда ни цента. Хотите, чтобы я уволилась и не подала на вас иск – а уж поверьте, скоро я смогу позволить себе такого адвоката, который годами будет таскать эту фирму по судам и оберет на куда большую сумму, чем пособие по безработице за несколько недель, – сделайте, как я сказала. Увольте, выплатите компенсацию, и меня здесь больше не увидят. Попытаетесь облапошить, и судебные издержки пустят вас по миру. Все ясно? Доведите это до сведения тех ребят наверху, а потом поговорим.
Дженнер с достоинством вышла из офиса, переоделась в уродливую робу и колпак и приступила к работе. Опоздала к началу смены, ну и что? Плевать. В крови все еще бушевала злость, и Дженнер чувствовала себя отлично. Что ж, у нее пока нет денег, но выбор действительно есть, и она только что опробовала один из вариантов.
Окружающие с ней не разговаривали, даже Марго. Дженнер игнорировала их так же старательно. Нетрудно сообразить, что это сослуживцы ходили к руководству жаловаться на нее, наплели, будто она их отвлекает, и настаивали на ее увольнении. Может, надо было каждый день приносить горы пончиков и угощать всех и каждого, но, черт возьми, у нее же нет денег! Неужели это так сложно понять?
Потому что они хотели, чтобы все было по-другому, вдруг поняла она. В их фантазиях большой куш – например, тот же выигрыш в лотерею – означал мгновенное обогащение, решение всех забот и денежных проблем. Эти люди были бы гораздо счастливее, если бы она купила новую шикарную тачку и кормила их сказками о новых элитных квартирах и домах, между которыми не может сделать выбор, позволяя помечтать вместе с ней. А вместо этого она осталась прежней ломовой лошадью. Она их обидела, разочаровала, развенчала их фантазии, и они больше не желали иметь с ней ничего общего.
Примерно через час подошел Дон Горски.
– У меня есть для тебя бумаги на подпись, – сказал он, и Дженнер последовала за начальником, но не в его контору, а в просторный офис наверху, в котором уже находились двое мужчин, которых она мельком видела раньше, но чьих имен не знала.
– Мы согласны на твое предложение, – процедил один из парочки и щелчком пальца отправил сиротливый листок через стол к Дженнер.
Она взяла документ и внимательно вчиталась в каждое слово. В обмен на ее обещание не подавать каких-либо исков против мясоперерабатывающей компании "Харвест" или лично сотрудников компании, ей будет выплачено выходное пособие. Внизу оставалось место для ее подписи.
– Две поправки, – сказала она. – На самом деле даже три. Здесь всего один экземпляр, который, как я полагаю, вы оставите себе. Мне нужна собственная копия. Еще здесь не указана дата увольнения, что позволяет вам выждать несколько недель, пока я не получу выигрыш, и мне тогда откажут в пособии. Ну и в-третьих, здесь нет места для вашей подписи. Не собираюсь одна это подписывать.
Эл Смит много раз повторяла, что нельзя ничего подписывать, пока не прочтешь и не изучишь досконально каждое слово. Она объяснила, на что обращать особое внимание, но у Дженнер была и собственная смекалка, а к тому же целая жизнь бок о бок с Джерри. Папаша умело пользовался любой подвернувшейся или свежеизобретенной лазейкой, поэтому провести Дженнер было очень непросто. Она также переняла некоторые словечки из жаргона Эл, так что вполне прилично разговаривала на языке парней сверху. Судя по их глазам, мелкие ловушки не сработали.
Дженнер протянула бумагу обратно тому мужчине, который толкнул к ней листок через стол.
– Я внесу эти поправки. – Даже без намека на спор он вышел из кабинета.
Его возвращения ждали молча. Прошло минут пятнадцать. Когда переговорщик вернулся, то принес уже два листа бумаги. Дженнер забрала их, тщательно прочитала, сверила и отметила, что добавились поля для подписей – фактически, подпись владельца и президента мясоперерабатывающей компании "Харвест" уже стояла – и что ее увольнение и выходное пособие одобрены сегодняшним числом. Ясное дело, эти типы хотят, чтобы она тотчас же встала и ушла. Отлично.
В молчании она нацарапала свое имя на обоих листах, проследила, чтобы мужчины тоже подписались, где нужно, затем забрала свою копию и аккуратно сложила.
Горски проводил Дженнер до ее шкафчика, где она избавилась от полиэтиленовой робы и колпака, вручила их начальнику и собрала немногочисленные вещи. В последний раз в своей жизни она вышла из этих дверей.